Раиса Шиллимат

Музыкально-филологические дебри Раисы Шиллимат

Краткая биографическая справка:

Раиса Шиллимат – прозаик, переводчик, литературный критик. Родилась и выросла в России. Имеет музыкальное (окончила Сыктывкарское училище искусств) и филологическое образование: в России окончила Адыгейский пединститут (русистика), в Германии – Рурский университет в Бохуме (славистика, романистика и методика преподавания иностранных языков). Параллельно изучала интернациональную экономику в институте социальных и культурных исследований (ISK) в Дуйсбурге, где получила специальность эксперта по восточной Европе.
Публиковалась в журналах «Крещатик», «Партнёр», «Новый берег», «Литературный европеец», «Мосты», «Венский литератор», «Дети Ра», «Зинзивер», «ФутурумАрт» и других.
В Германии живёт с 1995 года. 
Член интернационального ПЕН-клуба немецкоязычных стран (Exil-PEN-Club, Sektion: deutschsprachige L;nder), Союза писателей XXI века и Союза русскоязычных литераторов Австрии. Победитель многих международных литературных конкурсов, проводившихся в России, Германии и Австрии. В 2010 году награждена медалью «За выдающийся вклад в укреплении позиций русского языка и популяризацию русской культуры за рубежом».


– Раиса, давайте начнём с вашей последней, Берлинской, награды. Точнее – наград: специальный приз «Волшебная лампа» и специальный диплом «За высокое художественное мастерство переводов немецкоязычных писателей» автору внеконкурсной книги «Мотивы любви и смерти». Почему у вашей книги такое название?

– Книга «Мотивы любви и смерти» – сборник переводов немецкоязычных авторов первой половины ХХ века. Это попытка оглянуться на столетие назад, потому, что далеко не все писатели этого времени хорошо знакомы русскоязычному читателю. Первая четверть прошлого века была эпохой модернизма, частью которой стало новое тогда направление – экспрессионизм. Писатели-экспрессионисты во главу угла ставили эмоциональное состояние автора, поэтому почти для каждого произведения, вошедшего в книгу, характерны ярко выраженные душевные переживания, эмоции, замешанные на мистике, почти в каждом есть либо любовь, либо смерть, либо и то и другое. В книгу вошли произведения таких столпов немецкоязычной литературы этого периода как Готфрид Бенн, Роберт Музиль, Франц Кафка и других. Одно из произведений Райнера Марии Рильке называется «Мотив любви и смерти корнета Кристофа Рильке», которое мне очень нравится. Вот по нему, несколько перефразировав, я и назвала свою антологию.

– Как литературный критик, вы читаете произведения других авторов под несколько другим углом. Что бы вы могли сказать о литературной жизни в русскоязычной Германии?

– Литературная жизнь в Германии кипит: по всей стране работают литературные объединения, кафе и мастерские. Издаются журналы, альманахи, авторские (поэтические и прозаические) сборники, романы. Проводятся конференции, литературные конкурсы и фестивали. Литераторам скучать некогда, они не ждут милостей ни от природы, ни от государства, они сами делают свою жизнь насыщенной.

– Если перейти на личности, могли бы вы назвать, например, пятёрку, пусть не лучших, а, скажем так, наиболее заметных, русскоязычных авторов?

– Конечно, могу, вот, пожалуйста, великолепная пятёрка: Владимир Порудоминский, Вальдемар Вебер, Юрий Оклянский, Борис Хазанов, Юрий Малецкий.

– Кстати, а чем, на ваш взгляд, отличается литературная жизнь в России (или на всём постсоветском пространстве) от таковой в иммиграции?

