***

      ...паруса, почему-то светлокоричневые с оранжевыми вставками, плыли над ближайшим барханом, надутые пыльным раскалённым ветром пустыни. Откуда? Может быть там, за барханом сразу, канал? Типа Каракумского. Скорей! Песчаная позёмка скрывает очертания коричневого с чёрными полосами борта ладьи. Странная раскраска. Впрочем, не до раскраски. Успеть бы... Песок струится сверху и снова стаскивает меня вниз. Как жучок в песчаной ямке... Вот паруса уже удаляются... От бессилия хочется кричать! Пытаюсь рывком подняться по склону бархана... Нет! Вот уже только вымпел на мачте едва виден сквозь песчаную пелену!.. Как горько и больно! Я плачу...

      Нежное прикосновение к моей мокрой от слёз щеке, похожее на касание прохладной струйки влажного воздуха, вырывает меня из тягучей трясины горечи и отчаянья. Медленно приоткрываю глаза. Сквозь веки смутно вижу личико моего младшего внука Максимки. Широко открытые глаза восторженно смотрят в мир. Правда, весь мир сейчас был заключен для него в дедовой бородатой голове, которую он удивлённо обозревал сей момент.

      - Деда, ты проснулся уже, да, деда? - Это звучало примерно так: ты проснулся? ...уже. Да?...деда. Обалдеть! - А зачем у тебя слёзки?...а?...деда,- он снова погладил меня по щеке, а потом влажно задышал мне в ухо и прошептал - не плач. Я тебя люблю.

      Да не нужны мне эти мрачные паруса! Через окно с безоблачного неба светило яркое ласковое солнышко.