Леший

  Дождь плакал. Но слёзы его не могли затушить горящего топлива. Ярко пылающий остов самолёта освещал лес на десятки километров. Где то вдали трещала автоматная очередь. Вдруг, из тени на поляну,  появившуюся после падения истребителя, вышел человек. Одетый в шкуры и меховую шапку, огромного роста, с длинной покрытой ледышками бородой. Он напоминал медведя или сказочного лешего. За спиной у «лешего» висело ружьё. К поясу были подвешены два убитых зайца. Человек обошёл несколько раз догорающий самолёт и заметил на снегу у ели лежащее тело. Быстрым шагом охотник направился к лётчику (судя по следу, тянувшемуся от аэроплана, это был именно лётчик, отползший от огня).  Приглядевшись, человек выругался (форма у пилота была иностранной):
  - Вот, щучий сын! И к какой ****е матери тебя занесло в нашу тайгу? И чего дома то не сидится? Ну да ладно, за то я после спрошу, а сейчас оттащу-ка я тебя к себе на заимку. Негоже человеку, даже вражине, волкам на корм идти.
Немного поворчав, великан закинул раненного на плечо и скрылся в лесу.

  Через два часа охотник подошел к затерявшейся в тайге деревянной избе. Из трубы валил дым, а в окне маячил огонёк масляной лампы.
  - Варька! - Зайдя в избу, великан положил раненного лётчика на лавку, а сам стал стягивать валенки. - А ну, подь сюды! Я тебе тут германца полудохлого приволок. Морда обгорела у него, да нога кажись сломана. Надо бы поглядеть, вдруг можно откачать. Авось пригодится кому. Вон сумка на ремне бумагами набита, да всё не по-нашенски написано.
  - Дед, - из дальней комнаты в горницу вышла девушка. На вид ей было лет семнадцать. Огонёк лампады играл в больших серых глазах, а за спиной русые волосы были собраны в толстую косу.
Широкие скулы и аккуратный носик дополняли простую красоту девушки. Пухлые губки её были сжаты от недовольства. – Сколько раз тебе говорить, не лезь ты в посёлок, пока война идёт. Не наше это дело. А то комиссары заберут, как я без тебя?
  - Дык, кабы я сам к нему в аэроплан забрался, а то он ко мне чуть на голову не упал. Я уж домой собирался, капканы расставил, а тут гул, грохот, огонь. Думал, Земля треснула и чёрт выскочил. Пошёл я поглядеть, а тут вон оно что – самолёт горит и этот неподалёку лежит. Не волкам же его оставлять. Если отпоишь, я его в посёлок на аэродром сведу, пусть там с ним разбираются.

  Охотник снял шапку, и при свете стало возможным разглядеть его лицо. На вид он был совсем ещё не старым – лет пятидесяти пяти, но морщины, исходящие от глубоко посаженных глаз, говорили о немалом опыте этого человека. Пахом, так звали охотника, задумчиво глядел на лампаду. И вправду, как Варвара без него выживет в тайге? Девчонка совсем. Мать померла при родах, а отец её Егор два года назад на медведя пошёл, да и сгинул. Только Пахом из родных остался. С тех пор и берёг внучку от невзгод. Сотни лет жило их семейство в тайге охотой, да рыбалкой. Да бабы по ягоды ходили. Тут и царь не указ, и комиссар не страшен.  Изредка ходили в посёлок на краю леса, поменять что, да молодым парням жён подобрать. Только как проклял кто: с каждым поколением рождался один сын или одна дочь. Так и вымер их некогда большой род. Остались вот они вдвоём с Варварой. А ежели и Пахом сгинет, то одна Варька и останется.
  - Ладно, не болтай. Перевяжи этого, да спать ложись. Коли до утра не помрёт, там и решать будем.

  На следующий день лётчик всё ещё дышал. И даже, казалось, порозовел. Четверо суток поила Варвара его отварами из трав и ягод. И Пахом далеко не отходил – вдруг «гость» очнётся, а девка одна в доме.

