Вертолет с первыми лицами

   Прошлой осенью мне позвонили «оттуда» и сказали, что надо бы полетать по области на вертолете. Краем уха я слышал, что пресс-служба губернатора замыслила грандиозную акцию, пригласив с визитом в область главных редакторов (никак не ниже!) практически всех ведущих СМИ страны. Вот он, мой звездный час! Это даже не пятнадцать минут славы, которые выпадают на долю каждого среднестатистического жителя планеты. Оценили! Как-никак старейшина собкоровского корпуса. Можно сказать, дуайен. Без малого сорок лет в журналистике…

    Благо, был я тогда один, и никто не увидел, как на мою мужественную вогуло-остяцкую скулу выкатились две скупые слезинки…

    Следом в душе заворочался червячок сомнения. Если полетит мой главный редактор, то зачем в том вертолете еще и я? В качестве ходячего диктофона? Чем это мы заслужили столь сногсшибательный уровень представительства нашей отдельно взятой газеты? Ну, или это что-то вообще умопомрачительное!

   В тот же день позвонил мой главный редактор и сказал, что скорее всего он не полетит. И дальше скороговоркой о том, что с элитным пресс-туром в нашу область происходит что-то непонятное. Приглашенные главные редакторы стали один за другим передавать эту почетную миссию своим первым замам, а те норовили спустить ее еще ниже. Так что вообще неясно, кто в итоге окажется в том вертолете. А ему как главному редактору такая пестрая компания – не по статусу. Так что участие в вип-туре от лица газеты возлагается целиком и полностью на меня.

    Я слегка огорчился. С другой стороны, первые замы – это тоже неплохо. Конечно, не «главный калибр», но ведь именно из них часто получаются потом  самые главные редакторы. И еще непонятно, кто на самом деле там главнее…

   Самолет с гостями из столицы ожидался к вечеру. Для сна еще рано, для дела после долгого перелета – поздно. Зато самое время для ночной экскурсии по нашему знаменитому зоопарку, который до конца бился в конкурсе за звание восьмого чуда света всей России и в итоге вошел в число финалистов. Там, у ворот зоопарка, с его директором и еще парой-тройкой причастных людей мы и поджидали высоких московских гостей.

   Директор нервно курил «Беломор», которому не изменял, кажется, со времен послевоенного детства. Как оказалось, за свою долгую и разнообразную жизнь он еще ни разу не водил экскурсии по ночному зоопарку и намеревался сделать это впервые. Но за директора я был спокоен. Этот легендарный человек, которому зоопарк был обязан всем, еще в советские годы по очереди обходил всех значимых начальников и требовал увеличить фонды для зоопарка. Говорил он буквально следующее: «Людям  еще можно объяснить, почему в продаже нет мяса даже по талонам. А как объяснить это льву или тигру? Они же - хищники!» В городе недобро поговаривали, что из-за его зверей у нас люди недоедают…

   Я стоял подле легендарного директора и видел его реакцию, когда из двух подъехавших микроавтобусов стали бодро выгружаться… нет, не грузные дядьки, похожие на первых замов, и даже не люди средней упитанности и того же возраста, в которых смутно угадывались бы вторые замы… Черт, пусть даже третьи! У ворот зоопарка быстро образовалась стайка неуловимо похожих друг на друга мальчиков и девочек с прикольными рюкзачками за спиной и в модных молодежных шмотках. «Дискотека 2000-х!», - шально мелькнуло у меня в мозгу.

    Натуральный шок не позволил нам с первого раза разглядеть за спинами этой «золотой молодежи» людей посолидней. А там топтались, как оказалось, вполне взрослая представительница РИА «Новости», а также сводный отряд корреспондентов ИТАР-ТАСС, включая очень даже зрелого фотокора, который доставил мне потом немало хлопот. Но эти, быть может, по-своему замечательные молодые люди и близко не походили на «первых лиц» ведущих СМИ страны.

    Как в открытой книге, на бледных лицах сотрудников пресс-службы губернатора я читал пережитое ими потрясение, когда вместо ожидаемых «тяжеловесов» с трапа самолета в аэропорту соскользнула эта легкомысленная компания. Удар был сильный! Но и выучка у закаленных ветеранов пресс-службы губернатора была неслабой. Они быстро взяли себя в руки, и наш пресс-тур покатился дальше по намеченной колее.

