Судьба. Часть 5

                Часть 5.
                Знакомство с Законом.
      

 В подавленном состоянии девчонки вышли из здания райотдела милиции.   
- Что делать то будем, подруга? – грустно спросила Лида.
- Делать то? – на секунду задумавшись, произнесла Лёля, и вдруг озорно тряхнув головой, весело сказала: - Сейчас пойдем оккупантку выселять!
- Какую оккупантку?
- Да ту, что в вашей комнате поселилась, - и Лёлька громко, от всего сердца, рассмеялась.



 Велико, велико было удивление Леокадии Францевны Кадочниковой, ведущей актрисы второго Белорусского драматического театра, когда она, открыв незапертую дверь своей комнаты, увидела сидящих за ее столом двух молодых незнакомок. Впрочем, с одной из них, одетой в порванный на спине ватник, она уже была знакома. То была та самая нахальная девица, которая вчера утром пыталась проникнуть в ее комнату.
 Девицы, весело болтая, пили кипяток из белых фарфоровых кружек. Это обстоятельство чрезвычайно расстроило Леокадию Францевну. Со словами: -  Поставьте мои кружки на место! – она подскочила к столу. Взбешенная наглым вторжением незнакомок в ее комнату, ведущая актриса напрочь позабыла, что кружки эти, как и вся остальная посуда, достались ей в пользование в конце сорок четвертого года вместе с комнатой. Которую любезно предоставил ей ее давний поклонник, и тайный любовник, майор госбезопасности Николай Петрович Пастухов.
- Это наши кружки, - настороженно глядя из подо лба на актрису, глухо ответила Лида. Прижимая к груди кружку, она еще раз угрюмо произнесла: - Это наши кружки. Их папа подарил маме на день рождения.
Леокадии Францевне нужно было бы согласиться с ее словами, но уже не владеющая своими чувствами женщина, ударив Лиду ладонью по щеке, принялась вырывать из ее рук злополучную кружку.
- Ах ты, сука! – взвилась со всего стула Лёлька. В неудержимом, дерзком порыве, она подскочила к актрисе и обеими руками вцепилась в ее роскошные волнистые волосы. Прижимая ее голову вниз, Лёлька несколько раз коленом ударила Леокадию Францевну в лицо. Дикий вой избиваемой женщины перекрыл шум борьбы. Оставив в руках Лёльки приличный клок волос, актриса рванулась к дверям. Но, не добежав до них нескольких шагов, она упала на пол от умело подставленной Лидией подножки.
- Вот тебе! Вот тебе! – целясь в туго обтянутый платьем зад лежащей на полу женщины, кричала Лёлька, нанося изо всех сил, точные удары в нижнюю часть тела актрисы. Подскочившая к ним Лидия, оттолкнув подругу в сторону, с криком: - Дай я! Дай я! – также принялась пинать аппетитный для взглядов мужчин зад Леокадии Францевны своими тяжелыми американскими ботинками. Вой лежащей на полу актрисы стал затихать. Вместо него в комнате слышались ее слабеющие постанывания, соизмеримые с частотой наносимых Леокадии Францевне ударов.
- Что же вы дуры делаете! – голос стоящей у распахнутых дверей старухи Гулидихи, заставил девчат остановиться.
- Бегите, отсюда живо! И прятайтесь где нибудь. Я никому не скажу, что вас тут видела!
 Повинуясь ее приказу, девчата, опережая друг друга, выбежали на улицу.
- Ну, как, как мы ее отметелили Лидка? - задыхаясь, от быстрого бега, восторженно кричала Лёлька.
- Теперь она уже точно с вашей комнаты сбежит, - уверенно произнесла она, останавливаясь в кустах кладбищенской сирени.
- А если все же не сбежит? – оглядываясь в сторону дома, спросила Лидка.
- Тогда мы ее возле театра подкараулим
- А, если она своему любовнику пожалуется?
- А, что он сделает? Ему лишний скандал не нужен. У него чай жена есть. Ни хрена он в эти дела лезть не будет, - уверенно глядя на подругу, произнесла Лёля.

