Школа для Адама и Евы. Охота на олигарха

                Право, на свете куда меньше мужчин с большим состоянием, нежели хорошеньких  женщин, которые их достойны.
                «Мэнсфилд-парк». Джейн Остин
   
   РАННИМ МОСКОВСКИМ УТРОМ в одном из престижных косметических салонов уже кипела работа. Табличка на дверях извещала: «Закрыто на VIP обслуживание». Около салона были припаркованы две машины: «мерин» последней модели с затемненными окнами и потрепанная черная «Волга». Обычные посетители салона, увидев ее, могли испытать разочарование и сомнение в достоверности репутации их любимого заведения для поддержания достойного внешнего вида.
   Через некоторое время из салона вышли двое мужчин и направились к «волжанке». Один — худощавый и невысокий, в толстом синем свитере, с уставшим и помятым лицом, подошел со стороны водителя и сел, изнутри открыв дверь пассажиру:
   — Опаздываем!
   Второй мужчина, высокий, в хорошем светлом костюме, с прилизанными волосами и каким-то брезгливым выражением на лице, молча занял место рядом с водителем. Когда «волжанка» поехала, тронулся и «мерин», хотя никто туда не садился и никто оттуда не выходил.

   ПРИМЕРНО В ТО ЖЕ ВРЕМЯ, на другом конце Москвы, в одной из квартир элитной многоэтажки разговор по телефону заканчивала умопомрачительная брюнетка.
   — Поняла, на «Волге»…А какой из двоих олигарх-то?...Ладно, сама разберусь… Конечно, помню, но остаток гонорара получишь, когда будет ясно, что информация подлинная. Все, мне некогда. Пока, — брюнетка схватила шикарную дорожную сумку и выбежала из квартиры…

   — ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ДАМЫ И ГОСПОДА! — голос училки на сцене был самым обычным. Обычной была и она сама: типичная «мымра» в очках и с гладко зализанной прической. Необычной была лишь школа…
   — «ШКОЛА ДЛЯ АДАМА И ЕВЫ» ПРИВЕТСТВУЕТ ВАС! — победоносно закончила училка и улыбнулась в тридцать два зуба.
   Ученики загудели, как обычные школьники, хотя школьниками и школьницами они перестали быть давно. Среди учеников этой странной школы находилась и роскошная брюнетка.
Впрочем, она интересовалась не тем, что происходит на сцене, а людьми, которые находились в зале. Особенно ее привлекали мужчины. Но среди них, кажется, она не находила того, единственного.
   — Дамы, позвольте представить вам нашего директора и преподавателя по сексуальности: Ада Терентьевна — прошу!
   Из-за кулис на сцену выкатилась инвалидная коляска, в которой сидела женщина лет семидесяти, задрапированная в платье из тончайшего шелка ручной росписи, с легкомысленной прической фиолетового отлива. Надо сказать, все это ей шло.
Ада Терентьевна слегка кашлянула, настраивая себя и зал, и заговорила глубоким мягким голосом.
   — Я — русская по происхождению. Мои родители эмигрировали во Францию в двадцатых годах прошлого века. Моя мама была ученицей Екатерининского института благородных девиц. С тех пор прошло много лет. За это время русская школа женского и семейного воспитания утратила многие свои лучшие достижения. Будем пытаться возродить ее! — в зале кто-то захлопал.
   — Семейное воспитание, — продолжала она с воодушевлением, — неотделимо от духовности и помощи тем, кто в ней нуждается. Сегодня мне особенно радостно приветствовать этот курс, который посвящен благотворительности!
   В зале захлопали сильнее. Ада Терентьевна кивком поблагодарила слушателей и откатилась на коляске на левый край авансцены.

   А В ЭТО ВРЕМЯ в «волжанке», которая ехала по городским улицам и только что благополучно миновала пост ГАИ, раздался какой-то длинный писк. Пассажир удивленно посмотрел на водителя. Тот поморщился и немедленно остановился.
   — У нас что-то случилось? — забеспокоился пассажир.
   — Небольшая задержка. Придется подождать, — водитель вытянулся в кресле, иногда поглядывая в зеркало заднего вида. Где-то сзади был виден «мерин», остановленный сотрудником ГАИ.
   Спустя минут пять водитель «Волги» снова тронулся в путь. За ним ехал «мерин».

   — Далее позвольте представить вам преподавателя по основам психологии, доктора Роберта Шульца!— училка почти пищала от восторга.
   Под звуки аплодисментов на сцену вышел приятный мужчина около сорока лет, в хорошем костюме, с отличной фигурой. Дамы возбужденно загудели. Роскошная брюнетка оценивающе скользнула по красавцу и чуть задержала взгляд.
   Училка подняла руку, призывая зал к тишине.
   Роберт Шульц заговорил тихо:
   — За основу этого курса мы взяли опыт советского периода России, а именно, практику студенческих строительных отрядов. Я никогда не был в стройотряде, но убежден, что совместная деятельность открывает человека так глубоко, как не в состоянии проникнуть ни одна из моих психологических анкет. Мы вместе проведем три недели, которые потрясут внутренний мир некоторых из вас.
   Дамы и мужчины опять зашумели, но их шум легко перекрыл голос училки.
   — Сейчас вы все садитесь в автобус, который доставит вас в аэропорт. Оттуда чартерным рейсом вы полетите к месту назначения. Желаю приятного и полезного времяпрепровождения!
   Несколько секунд зал сидел в оцепенении. Вообще-то многие, когда выбирали именно этот курс, в договоре видели что-то о работе с благотворительным уклоном. Но школа была ОЧЕНЬ престижная и ОЧЕНЬ дорогая. А этот курс был таким заманчиво дешевым… Но самолетом… и далеко ли?
   Зал загудел вопросами. Училке пришлось несколько раз постучать по микрофону, призывая к тишине.
   — Выходим, выходим! Поговорим в дороге.
   Эффектная брюнетка нахмурилась и произнесла тихо: «Прорвемся!».
   Все пошли садиться в автобус.

          В ПУТЬ

   В АЭРОПОРТУ прибывших «учеников» вместе с доктором Шульцем и директрисой зарегистрировали на чартерный рейс. Посадка прошла быстро, но самолет с вылетом задерживался, ждали кого-то еще. В это время брюнетка на повышенных тонах выговаривала кому-то по мобильному телефону:
   — Ты уверен?.. Он точно очень богат? Без обмана?.. Смотри, если что — с кашей съем!
   К стоянке аэропорта подкатила знакомая черная «волжанка» и «мерин». Водитель и пассажир «Волги» вытащили из багажника по дорожной сумке и быстрым шагом пошли к месту регистрации. Четверо в камуфляже, вылезшие из «мерина», оказались пассажирами на тот же рейс. Как-то получилось, что худощавый водитель «Волги» оказался позади всех. И служащий аэропорта решил, что из опоздавших пассажиров хоть кто-нибудь должен быть наказан. Поэтому прямо перед носом последнего опоздавшего он поставил табличку «Регистрация прекращена». Но один из четверки в камуфляже вовремя заметил намерения аэропортовского служащего и, наклонившись с высоты своего роста, что-то тихо сказал парню на ухо. Тот, с испугом, схватил документы мужчины в свитере и доделал свою работу.
Умопомрачительная брюнетка, увидев опоздавших пассажиров, удовлетворенно вздохнула.

Самолет взлетел в неизвестное далеко.

