Озарение

— Открыл бы окно, что ли? — обиженно посмотрел Мур на Алексея.
— Так первый этаж же! Того и гляди смоешься, зверюга.
— Под дождь? Это кто ещё из нас зверюга! — верещал Мур, помахивая хвостом из стороны в сторону.
Алексей вздохнул, окинув взглядом полосатого друга. Потом аккуратно отодвинул цветок, снял с подоконника кота и одной рукой открыл неподатливую створку окна. Сразу же запахло свежестью, родом из самого детства. Мур осторожно высунул мордочку на улицу — Алексей тут же схватил его за сильную шею, оттягивая назад.
— Амурчик, я надеюсь, что ты не собираешься сигануть в эту прекрасную лужу под нашим окном?
— Ну, что вы, сударь, я всего лишь осматриваюсь… — сквозь зубы ответил хозяину кот.
— Вот и правильно, что тебе вообще делать в такую непогоду на улице? Хозяин даже собаку во двор не выгонит.
Они оба помолчали — где-то далеко сверкнула молния, и послышался раскат грома.  Небо было темное, не столько из-за вечера, сколько из-за внезапно нагнанных ветром туч. Природа сердилась: трепещи всё живое, жившее в надежде на краешек прохлады и влаги. Кто-то мечтал зимой о солнце, а сегодня, сполна получив тепла, молит небеса о хотя бы крохе прохлады дождя. На такое способны только люди, потому что им, к несчастью, дана голова, и мысли в ней никогда не умолкают. А ещё человек постоянно чего-то хочет, ему всегда не хватает чего-то «важного и истинного» или «неважного и мелочного»…
Небо серело, а где-то на горизонте наверняка уже проглядывают последние лучи сегодняшнего солнца. Ведь так всегда летом: то там, то сям не умолкают грозы, когда в промежутках между ними беспощадно палит солнце. Но из окна первого этажа старой пятиэтажки не было видно горизонта, а только соседний двор и большой мусорный бак.
— Эх, когда идёт дождь, при чём с такой же вот грозой, как сейчас, всегда нутро требует действовать! Хочется свернуть горы или хотя бы изменить что-то в своей жизни. Не так ли, друг мой? — спросил Алексей у Мура.
— Наверное, в такой же день ты когда-то решил изменить жизнь своего покорного слуги, то есть меня, раз и навсегда… — ворчливо подытожил Мур, пошевелив усами.
— Перестань, Амурчик! Тебе уже восемь лет, у тебя было не мало женщин. И, между прочим, ты отец как минимум двадцати котят. Неужели тебе мало? Я и так выкладывался по полной, чтобы найти тебе очередную невесту. Знаешь ли, не каждый хозяин решится повторно пережить котят в доме.
— Тебе хорошо! Теперь уже… А мне что прикажешь делать? — кот обречённо положил голову на лапки, а его большие и прекрасные глаза наполнились глубокой печалью.
По лицу хозяина пробежала тень сомнения, на миг он почувствовал вину перед этим прекрасным животным — серым котом, эталоном кошачьей красоты и силы.  Может быть, его смысл жизни был в том, чтобы покорять сердца кошек и вершины новых просторов? А вдруг он был бы грозой всех времён и народов, эдаким смельчаком и даже быть может Робином Гудом — помогал бы несчастным тощим молодым котам бороться с превратностями судьбы!
— Что же я наделал?! — сгоряча воскликнул Алексей, ударив ладонью по подоконнику.
В тот же миг небо озарила новая вспышка, и раскат грома оказался сильнее предыдущего в несколько раз. Мур вздрогнул и прижал уши. Дождь усилился и теперь капли, попадавшие на карниз окна, разбивались в тысячи брызг. Вскоре подоконник покрылся капельками, а на усах кота повисли «слёзы».
— А говорят, коты не плачут… — шепнул удивлённо Алексей.
— Это не кот утверждал… — вздохнул Мур. — Я бы рассказал, как горько оплакивал свою свободу долгими-долгими ночами, если бы умел разговаривать.
Немного помолчали, наблюдая, как капли дождя раскачивают листву на деревьях и будоражат поверхность луж. Ветер принёс свежесть откуда-то с самого поднебесья. И свежесть прохладой щекотала кожу Алексея, приглаживала шерсть кота, пробуждала первобытные чувства.
— Знаешь, Мур! Мы, люди, давно забыли, что являемся частью природы, частью чего-то общего и целого. Мы, а в частности именно я, не помним, когда последний раз ходили босиком по земле, а не по асфальту. Мы, точнее я, забыли, а правильнее сказать: я забыл, что звёзды прекрасные путеводители. А ещё, когда-то давно я мог, и прекрасно разбирался в ягодах и грибах. Наверное, даже мог одними голыми руками поймать себе на ужин рыбу в водоёме, как думаешь? Мог? Ведь мог же, Мур, дорогой!
— Знаешь, Алексей, я думаю, мог бы. Ведь и я мог поймать себе на обед жирную птицу и съесть её сырую и даже без гарнира! А ещё, я мог запросто знать, где меня поджидает опасность и без труда избежать любого несчастья. А ещё я точно знал, сколько у меня в запасе есть ещё жизней. И был уверен, когда тратил очередную, что всё в моей жизни не зря. Я наверняка любил когда-то вот такую непогоду, потому что всегда находил себе укрытие и крепко держал в своих объятиях какую-то напуганную кошечку, а она жалась ко мне, ища защиты.
— Мур, дорогой, какие же мы с тобой затворники! Я просто поражаюсь, как же раньше мы об этом не подумали, как не замечали никчёмность наших жизней в этой тёмной квартире на первом этаже. Мы живём с тобой в этой норе, света белого не видим, не чувствуем запах вечно зовущих вперёд приключений, Мур!
— Ты прав, Алексей! Ты — животное, которое держало две свободные души взаперти все эти годы. Но теперь ты прозрел, и мы с тобой наверняка многое успеем, главное только выйти за дверь. Прямо сейчас, да! Прямо сейчас, друг мой!
Они оба привстали со своих мест — как им захотелось бежать, мчаться по мокрой дороге, разбрызгивая чистоту луж по мостовой!
— Беги, дорогой! — Алексей широким жестом шире открыл окно. — Спасайся из заточения, Амур, исполни свою миссию свободного и сильного кота!
Вдруг мир вспыхнул — над соседним домом небо прорезала яркая молния, взорвав воздух бешеным громом. Он как удар судьбы над головами двух вершителей рока поставил всё на свои места. Это произошло в один миг: кот подпрыгнув от неожиданности, соскочил с подоконника и умчался в глубь соседней тёмной комнаты. Алексей же, недолго думая, рывком закрыл окно, задёрнул штору, шмыгнул следом…
Возле старого кресла согревал своим светом уютный торшер. Алексей, уткнувшись в книгу (вечное своё пристанище), хранил молчание, а кот… А что кот? Он мыл свою мокрую шерстку, а его всё никак не хотела покидать одна и та же мысль, как заевшая старая пластинка: «Ой, да чур меня, чур». Гроза шла к своему логическому завершению, дождь утихал, но ещё отстукивал свою печальную музыку — песнь о свободном духе, о бесконечных приключениях там, где-то за горизонтом. Время шло ко сну. 


17 июля 2012 г.
Харьков