7. Рыбалка

       Маловато в советское время нам платили валюты. Я бы даже сказал, что очень мало нам платили валюты. Этих денег на всевозможные покупки хватало, но выдавали их на питание и, поэтому, приходилось выбирать между шмотками и едой. Естественно, если учесть практически пустые прилавки советских магазинов, на еду, по возможности тратили минимум. Мало кто стремился попасть на ремонт в Финляндию для того, чтобы отремонтировать судно. Туда рвались чисто из меркантильных побуждений. За полугодовое пребывание в стране Суоми можно было лет на пять обеспечить семью одеждой на все времена года. Но, как это не удивительно, кушать хотелось и иногда хотелось очень сильно.
Кто-то на собственном опыте, а кто и по рассказам товарищей знали, что и сколько надо брать с собой на время загранремонта из продуктов. Знали мы финские и советские таможенные правила, но в связи с этой экономией, соблюдать их, никто и не собирался.
- Слава. Я пару банок икорки привёз из дома, чёрной.
- Ты сбрендил, да ещё не в заводской упаковке. Тебя не только наша таможня тормознёт, ещё и менты дело заведут.
- Прорвёмся. Не выбрасывать же.
К этому моменту у меня в холодильнике уже стояло около десятка стеклянных банок со всевозможными варениями, солениями, включая трехлитровую банку с салом из Беларуси. На крышке каждой банки толстым фломастером было написано наименование содержания. «Вишня», «смород», «сало», и так далее. Теперь появились две банки с надписью «Икра».
Холодильников в каютах нашего коридора было всего два. Один у стармеха, второй у меня, старпома. Соответственно и хранили продукты механическая служба у своего начальника, остальные у меня.
Во всех каютах шкафы и рундуки были забиты консервами, чаем, кофе и всевозможным печеньем.
Икру я запихнул в холодильник подальше, а надпись прикрыл рыбными консервами.
- Куда водяру прятать будем?. – Спросил, проведя инвентаризацию, Володя Концов. -  Всего у нас на четверых двадцать бутылок
- По литру на рот разрешено. Значит, восемь разбираем по каютам, остальное отнесём в одно укромненькое место. Уверен, что о нем знаю только я, ну может ещё и боцман, но он до этого не додумается.
Прятали водку втроём. Радист стоял на стрёме у люка в трюм. Я в бродил в трюме с деловым видом, мол, работаю, а Володя был отправлен на самое важное.
- Перелезь через бочки и там, за сваленным в кучу тросом, в метре от палубы, увидишь люк. - Устройство судна я знал лучше всех.
Место, куда собирались  прятать водку,  было полостью кормовой мачты.
Протиснувшись в указанный люк, Володя в темноте нащупал скобы, по которым можно было внутри мачты подняться на самый её верх. Там и планировалось закрепить сумку с контрабандным напитком.
Вернувшись, закурив, Володя  рассмеялся:
- Там, на верху, таких сумок как наша, висит уже штук десять, если не больше.
- Плохого же я мнения о своем экипаже, не надо было так дотошно принимать зачёты по устройству судна.

Таможня начала осмотр судна спозаранку. Мы, после вчерашних проводов, даже не успели позавтракать.
- Начали с кормовых кают, у меня уже были, икру спрашивали. Наверно кто-то настучал. – Взволновано сообщил по телефону Володя.
Я заметался по каюте. В иллюминатор банки не выкинуть, мешали расположенные вдоль надстройки спасательные шлюпки, а внизу, на шкафуте, прогуливался пограничник.
- Так, что же делать? Минут через пять будут у меня. Наверно эта каюта проклята. В прошлом ремонте второго помощника капитана сняли с рейса из-за автоматного патрона, который валялся у него среди карандашей лет пять. Не просто сняли, лишили визы и уволили. А тут икра.
  Но что-либо придумать я так и не успел, в дверь постучались и, не дожидаясь ответа, в каюту, стремительно вошел таможенник.
На ходу, произнеся стандартную в таких случаях фразу о деньгах, драгоценностях и запрещенных к вывозу из страны товарах и продуктах, упомянув среди прочего и чёрную икру, таможенник открыл холодильник и начал вынимать банки, стоявшие с краю. Добравшись до тех, что стояли подальше, начал читать надписи на крышках. Заглянув в морозилку, сел за стол и стал заполнять документы.
После ухода таможенника, я сразу бросился к выставленным на палубу банкам. Оказывается, две банки с чёткой надписью «Икра», почему-то стояли с самого краю.
- Да это я вечерком пару рюмок чая закусил, - впоследствии, при разборках, сообщил Володя, - кореша приходили провожать.