          ПРИЕХАЛИ

   После приземления в каком-то заштатном аэропорту все снова оказались в автобусе, но уже к двум часам пополудни были на месте.
   Этим местом оказалась глухая среднерусская деревенька на полторы сотни дворов. Некоторые дома стояли заколоченными, в части других жили пенсионеры, дети и внуки которых  давно уехали в город, и теперь изредка наезжали в родительское гнездо. Кроме дворов в деревеньке была старая кирпичная церковь, которую потрепало время, особенно время советской власти. Однако «батюшка» при церкви был молодой, видно недавно после семинарии. С ним вместе жила «матушка» да двое малышей-погодков. На церковном дворе суетились еще несколько пожилых женщин и мужиков, некоторые по виду из «бывших», то ли бомжи, то ли еще кто…

   Рядом с церковью стояли новехонькие широкие столы, пахнувшие свежим деревом. Из-под крыши летней кухни доносились вкусные запахи. Всех сразу пригласили обедать.
   После обеда доктор Шульц прояснил ситуацию:
   — Мы с вами приехали помочь местным жителям отремонтировать эту прекрасную старинную церковь. Однако не забыта и основная цель нашей школы. В этот раз ваша задача — научиться уживаться с людьми противоположного пола вне зависимости от личных склонностей. В каждый дом будет заселяться одна пара — мужчина и женщина, по случайному выбору. Домов пустых много — на всех хватит. Помните, что видеонаблюдение установлено в каждом доме. Прошу не безобразничать. Напоминаю, интимные отношения и алкоголь на время всего курса под запретом. Деревенская жизнь предполагает много дел и для мужчин, и для женщин. Поэтому распорядок дня следующий: совместные завтраки, работа и обеды. После обеда — свободное время. Его можно использовать для домашних дел. Ужин готовите дома сами. Отбой в 22 часа, зато встаем в 6 утра.
   Некоторые недовольно загудели.
   — Здесь мы в гостях, поэтому будем подчиняться распорядку хозяев. А в деревне — рано встают, рано ложатся, — поддержала Шульца директриса.
   Роскошная брюнетка, которую звали Инга, как и все, пошла устраиваться на новом месте.

          ПЕРВЫЙ ВЕЧЕР

   В доме, скрипучую дверь которого не открывали очень давно, пыль лежала везде: на столе, на лавках, на старом сундуке. Шкафа Инга не увидела вовсе — только несколько крючков справа от двери. Ее спутник, мужчина, которого случайный выбор сделал временным «сожителем», зашел и тоже замер:
   — Тут сначала вымыть все надо! Я тебе воды принесу, да дров наколю — а ты уж похозяйничай! — прогудел он и вышел.
   «Раскомандовался!», — с возмущением подумала Инга и посмотрела на свой свежий и очень дорогой маникюр. Каждый ноготь представлял собой маленькое произведение искусства, украшенное стразами Сваровски. У них с подругой Ангелиной дома был моющий пылесос. А в этой глухомани найти хотя бы специальное ведро и швабру, чтобы не выкручивать тряпку руками и не испортить маникюр.

   Инга решила найти в деревушке магазин. Действительно, на маленьком здании, которое и раньше служило магазином (еще сохранилась старая табличка, хотя и забеленная), красовалась вывеска: «СУПЕРМИНИМАРКЕТ САВОЙЯ». В самом магазинчике ассортимент не менялся уже несколько десятилетий: макароны, килька и спички. Она вышла снова на улицу, и тут заметила девицу, дремавшую на лавочке на противоположной стороне.
   Лошадинообразное вытянутое лицо и длинные сальные волосы незнакомки дополняли старые джинсы и растянутая футболка с яркой и непонятной надписью.
Инга подошла и замерла, раздумывая как разбудить это создание.
Вдруг у девицы приоткрылся один глаз:
— Че, впечатлилась?! — баском молвило создание.
   Только теперь Инга заметила небольшой кадык на тонкой шее, «Адамово яблоко». Девица оказалась юношей. А небольшая грудь — скорее всего «гинекомастия». Мама Инги всю жизнь работала медсестрой, поэтому медицинские термины вошли в сознание, что называется «с молоком матери».
   — Здесь есть другой магазин?
   — Не-а, — мотнул головой юноша-девица. — Тут свои редко покупают, а чужие — редко бывают. — Он заржал от собственной находчивости, и продолжил уже покровительственным тоном. — У меня есть, угощу, стал-быть.
   — Чего?— не поняла девушка.
   — Ну, это, самогон, стал-быть. Ты, это, не стесняйся.
   — Еще чего! — Инга круто развернулась и пошла назад.
   В избе она нашла большую грязно-белую салфетку, которую решила использовать вместо половой тряпки.

   Заскрипела входная дверь — на пороге появилась директриса. Обе женщины удивленно разглядывали друг друга. Инга не ожидала, что директриса, Ада Терентьевна, может не только виртуозно пользоваться инвалидным креслом, но и ходить. А директрису поразило что-то другое.
   Директриса заговорила первая:
   — Я и не думала, что увижу ЭТО своими глазами, прямо как у Тэффи.
   — Чего? — не поняла Инга (кажется, сегодня это ее коронный вопрос).
   — Ну, ЭТО, — директриса плавным движением кисти руки очертила воображаемый овал вокруг кастрюли, которую Инга использовала вместо ведра, и мокрой лужи на полу, в которой распласталась найденная салфетка. Салфетку Инга держала двумя пальцами, чтобы не повредить маникюр.
   — Знаешь, когда русские после революции эмигрировали за границу, у многих закончились деньги, а других взять было неоткуда. Поэтому баронессы и графини были вынуждены сами мыть пол. Делать это, естественно, они не умели. Некоторые мыли пол валансьенскими кружевами. Это рассказывала мне моя мать, и это описывала ее любимая Тэффи — русская писательница, некогда знаменитая, как Зощенко. Сейчас ее мало кто знает.
   — Ну, у меня-то не кружево, — нахмурилась Инга, и тут заметила, что в распластавшемся по полу куске ткани явно видны какие-то узоры, сделанные искусной женской рукой.
   — Во, блин! Я не хотела…
   — Пойдем со мной, я тебе и тряпку, и швабру дам — у нас в хозблоке этого добра достаточно.

   Вернувшись именно с таким ведром и шваброй, какие она искала, Инга увидела в избе ворох дров около печи и пригорюнившегося мужика на лавке.
   — Есть хочется! А ты еще ничего не приготовила?!
   От возмущения у Инги пропали все слова. Вернее то, что проносилось сейчас в голове, говорить не стоило: «И на чем я ему готовила бы, если он только дрова принес?! Козел безрогий! Как в печке готовить, меня что, с детства учили?!»
   — А я не ужинаю! Для фигуры вредно! — с вызовом сказала девушка.
   — Тогда я к соседям, может у них что-нибудь есть… — мужчина развернулся и вышел.
   «Замечательно!» — подумала Инга ему в след.

   Остаток вечера быстро пролетел в борьбе с пылью. Мужчина так и не вернулся.

       ОБИДА

   УТРОМ душа девушки требовала реванша. Поэтому черноволосая красавица надела наряд, который должен был сразить и таинственного олигарха, и мужика, который так обидно бросил ее ради ужина.
   Под тон топика, напоминающего короткую шелковую комбинацию с кружевами (писк сезона!), были подобраны бусы и короткие шорты, слегка обнажающие загорелую попку. Шляпка «от кутюр» дополняла облик. Эту шляпку ее подруга надевала на скачки в Лондоне. Так что местное «общество» должно быть сражено наповал.