 Не суждено было сбыться Лёлькиным слова, не суждено. Уже в сумерках этого же дня «черный воронок» привез Лиду к полуразрушенному зданию Покровской церкви, на территории которой располагался следственный изолятор.
 Оказавшись в подвале бывшего монастырского здания, Лида задумалась о том, как быстро отыскала ее милиция.
«Не надо было идти к матери. Нужно было бежать из города. Бежать куда глаза глядят. Ведь говорила, говорила мама не соваться к этой мандавошке. Нет, не послушалась. Вот теперь получай!» – горестно думала она, сидя в маленькой холодной камере.
«А, интересно, что с Лёлькой? Ее они не найдут. Ее никто не знает. А, я ни за что на свете не скажу. Даже если пытать будут».
 
Пытать Лидию никто не собирался. Уже утром, когда ее привезли в отделение милиции, она увидела Лёльку в кабинете следователя, которому поручено было вести следствие.
- Обожди в коридоре, - приказал следователь конвойному, и уже обращаясь к Лиде, сказал: - Садись Кудрявцева рядом с подругой.
 Лида присела на стоящую у стены лавку, и, покосившись на следователя, шепотом спросила Лёльку:
- Тебя когда сцапали?
- Полчаса назад, - так же тихо ответила Лёлька, - а тебя?
- Вчера вечером.
- Разговоры прекратить, - отодвигая от себя в сторону протокол допроса, приказал следователь. Он встал, и едва не задевая сидевших у стены девушек, прошелся по узкому кабинету. После чего подойдя к окну, задал вопрос Лидии: - Так скажи мне Кудрявцева, с какой целью, и как, вы проникли в квартиру гражданки Кадочниковой?
- Так это не ее, а наша комната. Мы до войны там жили. А, комнату я открыла запасным ключом. Он в кладовке на гвоздике висел еще с довоенной поры. А, пришли мы с Лёлькой, чтобы сказать этой особе, чтобы она освободила наше с мамой жилье.
- Так, хорошо. А, кто бил Кадочникову.
- Я, - не дожидаясь окончания вопроса, быстро произнесла Лида.
- Нет, я! – вскочив со своего места, воскликнула Лёлька.
- Сядь на место Свирская! – строго поглядев на Лёльку, приказал следователь, - Я тебя уже выслушал. Теперь я хочу услышать правду от Кудрявцевой. Так все же…
Он не успел задать свой вопрос. Дверь в кабинет отворилась и, не здороваясь, в комнату вошел, уже знакомый девчатам по вчерашней встрече начальник райотдела милиции. Девчата по старой лагерной привычке встали при входе начальника.
- Сидите, - не глядя на них, сказал он, и обращаясь к подчиненному, спросил: - Кто это?
Тот, вплотную приблизившись к капитану, вполголоса, так что бы не слышали задержанные, что-то сказал начальнику.
- Ох и дуры! – покрутив головой, сокрушенно произнес тот, - Ладно, давай закрывай дело! Оформляй «хулиганку», а то гебист этот, как его – Пастухов, теребит. Отправляй девок в суд. Суток по пятнадцать им впаяют, и ладно. Трохи поумнеют.