– Литературная жизнь в России протекает в естественных условиях, там на каждую душу писательского населения приходится какая-то определённая часть читательской аудитории, много пишущей молодёжи, то есть молодое поколение перехватывает эстафетную палочку литературы, что обусловлено однородностью языка, культуры и менталитета на огромной территории. В условиях же закрытого пространства иммиграции, на все наши вместе взятые пишущие души найдётся полтора читателя, вот и вся картина маслом, как говорил один известный персонаж популярного многосерийного фильма. А писатель без читателя, простите, – кто? Под влиянием чужеродной языковой и ментальной среды часто происходит переоценка ценностей, меняются пристрастия.
Пишущие по-русски, как правило, в большинстве своём, люди в возрасте, молодёжь переходит на немецкий язык и теряет интерес к русской литературе. А писательские амбиции (куда же без них-то) здесь зашкаливают за все мыслимые красные чёрточки. Есть целые писательские группы, замкнутые на собственную «самовитость». Громко и беззастенчиво вещают они о себе только в превосходной степени: вот мы, де, настоящие, «живые классики» (с надуманными легендами о том, как их запрещали в Советском Союзе, хотя некоторых не публиковали исключительно из-за профнепригодности, если честно сказать). Все же остальные безапелляционно зачисляются ими в подвид графомана недостойного. Умиляют заявления, что публиковать здесь вообще некого, кроме них самих. Иногда просто стыдно всё это слушать, особенно когда журналисты выносят этот бред на газетные страницы. Самое удивительное, что и «Русский дом», и «Русский мир» принимают подобные высказывания за чистую монету.

– Вы получили «Серебряное перо Руси» в номинации «Общественные коммуникации» как представитель Союза российских литераторов Австрии. Почему Австрии?

– Ну, здесь ларчик просто открывался: я ведь член этой организации, поэтому делая презентацию, постаралась осветить как можно подробнее деятельность своего союза, там есть, о чём рассказать. Я не обошла вниманием и Германию, в разные годы рассказывала о газете «Зарубежные задворки» и об обществе «Русско-немецкие фестивали», так что и пера у меня, соответственно, три, все получены за освещение деятельности организаций, поддерживающих русскую культуру за рубежом.

– Теперь, если позволите, пару вопросов личного характера. Из того, что мне удалось «нарыть» в интернете, я узнал, что вы много и разнопланово учились. Как в России, так и в Германии. А чем занималась Раиса Шиллимат на родине?

– Да я, вообще, «многостаночник», хобби у меня такое. Здесь как раз к месту упомянуть, что моё «автономное плавание» началось в 16 лет, когда я получила трудовую книжку. Так что времени хватило на очень многое. На Родине чем только ни занималась: после окончания школы училась в двух учебных заведениях, среднем специальном и высшем. Одновременно с этим растила детей, работала на фабрике, в доме пионеров, в школе, в клубе, в интернате для детей оленеводов, прошла через горнило апокалиптических для страны 90-х годов (со всеми прилагающимися ужасами рынка) и оказалась в Германии.

– Литературный критик, по моему глубокому убеждению, это не столько профессия, сколько образ мыслей. Как сказывается это на ваших интересах, увлечениях?

– Я бы не отважилась назвать литературную критику своей профессией, скорее, в моей литературной практике это эпизод, обусловленный сложившимися обстоятельствами. Поэтому и интересы у меня соответственные: мне хочется, чтобы этот кусочек моей литературной биографии поскорее канул в лету, а я снова предалась бы своему увлечению – придумыванию новых историй. Сейчас готовится к выходу книга – сборник эссе и критических статей. Я думаю, что сборник станет логическим завершением этого эпизода, им я и надеюсь закрыть страничку моей литературно-критической «карьеры».

– Главное дело всей жизни – для вас это не только красивый речевой оборот?

– Я с огромным уважением отношусь к людям, которые чуть ли не с детства нашли главное дело своей жизни, но я не из этих счастливцев, потому что до сих пор всё ещё не могу определиться, что в моей жизни главное, а что побочное. Если в школе меня просто захлёстывала любовь к физике и астрономии, я зачитывалась фантастикой, и все мои помыслы летели на физфак, (в то время физика была в большом почёте), то несколько позже меня вдруг, за компанию с друзьями, повернуло на девяносто градусов и занесло в музыкально-филологические дебри. Вот по ним до сих пор и брожу. Музыку, которой я занималась с необыкновенной страстью, давно оставила, через несколько лет после получения диплома. Уже здесь, в Германии, увлеклась изучением языков, и опять со страстью. Надо сказать, ни разу не пожалела, что стала чистым гуманитарием.