   На церковный двор, к завтраку, Инга явилась, уверенная в своей неотразимости.
Народ, заметив девушку, притих.
   — Это что за наряд, осмеливаюсь спросить?! — Ада Терентьевна была не в курсе модных тенденций.
   — Гламурно, правда?! — снисходительная Инга не стала вдаваться в подробности.
   Из-за стола пыхтя вылезла одна из местных бабушек, пышнотелая Зинаида, и, подойдя к забору, на котором висела разная рухлядь для просушки, стащила на себя несколько вещей.
   — Петрович, а Петрович! — томно сказала бабка Зинаида, кутаясь в скатерть и поправляя абажур на голове. — У меня «гримур» есть, аль нет?! — бабка встала подбоченясь перед одним из стариков, сидящих за столом.
   — Это чего-ть?!— не понял старик.
   — А это чтоб мужиков ловить, — лукаво подсказала бабка, затем продолжила с укоризной. — Ты, Петрович, темнай. Ты хоть телевизор глядишь? Там про энтот «гримур» все уши прожужжали.
   — Всю брехню не пересмотришь, — просипел Петрович. Потом задумался на минуту, хлопнул себя по ляжкам, и, расставив руки в стороны, пропел дурашливо:
      Мужиков ловить «гримуром»
      Наших баб попутал бес.
      Эти бабы — точно дуры
      Хуч с «гримуром», хуч и без!

   Народ засмеялся, а врач Иван Степанович мрачно добавил:
   — Если тебя изнасилуют, ко мне не приходи — спасать не буду!
   Инга развернулась, и, глотая слезы обиды, спустилась вниз, к реке.

   …Солнечные зайчики бродили по дну песчаной отмели. Ветер лениво шевелил ветки ивы, вдалеке кукушка подавала надежды на долгую-долгую жизнь…
   Обида растаяла в чистоте летнего утра. Даже ход мысли замедлился, как вода у берега. То, что было очень важно в Москве, здесь, в деревне, стало казаться далеким и не нужным. Однако вместо терзавшей душу обиды, постепенно стал нарастать голод, терзавший желудок.

   Ноги сами снова принесли Ингу на церковный двор, где все были при деле.
   — Ты, небось, есть хочешь, — сразу определила кухарка причину посещения.
   — По тебе иконы писать надо, баба Маня! — шедший мимо мужик из «бывших» знал о том, что без работы «на общество» об общественном столе мечтать не следует.
   — Иди себе! Не мешай людям! — баба Маня отмахнулась кухонным полотенцем. — А ты садись, я тебе кабачков дам, они с утра наготовлены, холодные — самый раз в такую жару.
   
   Пожилая женщина принесла тарелку, полную жареных кабачков. Эти румяные кружочки, посыпанные зеленью укропа, выглядели очень аппетитно. А легкий чесночный аромат, шедший от них, сразу наполнил рот голодной слюной.
   — Вкусно, как в ресторане! — смогла сказать Инга через несколько минут.
   — Не знаю, в ресторане не была, — улыбнулась баба Маня. — А кабачки меня мать научила готовить: с утра пораньше, пока прохлада, нажаришь их, слегка обмакнув в муку, а потом каждый кружочек сдабриваешь смесью толченого чеснока, резаного укропа, немного соли и уксуса. После этого кабачки в холодное место ставишь, даешь им настояться часа три. Вот они во вкус к обеду и набирают.
   С этой женщиной Инге было легко и спокойно. Девушка сама не заметила, как напросилась в помощницы. Оказалось, что баба Маня живет рядом с церковным двором. Туда она и отвела Ингу, чтобы показать, откуда приправы к столу приносить.
   — Вот тут у меня огурчики, петрушечка, дальше морковь, чеснок и укроп. А вот здесь у меня цветы, для души услада. Тут у меня и стулочка есть — посидеть, посмотреть, полюбоваться.
   Несколько роз и красный гладиолус были той самой «усладой».

   Потом женщины спустились в погреб-ледник. Вдоль чистых стенок погреба располагались полки, на них — банки с домашними припасами. На верхней полке, напротив отдушины, стоял горшок со сметаной. А рядом сидел рыжий кот. Перемазанная белой сметаной морда выражала ощущение полнейшей гармонии этого мира, кошачью «нирвану». Вошедшие люди не сразу оторвали кота от грез. Только возглас хозяйки: «Ах ты, паршивец!» нарушил гармонию и заставил кота развить крейсерскую скорость и покинуть погреб.
   — Вот хитрец! Как он только умудрился сетку с отдушины отодрать?! Теперь придется сметану в печево использовать, — баба Маня протянула горшок своей новой помощнице.
   — Может, тебе какой мой халатик дать? Обгоришь ведь. Кожа-то городская, к ветру — солнцу не привычная.
   Похоже, что баба Маня с ее житейской мудростью и хитростью легко брала любой бастион: девушка согласилась. Обгоревшая и шелушащаяся кожа пугала больше, чем отсутствие гламура в одежде.

   К удивлению Инги, в доме у хозяйки сыскался сундук, в котором хранились наряды еще времен молодости владелицы. И халатик, был хоть и не новый, но из замечательной легкой ткани, которую теперь уже не выпускают.
   «Стиль «ретро» тоже не плохо», — оценила девушка, вслух же сказала:
   — Как это Вы, баба Маня, столько лет хранили вещи?!
   Баба Маня отмахнулась:
   — Это теперь, чуть поносивши, вещь выбрасывают, а раньше наряды из поколения в поколение передавались. Оно и бережливее к труду людскому, и к истории рода своего…

   Баба Маня выложила перед своей помощницей целый ворох чистого, но неглаженного кухонного белья: полотенца, фартуки, скатерти и салфетки. Гладить пришлось тут же, на краю широкого обеденного стола. Поэтому, когда пожилые женщины вместе с директрисой Адой Терентьевной собрались передохнуть и попить чайку, Инга стала невольной свидетельницей их разговоров.
   — Моя дочь маленькой была очень набожная! Как-то меня спрашивает: «Мама, а если в доме пожар, и в огне мать с маленькими детьми, ты кого первого спасать будешь?». Я ей отвечаю: «Детей, конечно!». А она мне: «А вот и неверно! Мать первую спасать надо! Дети еще нагрешить не успели, они в рай попадут. А матери жить надо, чтобы в грехах покаяться!». Вот какая рассудительная! — маленькая сухонькая старушка из местных умильно щурила подслеповатые глазки, пока остывал чай в блюдце, да размачивался кусок сушки.
   — Кошмар какой! Да жизнь матери после такой смерти детей хуже ада будет! Кроме того, в огне кого Бог пошлет спасти, тех и надо спасать! Неужели человечье рассуждение может быть праведнее Божьей воли?! — у бабы Мани был другой взгляд на грехи людские.
   Некоторые заспорили, другие отмалчивались.
   Инга, и раньше с недоверием относившаяся к церковникам, после такого проявления «набожности» вообще решила не приближаться к церкви. С нее хватит церковного двора, да двора ее «наставницы» бабы Мани. Тут ей все видно, и она на виду.
   Чтобы перевести разговор женщин, девушка спросила:
   — А каким порошком вы белье отбеливаете?
   Обрадовавшись, что кого-то можно поучить уму-разуму, старушки загомонили:
   — Да в нашей речке, если белье на зорьке полоскать, лучше ваших городских порошков все отбеливается!
   — Какие порошки?! Меня моя свекровушка, царствие ей небесное, и без порошков белье стирать научила: увидит, где на свежевыстиранных простынях какое пятнышко, или желтизну, сразу простынь стащит, да в землю втопчет. Поневоле научишься руками отстирывать…
   — Лучше мыла хозяйственного ничего нет, если еще выварить — белье кипенно-белое и свежестью пахнет…

   После трехчасовой глажки немного побаливала спина. Как-то Инга слышала, что глажка белья по своей трудоемкости не уступает труду каменщика. На обед она точно заработала…
   Ада Терентьевна помогла белье складывать: салфетки к скатертям, полотенца и фартуки раздельно, все по правому углу выровняла. Что и говорить — теперь стопка выглядела на загляденье.
   — «Чистота граничит с божественностью» — старая английская пословица, — Ада Терентьевна вздохнула и пригладила руками верхнее полотенце.