Что-то я отвлёкся. Так вот. После постановки судна в док, прекратилась кормежка. Отключался камбуз, водоснабжение и системы канализации. Зато начинали платить деньги в местной валюте на питание, что и являлось нашим основным доходом, из-за чего, собственно, народ в загранремонт и рвался. Как я и говорил на еду никто не тратился. Разве что на пиво.
Однообразная и примитивная пища, типа макарон и всевозможных каш, привезённая с собой, нас здорово не угнетала, но всегда хотелось чего-нибудь вкусненького.
  Соседний берег реки, впадающей в море рядом с верфью, скрывала огромная фабрика производившая бумагу. На этой бумаге печатала деньги не только вся Европа, но и Советский Союз. Можно было бы к этой информации отнестись с уважением, если бы не жуткая вонь, пропитавшая всё, что находилось в радиусе десяти километров.
  Ещё дома, в Мурманске, бывалые ребята посоветовали нам взять с собой удочки. И не зря. Рыбалка замечательное времяпрепровождение, да и жареной рыбкой побаловать себя любили практически все, особенно в условиях постоянного недоедания.
  На второй месяц с начала ремонта, не смотря на фабричный запах, моторист Борисов Владимир Николаевич, попробовал порыбачить в этой реке. Улов был просто фантастический. Попадались довольно крупные лещи, подлещики, окунь, плотва. В общем практически любая пресноводная рыба.  Следственный эксперимент подтвердил - запах, исходивший от фабрики, рыбе не передавался.
  Через день рыбалка приобрела массовый характер. Треть экипажа, после рабочего дня, стояла на реке с удочками.
Ловили по-нашему, на червей, причём на навозных. Где их боцман копал было неизвестно, от нашего мужика никогда нигде и ничего не скрыть, даже под землёй, особенно если ему кушать хочется.
Дня через три к нам подошел сторож со склада, расположенного как раз по пути от верфи к месту рыбалки.
Некоторое время просто смотрел, потом попросил пакет с рыбой, понюхал:
- Хюва. - И ушёл.
- Эти уроды даже грибы не собирают, привыкли всё в магазине готовенькое покупать.
- Они считают, что грибы это природный фильтр, что они всю грязь в себя впитывают.
- Какую?
- А всякую, что в воздухе есть.
- А рыбу почему не ловят. По их что, она воду фильтрует?
- И речную рыбу наверняка они считают несъедобной.
На следующий день этот мужик в новенькой, ещё хрустящей после магазина униформе рыбака, в резиновых сапогах, с превосходной телескопической удочкой в руках стоял на нашем месте в ожидании поклевки.
- Ну, ты, оборзел? Талабонец чёртов! Чё на моё место стал? – Возмутился первооткрыватель этого места, наш Володя Борисов, которого мы уважительно звали Николаичем.
Николаич, по возрасту был самым старшим из экипажа, ростом его боженька явно обидел, зато наглости хоть отбавляй. А уж сморщенное от частого пребывания на свежем воздухе и морозе лицо выглядело вообще зловещим. Ну, Чингисхан во гневе, или Соловей Разбойник. Не дай бог с таким встретиться в тёмном месте.
- Давай, давай мотай отсюда! – Подтолкнул он финна в бок.
Тот, что-то пробормотав, отошел в сторону и снова закинул удочку. Клева не было.
Рядом, буквально в метре от него, закинул свою удочку Николаич. Не прошло и минуты, как он уже вытаскивал хорошего подлещика.
- Вот так ловить надо! Чухонцы.
Финн перезакинул свою удочку поближе к тому месту, где, от очередной поклевки, снова начал подергиваться поплавок Владимира Николаевича. С другой стороны, на то место, где только что был поплавок финна, плюхнулся поплавок второго радиооператора Саши Сидоренко.
Не успели разойтись на воде круги, как поплавок, закинутый радистом, без всяких предупреждений, ушел под воду. Через минуту радист, с довольной улыбкой, сняв с крючка хорошего окуня, снова закинул удочку в то же место.
Так продолжалось около получаса. Фин закидывал свою снасть то на место Николаевича, то на место Сидоренко, но так ничего и не поймал, а соседи наловили уже штук по десять.
Долговязый, худой, белобрысый, с вытянутым и заостренным к низу лицом Саша выглядел этаким крестьянским простецким парнем, каким, собственно говоря, он и был. Общаться с ним всегда было просто и поэтому приятно. Внимательно посмотрев на Николаевича, финн, естественно, подошел в Саше.
- Эй! – Сказал он и показал Саше тюбик, из которого он выдавливал силиконовую, приятно пахнущую наживку. На тюбике были нарисованы рыбы очень похожие на леща или подлещика.
- Ну, ты дал! На клей рыбу хотел поймать! Ну, чухонцы! Ну, дураки! – Обращался радист к стоящим рядом.
Открыв железную коробочку из-под гуталина, Саша показал фину нашу наживку.
- Червяк. – Произнес он медленно по буквам незнакомое финну слово.
Тот, вытаращив в ужасе глаза, показал на червей пальцем и, спотыкаясь о торчащие из воды камни, быстро пошел к берегу. Там его, к нашему всеобщему веселью, вырвало. После облегчения финн смотал удочку и ушел.
На следующий день, на том самом рыбном месте стоял наш знакомый с двумя своими товарищами. Стояли готовыми к рыбной ловле, но удочки не закидывали.
- Терве! – По-свойски, как со старыми знакомыми, поздоровался Саша.
- Червяк. – Неожиданно для нас произнес вчерашний финн.
- Опять блевать будешь? Ты что, от этого удовольствие получаешь? Клея лучше понюхай!
- Червяк. – Снова произнес финн и показал на свой крючок.
- Да на, бери, мне этого добра не жалко, его тут на вашей свалке навалом.
Финн отрицательно замотал головой, жестами прося Сашу нацепить ему червя на крючок.
- Я сюда ловить пришел, а не червей тебе насаживать. Я вам тут не нанимался.
Финн, будто понял о чем там Саша говорил, протянул  деясь  марок.
 
- Сидоренко! Ты сволочь! Там, на нашем месте уже стать некуда, там фиников человек двадцать рыбу ловят. На кой черт ты их научил червя насаживать. – Возмущался Николаич. – Теперь ищи другое место, а ведь я там неделю прикармливал.
- Да. Смышленые ребята эти финны, а я думал, что они только матом у нас ругаться научиться могут.