– А как вы относитесь к так называемым женским романам, массовой литературе?

– И что с ними, с женскими романами? Если выпускаются – значит, читаются. На вкус и цвет товарищей нет. А о том, кто и что читает, это разговор другой. Согласитесь, ни одно издательство себе в убыток неликвид выпускать не будет. Коль и здесь рыночным отношениям есть что сказать, значит, действует закон: спрос рождает предложение, массы заказывают музыку. Поэтому и литература становится так называемой массовой, то есть, ширпотребной. Другое дело – мне не совсем понятно гендерное определение литературы: женская. А что, есть ещё и мужская? И что, первая – паралитература, а вторая – настоящая? Очень в этом сомневаюсь. Для меня важно только одно – уровень написанного.

– Кстати, а сами вы женские романы читаете?

– Однозначно: нет.

– Согласны ли вы с тем, что литература сегодня – больше развлекательное чтиво, нежели инструмент воспитания? И, если так, то хорошо это или не очень?
– Литература как инструмент воспитания хороша в школе, когда идёт формирование личности. Вот тогда её значение трудно переоценить, да и то результаты бывают разными, если педаль пережать, то можно добиться эффекта, обратного желаемому. А развлекательность, это всего лишь одна из функций, и, сдаётся мне, не самая плохая. Я не такой большой знаток всего того, что сегодня появляется на книжном рынке, этим надо просто специально заниматься, анализировать, а потом уже давать какие-то оценки. Тем не менее, мне кажется, что книг самой разной направленности выходит много, на любой вкус: кто хочет чему-то поучиться, пополнить свой интеллектуальный багаж или обогатить духовность, может выбрать для себя познавательную, воспитательную или философскую литературу, а кто хочет развлечься, тот читает что-то лёгкое. Поэтому я бы не говорила о современной литературе в целом так огульно.

– А могли бы вы пожелать некоторой части современных авторов: «Если можете не писать – не пишите!»? Или главная ценность литературы в ее многообразии, даже если оно во многом негативное?

– Вы знаете, не могу я таких пожеланий высказывать. Это Толстой имел право так говорить, а я не имею. Есть народная мудрость – из-под смеха люди бывают. Во-первых, может быть то, что кажется нам сегодня нелепым и смешным, обгоняет своё время. Во-вторых, зачем людей обижать? Некоторые, действительно, пишут слабо, но ведь они, тем самым самовыражаются. Самореализация – естественное стремление каждого индивидуума, по-другому не бывает. Может статься, в нашей жизни, богатой стрессами, возможность писать кому-то спасёт жизнь, а кого-то убережёт от похода к психиатру. Конечно, эта же возможность может в кабинет психиатра и привести, но тут уж остаётся сказать только одно: неисповедимы пути Господни. Поэтому, будем гуманистами. Если могут – пусть пишут, всё равно сепаратор под названием время отделит сливки от сыворотки. Не стоит спорить по этому поводу до хрипоты.

– То есть, признанье так и будем дарить в основном мертвым? И издательствам удобно – не нужно платить авторские гонорары…

– Ну почему сразу мёртвым-то? Мы же говорим о рекомендациях не писать в случаях, которые кажутся пограничными. Вдруг это вовсе не завиральщина, как нам кажется, а какой-нибудь невиданный доселе творческий эксперимент, который станет началом нового направления. К тому же, в уровне многих пишущих совершенно не приходится сомневаться, некоторые писатели добиваются признания при полном здравии, и даже в довольно молодые годы. Ведь никому же не придёт в голову давать рекомендации не писать прозаику Захару Прилепину или поэтессе Марии Ватутиной. А издательства в последнее время повсеместно практикуют не просто не платить авторам, вне зависимости от того, хороши они или не очень, а ещё с них же деньги и брать. Но это, опять-таки, как ни крути, обусловлено законами рынка. Поэтому, будем выживать.