Студенческие

                http://www.proza.ru/2012/06/24/1127               

        Когда мама моя явила своё произведение (т.е. меня) этому свету, училась она на третьем курсе Второго Ленмеда. В комсомол её не взяли, как нетрудовой элемент (отец её был не рабочим, не крестьянином – учителем). Однако, среди песен, которые она на меня изливала, одна из первых, это -
                Косынки красные, голоса ужасные –
                то комсомолки по улицам идут.
                Лейся, песнь моя комсомольская!
                Берегись, фашисты, мы едем на моря…
        Её голосистые подруги Тамара Минасян и Клава Ведергорн любили играть со мною, они звонко подхватывали песню
                Пусть вы убили товарища Воровского,
                но не убить вам наших сердец!
                Лейся, песнь моя...
        Папины товарищи, тоже студенты (он учился в Индустриальном институте, теперь Политехнический университет), когда бывали у нас, пели вместе с ними протяжную песню про «нашу жизнь»:
                Наша жизнь коротка, всё уносит с собой,
                наша юность, друзья, пронесётся стрелой…
        Потом, однако, в песне сразу начиналось весёлое:
                Проведём же, друзья, эту ночь веселей!
                Пусть студентов семья соберётся тесней.
                Налей, налей бокалы полней…
        Подозреваю, что пили эти студенты исключительно чай, хотя и пели
                Выпьем первый бокал за наш русский народ,
                а второй наш бокал – за девиз наш «вперёд!».
                Проведёмте ж, друзья…
                Выпьем мы за того, кто писал «Капитал»
                и за друга его, кто ему помогал…
        Теперь-то я знаю, кто писал этот "катепал", а тогда никак не мог понять, кто кому и зачем помогал! Но шумный и высокорослый Вязников, папин товарищ, громко заглушал баритоном мои очередные вопросы:
                Проведёмте ж, друзья, эту ночь веселей…
        и ревел громче всех:
                А последний бокал будем мы поднимать
                за Великую Русь, нашу родину-мать!
                Проведёмте …
        Папа с Вязниковым потом поссорились, но песня осталась во мне. Дедусь, когда услышал в Касимове, как я её пою, научил меня другой, самой первой студенческой песне:
                Гаудеамус игитур ювенес дум сумус…
                Виват академиа, виват профессурес
        В девятом классе от нашего учителя латинского языка Ватона Яковлевича Матиниана
(была, была в конце сороковых, начале пятидесятых латынь в некоторых школах Ленинграда!) я узнал и перевод:
                Давайте радоваться, пока мы юны!
                Слава академии, слава профессуре…
        "Батон" дал нам на латыни и полный текст песни – увы, уплыл он из памяти… А летом 48-ого за два года до начала всей этой латыни я увидел, узнал настоящих студентов в пионерлагере «Медсантруд». В нашем «первом» отряде воспитателем был Саша Неверов (мы звали его Александр Александрович); ему было лет тридцать, и воспитателя лучше я в жизни не встречал. Он явно прошёл войну, но о ней не рассказывал, больше всё про студенческую жизнь. И пел нам студенческие (немного также и «одесские») песни. Собственно, это было целое песенное обозрение на темы студенческой жизни на основе популярных в то время песен; подозреваю, что он сам и был его автором. Именно с этого обозрения, явно несовершенного, но искреннего и жадно впитанного тогда, началось моё увлечение творчеством. И куда до него масляковскому КВНу, заштамповавшемуся так быстро, а теперь и окончательно выродившемуся!
        До моих собственных потуг было пока далеко, но мой старший двоюродный брат Сергей, сманивший меня в Военмех, уже пел мне, ещё не студенту, когда-то широко известную «Жену»:
                Холостою жизнью я извёлся!
                Жалок мне мужчина холостой,
                и поэтому я обзавёлся
                молодой красавицей-женой.
                Мне теперь не нужно гладить брюки (ха-ха),
                помощь мне прислуги не нужна!
                У меня для ентой самой штуки
                есть своя законная жена.
                Был холост я и жил, ей-богу, как дурак –
                теперь не то: имею дом и свой очаг!
                Жена!
                Она, она от чёрта нам дана,
                и с ней одной
                и счастье, и покой!
        Много раз я слышал «Жену», встречались и её вариации, но целиком – редко:
                Мне не нужно бегать на свиданье,
                по ночам на улице торчать,
                ради мимолётного лобзанья
                на коленях ползать и рыдать,
                целовать какой-то дурре руку (ха-ха),
                умолять, чтоб сжалилась она…
                У меня для ентой самой штуки…
                Был холост я…
                Так, иной готов залезть на стену –
                только бы достать себе билет!
