Волга, водка и русские красавицы

Отрывки из книги
 
«Волга, водка и русские красавицы.
Привет из Самары»

(прототип: „Wolga, Wodka und die sch;nen Frauen. Willkommen in Samara“, Verlag Herder: Freiburg im Breisgau 2011, 220 стр.)

Оглавление:
 
Седлай автобус, ковбой!
Остановка в Москве
Путешествие по-русски
It’s a beautiful life …
Базар и танец живота
Самарские дворики
Российская глубинка?
Полумесяц, ханука, розарий
Ящик Пандоры
Пивная философия с «калашниковым»
Поэтесса на кране
«Наш немецкий друг»
Осторожно – шаманы на улице!
Свидание с эльфом
Ёлки-палки
Собачья свадьба
Шостакович и «Cheese People»
Казанский фавн
Взлеты и падения
Вперед к звездам
Матушка Волга
Разбойники, казаки, атаманы
Замуровали – идолы
Привет из прошлого
Макс Эйт – предводитель татар
«Смеющийся Будда»
Русские американцы
Колосс на глиняных ногах
О берберах и кентаврах
Испытание жениха
Красота спасет мир?
О гномах и иных сюрпризах
Лексикон на всякий случай

Перевод глав из книги:
Седлай автобус, ковбой!
It’s a beautiful life…
Пивная философия
Поэтесса на кране
„Наш немецкий друг“
О берберах и кентаврах

* * *

Седлай автобус, ковбой!

Милостивые государи!
Меня зовут Феликс Шайбле. Диалектолог. А значит…
Впрочем, об этом после. В течение последующих 48 часов я должен был непременно  отправиться в далекую Россию. Не далее как сегодня узнал я с таким нетерпением ожидаемую новость. Боже милостивый, неужели в скором времени я увижу город своей мечты!.. Самару.
Томительная неопределенность, тянувшаяся неделями, сменилась неожиданно уверенностью скорейшего отбытия. Это обстоятельство радовало не только меня, но, определенно, и жителей Штутгарта, города – который весьма тяготило мое пребывание: по меньшей мере, мне так казалось.
Немедленно в аэропорт. Каково же было мое разочарование, когда ни в одном турагентстве не нашлось билетика не только до Самары, но даже до Москвы! Разве что за большие деньги, превосходящие среднюю цену на билет по меньшей мере в пять раз! Такой бессмысленной траты ограниченных средств моей походной кассы я никак не мог себе позволить, тем более, что поездка на более дешевом виде транспорта сулила возможность мимолетных знакомств и незабываемых впечатлений от услышанных историй о маленьких шалостях муз и великих проделках Фортуны.
«К чему журавль в небе, когда турагентская синица в руках предлагала надежный вид пассажирского транспорта, направлявшегося на Восток», - сказал я себе и поспешил на вокзал. И действительно, там нашелся билет. С той лишь разницей, что мой путь в Москву лежал, за неимением иных вариантов, через Варшаву. Это все же лучше, чем добираться из Хабаровска в Ленинград через Ташкент, утешал я себя. Трудно себе представить, но факт: все определенно жаждали попасть в Россию. Это и не удивительно. Хотя, что они там потеряли? Красную площадь, пьяных медведей, Распутина? Я-то знал, что ищу. Уж точно ни то, ни другое и ни третье. Я хотел попасть в страну моего детства.
Красочные проспекты турагентства обещали недорого комфортную поездку на автобусе. В любой город Европы и мира! Мой план был прост: добравшись до Варшавы, я покупаю билет на поезд и еду до Москвы, откуда, наконец, добираюсь на поезде до Самары. Причем, в Самару я непременно хотел ехать в купе, где можно было непринужденно пообщаться с соседями и получить первые впечатления в преддверие долгожданной встречи с городом.
Через два дня я сидел в автобусе и считал пролетавшие километры. Дома и улицы Штутгарта остались позади, в окне мелькали знакомые луга, гористые берега Некара, мелкие швабские городки и деревушки. Мне не было дела до них – завтра я буду в Варшаве!
Этот путь на Восток впервые проделали мои предки в 1765 году, переселившись в Россию из Гессенского ландграфства. В начале XX столетия часть семьи перебралась в Северную Америку. Там, в Северной Дакоте они нашли вторую родину. Или третью. Им решать. Но до сих пор они называют себя Germans from Russia. И это звучит круто. Вероятно, переселенцам там понравилось, никто не вернулся обратно. Тамошний климат и ландшафт очень походили на тот, что они оставили на Волге. Видимо, акклиматизация прошла успешно. И теперь, вместо степей Среднего Поволжья, у них были прерии Северной Дакоты, сотни тысяч гектар которой поволжские ковбои распахали под зерновые.
И вот я мчался в Самару. Последствия моего путешествия не мог предугадать никто. Ну, если только Господь Бог. Но, как всегда, ему было не до меня. Небесная канцелярия  была закрыта на обед. Раздавали манну небесную которое тысячелетие подряд. Увы, мне придется самому распутывать нить Ариадны в лабиринтах грядущих событий.
Легко представить себе мое волнение. В последний раз я был там ребенком и теперь, отдаляясь во времени от того момента, я все больше приближался к чему-то важному. Но к чему?
На следующее утро в 11.30 автобус, проехав ни много ни мало 1200 километров, достиг польской столицы. Бывает, что приехав в любой город, пытаешься уловить особенные его флюиды, найти общий язык с гением места. И случай иногда – лучший помощник.

