Бесплодные усилия любви, 5-2

АКТ ПЯТЫЙ

ЦЕНА ВТОРАЯ

Там же.

(Входят Принцесса, Кэтрин, Розалина и Мария.)

ПРИНЦЕССА:
Ну, что же, душечки, похоже, до отъезда нас подарками задарят. Посыпались алмазные дожди! Смотрите, как король влюбленный щедр.

РОЗАЛИНА:
Сопроводил ли он сии дары посланьем?

ПРИНЦЕССА:
Он обернул дары любовной рифмой, обёртки этой не жалея, скрепив печатью Купидона.

РОЗАЛИНА:
Пять тысяч лет мальчишка-бог на воске вензель ставит.

КЭТРИН:
К тому же и отъявленный негодник.

РОЗАЛИНА:
Во веки не сдружиться вам. Ведь он сестру твою не пожалел.

КЭТРИН:
Он отравил её печалью и сестра зачахла. Ах, если бы она была легка и весела, как ты, она бы дожила до старости глубокой, как можешь до неё сама дожить ты. У сердца лёгкого всегда в кармане старость.

РОЗАЛИНА:
Ты мнишь под словом «лёгкое» оттенок мрачный.


КЭТРИН:
Да, лёгкий нрав, собою заслонивший красоту.

РОЗАЛИНА:
Недостаёт нам света высветить идею.

КЭТРИН:
Чтоб не обжечь, костёр я раздувать не буду.

РОЗАЛИНА:
Иначе и не может быть. Твоя стезя — потёмки.

КЭТРИН:
Твоя же — с лёгкостью парить над всеми.

РОЗАЛИНА:
Тебя я легче и стройней и веселее.

КЭТРИН:
Мои достоинства ты взвесить не способна, а значит и судить о них не в праве.

РОЗАЛИНА:
Весы суждений наших так разнятся, что лучше невесомыми остаться.

ПРИНЦЕССА:
Турнир острот достоин восхищенья: в нём обе стороны блеснули. Теперь же, Розалина, поделитесь, кто вам и что прислал в подарок?

РОЗАЛИНА:
Таиться я не буду и скажу. Но будь я внешностью прекрасна, как принцесса, то и подарок был бы равный по цене, а не такой, как этот. Бирон мне написал стихи, где страстию пера и рифмы я признана богиней, которой равной на земле сыскать нельзя, сравнив и с тысячью красавиц. За созданный портрет его благодарю.

ПРИНЦЕССА:
С оригиналом есть ли сходство в том портрете?

РОЗАЛИНА:
Перо почти что угадало, а вот хвалы ему, порой, недоставало.

ПРИНЦЕССА:
И если слову верить — чернил достаточно твою красу измерить.

КЭТРИН:
Прекрасна девица, как  буква «Б» в тетрадке.

РОЗАЛИНА:
Не думай, что в долгу останусь! Ведь карандаш судьбы не раз твоё лицо весною щедро метил буквой «О».

КЭТРИН:
Да будет оспою на личике твоём дурная шутка.
ПРИНЦЕССА:
А что же, Кэтрин, вам Дюмен прислал в подарок?

КЭТРИН:
Перчатку эту, госпожа моя.

ПРИНЦЕССА:
Ужели не сподобился на две?

КЭТРИН:
Перчатки две, мадам, и кучу лирики любовной. Образчики глупейших переводов и примеров лицемерья.

МАРИЯ:
Меня же мой Лонгвиль усыпал жемчугами и выстелил дорогу из стихов до горизонта.

ПРИНЦЕССА:
А ты б хотела нитку жемчугов  до горизонта и строчку незатейливых стихов.

МАРИЯ:
Тогда бы стала я жемчужиной сама.

ПРИНЦЕССА:
Ума нам всем не занимать, смеясь над кавалерами своими.

РОЗАЛИНА:
Нам шутки продавать свои резон,
Вот, например, мой ухажёр Бирон.
Коль на недельку бы его заполучить,
Как собачонку я могла бы приручить
И рифмой тявкать, и лизать мне руку,
Остротами своими разгонять мне скуку.
Мои ж насмешки почитать за честь,
Когда такая дама рядом есть.
Меня б устроила такая половина:
Он — мой чудак, а его — судьбина.

ПРИНЦЕССА:
Порой, мудрец похож на дурака,
И быть им продолжает он, пока
В сетях любовных пребывает.
Там мудрость — чахнет,
Дурь — благоухает.

РОЗАЛИНА:
Не столь к любовным шалостям мальчишки склонны,
Сколь взрослые в таких вещах бесцеремонны.

МАРИЯ:
Безумие глупца не столь нас удивляет,
Как глупость мудреца, которая сражает
Своим умом разить и удивлять,
Что дураку — невмочь, а умному — под стать.

ПРИНЦЕССА:
Сияющий Бойе изволили явиться.

(Входит Бойе.)

БОЙЕ:
Умру со смеха! Где моя царица?

ПРИНЦЕССА:
И что ж стряслось?

БОЙЕ:
Немедленно готовьтесь, дамы, к бою,
Конец приходит вашему покою.
Любовь в поход великий снарядилась:
В подарки, речи, рифмы обрядилась.
Точите ум и когти, кстати,
Иначе бой закончится в кровати.

ПРИНЦЕССА:
Святой Денис сошёлся с Купидоном!
Поведай нам, разведчик, что там за кордоном.

БОЙЕ:
Вздремнуть хотел я под раскидистым платаном,
Но не судьба была моим решиться  планам:
И не успел глаза усталые я смежить,
Как  голоса донёс до уха ветер свежий:
Король и сотоварищи  поблизости присели
И слышал я про всё, что их сердца напели.
Одни идут сюда, герольдом избран паж,
Он мал, но в играх у него солидный стаж,
Он знает, что сказать и как себя держать,
И не сконфузят пажа даже знать.
Король сказал:
«Увидишь ангела, мальчишка, не смущайся
К нему обыкновенно обращайся.»
Ответил паж:
«Меня, монарх, сие не беспокоит:
Ведь ангел же не чёрт — рогами не уколит».
Кругом раздался дружный смех:
Так мальчик позабавил всех.
Мальчишку тискали и дружно все смеялись,
Довольные мальчишкою остались.
И уверяли, что не ведали острот,
Которые дарил им обормот.
Один без устали смеялся,
«Таких острот не слышал!»: клялся.
Другой кричал: «Повержен враг!
Ты мальчик — балагур и маг!»
Четвёртый тут же за живот схватился
И будто замертво на землю повалился.
Такая чехарда тут завязалась,
Что слёз от смеха не осталось.

