Танки на пушки 2

НА ФОТО: штурмовые (самоходные) орудия Stug III, вооружённые короткой 76-мм (75-sm) пушкой, стреляющей по навесной траектории. были предназначены ни столько для борьбы с вражескими танками но для уничтожения огневых точек и пехоты в траншеях. У данных САУ был 50 мм передней бронелист и кормовая бронезащита в 30 мм. Запас хода (250 км)и максимальная скорость (40 км/ч) не почти отличимы от характеристик среднего Pz.IV.   


Справа от меня и Волкова движутся такие же, как наши, машины. Номера их мне ничего не говорят. Я не знаю имен танкистов, подставляющих свои борта, чтобы прикрыть наш танк. И вот уже один экипаж горько расплачивается за благородство. Из идущей параллельно машины вырвалась вверх струя черного дыма. В перископ я вижу, как выпрыгивают танкисты, как пытаются затушить пламя...

Местечко совсем близко. Окраина метрах в пятистах за кустами. Не больше. Но что уготовано нам на этой полукилометровой дистанции?

Вражеская артиллерия сосредоточила огонь по мосту, на который вступил Волков. Головкин тоже чуть было не пустил наш танк на деревянный настил вслед за машиной командира полка. Я резко одернул его и машинально, словно у меня под сапогом тормоз, уперся ногами в подставку. Мост, по данным саперной разведки, не выдержит двух машин. Головкин, как и все механики-водители, предупрежден об этом. Но в бою память иногда отказывает.
Наш танк замер на дороге перед мостом. Один. Ну что значит броня его перед десятками снарядов, поднимающих фонтаны воды и земли вокруг!..

Замечаю неладное в ротах. Часть машин сгрудилась у самой дороги, другие маневрируют в сторону леса. Это отвлекает меня от неприятных мыслей об уязвимости танковой брони.
Подношу к губам микрофон, называю себя и вхожу в связь с ротами. Волков сразу же присоединяется ко мне.

Пробка у реки рассасывается. Поворачивают к берегу машины, зачем-то потянувшиеся обратно к лесу.

Головкин, не ожидая команды, по освободившемуся мосту осторожно ведет танк. Настил прогибается под тридцатитонной махиной. Я не слышу, физически ощущаю, как поскрипывают опоры, уходят в грунт быки. А ведь еще КВ должны пройти по этому мирному деревянному мосту, на который не всякий день въезжал грузовик.

Но вот две машины — Волкова и моя — на правом берегу. На нас сосредоточивается противотанковый огонь противника. Мы не можем ни на секунду остановиться.

Едва хочу сменить направление, Головкин уже делает это. Даже для него, водителя высокого класса, имеющего боевой опыт, удивительно такое чувство машины, обстановки и командира.

Я только успеваю крикнуть в микрофон:

— Спасибо, Федор Иванович!

К нам присоединяются еще три машины. Подходит четвертая. Немцы пристреляли мост, и прямо в лоб переправляющемуся танку врезается снаряд. Солнцу не затмить сноп красноватых искр. А танк, как ни в чем не бывало, сворачивает направо и направляется в нашу сторону. Выходит, противотанковые пушки немцев не берут лобовую броню. Каков же их калибр?

Усилием воли я отсекаю себя от всего происходящего на плацдарме. Слежу лишь за разрывами снарядов. Настоящий артиллерист по разрыву определит калибр, а я, прослуживший столько лет при пушках, имею слабость считать себя артиллеристом.

Немцы бьют из двух калибров. Один ясен — 37 миллиметров, второй... второй, пожалуй, немного побольше.

Так это же знакомые мне калибры! В начале тридцатых годов у нас в стрелковых полках были 37- и 47-миллиметровые орудия. Эти же калибры предназначили немцы для борьбы с танками. БТ они возьмут, а лобовой броне "тридцатьчетверки" и уж, конечно, КВ не страшны.

Полезное открытие. Оно поднимает дух наших людей, их гордость за свою боевую технику!

Я передаю в сеть командира полка свои наблюдения над фашистской противотанковой артиллерией. В ответ слышу голос Волкова:

— Спасибо за добрую весть. Учтем. И уже тоном приказа Волков добавляет для командиров батальонов:

— Беречь борта. Жердеву подавить противотанковую артиллерию в ивняке.

Три КВ прямо с моста устремляются на кусты. Проходят вперед, обратно, из-под широких гусениц летят камни, ветки, песок...»