   Как оказалось, зоопарк был не очень-то приспособлен для ночных экскурсий. На главных аллеях царил полумрак, да и вольеры с животными были плохо освещены. Предательская темнота скрадывала от взоров гостей главное достоинство нашего зоопарка – необъятные, а порой и просто неправдоподобные размеры вольеров для разных диковинных зверей. Но директор не унывал. Скорым шагом он повел экскурсию в сторону крытых павильонов, где горел яркий свет. Так что в итоге московские гости все же получили свою порцию впечатлений. Очень порадовал всех нас павильон с обезьянами, которые, впрочем, уже укладывались спать, что было вполне предсказуемо с учетом юного возраста большинства экскурсантов.

   Под конец директор четко вырулил к бревенчатой постройке в стиле избушки Бабы-яги, в которой я с трудом опознал в темноте главное кафе зоопарка. Здесь уже был накрыт стол для ужина. Стол выглядел как престол – избыточно богато и очень кинематографично. Кажется, над столом потрудился даже дизайнер. Через одного на лицах рассевшихся за столом гостей читалось явное замешательство. Кажется, только сейчас до них стал доходить смысл происходящего. Убранство стола и подбор дорогих напитков истошно кричали, вопили во все горло, что да, да - тут ждали дорогих гостей! Но уж никак не рядовых писак, стрингеров и стажеров, а как минимум царственных особ!

   Впрочем, неловкость первых минут таяла по мере наполнения стопок. Я проклял все на свете, что поехал на этот феерический ужин «со своим рулем».  Моя машина мирно дремала у входа в зоопарк. Тем временем мое внимание привлекло огромное блюдо на столе, напоминавшее гигантскую серебристую рыбину. По всей его поверхности были прихотливо выложены (опять дизайнер?) очень соблазнительные на вид горки мяса самых разнообразных сортов.

    Я стал  вспоминать известные мне сорта мяса: говядина, свинина, баранина, конина… Ну, может, еще крольчатина – с учетом специфики зоопарка. Но художественно выложенных горок с жареным мясом было гораздо больше. И одни особенно трогательные жареные ребрышки подозрительно напоминали мне сибирского козерога или антилопу-гну. Неужто наш легендарный директор пошел на преступление? И ради статусного «главного калибра» всея СМИ решил подать к столу вымирающих зверей из Красной книги? Гигантским усилием воли я отогнал от себя эту мысль, вспомнив, какой у нас правильный и неподкупный директор зоопарка. Скорее он человека отдал бы в разделку на шашлык, но не любимую зверюгу…

   Мои манипуляции над блюдом с неопознанными ребрышками не остались незамеченными. Время, повторю, было позднее, и пекущиеся о фигурах едоки, а таковых оказалось даже больше среди мужчин, чем среди в общем-то нетолстых женщин, были вынуждены ограничивать свои аппетиты. Но моя откровенно исследовательская дегустация ребрышек, похоже, сорвала все запреты. Даже крепившиеся изо всех сил субтильные барышни вскоре набросились на еду, как голодные звери. Так что под конец застолья мы все сидели на псевдодеревенских лавках с отвисшими почти до колен животами и осоловевшими глазами. Спать хотелось смертельно!

    В перерывах между тостами гости выбегали на улицу покурить. Я увязался следом. Но не ради пагубной привычки, а в надежде потолковать накоротке с давним знакомцем из пресс-службы губернатора. И такой момент выдался. Из осторожности я начал весьма академично развивать тревожившую меня мысль: «А ведь такое низкое представительство говорит и об отношении федерального центра к нашей области…»

   - Да ладно! Не гони! – огрызнулся знакомец. – Не в газете…

   - Ты что, телевизор не смотришь? – подключился  второй собеседник. – На той неделе уже два вертолета подряд грохнулись…

   - А перед тем еще и «тушка» с пассажирами… Всех размазало в мясной фарш!  У тебя что, проблемы с интернетом?

   - Эти… редакторы, -  с ожесточением произнес знакомец, - стали увиливать, когда узнали, что надо будет лететь на вертолете. Кто ж знал, что все так сойдется?! Погорячились мы с этим бортом!
 
   - Но ведь это же вертолет… самого губернатора! – не выдержал я.

   - А Лебедь на каком летал? И где он сейчас?! И те журналюги, что с ним увязались…– вернул меня на землю мой безжалостный собеседник.
 
   - Царствие небесное! – машинально поднес я ко лбу скрещенные персты.