ПРИНЦЕССА:
Ужели к нам они спешат с визитом?

БОЙЕ:
Спешат. Спешат в костюмах нарочитых:
По духу — русские, по платью — московиты.
Готовы танцы половецкие плясать,
И по дарам своим избранниц выбирать,
Есть разница великая меж вами:
Вы все отмечены особыми дарами.

ПРИНЦЕССА:
А коли так, то нам скорее надо
Гостей незваных встретить маскарадом.
При этом меж собой договориться
Не открывать свои под маской лица.
Пусть Розалина, носит золото принцессы,
И волочиться  пусть за ней король-повеса.
А золото её на мне блистает,
Бирона ложным блеском привлекает.
И вам резон конфуз изобрести,
Чтоб кавалеров в заблуждение ввести.

РОЗАЛИНА:
Пусть привлекательны и ярки сияют на балу подарки.

КЭТРИН:
В чём смыл обмена этого, скажите?

ПРИНЦЕССА:
Их выдумку своею упредить
И шутников на шаг опередить.
Пусть думают они, что хороши,
Над ними посмеявшись от души.
Они же — языки свои развяжут:
Секреты сокровенные расскажут.
Когда же обо всём узнают гости:
Мы со смеху умрём, они — от злости.

РОЗАЛИНА:
А как же с танцами? Ужели им откажем?

ПРИНЦЕССА:
Нет, нет ! Не помышляйте даже!
На комплименты и восторг иной
Не реагировать, встречая их спиной.

БОЙЕ:
Таким презрением ораторов убьёте
Вы кавалерам память отобьёте.

ПРИНЦЕССА:
Вот и прекрасно! Вот и мило!
Забывши роль, актёр теряет силу.
Да будет этот миг благословен и свят,
Когда воителя оружием воителя разят.
Мы шутников их шутками убьём
И восвояси их с позором отошлём.

(За сценой слышен шум фанфар.)

БОЙЕ:
Сигнал фанфар — начало маскарада.
Надеть всем дамам маски надо.

(Появляются  играющие музыканты-мавры, входят Моф, Король, Бирон, Лонгвиль и Дюмен в масках и русских костюмах.)

МОФ:
Земным красавицам мы славу воздаём!

БОЙЕ:
Краса перед парчою — жалкий блеск.

МОФ:
Вы, небожители, закованные в злато,
(Дамы разворачиваются спиной.)
Презрели смертных, став спиною к ним.

БИРОН (В сторону Мофа):
Глаза, негодник, про глаза скажи.

МОФ:
Когда-нибудь вы очи к смертным обращали? Из...

БОЙЕ:
Да-да, конечно, из.

МОФ:
Из  золотых нарядов не созерцать небесными очами...

БИРОН (в сторону Мофа):
Напротив — созерцать, дурашка.

МОФ:
Да, созерцать очами, равными светилу... светилу, равными очами....

БОЙЕ:
На сей эпитет девы не ответят. Уж лучше бы назвал их девами с красивыми очами.
МОФ:
Они меня не слушают. И я теряюсь.

БИРОН:
И это ты талантом называешь?  Пошёл, негодник, вон!

(Моф уходит.)

РОЗАЛИНА:
Кто эти странные пришельцы? Что им нужно? И если говорят они на нашем языке, спросите их Бойе, о цели их прихода.

БОЙЕ:
Что вы хотите от принцессы?

БИРОН:
С визитом вежливости к вам явились мы.

РОЗАЛИНА:
И что ж они желают?

БОЙЕ:
Лишь мира и любезного приёма.

РОЗАЛИНА:
Визит их состоялся. Могут уходить.

БОЙЕ:
Визит окончен. Можете идти.

КОРОЛЬ:
Скажите ей, что сотни миль преодолели мы, чтоб на зелёной травке с ними в танце покружиться.

БОЙЕ:
Они сказали, что сотни миль преодолели, чтоб на зелёной травке с вами в танце покружиться.

РОЗАЛИНА:
А если так, то сколько дюймов в каждой миле их спросите, коль столько им уже пришлось измерить. Я полагаю: это им не трудно сделать.

БОЙЕ:
Коль в милях счёт вели, то хочет знать принцесса, а сколько дюймов в каждой миле насчитали.

БИРОН:
Скажите ей, что не на мили счёт вели мы — на страданья.

БОЙЕ:
Она вас слышит.


РОЗАЛИНА:
Тогда скажите, как вы настрадались и сколько же страданий в каждой миле.

БИРОН:
Что ради вас творим не поддаётся счёту. Нет этому конца и нет начала. В итоге одного желаем — увидеть свет божественного лика и преклоняться оному подобно дикарям.

РОЗАЛИНА:
Мой лик — луна. Над ликом бродят тучи.

КОРОЛЬ:
Ах, как завидую я туче!
Но, силы неба, разорвите мрак ночей,
И ниспошлите свет на влагу очарованных очей.

РОЗАЛИНА:
А стоит ли отчаянно сражаться,
Чтоб диску лунному во влаге отражаться?

КОРОЛЬ:
Оставим слово. Пусть струна звучит.
Всё остальное — внемлет и молчит.

РОЗАЛИНА:
Пусть музыка звучит! Мир в ожидании прекрасного притих.
(Играет музыка.)
А танцам — нет. Изменчива луна в желаниях своих.

КОРОЛЬ:
Вы не хотите танцевать ? И от чего ж такая перемена?

РОЗАЛИНА:
«Да» полнолуние на фазу «нет» сменило.

КОРОЛЬ:
Луна с небес пока что не исчезла, а музыка играть не перестала и не даёт покоя пляшущим ногам.

РОЗАЛИНА:
Ушам покоя не даёт.

КОРОЛЬ:
Пусть и ногам не даст покоя.

РОЗАЛИНА:
Поскольку по всему — вы чужестранцы,
Вот вам рука, но вовсе не для танцев.

КОРОЛЬ:
Зачем же вам рука?


РОЗАЛИНА:
С друзьями попрощаться.
На этом, дорогие гости, танцы завершатся.

КОРОЛЬ:
Не равной мерой платит сторона.

РОЗАЛИНА:
За сей товар — приличная цена.

КОРОЛЬ:
Какую вы себе даёте цену?