                Он готов платить любую цену,
                чтоб попасть  во МХАТ иль на балет.
                У меня же дома все услуги:
                драма и комедия сполна!
                У меня для ентой самой…
                У иных насчёт детишек туго.
                Нет у них детей своих родных,
                и берут они их из приюта,
                выдавая дома за своих.
                У меня же дома все услуги (ха-ха),
                помощь мне приюта не нужна!
                У меня для ентой…
                Холостой, покуда не женился,
                не узнает, что такое ад,
                что такое бешеная львица
                и откуда у гадюки яд!
                Я ж пошёл все хитрые науки (ха-ха),
                знаю, что такое сатана!
                У меня… 
        Песни лезли к нам отовсюду, и где мы только ни пели их! Пели на праздничных посиделках, в вагонах поездов, на демонстрациях (правда, в последнем случае на нас косо смотрели взрослые люди и комсомольские руководители):
                В гареме нежился султан (да, султан),
                ему завидный жребий дан:
                он может девушек любить...
                Хотел бы я султаном быть!
                Но, он несчастный человек:
                вина не знает целый век –
                так запретил ему коран.
                Вот почему я не султан!
                По рюмочке, по маленькой всё пей, пей, пей!
                По рюмочке, по маленькой – чем поят лошадей!
                А я не пью!
                Врешь – пьёшь!
                Ей-богу, нет!
                Врёшь, бродяга – пьёшь!
                Так наливай сосед соседке, 
                соседка тоже пьёт вино:
                непьющие соседки редки,
                они уж вывелись давно! 
                А в Риме папе сладко жить (сладко жить):
                вино, как воду может пить…
        Вот гляжу на эти строки, и - чувствую - заводят они меня! Так и хочется на всю дачную веранду запеть старую песню вслух и до конца, а то и выйти за ворота, заорать во весь голос! Но, всё же странно было бы под небом белой ночи, будучи на выбеге восьмого десятка, солировать на дачной улице а-капелла… А на меня тем временем откуда ни возьмись уже наползает и другая песня:
                Там, где Крюков канал и Фонтанка-река,
                словно брат и сестра обнимаются,
                от зари до зари, как зажгут фонари,
                там студенты с студентками шляются.
                Они горькую пьют, они песни поют
                и ещё кое-чем занимаются:
                через тумбу-тумбу – раз!
                Через тумбу-тумбу – два!
                Через тумбу – три-четыре – спотыкаются!
                А Исакий святой с колокольни большой
                на то дело глядит, улыбается.
                Он и сам бы не прочь провести с ними ночь,
                но на старости лет не решается:
                через тумбу-тумбу – раз!...
        Почему сегодня студенты поют мало? Да и песни-то у них какие-то жиденькие, тусклые… Может, дело в том, что замордовала их безликая попса и вконец обнаглевший телик? Или их творческие мысли сожрали тысящеглавый дракон-интернет и нравственная вседозволенность, захлестнувшие всё вокруг? А что же их отцы-матери? Они-то куда смотрели, почему не натолкнули, не научили?...
        Впрочем, о чём это я! Тот режим, та идеология и власть, пиршество которых, слава Богу, завершилось двадцать лет тому, вдоволь накормили тех матерей-отцов процеженной отформованной информацией и жестяной официозиной, вытравили из них последние судороги самостоятельности, внушили основное жизненное правило, кредо: «не высовывайся!». Детям их, современной молодёжи, приходится в современных условиях ко всему прочему ещё и преодолевать жестокое похмелье, воспринятое от родителей…
        Чевой-то снова затащило меня в философию, и, честное слово, не ко времени, не к месту!... Более уместна будет песня, смешившая нас самих и наших девушек:
                Задумал я, братишечки, жениться… Боже ж мой!
                Пошёл жену себе искать.
                Нашёл красотку молодую
                годков под восемьдесят пять.
                Из всех красоток – лакомый кусочек… Боже ж мой!
                Невелики её года:
                из уха сыпался песочек,
                из носа капала вода…
        Дружно пело всё застолье, блестели глаза и, конечно же, под заливистый девичий смех, бывало, «капало и сыпалось» у песенной «её» из самых разных мест. Тем не менее:
                …И вот уже идут с порога гости… Боже ж мой!
                Вино, закуска на столе…
                Гляжу – а у моей красотки
                одна нога – на костыле!
                Вам хорошо, братишечки, смеяться… Боже ж мой!
                У вас двуногая жена,
                а у моей одна - из мяса,
                другая ж просто из бревна!