          НАХОДКА

   Вернувшись после обеда в дом, Инга решила продолжить уборку. Или англичане чистоплотнее нас?! Несколько стразов, слетевших с маникюра, пришлось положить в косметичку. Пытаясь сдвинуть с места тяжелый сундук, девушка открыла его, чтобы вытащить лишнюю рухлядь…
   Пришедший позднее мужчина, который по прихоти случая должен был делить один кров с красавицей, застал следующую картину: на полу, около открытого громадного сундука, среди разложенных тряпок, сидела девушка, что-то перебирая и рассматривая самым внимательным образом. На него не обратили никакого внимания, да и съестным в доме опять не пахло. Мужчина вздохнул и вышел, закрыв за собой дверь.

   Инга действительно была погружена в созерцание того, что открыли ей недра сундука. Среди мотков ниток, обрезков тканей и старой одежды, несколько вещиц совершенно очаровали ее.
   Во-первых, крохотная туфелька с вышивкой. Сначала Инга подумала, что это детская туфелька, но вызвала недоумение выпуклая вышивка на стельке (мешает же). Повертев в руках чудо, Инга обнаружила петельку в области пятки и поняла, что ЭТО вешалось на стенку. Похоже, что в треугольник носка складывались какие-то мелочи. Да, если натолкать в носок ваты, обернув ее лоскутом, получится прекрасная игольница!
   Второй находкой стал старый кошелек, вышитый бисером. Хотя время сделало его совершенно непригодным к использованию, все равно кошелек хранил былое изящество и манил к себе таинством своей прошлой жизни и жизни его хозяйки.
   Несколько старых тряпок оказались образцами вышивки мережкой. Судя по пожелтевшей ткани этим образцам было лет под сто, но они были прекрасны.
В некоторых образцах ясно был виден крест, поэтому Инга утвердилась во мнении, что вышивка делалась еще до советской власти.
   На самом дне сундука нашлась уже готовая вышитая икона. Она, видимо, была более позднего изготовления.
   Несмотря на свое недоверие к церковникам, Инга ощутила волнение и радость, держа в руках светлый образ. Такую красоту держать взаперти?! Присмотревшись к стенам, Инга обнаружила те гвоздики, на которых когда-то висели чудесные вещицы. Так икона и игольница заняли свои прежние места в старом доме.

   И уже в самом углу сундука девушка обнаружила вилку, слегка пожелтевшую, как и вышивки. Повертев в руках находку, Инга увидела вдавленное клеймо с цифрой «90». Тут она почувствовала себя охотником за сокровищами. Клеймо могло говорить о ценности находки.
   Хорошо, что мобильный телефон девушки позволял поиск в Интернете. По словам «клеймо серебро 90 проба», нашлась следующая информация:
"До 1897 г. клейма были выпуклыми. В 1897 г. клейма стали вдавленными (линии клейма углублены).
Для серебра существует лотовая, метрическая и золотниковая пробы. Если изделие изготовлено в конце XIX — начале XX в., пробирное клеймо — в золотниковой системе (пробы 78; 84; 90). Если изделие было произведено до конца XIX в., то оно маркировалось римскими цифрами — лотовой пробой. С 1927 г. серебряные изделия стали маркироваться клеймом метрической системы.
До 1927 г. существовали старые русские единицы массы и ювелирные изделия клеймились в золотниковой системе проб из расчета максимальной пробы — 96. Проба в золотниковой системе означала количество золотников в 1 фунте. Если в золотом изделии стоит проба 56, это значит, что в сплаве содержится 56 золотников чистого золота на 96 золотников общей массы, т.е. на 1 фунт. Один фунт равен 96 золотникам и соответствует 409,512 г; 1 золотник равен 96 долям и соответствует 4,266 г."

   Вилка действительно оказалась серебряной! Причем дата ее изготовления сужалась до периода «после 1897 г», но «до 1927 г.».
   Эти находки заронили в Ингу живейший интерес к той женщине, которая жила здесь раньше. Кто она? Откуда эти вещицы?
   Баба Маня с готовностью рассказала, что в этом доме жила когда-то знатная рукодельница, да померла несколько лет назад. А ее бабка еще в монастыре воспитывалась, потом внучке своей мастерство передала.
   — Раньше красивое платье взять неоткуда было. Потому какая из девушек лучшая рукодельница — та и одета лучше. Сама помню, по молодости, и себе, и понравившемуся парню шила-вышивала. Опять же теплые вещи, руками связанные, по особенному греют.

          СУББОТА

   ДНИ ЛЕТЕЛИ БЫСТРО. Инга уже знала, что у ее любимой бабы Мани есть муж — тот самый Петрович, который сочинил обидную частушку про «гримур». А голосистая бабка Зинаида, живущая рядом с бабой Маней и Петровичем, всю жизнь «сохнет» по соседу. На взгляд Инги бабка Зинаида и Петрович больше подходят друг другу. Но шебутной Петрович с нежностью глядит только на жену. Почему Петрович выбрал бабу Маню, Инга еще могла понять, но почему баба Маня выбрала Петровича?!

   Проблема выбора занимала девушку последние дни очень остро. Она попала в эту глушь только потому, что знакомый стилист рассказал ей про «Школу» и про то, что благотворительный курс спонсирует один очень-очень богатый человек. Этот богач на курс приедет лично, разумеется, инкогнито. Инге пора выбрать себе кого-то, кто будет содержать ее. Не сидеть же вечно в приживалках у Гельки. Она хоть и подружка с детства, но заставляет Ингу отрабатывать и проживание в своей роскошной квартире, и шмотки со своего плеча, и походы по вечеринкам. Рядом с подругой Инга увидела другую, красивую жизнь. Возвращаться в убогую жизнь рядом с матерью Инга не хотела абсолютно.
Стилист сказал по телефону, что богач приедет в потрепаной «волжанке». Что у богатых свои причуды, Инга знала. Но зачем этот богач тратит деньги на какую-то церковь и не покупает себе хорошую машину, не нанимает приличного водителя?! Вообще что-то в этом олигархе настораживало Ингу. Его вечно брезгливое выражение лица и прилизанные волосы отталкивали. Девушка, хоть и замечала его заинтересованные взгляды, не могла заставить себя пококетничать, хоть умри.
   
   Задумавшись о своих проблемах за субботним обедом, Инга озадаченно потерла пальцем затылок.
   — Не чешись! — одновременно сказали Ада Терентьевна и баба Маня, посмотрели друг на друга и  улыбнулись.
   Несмотря на внешнее различие, эти две старые женщины внутренне чем-то удивительно походили друг на друга. Одна в шляпке, с ухоженным лицом и хорошим маникюром. Другая — в белой косынке с прорезной вышивкой «ришелье», с лицом, не знавшим косметики, и натруженными руками. Но при этом каждая из них была носителем своей культуры.
   — Может быть, у тебя голова грязная? — спросила директриса.
   — Может у тебя вши? — поддержала баба Маня.
   — Сегодня к вечеру для всех натопят настоящую русскую баню! — обрадовала Ада Терентьевна.

   …Капли дождя мягко шлепали по зеленым листьям, качали зонтики укропа. Летний вечер, заканчивающийся дождем, навевает умиротворение и надежду на сладкий сон в приятной ночной прохладе. Субботний вечер — это успокоение после недельных трудов, подготовка к празднику души — воскресенью. Вернее «воскресению». Чистота помыслов может начинаться с чистоты телесной. Поэтому еще днем были натоплены несколько бань. И, как повелось издревле, в «первый пар» шли мужчины. Второй пар более мягкий. В нем парились женщины.