РОЗАЛИНА:
Немедленный уход шутов со сцены.

КОРОЛЬ:
Такому не бывать.

РОЗАЛИНА:
И нас купить цены у вас не хватит, потому прощайте,
Адью вам, маска, господину же — приветишко отдайте.

КОРОЛЬ:
Коль танец вам не в радость — пусть язык попляшет.

РОЗАЛИНА:
Попляшет лишь наедине.

КОРОЛЬ:
Такая пляска по душе и мне.
(Отходят в сторону, продолжая беседу.)

БИРОН:
О, тонкорунная овечка, даруй одно лишь сладкое словечко.

ПРИНЦЕССА:
Мёд, молоко и сахар — сразу три.

БИРОН:
Тогда кидай из сладкой горсти
Две тройки — как кидают кости!
Полдюжины сластей.

ПРИНЦЕССА:
Седьмую получи — тебя я покидаю.
С мошенником я больше не играю.

БИРОН:
Ещё одно словечко по секрету.


ПРИНЦЕССА:
В нём сладкого, надеюсь, нету.

БИРОН:
Только горечь.

ПРИНЦЕССА:
Уже я чувствую её.

БИРОН:
Ну и прекрасно.
(Разговаривая отходят в сторону.)

ДЮМЕН:
Словечком переброситься мечтаю.

МАРИЯ:
Бросайте. Я ловлю.

ДЮМЕН:
Вы так прекрасны.

МАРИЯ:
Вас за красавицу красавцем называю.

ДЮМЕН:
Ещё словечко по секрету и прекратим беседу эту.
(Разговаривая отходят в сторону.)

КЭТРИН:
Отсутствует язык под вашей маской?

ЛОНГВИЛЬ:
Я знаю, почему так говорите.

КЭТРИН:
Скорей же! Требую огласки!

ЛОНГВИЛЬ:
Два языка под маскою храните.
Один из них хотите уступить.

КЭТРИН:
Телячий вам хочу я подарить.

ЛОНГВИЛЬ:
Ну, что же, тёлочка, дари!

КЭТРИН:
Нет, мой телёночек прекрасный.


ЛОНГВИЛЬ:
Как шпагами словами бьёмся.

КЭТРИН:
Быть битой вами не согласна.
Я вижу: споря, вы становитесь быком.

ЛОНГВИЛЬ:
Себя вы раните своим же языком.
Меня же — наделяете рогами.

КЭТРИН:
Умрите  же телёнком и бог с вами.

ЛОНГВИЛЬ:
Но прежде чем умру, позвольте мне сказать вам по секрету.

КЭТРИН:
Прошу вас громко не мычать. мясник услышит и прикончит песню эту.
(Разговаривая отходят в сторону.)

БОЙЕ:
Остры, как бритвы, языки насмешниц,
Стригут противника любого наголо,
И без труда штурмуют ум, без лестниц,
Себе — во славу, а врагу — назло.
Крылаты фразы и разят, как стрелы,
Как амазонки, девушки отчаянны и смелы.

РОЗАЛИНА:
Окончим спор, сударыни, довольно.

БИРОН:
Нас отстегали поделом и больно.

КОРОЛЬ:
Адью! Умишки ваши плоски.

ПРИНЦЕССА:
Адью вам, московиты-отморозки.
(Король, свита и мавры уходят.)
И это ум, которому дивятся?

БОЙЕ:
Одним дыханьем вашим сбито пламя жалких тех лучин.

РОЗАЛИНА:
Умишки их заплыли жиром.

ПРИНЦЕССА:
Как беден, ненаходчив ум мужчин!
Пойти им и повеситься всем миром.
А, может, больше масок не снимать,
Не быть Бирону более кумиром.

РООЗАЛИНА:
Да впору им от злости было зарыдать.
Король без слова доброго томился.

ПРИНЦЕССА:
Бирон запутался весь в клятвенных сетях.

МАРИЯ:
Дюмен за честь мою, как будто бы, на шпагах бился.
Сказала: «нет» И он остался на бобах.

КЭТРИН:
Лонгвиль назвал меня воровкой сердца.
К тому же — обозвал.

ПРИНЦЕССА:
Возможно, от растерянности это.

КЭТРИН:
Он растерялся — я нашлась.

ПРИНЦЕССА:
И задала, надеюсь, ты нахалу перца!

РОЗАЛИНА:
Порой под шапкою простою более ума,
Чем под короной золотою.
К тому я, что король в любви признался.

ПРИНЦЕССА:
Бирон же — о помолвке умолял.

КЭТРИН:
В любви и услужении Лонгвиль мне клялся.

МАРИЯ:
«Как береста с берёзкой неразлучны»! - говорил Дюмен.

БОЙЕ:
Принцесса и сударыни, даю вам слово:
Король со свитою сюда прибудут снова.
И, облачась в реальные одежды,
Заявятся за новою надеждой.

ПРИНЦЕССА:
Уже ли же придут?

БОЙЕ:
Придут побитые буяны,
Позорные свои не зализавши раны.
Глазам придайте блеск, забудьте про угрозы
И распуститесь, словно, утренние розы.

ПРИНЦЕССА:
Как распуститься?  Прошу вас изъясняться без намёков.

БОЙЕ:
Лицо под маской, будто на замочке,
Как роза нераскрывшаяся в почке.
Коль маску сбросите вы прочь,
Прекрасным утром обернётся ночь.

ПРИНЦЕССА:
Долой же глупости! Теперь не до сатиры,
Когда пред нами явятся мундиры.

РОЗАЛИНА:
И маски не нужны. Послушайте совета:
Ведь нам не занимать острот чужих у света.
Расскажем им как были нами биты
Посмевшие явиться к нам балбесы-московиты.
Зачем они являлись расспросите.
А всё, что было балаганом окрестите.
Как не дурачились, скажите, не глумились, -
Не солоно хлебавши удалились.

БОЙЕ:
Сударыни, уж свита на поляне.

ПРИНЦЕССА:
В шатры свои спешим быстрее лани.

(Принцесса, Розалина, Кэтрин и Мария уходят.
Появляются Король, Бирон, Лонгвиль и Дюмен  в своих обычных одеждах.)

КОРОЛЬ:
Храни вас бог! Скажите, где принцесса?

БОЙЕ:
Она в шатре. Желает ли монарх ей что- то передать?

КОРОЛЬ:
Хотел бы с нею я поговорить.