   Для одной минувшей недели и впрямь было слишком много разных трагических происшествий в небе. Но я привык относиться к таким событиям с изрядной долей фатализма. Тем более что впрямую меня это не касалось…  Когда-то мне довольно часто приходилось пересаживаться на вертолет. Я был тогда собкором большой газеты в маленькой, но гордой и чрезвычайно горной республике. Удивлять читателей большой газеты мне было особенно нечем, кроме как почти ежедневными землетрясениями и коварными селями. Сель, кто не знает, это такой  крутой замес из грязи и камней, который срывается с гор внезапно и подбирается к своим жертвам почти бесшумно – спастись от него нет никакой возможности!

   И вот я, чтобы не вылететь из газеты досрочно, зарядился летать в эпицентры сильных землетрясений и разрушительных селей, радуя читателей большой газеты жуткими подробностями. Однажды пришлось мне полететь к подножию самого высокого в стране «семитысячника» под названием пик Коммунизма. Наш вертолет, как чумной, бешено молотил лопастями разреженный воздух в горных расщелинах, почти касаясь брюхом заснеженных вершин. А вниз уходили такие жутко разверстые пропасти, что если бы упасть нам туда, то никто бы вовек не нашел наши изломанные тела. Там и сесть спасателям в принципе негде!

    Но вот удивительное дело – страха не было! Вертолеты тогда у нас не падали. Тем более не падали у нас тогда самолеты. Раз об этом не писали в газетах и не говорили по телевизору, то этого как бы не было вовсе. К тому же я находился «при исполнении» и был абсолютно уверен, что никакая беда меня не коснется. За это безрассудство меня чуть не накрыло повторной волной землетрясения в развалинах памирской гостиницы, в которой из всех постояльцев отважился заночевать один я. А умудренные аборигены всю ночь жгли костры во дворе и слонялись вокруг них, стараясь не заходить ни под какое подобие крыши или навеса. «Ты там не лезь в самое пекло! - говорили сердобольные стенографистки в редакции, которым я диктовал свои репортажи. – Ты еще нужен Быстрову (редактор отдела – авт.) живой…»

   Запоздалый страх лизнул предательски мое сердце. Мне захотелось быстрее уйти домой. И там, во благе и защищенности домашнего лежбища, крепко поразмыслить, на кой черт вообще сдался мне этот вертолет?! Я незаметно отделился от компании курильщиков и направился к выходу из зоопарка.

   - Стой! – окликнул меня знакомец. – Тебя одного охрана мигом слотошит. Даны указания… Усиление и все такое. Охрана-то как для випов…

   - Я с документом, - помахал я в воздухе редакционной «корочкой».

   - Не поможет… Они шутники здесь. Посадят до утра в настоящий обезьянник… к гориллам. А утром поздно уже будет личность выяснять…

   - Шутишь! – не поверил я.

   - Какие шутки! – на полном серьезе вещал знакомец.- Они так всех бомжей в округе распугали. Боятся теперь сунуться в зоопарк! А раньше ничего не помогало! Лезли во все щели, как тараканы! У львицы прямо из клетки сперли говяжью ляжку…

   Не поверив ни одному слову, я был вынужден, однако, повернуть обратно. Перспектива провести ночь в клетке с кем-то из приматов, а они безобидны только внешне, показалась мне малопривлекательной. Пир длился уже довольно долго, то затихая, то возобновляясь с новой силой, как океанский прибой. И я досидел на том пиру до конца, испив полную чашу горестей трезвого человека. Каждый, наверно, знает по себе: в окружении крепко выпивших людей практически невозможно сохранить ясность сознания. Градус общения в такой компании гораздо выше обычного, и сам ты против воли начинаешь как бы хмелеть, громко
говорить и жестикулировать.

   На мгновение мне показалось, что из-за бревенчатой стены высунулась волосатая рука, похожая на обезьянью, но без тулова, и шкодливо начертала поверх бревен большими горящими буквами загадочные письмена: «Менэ. Тэкел. Фарэс». Вот оно что! Пир Валтасара! А я весь вечер искал сравнение… Другие известные пиры, к примеру, лукуллов или пир во время чумы - не совсем  точно отражали бы своеобразие нашего застолья.

    Я повернул голову и вдруг увидел такое, от чего застыл с вывернутой шеей, как степной сурок в стойке над своей норкой. Над барной стойкой, из-за которой выглядывала, принужденно улыбаясь, симпатичная дочь директора зоопарка, висело аварийное табло с подсветкой наподобие тех, что помещают в проходах и над кабиной пилотов во всех самолетах. Табло мигнуло, и в глаза мне ударила надпись крупными буквами: «Не лети завтра! Умрешь!»