   В баню Инга взяла целый набор разных скрабов, масок и кремов. Но местные женщины только поулыбались, глядя на такое обилие снадобий, и предложили попробовать соль. Оказывается, если вымыть голову мылом или шампунем, а потом тщательно втирать в кожу головы соль минут 10-15, то это действие заменит и скраб для волосистой кожи головы, и предотвратит выпадение волос. Позже врач Иван Степанович объяснил Инге, что соль оказывает двойное действие: подавляет грибок, селящийся в волосах, и усиливает кровообращение в коже. Полоскание волос слабым раствором уксуса после мытья также имеет бактерицидное действие. Соль, как оказалось, еще использовалась местными жителями для полоскания зубов: делался раствор чайной ложки соли на стакан воды.
   В бане оказалось, что у бабы Мани нежные розовые пятки, как у молоденькой девушки. Она натирает ступни грубой холстиной каждый вечер по пять минут. Смущается и краснеет баба Маня тоже как «красна девица». Особенно, когда бабка Зинаида стала посмеиваться, что не в такой компании баба Маня предпочла бы оказаться в субботней бане…
   
   Уже помывшись, Инга улучила момент и спросила у Ады Терентьевны, на что намекала бабка Зинаида. Ада Терентьевна, закутанная в махровый халат, наливала травяной чай в предбаннике и рассказывала:
   — Обычай, ходить в баню по субботам, имеет продолжение. После бани, а, иногда, и в самой бане муж и жена дарят друг другу любовь… Тело у обоих чистое, аж скрипит… Запахи дубовых веничков и травяных чаев с тончайшим запахом чистого тела смешиваются… Распаренное тело позволяет не думать об удобстве позы… В общем, и с гигиенической и с душевной точки зрения куда как замечательно…Трудно делать какие-то выводы о жизни других людей, которым естественная стыдливость не позволяет говорить об интимной жизни. Но могу сделать предположение, что обычай регламентирует частоту интимной жизни именно таким образом: занятая работой неделя и посвященное богу воскресенье далеки от плотских удовольствий. Но вот суббота посвящена им.

          ВОСКРЕСЕНЬЕ

   Высокий, растекающийся звук разбудил Ингу. Немного отойдя ото сна, она услышала, как этому звуку мелкой россыпью вторят колокольцы поменьше. Инга, слышавшая звон колокольни Храма Христа Спасителя, улыбнулась, услышав эту «самодеятельность». Однако хорошее настроение потянуло ее туда, к людям.
   Солнышко искрилось в каждой капле, оставшейся от вчерашнего дождя. Видя, как солнечный луч дробится на тысячи лучиков в каплях на листьях деревьев, кустов и травы, девушка услышала, что так же высокий звук основного колокола дробиться на созвучия других, меньших. Удивительное чувство единства и гармонии мира захватило ее.
   Сегодня к завтраку многие пришли, отстояв с утра службу в церкви. Поэтому завтрак начался поздно, ближе к обеду.
   Инга с любопытством разглядывала принарядившихся людей. Сама она опять красовалась в «винтажном» платье из сундука бабы Мани. А баба Маня светилась чистотой. Ее голову украшала белоснежная косынка с кружевной вставкой. Даже фартук был таким же белоснежным и тоже узорчатым.

   Еще вчера, узнав воскресное меню, девушка огорчилась и пыталась воспротивиться решению старушек. Что за торжественная еда — суп из сушеных грибов с перловкой и «гурьевская каша»?!
   — Каша на праздник?
   — А вот потом и поглядим, какая такая праздничная каша, — судя по всему, баба Маня была уверена в успехе.
   Сегодня Инга сама видела, как готовятся эти блюда. Под руководством бабы Мани промывала холодной водой сушеные грибы и перловку и оставила их в воде на целый час. Сама помогала заправлять уже закипевший суп подсолнечным маслом, резаным картофелем и солью. Сама отправляла суп дозревать в духовку печи и еще час чувствовала, как наливается грибным ароматом весь двор. Еще тогда, по запаху, Инга поняла, что получится суп-объедение.
   С кашей все было еще сложнее. Оказалось, что хорошо проваренная перловка — только заготовка для будущего блюда. Пока Инга с другими женщинами чистила орехи, баба Маня лично колдовала над целой кастрюлей сливок. Она наливала их в сковороду, ставила в нагретую духовку, затем снимала румяные крепкие пенки и складывала их в отдельную посуду.
По-очереди, женщины взбивали перловку так, что стало понятно, почему исстари перловую кашу называли «пуховкой». Потом добавляли в нее толченые орехи, сахар, варенье и снова взбивали.
   Наконец баба Маня заново укладывала запеченные пенки в большую кастрюлю, перемежая каждый слой солидной порцией «пуховки».
   Все это сооружение снова доходило в духовке…

   Ада Терентьевна оказалась знакома с рецептом «гурьевской» каши. Она сообщила, что этот старинный рецепт придумал какой-то крепостной повар. Хозяину и его гостям так понравилась каша, что крепостной получил вольную.
   — Кстати, ты знаешь, почему этой ячменной крупе дали название «перловка»?! «Перлами» на Руси называли жемчуг. Крупинки перловки действительно напоминают мелкий речной жемчуг, который когда-то водился в реках. С другой стороны, барышни знали, что употребление перловки сохранит хорошую кожу.
   Доктор Иван Степанович подтвердил, что перловка содержит много белка, фосфора и лизина. Лизин, в свою очередь участвует в выработке коллагена. А коллаген — основа кожи.

   После сытного обеда, когда речь зашла о том, как безнравственно обращались коммунисты с церквями, бабка Зинаида грустно вздохнула:
   — Все коммунистов ругают, а у меня при коммунистах аж два любовника было…
   Баба Маня тоже поддержала ностальгическую ноту:
   — Мы с Петровичем демонстрации любили. Особенно, по-молодости. На демонстрации и познакомились. С тех пор одну песню, как услышим — сразу настроение поднимается. Или сами себе напеваем:
      Утро красит нежным светом
      Стены древнего Кремля,
— тоненьким голоском затянула баба Маня. Петрович вторил, сдерживая голос, чтобы было слышно жену:
      Просыпается с рассветом
      Вся Советская земля.
      Холодок бежит за ворот,
      Шум на улицах сильней.
      С добрым утром милый город, —
      Сердце Родины моей!

Припев с энтузиазмом подхватили другие:
      Кипучая,
      Могучая,
      Никем непобедимая, —
      Страна моя,
      Москва моя —
      Ты самая любимая!

   Похоже было, что дальше слов никто не знал, поэтому, повторив еще раз припев, все растерянно замолчали.

   — А нам, русским за рубежом, — Ада Терентьевна избегала слово «эмигранты», — нравятся романсы, в исполнении Александра Малинина. Он о нас лучше всех поет, поет со вкусом, без надрыва:
      Не падайте духом, поручик Голицын.
      Корнет Оболенский надеть ордена!
   Голос у Ады Терентьевны был хрипловатый, поэтому она скорее не пела, а декламировала стихи.
   — Ну, это все когда было, — Инга отказывалась верить в реальность событий, о которых пелось в песне.
   — Для тебя, деточка, это действительно нечто фантастическое. А для меня — сама реальность. Я княжну Веру Сергеевну Оболенскую хорошо знаю, внучку Сергея Дмитриевича Оболенского. Думаю, именно про него поется в песне.
   — Не может быть! — Инга была поражена тем, что пожилая женщина, сидящая с ней за одним столом в этой глуши, так спокойно говорит об известных с детства фамилиях. — Расскажите что-нибудь еще!
   — А что тебя интересует?
   — Все! — выпалила Инга. Другие люди за столом тоже были не прочь послушать.