БОЙЕ:
И я и госпожа готовы вам служить.

(Уходит.)

БИРОН:
Цитаты он клюёт, как голубок зерно,
Потом их продаёт ревниво и умно.
Торгует в розницу ворованным товаром,
Ни подворотни не гнушаясь, ни базара.
А мы — что оптом продаём остроты,
Продав за грош, сидим без денег и работы.
И к девкам сей развратник вхож и к дамам.
Он соблазнил бы Еву, будучи Адамом.
Одна рука для церемоний у халуя,
Другая — для воздушных поцелуев.
Мартышка нравов, щёголь с тростью,
Игрок азартный в карты, кости,
Прекрасным тембром он и слухом обладает,
Поёт отлично и на музыке играет.
Его увидев, дамы, словно, пни,
Готовы целовать его ступни.
Цветком в улыбке расцветают губы,
И жемчугами ослепляют зубы.
Все, кто его поближе знают,
Бойе медовым называют.

КОРОЛЬ:
Типун бы на язык сему халую надо.
Из-за него же роль забыл мальчишка — паж Армадо.

БИРОН:
Вот и они, смотрите!
Непостижимый женский эгоизм, и сумасшествие в тебе и артистизм!

(Входят Принцесса в сопровождении Бойе, Розалины, Марии, и Кэтрин.)

КОРОЛЬ:
Салют прекрасной даме в день прекрасный!

ПРИНЦЕССА:
Я полагаю для салюта нет причин.

КОРОЛЬ:
Слова мои толкуете превратно.

ПРИНЦЕССА:
Так выражайтесь более понятно.

КОРОЛЬ:
Визит наш объясняется желаньем
Вас пригласить любезно во дворец.

ПРИНЦЕССА:
А как же клятва? Как же обещанье?
Накажет и меня и вас творец.

КОРОЛЬ:
Вам не резон меня за это упрекать:
Глазами вашими надломлена печать.

ПРИНЦЕССА:
Нельзя порок достоинству причислить,
Ему с пороком не ужиться.
Иначе не могу ни жить, ни мыслить.
Мне непорочность девичья — венец.
Гляжу и вижу всё с небесной выси
И гостьей не явлюсь я во дворец.
Не смею потакать причине
Клятвопреступнику мужчине.

КОРОЛЬ:
Вы в полной изоляции сейчас,
Общенья лишены и светских развлечений.

ПРИНЦЕССА:
Всего достаточно у нас:
Весёлых игр и даже приключений,
Возьмём, к примеру, русские забавы.

КОРОЛЬ:
Забавы русские! Откуда!

ПРИНЦЕССА:
Да, мой король. И позабавились на славу.

РОЗАЛИНА:
Да будет вам манерничать, принцесса,
Пора разбойничков нам выволочь из леса.
Четыре пугала в хламидах русских ряс
Пытались веселить нас целый битый час.
Наговорили дряни целый ворох,
На том в пороховницах завершился порох.
Как в умной фразе — умного ничтожно,
Так и в богатстве мнимом — всё богатство ложно.

БИРОН:
Меня ввергаете вы в шок:
Ваш ум, как жернова, всё мелет в порошок.
Свет ваших глаз, как солнце, ослепляет,
Я в них смотрюсь и мир весь исчезает.
Всегда найдёте для ума вы пищу,
Где мудрый — глуп, богатый — нищий.

РОЗАЛИНА:
Так вы, выходит, и богаты и мудры. К тому же...

БИРОН:
Я и дурак и нищий.


РОЗАЛИНА:
В своих догадках я была права,
Вы, словно, с уст моих срываете слова.

БИРОН:
Я не срываю, а отдаюсь всецело.

РОЗАЛИНА:
Вся эта дурь моя?

БИРОН:
Берите смело.

РОЗАЛИНА:
Признайтесь мне: в какой вы были маске?

БИРОН:
Где и когда? Какая маска? Что за чушь?

РОЗАЛИНА:
Та маска, что урода закрывала,
Благое же — наружу выставляла.

КОРОЛЬ:
Умеют женщины и целиться и бить. С пути теперь  их более не сбить.

ДЮМЕН:
Уж коли путь такой неотвратим, давайте же всё в шутку обратим.

ПРИНЦЕССА:
Похоже, замешательство у вас. И отчего высочество взгрустнуло?

РОЗАЛИНА:
На помощь!
Помогите!
Обморок случался! Он бледен, словно, лунь — в дороге притомился.
Ведь от Москвы и нуден путь и труден.

БИРОН:
Нам звёзды с неба ниспослали муки,
Лишь медный лоб сей выдержит напор,
Главой поник я, опускаю руки,
Готов снести презренье и позор.
Кинжалом острым слова я повержен,
Признаться должен — это поделом.
На па не приглашу, я буду сдержан,
И в русском платье не явлюсь послом.
Речей плести заранее не стану,
Как школьник перед свечкою в ночи,
Не маску я одену, а сутану,
Не гоже рифмой более строчить.
Вплетённые в парчу слова и фразы
Блистали золотом, искрились на свету,
Прошла пора и вот — сменилась фаза:
Забыл про всё, презревши суету.
Ты прошлым настоящее не мерь,
Мне бог в надежде не откажет.
И «да» и «нет» решают всё теперь.
Что сердце милое на это скажет?
Лишь ты решаешь — ад мне или рай.
Любовь — струна: порви или играй.

РОЗАЛИНА:
Сплошное отрицание всего, простите.

БИРОН:
От прошлого избавиться хочу, но не умею.
Вы потерпите — я переболею.
И остальные трое — безнадёжны,
Их излечить теперь уже не можно,
Они в глаза бездонные нырнули
И навсегда, поверьте, утонули.
И вам от них избавиться нельзя,
Такая уж дарована стезя.

ПРИНЦЕССА:
Да нет! Они свободны. Забирайте.

БИРОН:
Лишились мы всего. Нас жизней не лишайте.

РОЗАЛИНА:
Неправду говорите вы. Как можно вас лишить того, чего нам не давали?

БИРОН:
Молчите! С вами буду говорить едва ли.

РОЗАЛИНА:
Я рада, что вас больше не услышу.

БИРОН:
Что ж — говорите меж собой. Я из ума, по-моему, уж вышел.

КОРОЛЬ:
За наш проступок нам назначьте наказанье.

ПРИНЦЕССА:
От вас хотелось бы услышать мне признанье.
Не вы ли здесь под маскою рядились?