   Как видим – «беречь борта» относится в первую очередь к танкам БТ-5 и БТ-7. Лобовые попадания 37-мм и 47-мм снарядов танкам Т-34 и КВ не грозят. Поражает одно обстоятельство. Немцы, которых у нас ставят во всём в пример иные авторы, подчёркивая их прусскую академическую школу, не додумались выставить на участке прорыва 9-го мехкорпуса развёрнутую систему ПТОП, ограничившись скорее всего одной батареей. Причём, Попель по звуку выстрелов «засёк» всего 10 орудий. Неужели этим «пшиком» ученики академической школы, потомки Мольтке и Шлиффена, всеръёз намеревались остановить удар сотни русских бронированных целей? В данном случае ответственность за преступную халатность несёт генерал-лейтенант Людвиг Крувел, командир 11-й панцерной дивизией. По свидетельству Попеля, в ходе рбоя под Ровно, он видел «физелер-шторх» (в воспоминаниях автор называет его «костылём»), на котором командир 11-й панцерной дивизии улетал в штаб 1-й танковой группы. А ведь в подчинении Крувела была помимо собственно панцеров и рота штурмовых орудий. О них, правда, не упоминают в своих мемуарах ни Попель, ни Рябышев.
Ещё один момент. Поппель то ли нарочно, то ли специально пролил свет на одно немаловажное обстоятельство в своей героической биографии. Помните тот фрагмент, где он рассуждает о калибрах вражеских пушек? Вначале он ясно слышит как стреляют 37-мм «Бофорсы», а затем чётко определяет орудия калибра 47-мм. Так вот, последние действительно имелись на вооружении вермахта как противотанковые, но суть в другом. Эти орудия ранее состояли на вооружении чехословацкой армии. Но если 37-мм пушки выпускались в ССР и состояли на вооружении в РККА, то орудия «Шкода» Попель мог слышать и видеть только в ходе заграничных манёвров, то ли на полигонных стрельбах.Это интересно, так как о своей довоенной биографии Николай Кириллович вообще не распространяется (известно, что он воевал в 1940-м на карельском перешейке, в 1940-м был комиссаром ленинградского артиллерийского училища ). Правда, есть одно многозначительное "но": в 1938-м бывший кавалерист Попель был назначен комиссаром 11-й танковой (механизированной)  бригады.  А его подчинённость ведомсту Л.Д.Мехлиса указывает на то, что он мог быть задействован в операциях советской стратегической разведки. Иначе, откуда его так хорошо знает пленный оперативщик из штаба 40-го панцеркорпуса?

   И есть у авторов такая уверенность, что Николай Кириллович, в 20-х кое-куда ездил и кое-где проходил переподготовку на танкиста... А там же - общался с будущими "панцергенералами", с которыми судьба-индейка столкнула его и советский народ в июне 1941-го.

   К тому же нам известно, что орудия такого калибра устанавливались на шасси САУ PzJager I. Возможно, к штатной батарее ПТО командование дивизии вермахта присоединило огнь этих штурмовых орудий, но и это не помогло сдержать «руссиш панцерс».  Здесь удивляет другое обстоятельство. В дивизиях 1-й волны у немцев всё умножалось на двое, в первую очередь, орудия. Так, 37-мм пушек против штатных 48 насчитывалось, скажем, 75. Судя по рассказу Поппеля, местечко через мост, где к тому же образовалась пробка атаковали до 100 танков. Итак, 75 орудий ПТО, к которым прибавим 10 САУ 47-мм, не смогли сдержать атаку 100 советских «панцеров», большая часть которых (БТ) работали на бензине и имели противопульную броню? Да ещё бензобаки, расположенные на корме? Если помните, суммарные потери 9-го мехкорпуса до 10 июля, по Рябышеву, составили около сотни машин. Из-за малочисленности специального авттранспорта (прежде всего, полного отсутствия тягачей и малочисленности тракторов), их не смогли вытянуть в тыл и отремонтировать. Извините, но это говорит о низком уровне подготовки германских артиллеристов. Их никто не учил, что даже у самых мощных танков вроде французских «Сомуа» и «Белиз» есть уязвимые места, как-то гусеничные траки. Что если их перебить, то «руссиш панцер» на середине моста создаст реальную пробку. Сгрудившиеся в ней лёгкие боевые машины будут истребляться беспощадно огнём в борта. (Немцы до войны изучили ТТХ всех советских танков БТ и Т-26.) Конечно, массированный огонь из танков по позициям ПТО вещь малоприятная.  Но, во-первых, у опытных артиллеристов с умным и требовательным командиром орудия по верхушку щита вкопаны в землю. Брустверы надёжно прикрывают оптический прицел, затвор и самое главное расчёт от пуль и осколков. Так что настильный огонь таким целям страшен лишь с возвышенности.

   Но самое главное заключается в другом. На участок прорыва Людвиг Крувел заблаговремнно не подтянул свои панцеры, чтобы встретить атакующих русских огнём всех орудийных стволов своей дивизии. Они, как вы знаете, встретятся с танками Полппеля и Рябышева «опосля», и будут вспыхивать от их снарядов как факелы. Вопрос: кто учил Крувела так воевать и почему его не отдали по настоянию сурового Эвальда фон Клейста под военно-полевой суд?

