Рулевой Мамедов

       Я писал в http://proza.ru/2008/06/13/361 о том, как я во время своей службы матросом-радистом исполнял на катере обязанности кока, и там упоминал нашего рулевого Мамедова. Он был, как и я, списанным из училища курсантом, только меня списали с последнего курса, а его с первого. Наверное по неуспеваемости, потому что с дисциплиной у него было всё в порядке - он был слишком ленив, чтобы её нарушать.
       Впрочем, возможно я несправедлив по отношению к нему. И не только я - все его ругали за рассеянность и безалаберность, считая это проявлением лени, но может быть он был просто болен. В конце концов медицинская комиссия списала его на "гражданку". Я думаю, что если бы с флота комиссовали всех, кому хочется поменьше поработать и побольше поспать, служить было бы просто некому.
       На таких людей, как Мамедов, неприятности валятся постоянно, как на чеховского Епиходова. За что бы он ни взялся - всё кончается крахом. Казалось бы, простое дело - постирать свою грязную робу. У нас в дивизионе на пирсе был деревянный настил, и на конце его было специально оставляемое чистое место, где можно расстелить робу. Рядом кран с пресной водой и шлангом, в ящичке куски хозяйственного мыла и пара жёстких щёток. Становись на колени, поливай и стирай. Но "сачки" предпочитают при выходе в море привязать робу к шкерту (тонкому канату), и бросить за кормой в море. За полчасика-час хода катера роба в струе от гребного винта как-то отмоется. Не так чисто, как с мылом и щёткой, но ленивому и это сойдёт.
      Как-то раз мы шли через Бакинскую бухту на какой-то из прибрежных островов. Мамедов привязал свою грязную робу, и кинул её за корму. Подошли к причалу, и как обычно при швартовке дали задний ход, чтобы затормозить. И тут Мамедов вспомнил о своей робе. Кинулся к корме - туго натянутый шкерт круто уходит под корму. Намотало на винт. Он к люку машинного отделения, просит нашего моториста Маркина: "Коля, дай несколько оборотов вперёд". Коля с матерками даёт "малый вперёд", из-под кормы в облаке ила и нефтяной грязи всплывают привязанные к шкерту клочья бывшей робы. Называется, "постирал"!
      Был случай, когда Мамедов сам чуть не попал под винт. Наш катер буксировал, точнее стаскивал с мели засевшую там баржу. Двигатель катера работал на полных оборотах, чтобы струёй от винта вымыть из-под днища баржи липкий ил, к которому она пристала. Туго натянутый толстый буксирный канат тянулся на корме катера. Наш командир катера, мичман по кличке "Дорогой" стоял у руля, а Мамедов должен был стоять на корме и следить за канатом. Я сидел у себя в радиорубке, но дверь на всякий случай открыл, и посматривал на корму - мало ли что.
      Что за нелёгкая понесла Мамедова переходить на корме с одного борта на другой, я не знаю. Он зацепился ногой за канат, ограждение было снято, и он ухнул за борт. Я выскочил из своей рубки и закричал ему, чтобы он плыл к барже, на носу которой стояли люди. Но он, возможно, и плавать не умел, беспорядочно хлопал по воде руками, с которых слетели рукавицы. Я бросил ему причальный канат, он за него ухватился, я подтащил его к борту катера, но поднять не могу, он тяжёлый. И его затягивает под винт, уже ноги ушли под днище! Я лёг на палубу, держу его за руки, он вцепился в мои. Мы оба орём, с баржи орут, но двигатель грохочет, и наш "Дорогой" нас не слышит. Наконец выглянул из своей рубки, увидел эту картину, изменился в лице, выключил двигатель - и к нам. Теперь мы с ним оба лежим на палубе, тащим Мамедова вдвоём, а он в намокшем бушлате неподъёмный! Из своей машины выглянул Коля Маркин, смачно обложил всех присутствующих (Мамедова отдельно) - общими усилиями вытащили на палубу эту гордость флота.
      В общем, когда Мамедова после этого положили в больницу, а потом комиссовали, все вздохнули с облегчением. Особенно "Дорогой", хотя нового рулевого ему так и не прислали, и он сам стоял на руле.