Итак, мне пришлось ехать в центр города на главный вокзал: а их там три, где я мог бы пробрести билеты на московский поезд. Легко подхватив поклажу: огромный оранжевый чемодан (на колесиках), спортивную сумку «Адидас» (через плечо), сумку с ноутом (Toschiba, 700 евро) и гитару (б/у) – я отправился по длинным переходам и вокзальным помещениям на стоянку такси.
Предупредил бы всех путешественников,  отправляющихся восточнее Одера: соблаговолите выяснить цены на такси, прежде чем вы воспользуетесь хотя бы одним. Стоит ли таксометр на панели приборов и есть ли «шашечки» на крыше автомобиля или по бокам. Или окажетесь жертвой частника, занимающегося нелегальным извозом. Тройная цена вам обеспечена. Арифметической виртуозности польских водителей позавидовал бы сам Григорий Перельман. Какая там гипотеза Пуанкаре, когда речь идет о евро. Я отделался еще легко: семнадцать евро. Сердито. Не дешево. Следующий водитель наглядно доказал, границы возможного – безграничны. Кафка отдыхает.
В кассе я без проблем купил билет. До отхода поезда оставалось менее часа. Метрах в двух от меня стояли две девушки, говорившие по-русски. Обрадовавшись, я обратился к ним. «Как вам в Варшаве?» - Спросил я. «Спасибо, хорошо», - ответила одна. «У меня хорошая работа. Не жалуюсь. А вы едете в Россию?» «Да, в Москву». Лицо девушки вытянулось: «А вы уверены, что на том вокзале?» «Не понял». «Поезда на Москву уходят с Варшавы-Всходня. Это не здесь».
Здрасьте вам! До отхода поезда меньше сорока минут! Еще чуть-чуть и мое предприятие терпит фиаско в самом начале.
С тяжелой поклажей на плечах лечу наверх по эскалатору. Хватаю первое попавшееся такси.
«Доедете за полчаса до Варшавы-Всходня? Далеко?» «Какие проблемы? Садись, прокачу!» Обилие ремонтных ограждений на улицах города заставляло усомниться в успехе предприятия. Я полностью доверился аборигену мегаполиса, но пару раз встревожено поинтересовался, туда ли мы едем.
Водитель как будто не замечал моего беспокойства и с гордостью повествовал о достопримечательностях города. Было увлекательно. Вот они братья славяне, они понимают друг друга везде и всегда!.. А где же таксометр?
«Постойте, cколько это будет стоить?» - Осторожно спросил я.
«Да семьдесят евро». - Не напрягаясь, ответил он.
«Семьдесят евро?! Спасибо, брат! Да за такую цену гони до Москвы. Мне билет на поезд обошелся чуть дороже. Больше пятидесяти не дам!» - Отрезал я. Водитель согласился, как чихнул. Названная сумма его устроила. А меня? Меня успокоило то, что я стал счастливее хотя бы на 20 евро. Главное – успеть на поезд.
Пересекли мост через Вислу. Еще пара поворотов, и мы у цели! «Таксомотор» лихо затормозил прямо у платформы.
«У вас пять минут, мой друг. До звидания!»
Первый вагон, второй… Еще немного. Вот и проводницы. Темно-зеленый поезд, по старинке топившийся углем, в облаках дыма предстал мне божественной колесницей, на которую я хотел взобраться.
«Ангел, хранитель мой, вот мой билет». Хранитель сохранял молчание. А также мину полного недоумения.
«Ну и где ваша плацкарта? Без нее в поезд не пущу!», как гром среди ясного неба прозвучал ее окончательный вердикт.
«Какая плацкарта? Вот мой билет, мне больше ничего не дали».
«Ну и что, а место не указано».
«Святая Барбара, помоги выдержать и это»,- подумал я и понял, что хочу уехать именно на этом поезде. Чувство правоты придавало сил. Ведь не думал же кассир, что я собирался поцеловать последний вагон уходящего поезда. Безусловно, Восток дело тонкое. Но какое мне дело до всех восточных тонкостей железнодорожного бытия? На то есть железнодорожные кассы. Самым возмутительным было то, что кассир наверняка знала, что делает. Не могла не знать. Возможно, существовала даже какая-то договоренность между польскими и русскими проводниками, позволяющая им получать дополнительный доход. Но делать нечего. Путь назад был отрезан.