   Черт, примерещится же такое! Я приблизился к барной стойке. Там и впрямь висело табло, но, конечно, не самолетное, а обычное жидкокристаллическое с бегущей строкой, какое можно встретить и на городском троллейбусе. По черному монитору плыли зеленые буквы: «Мы рады приветствовать вас в нашем зоопарке!» Бред!

   Чтобы сбросить наваждение, я вышел на воздух. Пусть меня обдует… К тому же надо было узнать наконец, кто полетит завтра с нами в качестве сопровождающего от пресс-службы губернатора. Обрывки разговоров об этом я слышал еще перед экскурсией у ворот зоопарка. Если б летел, как намечалось, «главный калибр», то это был уровень начальника департамента информации. Если б замы главных редакторов, то и тут соответственно кто-то из замов. Да, статус нашего пресс-тура непоправимо понизился, но не катастрофически же! Приглашенных журналистов позиционировали как гостей губернатора. Значит, должна лететь недавно назначенная пресс-секретарь губернатора, получалось по моим прикидкам.

   Однако в качестве провожатого мне предъявили какую-то мутную девушку. О себе она говорила скупо и неохотно, как под пыткой. И взгляд у нее был какой-то ускользающий… Получалось, что какое-то время она жила и работала в нашем славном городе. Но не так давно перебралась в столицу. Опять же из недомолвок и экивоков следовало, что нацелилась она на место в постпредстве области при правительстве. Но там пока как-то сложно все с работой… Каким-то боком она была причастна к организации пресс-тура, и когда ей предложили полететь, она не стала ломаться… Короче, готова побороться за место под неласковым московским солнцем даже с риском для жизни.

   Эту девушку было не жалко. Поэтому ее и решили запихнуть в один вертолет с нами. Похоже, на нас смотрели как на смертников…

   Я был почти уверен, что завтра у вертолета случится массовая истерика, и никто никуда не полетит. Так что вопрос о моем неучастии отпадет сам собой. Не хотелось бы потом слышать вонючие шепотки за спиной: мол, сивый уже мерин, а струсил… Но и проигнорировать столько зловещих предзнаменований с моей стороны было бы неразумно!

   С утра, однако, все завертелось колесом. Фотокор ИТАР-ТАСС начал скандалить еще в гостинице, откуда мы забрали отдохнувших и переодевшихся в чистое (еще один недобрый знак?) московских гостей. Суть его претензий сводилась к двум словам: долой иллюминаторы! Точнее, он требовал открыть в полете дверь вертолета, чтобы снимать сверху незамутненной оптикой. Это мы, дилетанты, можем сколько влезет щелкать своими «мыльницами» через стекла иллюминаторов, а он, профессионал высокой пробы, должен выложить безукоризненные фотографии на главную ленту ИТАР-ТАСС.

    Я знал кое-что о вертолетах. Если там раздвижные двери, как у большинства вертолетов МЧС, то дверь можно попытаться открыть, хотя и это чрезвычайно рискованно. Если же дверь «на веревочке», то есть откидная, которая выполняет еще и роль наземного трапа, то пытаться открыть ее в полете – это верная гибель! Дверь просто сорвет ветром, если еще раньше вертолет не грохнется, потеряв управление из-за разгерметизации пусть даже на высоте птичьего полета.

    Борзому фотокору я твердо сказал, что такое решение может принять только командир экипажа. Но давить на него я не позволю. Прослежу за этим лично. Так как не хочу гробануться сегодня спозаранку из-за чьей-то глупой ретивости. Но безбашенный фотокор не угомонился. Он пытался вовлечь в дискуссию не только своих пишущих коллег из ИТАР-ТАСС, но и всех прочих, а также взывал к представителю пресс-службы губернатора. Но тот хранил уклончивое  молчание, а потом и вовсе повернулся спиной, давая понять, что не желает влезать во внутренние разборки практически уже смертников…

   Я понуро побрел к вертолету, понимая, что беспокойный фотокор реально опасен, и за ним нужен в полете догляд. Вчерашние гости зоопарка стояли небольшими группками на взлетной площадке. Что с ними такое? Они опять выглядели неуловимо похожими, хотя практически все сменили одежду. Обтягивающие джинсы с прихотливыми карманами, креативные футболки, невесомые летние курточки… И особенно всех  их роднили модные дорогущие кеды. Эти люди явно одевались в одном бутике.