   — Вера Сергеевна живет в Петербурге с 1992 года, вышла замуж за русского скрипача. А в Париже очень почитают другую Веру Оболенскую — дочь бакинского вице-губернатора Аполлона Макарова, жену князя Николая Обленского. Когда фашисты оккупировали Францию, она вступила в Сопротивление и вскоре стала генеральным секретарем организации! Когда ее арестовали гестаповцы, добиться они ничего не смогли. Они ее так и прозвали «княгиня ничегонезнаю». Ее казнили в 1944 году. Посмертно княгиня была удостоена высших наград Франции и советского ордена Отечественной войны I степени.
   Кстати, ты знаешь, в чем разница между княжной и княгиней? — Ада Терентьевна вопросительно посмотрела на девушку.
   Инга отрицательно покачала головой.
   — Понятно, что княжна — это дочь князя. Но она остается княжной, даже если выйдет замуж. И этот титул (княжна) выше, чем княгиня. Чтобы стать княгиней, достаточно просто выйти замуж за князя. А княжна – она дворянка до мозга костей по происхождению.
Эти женщины обладали удивительной красотой. Красота, не в том, чтобы накрасить губы или позвонить лучшему пластическому хирургу. Красота во внутренней культуре. Раньше встреча с русской означала, что к культурному уровню этой женщины многим придется тянуться. Русские женщины поражали своим характером, своей харизмой. Они смогли выжить на чужбине, взвалив на себя все тяготы и сложности эмиграции, — ведь зачастую в таких ситуациях многие мужчины оказывались «слабым полом».
   Я признаю, что внутренняя культура присуща не только дворянству. Милейшая Мария Ивановна — баба Маня — яркий представитель самобытной и мощной народной культуры. Эта культура передавалась из поколения в поколение «с молоком матери». А сейчас связь поколений разорвана — все живут отдельно. Вот поэтому важны такие школы, как наша. Семейное воспитание — задача государственного масштаба. Культура начинается с семейного уклада.

   Когда все потихоньку стали расходиться, Инга направилась к своей избе. Навстречу ей, покачиваясь, шел юноша-девица.
   — О, глянь-ка, Сашка идет противолодочным зигзагом, — Петрович тоже заметил пьяного. — Не лень ему в соседнее село за самогоном пешком ходить. Всю пенсию за погибших родителей на выпивку просаживает. И никто его приструнить не может. Осенью, когда ему восемнадцать стукнет, останется без денег. Что с ним будет?! И в армию не возьмут, у него болезнь какая-то.
   Молодой человек, хоть и был порядком пьян, с восхищением смотрел на приезжую красавицу.
   — Как поживаете? — Инга решила быть вежливой с поклонником.
   — Да ниче, пока никто не прибил.
   В руках у девушки была тарелка с «гурьевской кашей» на вечер. Она решила пожертвовать хоть такую закуску бедолаге.
   — Кашу будешь? — девушка протягивала парню что-то очень вкусно пахнущее.
   — Я вообще-то не очень против к этому согласен, — Сашка даже протрезвел немного.
   — Вы ставите меня в логический тупик своими филологическими изысками, — Инга закончила филологический факультет, поэтому была не равнодушна к чужому творчеству, хоть и устному.
   — Че?
   — Вот и я примерно о том же, — девушка всучила парню тарелку и пошла дальше, решив, что на сегодня вежливости достаточно.
   Сашка, приоткрыв рот, проводил взглядом точеную фигурку до самых ворот.

   Этой ночью Инга проснулась оттого, что за окнами кто-то ходил, пытался их открыть. Девушка, прижав к груди чугунную сковороду, около часа ожидала нападения. Вот тогда она пожалела, что мужчина, определенный ей в «сожители», не ночует в доме.

          ПОКЛОННИК

   УТРО ПОНЕДЕЛЬНИКА началось с подведения итогов прошедшей недели. Отметив, что работы по восстановлению храма идут по графику, доктор Шульц сказал:
   — Что касается выполнения целей нашей «Школы», то у нас уже есть один «развод».
   Под смех остальных пришлось Инге придумывать на ходу какие-то оправдания и заверять, что с сегодняшнего дня все недоразумения будут улажены.
   Смирилась Инга и с тем, что с этого дня ей поручили другое дело. Оказалось, что старая церковь сложена «старомосковской кладкой», такой же, как в любимом девушкой царицынском ансамбле Баженова. Поэтому часть внутренних стен, очищенных от поздних наслоений, решено было оставить в первозданном виде: красная кирпичная кладка с белыми швами. Нужно было только подбелить швы между кирпичами.

   Вечером Инга поставила на стол миску с вареным рисом. Конечно, не с простой рисовой кашей. Рецепт включал разные пряности: гвоздику, имбирь и прочее. Этакая реплика из сказок «Тысяча и одной ночи». Инга случайно нашла когда-то этот рецепт и несколько раз использовала его, когда они с Гелькой устраивали вечера в стиле Шахерезады. К этому рису она еще делала фруктовый салат, но в этой глуши манго не найти…
   Мужчина поковырял вилкой рис в тарелке, подцепил гвоздичку и поднял на Ингу удивленные глаза:
   — Это что?!
   — Это гвоздичка, — пояснила девушка.
   — Я вижу, что «гвоздичка». Мясо где?! — мужчина отодвинул тарелку.
   Пришлось срочно вскрывать банку с тушенкой. Вывалив всю банку в свою тарелку, мужчина с довольным видом стал поглощать ужин.

   Скоро не только ужин был съеден, но и изба наполнилась могучим храпом заснувшего мужчины. А девушке не спалось. Причина была та же что и вчера: сначала кто-то царапался в окно, потом заскрипели доски на крыльце, потом дверь стали дергать, все сильнее и сильнее. Но ее «защитник» спал.
   Теперь в дверь стали стучать кулаком. Пьяный мужской голос сначала тихо, потом все громче бубнил:
   — Инга, выходи! Выходи, Инга!
   Девушке почудилось, что она стала участником какого-то фильма ужасов: один мужик храпит, как трактор, другой в дверь ломится!
   Наконец, стук в дверь разбудил спящего. Мужчина потряс головой спросонья, затем спросил у напуганной Инги:
   — Это к тебе? Ты приглашала?
   — Нет, нет!
   Надев только штаны, без рубашки на огромной волосатой груди, мужчина открыл входную дверь и увидел Сашку, пьяного, но с цветком в руке.
   — Тебе чего?!
   В это время во двор вбежали два охранника.
   — Помощь нужна?
   Тщедушный юноша ойкнул и быстро удалился.

   УТРОМ все знали о ночном происшествии. Девушка, стараясь скрыться от расспросов и ухмылок, наскоро позавтракала и занялась делом.
   Инга стояла на лестнице, прислоненной к стене церкви, и узкой кистью осторожно подбеливала швы между красными кирпичами. Она так сосредоточилась на работе, что не сразу заметила, как рядом с лестницей оказался ее «поклонник». Он был трезв, а длинные волосы завязал в пучок какой-то бечевой.
   — Как меня к тебе тянет! — парень прижался лицом к ногам девушки и замер.
Инга боялась шевельнуться, так как лестница легко вибрировала при любом движении. А тут еще в руках ведерко с известью… Как бы она не относилась к парню, но не простила бы себя, если известковый раствор ожег бы эти доверчиво распахнутые ей навстречу глаза.
   — Помоги лучше! — девушка решила любым способом отвлечь внимание от своей персоны. — Я высоты боюсь, а здесь еще сколько работы!
   — Конечно-конечно, — засуетился юноша, помог красавице спуститься и охотно взял у нее ведерко и кисть.

   Через полчаса не было человека, который не сходил бы лично убедиться, что непутевый Сашка старательно работает «на общество».