   А ведь Крувел и его дивизия завоёвывали Францию. Позже участвовали в балканской кампании. То есть новичками их назвать нельзя. Вспоминая странного пленного герр оберста, так и подмывает узнать, не учился ли Крувел  в школе «Кама», так сказать, по обмену? А сам Клейст? Ведь до сих пор имена 30 закончивших её офицеров рейхсвера держатся от нас в секрете. И не произошёл ли во время учёбы контакт с советскими разведорганами? Иначе, как объяснить, что и Павлов, и Кирпонос, а с ними одновременно фон Клейст с Крувелом вводили свои подразделения в бой по частям? И с той, и сдругой стороны прослеживается явное намерение не воевать с противником. А в 1939 году в ходе польской компании, если не забыли, этим же занимался Эрих Гепнер, что дал команду «никакого массирования». Это при тактике, когда именно массированность танковых ударов по сходящимся линиям всё решают?

   А вот как без прикрас Поппель описывает борьбу нашей пехоты и  76-мм дивизионок с вражескими панцерами:

«По ту сторону Стыри лес отступал на километр-два от реки. Наши роты лежали на открытом месте, во ржи. С правого берега отлично просматривался почти весь плацдарм, захваченный полком Плешакова. Там завязался яростный поединок нашей батареи с фашистскими танками. Огонь вели два орудия из четырех. Одно было раздавлено тяжелыми гусеницами. Но и вырвавшийся вперед танк лишь на несколько секунд пережил свою жертву. Недвижной, источающей тонкие струйки дыма глыбой замер он против казавшейся игрушечной 76-миллиметровой пушки, около которой бесстрашно делали свое дело двое бойцов.
У второй из действовавших пушек орудовали тоже двое. Один, в фуражке и темных брюках,- командир. Он работал за наводчика.

Сколько я ни высматривал, больше на том берегу нашей артиллерии не обнаружил. Выходило, что полк в боевых порядках поддерживала единственная батарея своими уцелевшими двумя орудиями!

Я пошел на НП Герасимова. "Пошел" — это, конечно, не совсем точно. Артогонь противника был настолько силен, что приходилось больше ползти, чем идти.

На НП мне сказали, что нашей батареей, переправившейся на плацдарм, командует лейтенант Павловский. Отсюда в стереотрубу было видно, что ею подбито девять танков. Но уже новые Рz.III выползали из лесу, получив, судя по всему, твердый приказ разделаться с русскими пушками. Танков, меченых черно-белыми крестами, было пятнадцать. Одновременно над рекой появились пикирующие бомбардировщики.

Бомбардировщики снижались под углом и, обрушив свой груз, цепочкой, один за другим, взмывали ввысь. Все вокруг заволокло дымом и пылью. Мы сняли стереотрубу и затаились на дне окопа, со стен которого падали комья земли.

Прошло минут пять, а может быть — пятнадцать. Самолеты сделали круг, чтобы убедиться в результатах своей работы, и повернули на базу.

Я снова приник к окулярам стереотрубы. Теперь у лейтенанта Павловского стреляла лишь одна пушка. Вторая, искореженная, была отброшена к самой реке. Возле огневой, как спичечные коробки, горели два танка. Десять машин уходило  обратно. С двумя оставшимися происходило непонятное. На исправных вроде бы танках разместились наши бойцы. Они что-то совали в короткую пушку, били прикладами по башне...»

   Мы видим, что уповать лишь на одни пушки, пусть и в составе  крупных противотанковых бригад можно с большой оговоркой. Даже оснащённые дальнобойными ЗИС-3 (УВС) они самостоятельно без поддержки пехоты вряд ли отразят атаку вражеских танков. А пехотинцы способны даже взять свои трофеи. У Пауля Карелла в «Восточном фронте» наличиствуют описания, как немецкие солдаты, запрыгивая на броню «тридцатьчетвёрок», набрасывали им на прицел и триплекс плащ-палатки и тем самым принуждали остановиться. Здесь мы видим другой способ. Экипажи вражеских PzIII скорее всего попали под взрывную волну от бомб своих же пикировщиков. Их контузило. А наши пехотинцы, забравшись на броню, во-первых, стали выводить из строя 37-мм пушки, запихивая в них всякую всячину, а, во-вторых, энергично стучать прикладами по башням. Мол, выходи – «Гитлер капут!».

   А вот краткая хронология боевых действий наших войск, согласно Константину Константиновичу Рокоссовскому :

«24 июня 9-й мехкорпус вышел в район сосредоточения и вступил в бой.
131-а мотодивизия, отбросив за Стырь форсировавшие ее передовые части противника, вела бой на рубеже Луцк и южнее, отражая попытки немцев снова переправиться на восточный берег.