    Вертолет уже прогревал двигатель на малых оборотах, и журналистский десант неуютно поеживался и по-черепашьи втягивал головы в плечи, стараясь защититься от нагнетаемого лопастями ветра. Где-то я уже видел это… Они вдруг напомнили мне стайку «отказных» детей у роддома, откуда много лет назад вернулась жена с нашей крошечной дочерью. Роддом находился неподалеку от нашего прежнего жилища, и я потом часто на него натыкался в своих суматошных метаниях молодого родителя. В одном крыле роддома рожали, а в другом помещались уже подросшие «отказники». Пару раз я случайно видел, как их выводили на прогулку. В одинаковых темно-коричневых капюшонах они напоминали невеселых гномов. Играть весело у них не получалось, а во всем их облике сквозила брошенность…

    У меня защемило сердце. Нет, не могу я бросить этих одинаково-дорого одетых и выглядящих при этом брошенными детей! Вон как они на меня смотрят! В их глазах я выглядел, наверно, этаким сибирским увальнем, крупнотелым  надежным дядькой с седой уже головой, самым старшим из них, который много чего понимает в вертолетах. И сам летал неоднократно… Короче, тертый крендель!

   В вертолете я по-хозяйски занял место у штабного столика, за которым в обычной жизни скорее всего должен был располагаться сам губернатор. К окошку тут же попросилась хрупкая девушка с испуганными глазами в пол-лица. Кажется, она представляла интернет-версию некогда могучей рабочей газеты с умопомрачительным тиражом. Однако же интернет-барышню потряхивало от страха.

    Страх сгустился в салоне до плотности бетона. На паренька из «Огонька» было больно смотреть. Страх поселился в глубине его зрачков и пробивался наружу тугими мутными толчками, превращая глаза в незрячие бельма. Не хватало, чтобы он закричал тут от объявшего его ужаса! Тогда коллективная истерика точно гарантирована… Девчонки тоже трусили отчаянно. Уж эта мне слабая половина человечества! Стоило, однако, одной из них заговорить или достать из сумочки «мыльницу» или солидный цифровик, как девчонки тут же  самозабвенно отвлекались на разговоры, на рассматривание содержимого своих сумочек и мобильников. И как ни в чем ни бывало принимались щелкать в иллюминаторы проплывающие внизу виды.  Страх как пришел, так и отлетел – легко!

    Когда вертолет на взлете заштормило сразу в двух плоскостях – по горизонтали и вертикали (винта-то два!), дрогнули даже наши доблестные кураторы из ИТАР-ТАСС. Один из них, заметно волнуясь, как-то очень требовательно приступил ко мне с расспросами. А как часто летает сам губернатор? Или вот я, к примеру, когда летал последний раз? А где мы сейчас летим? А что это за дорога там внизу под нами?

   Я бодро отвечал, что в сезон, типа посевной или уборочной, губернатор летает по области не реже двух-трех раз в месяц, а то и чаще. Сам я летал буквально в прошлом месяце, что было неправдой, но во спасение. И вообще попасть на борт губернаторского вертолета для журналиста – плевое дело. Пишешь заявку в пресс-службу, там ее рассматривают, и ты с ближайшим рейсом воспаряешь к небесам. Что было уж совсем ложью…

   Стоило мне закрыть рот, как мои слушатели начинали тревожно крутить головами, словно недокормленные кукушата в чужом гнезде, и в меня незамедлительно летел новый вопрос. Я понял, что мой голос убаюкивает их. Такой акустический «маячок» в адском шуме винтов, который посылал им надежду на спасение…

   «Посмотрите, - говорил я, указывая на зеленый островок внизу.- Перед вами типичный березовый колок. Небольшой лесок из берез, чаще всего круглой или полукруглой формы, в окружении пашни…»

   - Колок? Что еще за колок?! – капризно раздражались мои подопечные на чуждое московскому уху слово.

   Одним глазом я неотрывно следил за метаниями по салону неуемного фотокора. Он уже дважды приступал к экипажу с требованием открыть люк. Но командир бросал в ответ что-то отрывистое и отрицательно мотал головой. На всякий случай я был готов в любой момент броситься к люку и закрыть его, если потребуется, то и своим большим телом. Я довольно быстро исчерпал весь свой запас знаний о тех местах, над которыми мы летели. Тоже мне, нашли краеведа! И вынужден был перейти, отбивая хлеб у принимающей стороны, к рассказу о знаменитой агрофирме, где нас, собственно, и должен был высадить вертолет. Закрыл я рот только тогда, когда внизу замелькали узнаваемые виды «коровьего царства», и вертолет стал заходить на посадку.