КОРОЛЬ:
Да, благородная принцесса.


ПРИНЦЕССА:
И были искренны в словах своих?

КОРОЛЬ:
Конечно.

ПРИНЦЕССА:
И что же, будучи под маской, вы даме говорили с лаской?

КОРОЛЬ:
Что нет милее сердцу моему на свете.

ПРИНЦЕССА:
Вы и сейчас тверды в своём ответе?

КОРОЛЬ:
Клянусь вам. В этом нет сомненья.

ПРИНЦЕССА:
Прошу вас не спешить!
Однажды вы нарушили обет. Другой вы грех хотите совершить.

КОРОЛЬ:
Презреть меня вы в праве, коль нарушу. Не вижу клятву нарушать причину.

ПРИНЦЕССА:
А мы об этом спросим Розалину.
Что на ухо шептал тебе поклонник из России?

РОЗАЛИНА:
Как хорошо, что вы меня об этом попросили.
Сравнил меня он с редким самоцветом,
Которому нет равных на Земле,
И стать его женой просил при этом.

ПРИНЦЕССА:
Твой суженый — король.
Господь благословляет.
Король ведь слов на ветер не бросает.

КОРОЛЬ:
Подобного удара не знавал!
Я этой даме клятву не давал.

РОЗАЛИНА:
Давали клятву. Перед богом заявляю.
Но за  ненадобностью клятву возвращаю.

КОРОЛЬ:
В любви принцессе я признался.
Ужели в собственном подарке обознался?

ПРИНЦЕССА:
Подарок ваш блистал на Розалине. А мне — Бирон и жемчуга достались.
Меня возьмёте или жемчуга?

БИРОН:
Мне ни одна из двух щедрот ни дорога.
Про наши планы, видимо, прознали
И, как мальчишек, нас же разыграли.
Как в Рождество и праздники бывает
Об этом каждый ведает и знает,
Какой-то сплетник,
Полу-франт,
Полу-шутник,
Дадим затейнику простое имя Дик,
О праздничных секретах разболтал
На всю округу, весь квартал.
Чтоб кавалеры в  дураках остались,
Девицы — шмыг под маски и дарами обменялись.
За нашими дарами, не узрев обман,
Другому преступленью ход был дан:
К числу уже имеющихся бед,
Мы снова свой нарушили обет.
(Обращаясь к Бойе):
Затею милую свели вы к балагану,
А верность нашу обернули в ложь.
Ни бога не страшитесь и ни веры,
Вы дамам угождаете без меры.
Одна моргнёт, махнёт другая ножкой,
А вы уж к жертве подобрались кошкой.
Настолько с женщиною вы тесны в союзе,
Что впору хоронить вас в женской блузе.
Как шпагой колите уже меня глазами.

БОЙЕ:
Как скор и ловок он, однако.

БИРОН:
Подумать только! К схватке он готов!
А я, сказав всё, умолкаю!
(Входит Костард.)
А вот судья наш мудрый объявился.
Добро пожаловать! Ты спор наш разрешишь.

КОСТАРД:
А я пришёл узнать, героев трёх мне звать или не звать.

БИРОН:
Как! Их только трое?

КОСТАРД:
Но уверяю вас — один троих достоин.

БИРОН:
А трижды три — все девять. Будь спокоен!

КОСТАРД:
Не знаю, сир, я что-то сомневаюсь. Считаю я, никак не досчитаюсь. Я уверяю вас, что трижды три, как ты на них не посмотри, а....

БИРОН:
Не девять, хочешь ты сказать?

КОСТАРД:
Хочу я и пытаюсь посчитать.

БИРОН?:
Клянусь Юпитером, что это будет девять.

КОСТАРД:
Не дай вам боже счетоводом быть — вам хлеб насущный этим не добыть.

БИРОН:
И всё же — сколько будет?

КОСТАРД:
О, господи, актёры сами все покажут и расскажут, сколько и чего там будет. Лишь я — один единственный Великий Помпион.

БИРОН:
Так ты один из тех «великих»?

КОСТАРД:
Решили все — я Помпион Великий, но я, не зная подвигов героя, его  намерен место занимать на сцене.

БИРОН:
Иди. Пусть все готовятся к спектаклю.

КОСТАРД:
Не сомневайтесь. Постараемся на славу.

(Уходит.)

КОЛРОЛЬ:
Бирон, стыда не оберёмся. Не допускай позора.

БИРОН:
Не может быть стыда ужаснее и пуще,
Который нам уже сполна отпущен.

КОРОЛЬ:
Я повторяю: им не место здесь!


ПРИНЦЕССА:
Поверьте, государь, что в деле неумехи -
Источник истинной забавы и потехи.
Где рвение без меры должной тщиться,
Не может диво истое случиться.
И как потуги не смешны смешить,
Гора способна только мышь родить.

БИРОН:
Как верно вы затею расценили:
К позорному столбу нас пригвоздили.

(Входит Армадо.)

АРМАДО:
Помазанник господний разрешите мне пару слов из ваших королевских уст услышать.
(Разговаривая, отходит с королём в сторону и передает ему бумагу.)

ПРИНЦЕССА:
Сей господин духовное лицо?

БИРОН:
А почему вы так решили?

ПРИНЦЕССА:
Уж больно речь витиевата.

АРМАДО:
Это всё равно, мой прекраснейший, мой всепочтейнеший монарх, ибо я апеллирую к вам относительно школьного учителя, лица весьма неординарного и не в меру тщеславного. Но мы всё-таки положимся, как говорят, на fortuna de la guerra («Военная удача», итал.). Всему семейству королевскому добра и мира.!

(Уходит.)

КОРОЛЬ:
По видимости всей, сейчас появятся «великие герои». Троянский Гектор тот, что был сейчас. Пастух представит нам Великого Помпея. Священник сельский — Александра, а паж Армадо — Геркулеса. Учитель же — Иуду Маккавея .
И эти четверо, а попросту — невежды
Других представят , поменяв одежды.

БИРОН:
Их пятеро — согласно сцены.

КОРОЛЬ:
Наверное, назрели перемены.

БИРОН:
Учитель, остолоп, священник, шут и мальчик.
Всех сосчитал, загнув последний  пятый пальчик.

КОРОЛЬ:
Ну, что ж, смотрите сами — корабль уже под парусами.

(Входит Костард, изображая Помпея.)

КОСТАРД:
Смотрите, я — Помпей...

