Дыхание чуда, глава 4

            Андрей беззвучно ахнул, пропуская меня в раскрытую дверь, проплыло мимо его лицо - белое пятно с тремя черными провалами.
            - Что случилось? - воскликнул он, подхватив мой рюкзак.
            - Ничего, Андрюш, абсолютно ничего. Как ты сказал, мы заболели и умерли...
            - Все? - он нервно хихикнул.
            - Нет, Андрюш, только я... Только я один...

            Лег в ванну, в обжигающе горячую воду, чтобы как можно скорее смыть запах костра и пота, и чужой, пьяной похоти. Покосился на шкафчик под умывальником, где в нехитром тайнике ждали своего часа три дозы герыча. Хватило бы двух. Три - вернее... Неровный узор бордовой гранитной плитки на стенах мелькал перед глазами, стены медленно кружились. Раздавленный тупой усталостью, закрыл глаза.  Открыл их уже в постели. Снова увидел бледное лицо Андрея, взял у него таблетки, выпил стакан воды. Слов его я не разобрал. Страшно хотелось спать, но мешал холод. Он полз изнутри, из сдавленной  груди, из отравленного тошнотой брюха. Из мелкого дождя на берегу озера, шептавшего мне:  "...один раз..."
            Утром пришла участковая врач, по просьбе Андрея вызванная моей сестрой. Врач прикладывала к груди холодный фонендоскоп и заставляла глубоко дышать. Я не мог сфокусироваться на ней и не понимал ее слов.
            Она выписала мне направление на рентген. Андрей повез меня в поликлинику, где я раньше никогда не бывал. В кабинет рентгена была очередь,  скорбные молчаливые тени  сидели вдоль стен, их лица расплывались, сливаясь с изогнутой кишкой длинного коридора, приобретая тошнотворную искаженность ночного кошмара. Наплевав на приличия, опустил голову на плечо Андрюши, закрыл глаза; его теплые пальцы крепко обхватили мою ладонь.   

            Пневмонии у меня не оказалось, но я, человек отменного здоровья, прежде никогда не болевший, прощался с жизнью все равно. Тело превратилось в тяжелую бесформенную массу, дрожавшую от озноба, дыхание стало изнурительной работой, любая потребность, заставлявшая меня встать с кровати, казалась мне пыткой. Мир сжался до размеров тесного кокона моей постели с сырыми холодными простынями и мрачными абстрактыми кошмарами, в которых бесконечное мелькание красных и черных пятен вызывало желание прятаться, убегать, кричать. За пеленой багрового дождя виднелась черная палатка, где происходило что-то страшное, что хуже убийства и гаже предательства, и я бился в своем коконе в бессильной попытке остановить, предупредить, исправить. Из черного тумана выплывали лица матери, отца, сестры, Андрюши. Мне становилось легче, и ненадолго я различал его осунувшееся лицо и слышал его слова: "... антибиотик и жаропонижающее, каждые четыре часа... Если через три дня температура не спадет, заберут в больницу... Не хочу, не отдам... Ира опять приходила, но ты спал. Не хочешь есть, так выпей бульона хотя бы..." Я цеплялся за звук его голоса, за тепло сильных рук, за запах липового чая в большой керамической кружке, и мне хотелось сказать ему что-то очень важное и нежное, но я не находил слов и лишь молча прижимал к лицу его сухие ладони. Каждые четыре часа - для Андрея это стало своего рода ритуалом. Он будил меня среди ночи, давал мне горсть разноцветных таблеток и высокий стакан воды, следил за мной темными внимательными глазами, и теплый свет настольной лампы превращал его правильное лицо в античную бронзовую маску. 

            Постепенно болезнь отступала. Я стал ненадолго подниматься с постели, удивляясь собственной слабости и неловкости, и поддерживать простые разговоры: "... Да, намного лучше... Похоже, что выживу... Тридцать восемь - разве это температура?.."

            В такой вот период временного просветления и застали меня новые посетители.
            Немного растерянные и виноватые, вошли они в спальню и встали у кровати, Саша и Света, оба в чем-то по-весеннему светлом, красивые, немного чужие. Поздоровались, улыбнулись, обменялись осторожными шутками.
            Саша присел на край моей постели, положил на лоб прохладную ладонь, воскликнул:
            - У него ж температура! Ему таблетку нужно!
            Я засмеялся. Андрей невозмутимо ответил:
            - Да, через час и восемнадцать минут.
            Света протянула ему небольшой пакет:
            - Андрюша, вот моя мама передала, это чабрец, она сама собирала. Как раз для легких хорошо. Может заварим?

            Они вышли и мы с Сашей остались одни.
            Я отвернулся и закрыл глаза. О чем нам говорить? Как найти лекарство от этой болезни?

            Ласковые пальцы коснулись моего виска, прошли по щеке, тронули губы. Я услышал тихий шепот: "Бедный мой... Милый...". Стало трудно дышать. Мягкие губы осторожно коснулись угла моего глаза. Что-то лопнуло в моей груди, взорвалось острыми осколками белой боли и, резко повернувшись, я оттолкнул его прочь.
            - Ты что? Охренел? Ты что творишь, сволочь?
            Слова вырывались из горла, падали ударами, резкие, как плеть, самые правдивые:
            - Ты так развлекаешься, да? Для тебя это игра? Новых ощущений захотелось, поэкспериментировать, да? А про меня ты подумал? Чего это мне стоит, ты подумал? Ведь я люблю тебя, мудака! Шесть лет уже, каждый день думаю о тебе, вон, на фотку твою молюсь! Ни с кем не могу сжиться, как собака один уже столько лет! Кольку измучал, теперь вот Андрюшу...  Да ты мизинца его не стоишь!
            В смятении я заметил, что моя рука сжалась в кулак на его груди, захватив ткань его рубашки, и стало непонятно, оттолкнул я его или удержал, или просто схватил за грудки.
            - Уходи, слышишь? - бросил я ему в лицо. - Уходи и забудь про меня.
            Я крепко сжал веки, но дурацкая слеза все же скатилась к виску. Сашка осторожно подобрал ее шершавым пальцем.
            - Уходи, как друга прошу, - прошептал я, теряя силы.

            Я замер в шоке, когда он крепко схватил мои запястья, припечатал их к подушке и прижался к губам жадным, властным поцелуем. Исчез гнев и стыд, пропали голоса за тонкой стеной, осталось только тепло его рта, движения твёрдого языка, близость его сильного тела... Захрипел в горле стон, мой или его?..

            Он едва успел оторваться от меня, когда вернулись в спальню Андрей и Света, и принесли мне пахучего отвара, и я сел, преодолевая головокружение, стараясь не смотреть ни в чьи глаза. Не было сил даже держать тяжелую кружку, и я вздохнул с облегчением, когда Андрей мягко, но решительно выпроводил моих гостей.

            Снова спрятавшись в свой кокон, погружаясь в черно-красные глубины, я терял связь с реальностью и уже не знал, случилось ли на самом деле мое истеричное признание и наш безумный поцелуй, или же я принял за действительность плоды моего лихорадочного  воображения.

Глава 5
http://www.proza.ru/2012/07/18/300