   На земле нас ожидал шикарный автобус представительского класса, какой не сразу встретишь и в большом-то городе. Посреди пажитей он выглядел довольно диковинно, как если бы в прежние времена интуристовский «Икарус» заблудился в сибирской глубинке. От лакированного бока автобуса отлепилась и пошла в нашу сторону группа встречающих – здесь была вся аграрная верхушка региона, включая зама губернатора по селу и министра сельского хозяйства. Во взглядах принимающей стороны отчетливо читалось два смешанных чувства – любопытства и жалости…

   Но даже среди чиновников такого ранга в чистом поле не потерялся человек невысокого роста в темной куртке и простецкой кепке, которая не могла скрыть его луноликую среброголовость. Как на железный штырь, я натолкнулся на стальной прищур знакомого взгляда… Нас вышел встречать сам Патриарх – стократно заслуженный бессменный глава этого легендарного хозяйства. И сам давно ставший живой легендой среди аграрников. Коротко дернув мою руку вместо рукопожатия, он придвинулся ко мне и забубнил в ухо: «Забыл колхоз. Совсем забыл…»  Я попробовал отшутиться. Мол, тут у вас тоска смертная, образцово-показательная. У вас же ничего не происходит! Какой в том интерес для федерального собкора? Но дело оказалось серьезнее, чем я думал.

   И потом, когда после дежурных речей и ставших модными презентаций – области и самого «коровьего царства», нас повлекли на экскурсию по хозяйству, словно невзначай оказавшись рядом, Патриарх бубнил мне в спину, в бок, но чаще уже вдогонку: «Забыл колхоз. Совсем забыл…» Я стал лихорадочно перебирать в памяти события минувших дней. Неужели я пропустил что-то такое, что требовало бы моего присутствия или совета?

   Это было всего единожды. Тогда впервые за долгие годы нашего знакомства я видел Патриарха растерянным. Только что вышел чудовищный ельцинский указ, по которому коллективные хозяйства типа колхозов и совхозов подлежали ликвидации в течение одного месяца. Мы уединились с Патриархом в его пустом кабинете. Говорили мало, больше молчали. Он осторожно выспрашивал меня о столичных новостях. Перед тем я неделю провел в редакции своей газеты в Москве и был для него ценным источником информации.

     - Они там что, совсем чокнулись? – загорался периодически Патриарх, как шведская спичка. – Это же преступление – раздербанить такой колхоз!  А Чубайс этот, он кто по национальности?

   Совсем некстати мне вспомнилась вариация на тему суперпопулярной в ту пору песни Добрынина «Не сыпь мне соль на рану!» Звучала она так: «Не лей мне чай на спину!» Патриарх ничего подобного не заслуживал – ни соли, ни тем более спитого чая на свою натруженную спину. Я стал уводить разговор в сторону на стезю общеполитической дискуссии. Мол, а что им еще остается? Рейтинг у царя Бориса всего 6 процентов. Вот кто-то шибко умный из его окружения и придумал эту каверзу. Если быстро поделить собственность, в том числе и землю, то можно создать средний класс собственников, на который они смогут опереться политически. Ну этих, мать их так, фермеров… Только надо делать все быстро! Времени у них  в обрез.  Коммуняки совсем обнаглели, наступают на пятки и дышат в затылок!

   - Тяму не хватило бы у одного рыжего на такую подлянку! – вскричал с сердцем  Патриарх. – Там вся шайка в доле! А главный закоперщик приватизации – Гайдар, индюк шепелявый!

   - Причмокивающий, - механически поправил я.

    Ну, не люблю я страшно неточность выражений!

   Патриарх пригвоздил меня к месту своим стальным взглядом-штырем и глухо спросил:

   -  Как думаешь, надолго эта власть?
 
   - Никто не знает… Про большевиков вон тоже думали, что они ненадолго…

   Будучи по натуре своей осторожным крестьянином, Патриарх не привык ссориться с властью в открытую, но всегда находил способы обхитрить эту власть. И тут он не стал саботировать известный указ, но исполнил его лишь формально, поделив землю в хозяйстве на условные паи. Однако же закрутил гайки еще туже и железной рукой удержал колхоз от распада. А когда понял, что в новых условиях гарантией от развала является контрольный пакет акций, то и довел свою личную долю в хозяйстве до искомого процента.  Теперь он главный акционер в своем колхозе, и любые разрушительные веяния сверху для него – не указ.