БОЙЕ:
Быть этого не может.

КОСТАРД:
Я — Помпей...

БОЙЕ:
С главою леопарда не колене.

БИРОН:
Шутник отменный— вне сомнений.

КОСТАРД:
Я — Помпей, который называется Большим...

ДЮМЕН:
Великим.

КОСТАРД:
Да, господин, «Великим»...
«Помпей по имени Великий,
Мечом разивший всех врагов и пикой,
Сюда решил нечаянно явиться,
Принцессе Франции прекрасной поклониться».
И если ваша милость соизволит мне сказать спасибо, то роль окончена моя.

ПРИНЦЕССА:
Великое спасибо славному Помпею.

КОСТРАД:
Довольно сносно всё надеюсь в роли было.
А вот великое меня чуть не сгубило.

БИРОН:
Готов поспорить, что Помпей из всех «героев» — лучший.

(Входит Натаниэль, изображая Александра.)

НАТАНИЭЛЬ:
«Я в пору славы властвовал всем миром,
Во всех концах планеты слыл кумиром,
Мой герб — тому прямое подтвержденье...»


БОЙЕ:
Не герб, а горб, что на носу у Александра — вашему не ровня носу.

БИРОН:
А вашему учуять всё дозволено, как истому барбосу.

ПРИНЦЕССА:
Завоевателя смутили! Что ж вы? Продолжайте!

НАТАНИЭЛЬ:
«Когда я в мире жил, я миром этим правил»...

БОЙЕ:
И этим уважать себя заставил.

БИРОН:
Помпей Великий...

КОСТРАД:
И слуга ваш верный Костард.

БИРОН:
Гони-ка прочь завоевателя отсюда. Пусть уберётся Александр.

КОСТАРД (обращаясь к Натаниэлю):
Смирись, завоеватель! Как шкуру с вас сдерут доспехи расписные. А льва, сидящего на троне с топором Аяксу отдадут и он девятым будет здесь героем. Какой же ты завоеватель, когда напуган и не можешь молвить слова! Беги же от позора, Александр!
(Натаниэль уходит.)
Он недалёкий, должен вам заметить, но степенный человек и с толку сбить его труда не стоит. При этом замечательный сосед, игрок в шары, скажу вам, превосходный, но Александр — никакой, как все вы убедились. Однако, есть другие персонажи, которые на уровне и скажут, и покажут.

ПРИНЦЕССА:
Посторонись, Помпей любезный.

((Входят Олоферн, в роли Иуды и Моф, исполняющий роль Геркулеса.)

ОЛОФЕРН:
«Сей Геркулес в младенчестве представлен,
Он цербера дубинкою убил, трехглавого гиганта Canis?
Когда ж в младенчестве себе был предоставлен,
Змею ручонкой задушил, вот этой самой mamus.
Quoniam он – малец и не умеет говорить,
Ergo я буду Геркулеса подвиги хвалить».
Согласно значимости тихо исчезай.
(Моф уходит.)
«Иуда я...»

ДЮМЕН:
Ну, надо же — Иуда!
ОЛОФЕРН:
Я, сударь, не Искариот, а Маккавей.

ДЮМЕН:
То дело не меняет, ты — еврей.

БИРОН:
Клеймо предателя в печати поцелуя. Как можно быть Иудой?

ОЛОФЕРН:
Я — Иуда...

ДЮМЕН:
И тем по стыдней для тебя, Иуда.

ОЛОФЕРН:
Как это понимать?

БОЙЕ:
Повеситься Иуде, да и только.

ОЛОФЕРН:
Прошу вас — старшему дорогу уступаю.

БИРОН:
Прекрасно сказано и с точностью какою!

ОЛОФЕРН:
Я оскорбление в лицо не потерплю.

БИРОН:
Лица не вижу я.

ОЛОФЕРН:
А это что?

БОЙЕ:
Похоже — балалайка.

ДЮМЕН:
В морщинах вся от шила рукоятка.

БИРОН:
На перстне — смерти мрачная печатка.

ЛОНГВИЛЬ:
Монеты римской стершейся лицо.

БОЙЕ:
А, может, Цезаря меча эфес?


ДЮМАН:
А, может, рожа на солдатской трубке?

БИРОН:
Иль пол-щеки Георгия на брошке.

ДЮМЕН:
Не на простой, а на свинцовой.

БИРОН:
Какую зубодёры носят на своих уборах головных. Теперь же можешь продолжать, мы личность описали.

ОЛОФЕРН:
Меня вы личности лишили.

БИРОН:
Мы столько новых предложили.

ОЛОФЕРН:
Но все они не стоят уваженья.

БИРОН:
И будь ты лев, ничто б не изменилось.

БОЙЕ:
Ослу — ослиная дорога. Что стоишь?

ДЮМЕН:
Как должно путь свой заверши!

БИРОН:
Иди, Иуда! Нет  пути другого!

ОЛОФЕРН:
Всё это грубо и жестоко.

БОЙЕ:
Поддайте огонька Иуде! Темнеет. Может спотыкнуться.

(Олоферн уходит.)

ПРИНЦЕССА:
Увы, мой бедный Маккавей, тебя нещадно все поколотили!

(Входит Армадо, изображая Гектора.)

БИРОН:
Скорей укрой своё лицо, Ахилл, сюда идёт сам Гектор весь в доспехах.

ДЮМЕН:
Меня теперь насмешками не ранишь, хочу повеселиться от души.
КОРОЛЬ:
Да сам Троянский Гектор по сравнению с таким — не более, чем рядовой троянец.

БОЙЕ:
Да разве это Гектор?

КОРОЛЬ:
Да Гектор этому богатырю не ровня.

ЛОНГВИЛЬ:
Толсты для Гектора, скажу вам, эти ноги.

ДЮМЕН:
И в икрах слишком велики.

БОЙЕ:
Великоват для Гектора, скажу вам.

БИРОН:
Не может Гектором он быть.

ДЮМЕН:
Он или бог или художник — ваяет рожи каждую секунду.

АРМАДО:
«Воинствующий Марс из арсенала воинских доспехов подарок Гектору вручил...»

ДЮМЕН:
Орех мускатный.

БИРОН:
Нет, лимон.

ЛОНГВИЛЬ:
Украшенный гвоздикой.

ДЮМЕН:
Лопнувший, похоже.