          ОТРАВЛЕНИЕ
 
   Готовить каждый день ужин для мужика Инге оказалось сложно. Он ел много, не любил, когда блюда повторялись. Но на вопрос Инги: «Что приготовить на вечер?» неизменно отвечал: «Что хочешь».
   Однажды девушка сделала картофельное пюре с сырым яйцом. Остатки пюре мужчина доел утром. Уже к обеду стало ясно, что у обоих пищевое отравление, причем у мужчины — более тяжелое. Его мучил не только понос, но и газы в кишечнике. И если женщины сочувствовали «болящим», то мужики соревновались в шутках над страдальцами. К мужчине моментально прилипло прозвище «Мяу-Газпром».
   Доктор Иван Степанович заставил обоих промыть не только желудок, но и кишечник, выдал лекарства и отправил мужчину отлежаться. Ингу, как легко больную, сделали на пару дней курьером по мелким поручениям.
   — Будь добра, сходи к Петровичу. Он там мне обещал… Ну, он сам знает. Так ты это сюда принеси. — Доктор Иван Степанович за прошедшие два дня изрядно поволновался за отравившихся. Хорошо, что случай оказался достаточно простым, и «больные» уже выздоравливали.
   — Ладно, — дело шло к вечеру, и это поручение доктора было последним на сегодня для девушки-курьера.

   Петровича Инга нашла на крытой веранде, на кровати. Судя по блаженному выражению лица, Петровичу было хорошо.
   — Меня врач послал. Вы ему что-то обещали, так давайте, я отнесу.
   Петрович с той же улыбкой поднялся с кровати и, присев, стал шарить под свесившимся одеялом.
   — Раз обещал, значит отдам. Мое слово золотое. Вот! — с этими словами он вытащил из-под кровати трехлитровый баллон, наполовину заполненный желтоватой жидкостью.
   — Это что? — засомневалась Инга.
   — Эт, как его, — Петрович сначала замялся. — Анализы! — гордо выпалил он.
   — Зачем же столько?!
   — Много?! Щас, — Петрович подтянул баллон ко рту и отпил три здоровых глотка.
Увидев это, Инга побледнела, ее глаза и щеки округлились, и она, зажав рот ладошкой, поспешно выбежала…

   ЧЕРЕЗ ПОЛЧАСА доктор сам пришел во двор к старику.
   — Ну, ты это зря, Петрович! Мне еще и слабонервных барышень откачивать. Ладно, давай, наливай, — и подставил стакан под пенящуюся жидкость.
   — Чего ты ее дразнишь?! Она тебе не нравится?! Почему? Она же яркая женщина, — доктор смаковал свежее пиво.
   — Яркая. Мухомор тоже яркий… чтобы его не ели, — отмахнулся Петрович.

   Инга, пытаясь спрятаться от всех, забралась в огород. Там, среди петрушки и укропа, сидела жаба. Она сидела, важно надув щеки, и полуприкрыв глаза. Казалось, что она презирает весь окружающий мир. Инга присела и легонько щелкнула ее по носу. Жаба тут же виновато съежилась, большие глаза ее тревожно заморгали, на физиономии появилась печаль и робость. Казалось, она вот-вот заплачет. Инга сказала задумчиво:
   — Вот Вы, голубушка, думаю, страдаете глубоким, неискоренимым комплексом неполноценности и Ваш невыносимо важный вид — всего лишь попытка скрыть от мира неприглядную истину: Вы, как и я, ничуть в себе не уверены!
   Жаба выслушала приговор молча, проглотив обиду.

          «РАЗБОР ПОЛЕТОВ»

   Выздоровевшую Ингу пригласили на беседу Ада Терентьевна и доктор Шульц.
   — Да ты никак поседела! — Ада Терентьевна удивленно смотрела на голову Инги.
   — Это мои волосы отрасли, краска кончилась, а купить-то здесь негде, — Инга досадливо хмурила брови.
   — Так ты что, блондинка?! Первый раз такое слышу. То, что от моды на блондинок многие женщины волосы перекисью жгли — это я знаю. Но чтобы наоборот…
   — Так получилось. Когда моя подружка Гелька меня к себе брала, так она условие поставила: перекрасится в брюнетку. Сама Гелька от природы темно-русая, но мужчины больше на блондинок западают. Поэтому Гелька стала блондинкой. Конкурентка ей рядом не нужна, а на фоне подружки-брюнетки она сама ярче выглядит. Вот мне и пришлось перекраситься.
   Ада Терентьевна неожиданно спросила:
   — А ты знаешь, как раньше, при царе, только по имени определяли, речь идет о дворовой девушке, или о девушке благородного происхождения?!
   — Нет, конечно, не знаю, — оторопела Инга.
   — Очень просто. Если «Наденька» или «Лизонька» — значит барышня. А ежели « Палашка» или «Наташка» — значит дворовая. Оно, конечно, так называли девушек не для уничижения достоинства, а только для определения статуса.
   — А почему Вы с подругой живете? Судя по анкете — у Вас есть мать, — доктор Шульц листал анкету девушки.
   — Да, в Подмосковье живет. Медсестра высшей категории. Мне там тоже была уготована жизнь учительницы русского языка и литературы, — усмехнулась Инга.
   — Благородная работа, — Ада Терентьевна не понимала сарказм, звучащий в голосе девушки.
   — Благородная работа, но нищая жизнь. Вы хоть знаете, сколько учитель получает?! Или медсестра?!
   — И ты решила удачно выйти замуж?!
   — Конечно, только в моем городке мужики пьют, как лошади и мрут, как мухи. Как и мой папаня когда-то. А в Москве олигархов полно. Геля себе уже квартиру и машину получила, правда с «замужем» полный облом.
   — Понятно, — Ада Терентьевна обменялась взглядами с доктором Шульцем. — А как ты думаешь, почему у твоей подруги «с замужем облом»?!
   — Да уж, известно: все мужики — сволочи, кобели проклятые.
   — Господи, как девочку изуродовали, — Ада Терентьевна расстроилась.
   — Типичная фундаментальная ошибка атрибуции, — доктор Шульц был абсолютно спокоен.
   Инга поняла, что теперь ей точно ничего хорошего «не светит», и тоже расстроилась.
   — Фундаментальная ошибка атрибуции — это тенденция объяснять поведение других людей их внутренними особенностями, а собственное поведение — внешними причинами. Вот Вы считаете своего отца и других мужчин плохими из-за внутренних качеств, а себя — хорошей, но попавшей в плохие обстоятельства. Так?! — доктор Шульц внимательно наблюдал за лицом девушки.
   Инга молчала.
   — Давайте рассмотрим другой пример. В этой деревне большинство людей, местных и приезжих, воспринимают Вас как самоуверенную, даже нахальную, девушку. Но я уверен, что это не так. Люди ошибаются, приписывая Вам те качества, которые диктует образ: роковая красавица-брюнетка, тем более москвичка. Я прав?! — сказав это, доктор Шульц замолчал до тех пор, пока Инга не кивнула в ответ, затем продолжил:
   — Основной ошибкой большинства людей является рассуждения такого плана:
      • Если у другого человека все хорошо — то ему просто повезло. Но если хорошо у меня — я это заслужил.
      • Если плохо у меня — мне не повезло. Если плохо у другого человека — он это заслужил.
   Поэтому люди легко оправдывают себя, но очень трудно других людей.

          БАТЮШКА

   Даже сомневающемуся в себе человеку трудно признать, что другой человек может открыть в тебе что-то нехорошее. Еще труднее поверить, что делает это тот, другой, не со зла, а желая помочь тебе.
   Сидя на широкой лавке на церковном дворе, Инга еще и еще раз мысленно повторяла слова доктора Шульца. Повторяла и пыталась примерить эти слова к своим мыслям и поступкам, к поступкам близких и знакомых людей.