   И тут меня осенило. Юбилей! Так вышло, что я пропустил очередной юбилей легендарной агрофирмы. Не отметился «датской» заметкой. Извините, господа-товарищи, но с каких пор это стало считаться смертельной обидой? Одной заметкой больше, одной меньше… Тем более что Патриарх всегда самолично рулил пиаром своего могучего колхоза, как, впрочем, и самопиаром, которому прекрасно знал цену. Публикации о нем и его хозяйстве регулярно появлялись в местной прессе, сюжеты то и дело мелькали по телевизору. А если случался более-менее «круглый» юбилей, то по уже заведенному порядку нанималась бригада литературных «негров», которая и варганила к сроку очередную книгу. У меня дома таких книг набралось уже на небольшую библиотеку. И в этот приезд всем журналистам вручили по увесистому фолианту в твердой обложке. Шикарный глянец, солидно, дорого… Денег не пожалели.

    Теперь мне надо «по любасу» остаться. Невыносимо слышать за спиной этот бубнящий глас: «Забыл колхоз. Совсем забыл…» Любая обида из уст такого человека чревата дипломатическими осложнениями. К тому же надо ловить момент! Такое не часто бывает, когда практически все аграрное лобби временно доступно, открыто и беззаботно. Пасутся себе на травке, как молодые телята. Вырвались в поля… А если потом в городе прорываться к каждому из них по одиночке, назначать и переносить встречи, париться в приемных, на это точно уйдет пара месяцев. А тут быстренько перетер на ходу накопившиеся вопросы, вплоть до самых сокровенных и труднорешаемых – и, считай, свободен на полгода от официальных визитов.
 
   …Меж тем близилось время обеда. Наступление этого момента я ожидал с интересом. Еще с советских времен чуть ли не еженедельно Патриарха осаждали из области одинаковыми просьбами – устроить на базе его уникального хозяйства еще одно собрание, совещание, семинар, а потом и мастер-класс по обмену опытом. Вот и московских журналистов привезли опять же к нему! В какой-то момент терпение Патриарха лопнуло. Нет, он не отказался наотрез принимать разнообразные делегации отовсюду, в том числе иностранцев, но дал понять, что  угощать и кормить бесплатно всю эту прожорливую, как саранча, свору гостей он больше не намерен.

   Отныне повелось так: приехал гость, набрался полезного опыта сколько влезло, а на обед – в колхозную столовую. Ешь от пуза! Кормят там вкусно и дешево. На столах чистые скатерти, на окнах белоснежные занавески, а поварихи такие милые и услужливые, прям из сериала «Просто Мария»! Заплатил за обед из своего кошелька – набирайся опыта дальше! И никто никому ничем не обязан… Я не исключал, что втихую Патриарх потребовал от властей отдельный бюджет на прокорм многочисленных делегаций, что было очень даже в его характере. Но, видать, не сторговались…

   Не всем это новшество пришлось по вкусу. Особенно негодовали профессиональные тусовщики, которые есть в любом сообществе. И аграрное – не исключение. Эти штатные активисты стараются не пропускать ни одно светское мероприятие, перетекая с одного банкета на другой. «Куркуль! Да он за копейку удавится!» - летели заглазно в спину Патриарха злопыхательские стрелы. «Потому и куркуль, что мимо него и чужая копейка не проскочит», - с завистью констатировали другие. Я же с той поры наведывался в колхоз по своим газетным делам с оглядкой. Не дожидаясь больше никаких особых приглашений,  ближе к полудню смело рулил в известную мне точку общепита, где и съедал свой законный обед за свои же деньги, но с приятным моральным послевкусием -никого здесь я не обременил своим присутствием.

   Допускал ли Патриарх исключения из этого гастрономического правила? Куда ж без них… Когда-то давно он залучил к себе в гости самого Косыгина. И пошло! С той поры едва ли не все премьеры как советского, так и российского правительства навещали знаменитое хозяйство. И даже ныне опальный Касьянов, будучи в ранге премьера, отведал-таки на халяву не только здешних творожков и йогуртов. Мне не терпелось узнать, какой статус по шкале жизненных ценностей  самого Патриарха присвоен столь высокому визиту московских гостей? Как-никак ожидались випы… Неужто и нас погонят в столовую, как стадо злостных тусовщиков?

   Тем временем наша экскурсия, хоть и подгоняемая с двух сторон министром и замом губернатора, увязла в цехе переработки молока. Немалых трудов стоило собрать в кучу анархичных журналистов, которые норовили потеряться в каждом закоулке этого технологически сложного объекта. Тогда наши провожатые по-военному сверили часы – вертолет ждать не будет! Точнее, каждый час простоя вертолета стоил бешеных денег. И столь же решительно, по-военному, увлекли нас куда-то в сторону от цеха переработки через два темных перехода, откуда мы чудесным образом вышли прямиком… в банкетный зал к накрытому столу.
 