АРМАДО:
Молчите!
«Воинствующий Марс из арсенала воинских доспехов героя Гектора такою львиной силой наделил, что тот с утра до ночи драться мог не уставая, за пределами шатра. Я — тот цветок...»

ДЮМЕН:
Мята.

ЛОГНГВИЛЬ:
Лютик.


АРМАДО:
Вы, уважаемый Лонгвиль, язык свой обуздайте.

ЛОНГВИЛЬ:
Скорее разнуздать я должен, чтоб за Гектором угнаться.

ДЮМЕН:
А Гектор резв, как гончая собака.

АРМАДО:
Воитель славный мёртв и прах его развеян. Костей его не ворошите, предки. Когда-то он дышал, как мы, и был таким же человеком. И всё же — роль свою продолжу.
(Обращается к Принцессе.)
О, ваше королевское степенство, настройте  слух на тон речей высоких.

ПРИНЦЕССА:
Вещай, отважный Гектор, нам удовольствие от этого большое.

АРМАДО:
Ах. как изящна туфелька на вас!

БОЙЕ (в сторону Дюмена):
Любовь его крадётся снизу.

ДЮМЕН (в сторону Бойе):
Да кто же ей позволит сверху.

АРМАДО:
«И Ганнибала Гектор превзошёл...»

КОСТАРД:
Приятель Гектор, дело плохо: два месяца девица не в себе.

АРМАДО:
Ты этим что сказать мне хочешь?

КОСТАРД:
Пока играете вы честного троянца, девица ваша пропадёт — она беременна от вас, а юный воин уж в чреве к вылазке готов.

АРМАДО:
Как смеешь ты меня позорить перед собранием божественных особ? За это ты умрёшь, негодник.

КОСТАРД:
Придётся порку Гектору назначить за то, что он в  Жакнетте жизнь зачал, а за Помпея следует повесить за то что жизнь у воина отнял.

ДЮМЕН:
Помпей несчастный!


БОЙЕ;
Славный наш Помпей!

БИРОН:
Великий! Величайший из великих! Гигант из всех гигантов наш Помпей!

ДЮМЕН:
Уже трепещет Гектор.

БИРОН:
Помпей уже взведён. Трави же их, Ата, трави!

ДЮМЕН:
Ему наш Гектор бросит вызов.

БИРОН:
Коль человеческой не хватит крови, так отхлебнёт блошиной.

АРМАДО:
Снегами севера клянусь, бросаю вызов!

КОСТАРД:
Я со снегами не дерусь. Хлестать же буду шпагой! Подайте мне оружие моё.

ДЮМЕН:
Освободите место для бойцов отважных!

КОСТАРД:
Долой кафтан! В рубахе буду драться!

ДЮМЕН:
Решительный Помпей!

МОФ:
Позвольте мне вас рассупонить. Помпей уже себя распряг для скачек. Ужели вы позволите себя брыкнуть?

АРМАДО:
Вы, господа и воины, простите, но драться мне в рубашке не резон.

ДЮМЕН:
Коль брошен вызов — отказаться невозможно.

АРМАДО:
И рад бы, да не смею.

БИРОН:
Как это понимать?

АРМАДО:
А правда голая вся в том, что гол я — нет рубашки.

МОФ:
И это правда, господа. Он в Риме клятву дал белья не одевать, за исключением Жакнетты, которую он носит, к сердцу пристегнув.

(Входит Меркад.)

МЕРКАД:
Спаси вас бог, Принцесса!

ПРИНЦЕССА:
Добро пожаловать, Меркад., хоть и прервал ты славное веселье.

МЕРКАД:
Я с грустной вестью к вам, мадам, явился. Так тягостна она, что мой язык немеет. Ваш батюшка, король мой...

ПРИНЦЕССА:
О, господи! Неужто помер?

МЕРКАД:
Скончался государь. Мне больше нечего сказать.

БИРОН:
Герои — прочь! Над сценою сгустились тучи.

АРМАДО:
Вот, наконец, вздохнул свободно я. На день печали я взглянул сквозь щёлочку надежды и получу свое отмщенье как солдат.

(Герои уходят.)

КОРОЛЬ:
Принцесса, как вы?

ПРИНЦЕССА:
Бойе, готовьтесь. Ночью уезжаем.

КОРОЛЬ:
Повремените, вас я умоляю.

ПРИНЦЕССА:
Сказала я: готовиться к отъезду.
За добродушие спасибо, господа.
И сердцем, опечаленным от горя,
Прошу вас, мудрость всю употребив,
Забыть насмешки наши злые.
Вы мягкостью своей нам повод дали
Дерзость проявить.
Прощайте, государь,
Язык суров, когда на сердце камень,
И, тем не менее, спасибо за подарок,
Который вы так щедро поднесли.
КОРОЛЬ:
Во времени бывает озаренье,
Когда оно в последний миг
Внезапно дарит счастье нам,
Которое так долго ожидаем.
Конечно, траур по отцу
Не может озарить любовь улыбкой,
Не может он её и обуздать,
Какие б тучи над любовью не сгущались.
Улыбок — новые друзья достойны,
Ушедшие — не стоят даже слёз.

ПРИНЦЕССА:
Увы, я вас не понимаю. Невыносимее от этого печаль.

БИРОН:
Чем слове проще, тем в печали внятней,
И в этом суть всей речи короля.
Ведь ради вас мы не жалели время,
И клятвою своей пренебрегли.
Себя перекроили вам в угоду
И превратились в ряженых шутов.
Любовь вся соткана из странных вожделений,
Порывов буйных, взлётов и падений.
Её родит воображенье глаза,
И глаз пленённый мир преображает,
Когда мы видим только то, что любо,
Не замечая больше ничего.
Всё утонуло в вашем взгляде:
И клятва и достоинство и честь.
Спасти нас можете лишь вы,
Так будьте милосердны.
Мы предали, чтоб преданными быть,
Чтоб грех любви с любимой разделить.

ПРИНЦЕССА:
Послания любовные направили мы нам,
При них посланники — подарки.
Мы в нашем девичьем кругу
Всё приняли за некую забаву,
Которой вы себя развлечь решили,
Украсив свой досуг.
Чем можно было на забаву нам ответить?
Забавников забавою и встретить.

ДЮМЕН:
От шуток письма были далеки.

ЛОНГВИЛЬ:
И взоры наши далеки от шуток.


РОЗАЛИНА:
Мы этого во взглядах не прочли.

КОРОЛЬ:
Взгляните же в глаза глазами наших чувств  и подарите нам взаимность в миг расставания последний.