                У вас пойдут семейные разборы… Боже ж мой!
                Жена вас ножкою толкнёт…
                А уж моя, как дышлом двинет,
                так все печёнки отобьёт!
                Пойду-ка я в железную контору… Боже ж мой!
                Пилу железную куплю
                и, как уснёт моя красотка,
                я ей ту ногу отпилю!
                И что же я, братишечки наделал!... Боже ж мой!
                И что же я, родные, натворил:
                я ей заместо деревянной
                мясную ногу отпилил!...
        А в разгар широчайшей борьбы за мир и мелкой борьбы со стилягами, когда по стране широко прошлась компания по укрупнению-разукрупнению колхозов, студенты, конечно же, не могли остаться в стороне. Появился в разных вариациях «Сен-Луи». Где-то я, кажется, вспоминал об этой песне, но не грех и повторить:
                О, Сен-Луи, колхоз-миллионер!
                С тебя другие берут пример!
                Как Сен-Луи и Лос-Анжелос
                объединились в один колхоз…
                …Колхозный сторож Иван Кузьмич
                в защиту мира толкает спич.
                Колхозник Джон купил трамбон -
                в защиту мира лабает он…
                …Мы все за мир, никто не тронет нас,
                а те, кто тронут, получат в глаз…
        И в порядке «преклонения перед иностранщиной» - был у нас лихой и ритмичный «Биддл-Доббл»:
                Шёл весёлый паренёк,
                не жалел своих сапог.
                Веткой вслед ему махал топол.
                Топол!
                Знал весёлый паренёк:
                ждёт любимый городок,
                ждёт его родной Биддл-Доббл.
                По дороге в Биддл-Доббл,
                (по дороге в Биддл-Доббл),
                где растёт тенистый топол,
                (где растёт тенистый топол               
                парень шёл и нашёл
                Её!
                Жарит солнце, долог путь…
                Сели двое отдохнуть
                там, где тень свою бросал топол.
                Топол!
                Знать, дорога нелегка,
                знать, дорога далека
                в городок родной Биддл-Доббл.
                По дороге в Биддл-Доббл… …
                …Будет нам веселей. Ей-ей!
                Но, она сказала так:
                «Ах, оставьте: Вы чудак!
                А не то издам я вопл.
                Вопл!
                Стану Вашей я женой
                лишь клгда придём домой
                в городок родной Биддл-Доббл».
                По дороге в Биддл-Доббл…
        Судя по песне, не могло не произойти обычное событие, в результате которого
                …По дороге в Биддл-Доббл
                двое шли и несли… Кого? Что?
                Бэ-э-эби!
        Любили мы и классику - «Четыре зуба»:
                Цилиндром на солнце сверкая,
                надев самый модный сюртук,
                по Летнему саду гуляя,
                с Марусей я встретился вдруг.
                Гулял я с ней четыре года,
                На пятый я её изменил…
                .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
                …В тазу лежат четыре зуба,
                а я, как безумный рыдал.
                А женщина-врач хохотала,
                я голос Маруси узнал…
                …«пшёл вон с маево кабинету
                бери свои зубья в карман,
                носи их всегда при жилети
                и помни про подлый обман!»…
                …Шилиндром на шонше шверкая,
                хожу я теперь без жубов
                и ш ужашом вшё вшпоминаю
                рашпроклятую эту любовь…               
        Не сразу почувствовали мы, что возникла песня эта давным-давно. Её особенно любил Лёнчик Кожевников; закончивший институт вместе со мной, он вскоре подрядился в киноартисты. Увы, играл, в основном, второстепенные роли – ниша его оказалась занята чудесным и удивительным Вицыным.
        Нельзя не упомянуть и песню про электричество, жаль почти не помню её:
                .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
                …нажал на кнопку – чик! – ведут тебя в участок...
                Нажал на кнопку – чик! – ведут тебя домой,
                жена тебя встречает электрокочергой!   
                Нам электричество сделать всё сумеет,
                нам электричество тьму и мрак развеет,
                нам электричество наделает делов:
                нажал на кнопку – чик-чирик! И человек готов!
        Речь шла про то, что в будущем электричество неминуемо заменит и женщину, и мужчину: так виделось будущее студентам пятидесятых.
        Вытащил из памяти всё это, но точно помню, что было ещё немало других песен. Пытались нам, пытались вставить в головы песни типа «провожают гармониста в институт», «у московских студентов горячая кровь», «на весёлый студенческий ужин»… В этой, последней особенно озадачивал припев:
                Пусть дни нашей жизни, как волны бегут,
                мы знаем, что счастье нас ждёт впереди.
                Порукой в том радость и радостный труд,
                и жаркое сердце в груди.
        Но, не прижились эти песни даже в самой малой мере, почему-то слышалось в них вместо «радостный» слово «яростный». У молодости свои законы, и тем менее склонна она поддерживать вдавливаемую в неё руководящую идею. Написал последнюю фразу, и вдруг напоследок явилась несколько запоздалая «Первокурсница»:
                Ты мимо меня прошла
                и сразу меня пленила.
                Я понял тогда,
                что ты навсегда
                мне сердце моё разбила…
                И косы твои, и бантики,
                и прядь золотых волос,
                на блузке витые кантики
                и милый курносый нос.
                Я видел тебя во сне
                и даже такое дело:
                ты молча без слов
                с чертёжных листов
                со стен на меня глядела.
                А в сущности только раз
                твой взгляд на меня спустился,
                когда в поздний час
                в чертёжке у нас
                твой лист мне к ногам свалился.
                И косы твои, и бантики…   
                …мила и нежна
                с дипломником шла
                и только ему улыбалась.
                Вся жизнь колесом пошла –
                на сессии плавал, как утка!
                Но знаешь ли ты,
                что эти хвосты
                ты мне подарила, малютка?
                И косы твои…
        Сегодня, через три месяца после написания этой миниатюры, вдруг вспомнились ещё две студенческие песни. Во-первых, это ещё одна "классика":
                Коперник целый век трудился,
                чтоб доказать земли вращенье.
                Дурак, зачем он не напился?
                Тогда бы всё пришло в движенье!
                По рюмочке, по маленькой всё пей, пей, пей!
                По рюмочке, по маленькой, чем поят лошадей!
                А я не пью - врёшь, пьёшь!
                Ей-богу нет - врёшь, бродяга, пьёшь!
                Так наливай сосед соседке:
                соседка тоже пьёт вино.
                Непьющие соседки редки,
                они уж вывелись давно! 
                А Дарвин целый век трудился,
                чтоб доказать происхожденье.
                Дурак, зачем он не женился:
                тогда бы не было сомнений!
                По рюмочке, по маленькой...
        Что-то вертится в памяти, будто бы был ещё куплет перед:
                Студенту тоже нужен ром,
                когда идёт он на экзамен,
                чтоб сгоряча не ляпнул он,
                что Юлий Цезарь был татарин!
                По рюмочке...
                Ну, а студенткам ром не нужен:
                они без рома хороши!
                Им поцелуй горячий нужен
                для просветления души.
                По рюмочке, по маленькой, всё пей...
        И вторая - "фай-дули-фай", её очень уважал Вовка Виноградов; он почему-то всегда стремился спеть "фай-тюли-фай", но мы его с его "тюли" хором забивали начисто. Он первым среди нас сделал проект (только дипломный, но сделал же!) ракеты Земля-Луна со стартовой полезной нагрузкой 15 килограммов на топливе керосин+кислород. Помню, как поразились мы её габаритам!
                Что же мне делать? Девушек нету -
                фай-дули-фай-дули-фай!
                Я полечу на другую планету,
                фай-дули-фай-дули-ай!
                Вставлю перо я в пятую точку,
                фай-дули...
                и проведу на Венере я ночку...
                Чтобы не скучно было в пространстве
                водку возьму я, спутницу странствий
                К чёрту пошлю я любую планету,
                если вина там и девушек нету!   

                http://www.proza.ru/2012/07/20/1427 


Рецензии
Я - о песне "Первокурсница". Мы, студенты Московского Авиационного института, считали её своей, родной, рождённой в нашем институте. Второй куплет этой песни написал мой друг Аркадий Богораз. В нашем варианте текст песни несколько отличается от текста, приведённого в этом рассказе.

Валентин Васильевич Кузнецов   20.05.2017 20:51     Заявить о нарушении
Первокурсницу принёс Колька Алексеевский в 56-ом (он был в отличие от нас "политесом"), и наша команда ей очень обрадовалась... Увы, на сегодняшний день уже ушла вся команда; Колька тоже ушёл... Так что, кто там у вас придумывал второй куплет - не в курсе! С уважением.

Гордеев Роберт Алексеевич   20.05.2017 22:20   Заявить о нарушении
Пардон - политех был Колька.

Гордеев Роберт Алексеевич   20.05.2017 22:25   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.