 Маленький зал городского суда был пуст. Конвойный, усадив девчонок на скамью для подсудимых, со словами: - Сидите, - вышел в коридор.
- Что будет с нами Лёлька? – с тревогой глядя на подругу, спросила Лидия.
- А, что будет! Да ни хрена не будет. Слышала, как капитан сказал. По пятнадцать суток нам впаяют для острастки. Ну, и посидим. Нам то, что привыкать, что ли! Не столько сидели, – беззаботно ответила Лёлька.
Лида, соглашаясь с подругой, кивнула головой.
- А, все-таки Лёлька, сидеть то не хочется. Как ни как домой приехали.
- Да может и не посадят еще Лидка. Ты раньше времени в штаны не сцы.
 Разговор девушек был прерван появлением в зале пожилой женщины. Не обращая на них внимания, она прошла к небольшому столу, стоящему чуть в стороне от судейского стола. Присев за стол, женщина привычным движением достала из ящика бумагу и ручку с чернильницей. После чего переставив в удобное для себя положение пишущую машинку, громко зевнула, и отвернулась к окну.
 Девчата переглянулись. Лида, несведущая в вопросах судопроизводства, спросила: - Лёлька это кто, судья?
- Это секретарша, - едва успела пояснить Лёлька. Она хотела рассказать подруге, чем отличается судья от секретаря суда, но не успела. Женщина, сидящая за маленьким столом, неожиданно встала, и громким голосом объявила: - Встать, суд идет! Лида озабоченно покрутила головой в поисках людей, однако в зале никого не было.
- Где судьи? – шепотом спросила она у подруги. Лёлька, не отвечая ей, кивнула головой в другую сторону. У противоположенной  стены, где была еще одна небольшая дверца, Лида заметила невысокого роста мужчину, одетого во френч без знаков различия. Мужчина неспешной походкой направлялся к судейскому столу. В руках судья, а это был именно он, держал с десяток картонных папок с надписью «Дело». Он подошел к женщине секретарю, о чем-то неслышно спросил ее, и только после того, прошел к своему месту.
- Прошу садиться, - произнес он тихим голосом, после чего раскрыв первую папку, сказал:
- Слушается дело по обвинению в противоправных действиях гражданок; Кудрявцевой Лидии Владимировны 1927 года рождения и Свирской Элеоноры Васильевны 1926 года рождения, проживающих по адресу…
 Судья уверенно назвал адрес гражданки Свирской, а вот с адресом второй обвиняемой вышла заминка. Адреса у второй обвиняемой – не было. Именно так было записано в материалах дела.
- Где вы проживаете, гражданка Кудрявцева? – обратился он к Лидии. И та, с волнением начала объяснять судье, что до войны она проживала в 4 Коммунальном доме на Оршанской площади, а теперь, после возвращения из плена, живет в землянках расположенных на склоне холма, в районе 2 улицы Фрунзе.
 Судья недоуменно посмотрел на секретаря, а та, успокаивая его, сказала: - Запишем, «без определенного места жительства», Ваша Честь.

 Владеющий богатым юридическим опытом судья Поздняков, сегодня был поставлен в неудобное положение. С одной стороны ему все было ясно. И действия сегодняшних подсудимых спокойно укладывались в статью о мелком хулиганстве, как и квалифицировал их действия следователь Октябрьского райотдела милиции.
 Но с другой стороны. Ох уж эта другая сторона! Настоятельно рекомендовалось квалифицировать эти действия, как разбойное нападение на гражданку Кадочникову, в ее собственной квартире. И если в первом случае подсудимым грозил административный арест сроком до 15 суток, то во втором – заключение под стражу сроком до 5 лет.
 Юрий Борисович, как юрист не находил состава преступления по статье 316 часть 2, кроме того ему искренно было жаль этих девчушек, которые по глупости своей сидели сейчас перед ним на скамье подсудимых. Но! Это проклятое «НО!». Еще рано утром ему звонили из комитета Государственной безопасности и настоятельно рекомендовали рассматривать данное дело именно по 316 статье. А, портить отношения со столь влиятельной организацией Юрию Борисовичу не было абсолютно никакого резону. Поэтому он, скрепя душой, все же вынес решение о вынесении наказания в виде 5 лет лишения свободы в колонии-поселении каждой подсудимой.
 
Лида, слушая приговор, очень волновалась. Судья тихо и монотонно зачитывал постановление. При этом он несколько раз останавливался, давая время секретарю для занесения записи в протокол.
- Лёля, что он сказал? Я не поняла! Кому пять лет, нам?
Лёлька утвердительно качнула головой
- За-а-а что! – пронзительный крик Лидии заполнил маленький зал суда. Этот крик вспугнул судью. Он на мгновение замолчал, и посмотрел на кричащую девушку. Увидел перекошенное от отчаяния лицо, широко открытые глаза, в которых явственно читался все тот же вопрос. И самой глубине груди Юрия Борисовича стало горячо-горячо. Так уже бывало с ним и ранее, когда ему, под давлением обстоятельств, доводилось выносить не справедливые решения. Он знал, что эта горячая волна, захлестнувшая его тело, есть ни что иное, как его собственная, протестующая в нем совесть. Знал, и ничего не мог поделать, оттого, что сам он был лишь маленькой деталькой в огромной махине правосудия, стоящей на службе у таких вот «Пастуховых».
 С покрасневшим от прилива крови лицом, он, все еще глядя на девушку, тихо произнес: - Приговор может быть обжалован в установленном законом порядке в течении десяти суток.