  Утро на пятый день выдалось солнечным и морозным. Пахом вышел наколоть дров, когда из дома раздался испуганный визг. Громадного размера охотник молнией влетел в горницу. В углу, стояла Варька, направив ружьё на лётчика, который силился подняться с лавки.
  - Лежи, злыдень, не дёргайся!– Пахом горой вырос перед пилотом, и тот от неожиданности вжался в лавку. – А то кулак у меня тяжёлый, зашибу ненароком. Давай, рассказывай, кой чёрт тебя занёс на Русь-матушку? Пострелять захотелось?
  - Погоди, отец, успеешь ещё зашибить. Дай сказать.
Лётчик поднял голову, и впервые Пахом разглядел его глаза – серые, русские. Не могло быть таких глаз у врага. Силу и свет испускали они. Родные глаза. И тогда суровый великан заплакал, может быть впервые в жизни.
  - Вижу, узнал меня. Ну, здравствуй, отец. Выслушай и прости, коли сможешь. – Обожжённое лицо лётчика сделалось жёстким, а взгляд устремился куда то вдаль. – Два года назад пошёл я на охоту, да не дошёл. Встретилась мне в тайге девчушка, совсем как Варенька моя, только помладше. Заплутала, говорит, помогите дядя, два дня ничего не ела. Ну и решил я к посёлку её вывести. А заодно и новости узнать, что в мире делается. Там и познакомился с Петром – лётчиком. Родом он был из этих мест, после ранения приехал мать проведать. И рассказал он мне о силе страшной, что на Землю нашу прёт, деревни с детьми малыми сжигает, никого не щадит. Не смог я, отец, в стороне остаться. Не было такой гадины, которая русскую братину одолеть могла. А эта шла напором, и армия наша, с каждым днём редела. Тут уж каждый мужик на счету. Так и уехал я с Петром в лётную часть. А тебе ничего не сказал, знал, не пустишь меня. Так вот, две недели назад был я на задании, сумел завладеть важными документами. Они очень помогут нам на пути к победе. На трофейном самолёте, переодевшись в немецкую форму, я сел на вражеский аэродром. А в это же время партизаны ударили. Тут то неразбериха началась, из штаба офицер был с документами, так ко мне кинулся, думал спасу я его. Ну, я и шибанул его кулаком в лоб. А сумку с документами с собой прихватил и в самолёт. Взлететь успел, но видно кто-то в двигатель стрельнул. Не долетел я до места, падать стал. А тут гляжу – леса то знакомые. Ну, думаю, родная земля не даст помереть. Так и рухнул. Очнулся, самолёт горит. Вылез кое-как, отполз к деревцу, а больше не помню ничего. Просыпаюсь, а тут девчонка в меня ружьём тычет. Я её сразу узнал – на мать похожа очень. Вот так вот, дочка, и встретились.

  Пахом слушал все, отвернувшись, чтобы никто не видел скупых мужских слёз. В углу рыдала Варвара, не верившая, что отец жив.
  - Ну, здравствуй, Егор. – Охотник поднял лётчика с лавки и крепко обнял. – Бог тебе судья. Раз не мог остаться, значит, так и надо было. Теперь то что? Останешься?
  - Не могу. – Взгляд пилота не оставлял сомнений в том, что всё решено. - К нашим мне надо, документы отнести. Не будет русскому человеку жизни, пока враг по Земле нашей ходит.
  - Ну, тогда сбирайся. – Пахом отвернулся и замолчал.

  К вечеру, отец и сын подошли к посёлку, где и распрощались. Пахом ушел обратно в тайгу, а Егора отправили в госпиталь. Где мы с ним и встретились. Там он мне эту историю и поведал. 

  Выписали его и, вроде бы, даже наградили, а что дальше было, то мне неведомо. Вот оно, Мишка, как бывает. Война, что мясорубка, не одну семью перемолола. Никого не пощадила, даже лешего из леса выгнала.

Старик-сосед, ветеран войны, докурил папиросу и, сплюнув, отправился к себе. А я так и остался сидеть на лавочке, размышляя о Земле нашей, войне-мясорубке и лешем в далёкой тайге.