   Если ужин в зоопарке запечатлелся дикой экзотикой и пищевыми изысками, то сельское угощение выгодно отличалось какой-то милой домашностью. Еды было много, еда была разной, еда была упоительной… Вдобавок нам мило улыбались нестрашные даже для города поварихи и подавальщицы. По ходу застолья наш профильный министр счел возможным предоставить слово и мне – как старейшине собкоровского корпуса. Я так растрогался, что чуть не плакал, когда произносил прочувствованный тост во славу настоящего и единственного здесь хозяина. Я и впрямь считал этого человека великим. А то, что он создал  еще при жизни себе рукотворный памятник в лице нерушимого даже президентами «колхоза» - реальным подвигом. Двадцать лет я разгадывал эту загадку. Исписал сотни страниц. Но понял только то, что такое не передается на семинарах по обмену опытом. Такое передается по генам, и то не в каждом поколении.

   - Мы стараемся показать вам самое лучшее, - обратился я к своим московским коллегам. Возвысил голос до фальцета и указал в середину стола. – Посмотрите на него! Перед вами наш аграрный Патриарх! Запомните его таким!
 
   Кто-то пытался мне аплодировать. Министр одобрительно крякнул. Зам губернатора раздумчиво покивал головой. И только Патриарх хранил  внешнюю невозмутимость. Какой еще грубой лести ему надо?! Я употребил, кажется, все известные фигуры речи с превосходными степенями, надеясь втайне, что тост зачтется мне как извинение за пропущенный юбилей. Ну, хотя бы частично! Нет, не судьба мне лететь дальше этим вертолетом. Одно утешение – наш визит, судя по застолью, котировался никак не ниже премьерского!

   Всей гурьбой мы высыпали из автобуса на вертолетной площадке. Я встал крайним в живую цепочку к трапу вертолета, откладывая объяснение с коллегами до последнего. Однако же – пора! Пилот уже запускал двигатель. Я сказал куратору из ИТАР-ТАСС, но так, чтобы слышали все, что дальше не лечу. У меня здесь образовались неотложные дела… Но я постараюсь успеть вечером на заключительную встречу участников пресс-тура с губернатором. Надеюсь всех увидеть там живыми и здоровыми!

    По лицам моих подопечных пробежала тень. С них на глазах сходило то мечтательно-безмятежное выражение, с которым они встали из-за обильного стола. Салон вертолета вновь напитывался страхом. В воздухе соткалось и, кажется, было даже кем-то озвучено слово-клеймо: «Предатель!» Я развернулся и пошел прочь, почти физически ощущая, как в спину мне вонзаются сотни ножей. Я и чувствовал себя предателем…

    Снаружи разыгрывалась сцена проводов вертолета с высокими гостями. Все-таки чиновники – особые люди. Только что здравые и внятные, они цепенеют перед необходимостью соблюдения ритуалов. Их свитские и они сами выстроились в шеренгу и стояли навытяжку у края вертолетной площадки. Я протиснулся к стоявшему позади них автобусу, буркнув на ходу:

    - Прямо как дети!

   С переднего ряда кресел вертолет было видно даже лучше, чем снаружи автобуса. У пилота возникли проблемы со взлетом. К тому времени ветер резко усилился и задувал порывами. Как ни тужился вертолет оторваться от земли, его тут же заваливало ветром вбок. Удерживая машину, пилот снова утыкался шасси в траву. Прыг-скок! Даже смотреть на это было страшно. Сверяясь с мотавшейся на верхушке столба «колбасой», пилот наконец довернул вертолет носом строго против ветра. Переждал очередной шквал и дал волю винтам, уводя машину круто вверх и вбок, отчего вертолет стал похож на бодливого теленка с наклоненной в сторону обидчика упрямой башкой. Уф! Кажись, взлетели…

   Я вышел из автобуса, чтобы бросить последний взгляд вдогонку моим недавним попутчикам. Но вертолет и не думал улетать далеко. Похожий теперь на серебристую стрекозу, он завис над центром «коровьего царства» и висел так минуты две. Я начал терять терпение… Очевидно, оставленный без присмотра фотокор ИТАР-ТАСС возымел-таки влияние на экипаж и теперь вволю тешился, нащелкивая сверху кадры впрок. Только бы не уговорил командира открыть дверь! Тогда мне не будет прощения по гроб жизни…

    Вечером стало известно, что предсказание Валтасара не сбылось.