ПРИНЦЕССА:
Боюсь, что времени не хватит
Нам сделку века заключить.
Нет, государь, обет нарушен
И, чтобы искупить сей грех,
И доказать любовь свою ко мне,
Должны пройти вы испытанье.
Без клятв и обещаний
Отшельником в приют уединитесь,
Себя огородив от всякого веселья.
Пусть сторожат вас знаки зодиака
Двенадцать долгих месяцев подряд.
И если жизнь в уединеньи
Горячей крови не остудит,
И не угасит страсть любовного огня,
Который в очаге любви
Поддерживаться будет,
Лишениям и мукам вопреки,
Тогда ко мне явись
И награжденья требуй.
Рукою этой, что с твоей сплелась
В прощальном поцелуе,
Я обниму тебя
И не расстанусь боле.
Сейчас же ухожу в объятия печали,
Чтоб слёзы лить по памяти отца.
Но если ты на это не согласен,
То ложный поцелуй ладоней наших
Прощальным знаком нам с тобою будет.

КОРОЛЬ:
Я буду искренне стараться.
Мечта моя — к тебе вернуться.
Лишь  сердце просится остаться:
В груди твоей два сердца бьются.

БИРОН:
А что же мне?  Что мне, родная, скажешь?

РОЗАЛИНА:
И вы, мой друг, очиститься должны
От лжесвидетельства и прочего позора.
И коль хотите благосклонности моей,
Должны ухаживать в больнице за больными,
У их кроватей проведя весь год.
ДЮМЕН:
А что же ты, моя любовь, мне пожелаешь? Женю будешь?

КЭТРИН:
Здоровья, честности и счастья.
В священной этой троице — любовь моя к тебе.

ДЮМЕН:
Осмелюсь я назвать тебя женою.

КЭТРИН:
Придётся на год целый мне замкнуться,
Чтоб не наставить вам нечаянно рога,
Когда ж принцесса с королём сойдутся,
Тогда и вам достанется кусок от  пирога.

ДЮМЕН:
Я буду верен вам и терпеливо ждать.

КЭТРИН:
Ах, не клянитесь, чтобы снова не предать.

ЛОНГВИЛЬ:
Что скажешь мне, Мария, ты?

МАРИЯ:
Год в чёрном платье прохожу, пока
Его я не сменю на милого дружка.

ЛОНГВИЛЬ:
Хоть срок не маленький. Надеюсь, что вернётесь.
И вы — не маленький, поэтому дождётесь.

БИРОН:
Что призадумались, любовь моя?
Вглядитесь в окна моих глаз
И вы прочтёте в них мои желанья.
Ведь более всего желаю я
Любую волю вашу выполнить немедля.

РОЗАЛИНА:
Мой уважаемый Бирон,
До встречи с вами много слышала о вас,
Насмешником молва вас окрестила,
Способным и разить, и возвышать,
Ни меры, ни пощады в том не зная.
Пора настала вычистить ваш ум
От той полыни, что его заполонила.
И чтоб меня заполучить,
Должны вы каждодневно целый год
Общаться со страдальцами в больнице,
И словом вашим на больных устах
Улыбки сеять, а в сердцах — надежду.

БИРОН:
Несовместимы смех и смерть!
Такое невозможно!
Душа в агонии не может веселиться.

РОЗАЛИНА:
Я вижу в этом средство обуздать слепую страсть к насмешкам,
Успех которых мчат по свету мелкие умы,
Из уха в ухо блажь передавая,
А автор остаётся в стороне при этом.
И вот, когда больной сквозь собственные стоны
Захочет ваши острые пилюли принимать,
Тогда решусь и я принять вас.
В противном случае придётся вам от скверны избавляться,
Коль не хотите с Розалиною расстаться.

БИРОН:
Пилюлей острых наберу на целый год!
Надеюсь, мне в больнице повезёт.

ПРИНЦЕССА (обращаясь к Королю):
Ну, что ж, мой государь, пора настала нам проститься.

КОРОЛЬ:
Позвольте вас, Принцесса, проводить.

БИРОН:
У нас конец счастливый не случился:
Не поженились Джек и Джилл — расстались.
Над нами в этой пьесе посмеялись.

КОРОЛЬ:
Конец счастливый просто затянулся на годок.

БИРОН:
Для пьесы слишком длинный срок.

(Появляется Армадо.)

АРМАДО:
Великий государь, дозвольте...

ПРИНЦЕССА:
Похоже, это Гектор.

ДЮМЕН:
Троянский славный рыцарь.

АРМАДО:
Я перст ваш царственный облобызать желаю и отбываю, поскольку дал обет Жакнетте за сладкий плуг любви её держаться все три года.
Теперь же, не угодно ль будет царственным особам и вельможам прослушать диалог, двумя учёными мужами сочинённый совы во славу и кукушки? Что заверением и станет нашего спектакля.

КОРОЛЬ:
Зови их. Нам угодно будет.

АРМАДО:
На сцену, господа, вас просят.

(Появляется Олоферн, Натаниэль , Моф, Костард и другие.)

Сюда Hiems – зима, а в сторону другую Ver — весна.
Одна — сова, другая же — кукушка.
Ver, начинай.

ПЕСНЯ

Весна.

Когда нарядятся луга
В оттенки всех цветов,
А в небе Месяца серьга
Лишит вас нужных слов.

Споёт кукушка на суку
Своё волшебное «Ку-ку!»
И холост ты, женат ли:
Сбежишь от ласки вряд ли.

Когда свирелью пастушок
Пернатых в небеса зовёт,
Поверь мне, миленький дружок,
Кукушка всех перепоёт.

Споёт кукушка на суку
Своё волшебное «Ку-ку!»
И холост ты, женат ли:
Сбежишь от ласки вряд ли.


Зима.

Когда забор сосульками оброс,
Пастух ладони отогреть не может,
Когда торопит нас домой мороз,
Собака, греясь, кость пустую гложет.

Тогда-то, словно, позабыв слова,
Заводит песнь унылую сова.

Когда пыхтит под вой метели каша,
А толстая Джоан её мешает,
Когда кряхтит простуженный папаша,
А Джон о рюмке искренне мечтает.

Тогда-то, словно, позабыв слова,
Заводит песнь унылую сова.

АРМАДО:
Слова Меркурия — не песни Аполлона.
Идёте вы дорогою одной, а мы — другою.

(Уходят.)