   — Бог в помощь в мыслях твоих! — молодой батюшка присел на лавку рядом с девушкой.
   — Не верю я в Бога, — пожала плечами Инга.
   — «Бог есть любовь», сказано в писании, — батюшка не увещевал, не настаивал, его речь была спокойной, а глаза светились каким-то внутренним светом. — Поэтому, даже если ты не верующий человек, но ищешь любовь, то бог в тебе проснется, рано или поздно, в том или ином виде. Вот и в нашу деревню тебя привел Бог. Уж сколько я молился, чтобы он Александра на путь истинный направил. А ты появилась — парень через любовь к тебе себя нашел: замечательные способности к рисованию у него обнаружились. Пить бросил.
   Инга задумалась. Она понимала, что все ее поступки, направленные на поиски мужа, продиктованы поиском материального благополучия, а не любви. Боязнь ее матери остаться без денег, перешла к ней самой. Мать, всю свою жизнь работавшая на полторы ставки в больнице, еще и в выходные ходила подрабатывать, делая уколы на дому. А ее дочери так не хватало материнской любви, ласки, внимания. Конечно, мать любила ее, но времени на дочь просто не было.
   — Я без денег боюсь остаться, — нахмурилась Инга.
   — «Тот, кто понял важность слабости — обрел истинное смирение», учит нас Сергий Радонежский, — батюшка, похоже, вовсе не удивился откровенному признанию. — Твоя женская суть не только о себе, о будущем потомства твоего заботится. Это не грех. Только и любовь, и материальное благополучие свою цену имеют. И цена эта на земле и на небе разная.

   Сейчас Инга вспомнила то чувство одиночества, которое испытывала в детстве. Новую игрушку, принесенную гордой матерью, девочка была готова променять на один час бессуетного общения. Чтобы прижаться к матери, говорить с ней о чем-нибудь, чувствовать ее руку на своих волосах…
   — Не умею я говорить о Боге, — Инге захотелось уйти, побыть в одиночестве.
   — О Боге говорить не надо, о нем надо думать, — батюшка сам поднялся и пошел внутрь храма.
   Девушка сидела и думала: «Как же сочетать поиски любви с материальным благополучием?».

          ПРАЗДНИК

   БЛИЗИЛСЯ К КОНЦУ РЕМОНТ ХРАМА. Приближался и день отъезда домой. Но суета объяснялась не только отъездом. Последний день пребывания группы совпадал с праздником святых Петра и Февронии, в монашестве Давида и Ефросиньи. Эти святые на Руси почитаются, как образец супружеской любви.
   Петрович и баба Маня, после недолгих размышлений и уговоров, решили в этот день обвенчаться.
   — Наши деды в этом храме венчались, — баба Маня немного смущалась предстоящей роли невесты, зато Петрович стал важным и степенным.
   — Какая же Вы красивая будете! — Инга примеряла «невесте» свой свадебный подарок — шляпку, ту самую, из Лондона.
   — Гостей принимаете?! — в дом вошла Ада Терентьевна, опираясь на руку водителя олигарха. Тот, как всегда, был в свитере и джинсах и нес в руках большие пакеты.
   — А мы с Борисом Григорьевичем тоже с подарками.
   В пакетах оказались платье для невесты и костюм для жениха. Как оказались в такой глуши эти вещи — загадка.
   Пока жених с невестой примеряли наряды, Ада Терентьевна обратилась к спутнику:
   — Вот, Борис Григорьевич, та девушка, о которой я говорила.
   — У тебя какое образование? — у водителя был тихий голос человека, привыкшего к тому, что все его слушают и слушаются.
   — Филологический факультет педагогического университета, — Инга не понимала, почему Ада Терентьевна не обратилась напрямую к олигарху, наверняка они были лично знакомы.
   — Грамотность — уже хорошо. Мне нужен личный помощник, чтобы контролировать здесь развитие социального проекта с перспективой туризма. Придется много ездить и много работать, подучиться финансам. На испытательный срок будешь получать меньше, потом — по способностям. Подумай. Вот телефон моего секретаря в Москве — детали узнаешь у нее, когда вернемся.
   — Вы для своего шефа «ножки и попки» подбираете? — разозлилась Инга.
   — Какого шефа? — водитель удивленно посмотрел на Аду Терентьевну, озадаченный резким ответом.
   — Инга, Борис Григорьевич — наш спонсор. Твои страхи относительно его притязаний безосновательны: он женат, женат давно и счастливо, у него трое детей, — Ада Терентьевна быстро уладила недоразумение.
   — Кстати, я давно в бизнесе, а любители «ножек и попок» обычно финансовые кризисы не переживают, — хмыкнул водитель, оказавшийся олигархом. — Так ты позвонишь?
   — Позвоню, — Инга была почти «в ступоре». — Ваш товарищ, он тоже олигарх?
   — Мой однокурсник? Нет, он страховой агент. Кстати, не женат. Познакомить?
   — Нет, спасибо, не надо.

   Когда Борис Григорьевич ушел, Инга тихонько спросила у Ады Терентьевны:
   — Вы не знаете, почему такой богатый человек на старой «Волге» разъезжает?
   — А она у него талисман, как портфель у Жванецкого.

   Наступило 8-е июля, праздник святых Петра и Февронии. В украшенную зелеными ветками и полевыми цветами церковь собрались все: и местные жители, и «бывшие», и участники благотворительного курса «Школы для Адама и Евы». И пусть в церкви было еще мало икон, пусть не вся роспись храма была восстановлена, но храм уже возрождался к новому служению.
Солнечные лучи и горящие свечи наполняли храм почти волшебным сиянием. Также сияли глаза всех присутствующих. «Молодые» вслед за батюшкой повторили слова клятвы верности. Потом батюшка обратился ко всем прихожанам с напутствием. Его заключительными словами были:
   — КОГДА ОТПАДЕТ ОТНОШЕНИЕ К БРАКУ, КАК К НЕКОМУ КОММЕРЧЕСКОМУ ИЛИ РАЗВЛЕКАТЕЛЬНОМУ МЕРОПРИЯТИЮ, ТОГДА И ВОЗРОДИТСЯ РОССИЯ!

          ЭПИЛОГ

   ОТЪЕЗД сопровождала суета: радостная и грустная одновременно. Ада Терентьевна и Инга, попрощавшись со всеми остальными, стояли около бабы Мани, не в силах оторваться от ее теплых рук и добрых глаз.
   В это время кто-то несколько раз тихонько дернул девушку за рукав платья. Она обернулась и увидела Сашку. Парень протягивал Инге букетик незабудок, искусно сделанных из пластиковых бутылок. Он хотел что-то сказать, но не смог, и, резко развернувшись, ушел прочь.

   СПУСТЯ ГОД в старом храме появился новый иконостас. Люди говорили, что в его создании участвовал Сашка, которого называли когда-то «непутевым». Теперь он живет в монастыре и учится писать иконы.
   А еще в сельском храме батюшка окрестил молодую женщину. Крестной матерью стала баба Маня. Лишь очень немногие узнали в этой белокурой женщине ту брюнетку, которая год назад была возмутительницей спокойствия местных жителей. Она приехала не одна. Ее сопровождал мужчина — один из охранников олигарха.
   После приезда москвичей в селе стали появляться туристы, желающие отдохнуть от городской суеты. Приезжали даже французы. Но кое-кто утверждал, что никакие это не французы, а потомки тех русских, которые уехали когда-то во Францию, спасаясь от революции.
   Один из деревенских домов пользуется у туристов особенной популярностью: считается, что он приносит удачу. Говорят, что девушка, пожившая в нем совсем немного, стала богатой и счастливой. В этом доме на стене на гвоздике до сих пор висит маленькая туфелька, которую смогла бы надеть только Золушка.


Рецензии