«Кто у вас начальник поезда?»
Тот не заставил себя ждать и вырос передо мной словно джин из бутылки. Вот-вот прозвучит «слушаю и повинуюсь», но этого не произошло.
«Сергей Иванович», я завел свою мантру, «мне нельзя здесь оставаться».
«Это почему же?» - Остудил он мой пыл.
Было очевидно, уговаривать его не имело смысла. Стоило пустить в ход более весомые аргументы. «Я не просто турист. Я еду по приглашению администрации городского округа Самара. Более того, пишу книгу в рамках проекта городов-партнеров Штутгарта и Самары».
Для пущей важности я добавил, что весьма постыдный факт задержания посла доброй воли может омрачить межгосударственные отношения России, Польши, Германии и т.д. Помилуйте – «железный занавес» уже давно стал историей. Ох, и громкий разразится дипломатический скандал, если Российские железные дороги лишатся такого бытописателя, Гиляровского с Пыляевым вместе взятых. Уяснив все сверхзадачи моего путешествия, Сергей Иванович и не подал виду, что его волнует возможная дипломатическая катастрофа международного масштаба. Сказал только: «Ждите здесь» и ушел.
Положение казалось критическим. Уже пять минут поезд должен был мчаться на всех парах. Но начальник поезда, тем временем, все еще договаривался со своим польским коллегой. Слава Богу, одно место оказалось свободным, и Сергей Иванович с легкостью сбагрил меня в руки дружественной польской стороны. Пускай польские товарищи разбираются.
Едва вошел в вагон, как перрон медленно поплыл в окне. Поезд набирал ход, оставляя здание вокзала позади. Аллилуйя! Слава тебе, святая Барбара. Слава настоящему человеку Сергею Ивановичу! Сколько бескорыстных людей еще встретится мне на пути! Надеюсь, достаточно. Ведь в России работают не законы, здесь решают люди. Стоило помнить эту прописную истину, если я хотел добраться до Самары и осуществить свой проект. Поезд продвигался на Восток и я представлял себя этаким Индиана Джонсом, взявшим приступом легендарный «Восточный экспресс». Я был полон решимости преодолеть любые препятствия на своем пути.
Но уже первый вопрос польского коллеги охладил мой пыл: «Какое купе вы бы предпочли?».
«А что, есть выбор? У вас же только одно место, если я правильно понял?»
«Это как посмотреть. При желании, вы один можете занять целое купе. Это будет вам стоить сорок евро дополнительно«. И вся цена вопроса: Привет с «дикого Востока«!
«Я не нуждаюсь в отдельном купе«.
«Хорошо, могу предложить вам место рядом с одним господином. Вам подойдет?«
«Да, я не против».
«Будьте добры, с вас двадцать евро. Вам нужна квитанция?», спросил он для ради приличия.
«Да, было бы не плохо».
Моим попутчиком оказался приятный пожилой поляк, направлявшийся в Москву навестить своего сына инженера. Спустя время наш разговор непринужденно перешел на тему отношений Польши и России. История непроста и известна каждому. Переделы Польши, зависимость от России. Казалось, Польше, зажатой в тисках трех империй: Российской, Австро-Венгерской и Германской, больше не суждено было обрести государственную независимость.
Как ни странно, такое положение имело и свои преимущества. В Польше стали процветать текстильная промышленность, торговля сырьем и полуфабрикатами.
Вечером мы пересекли белорусскую границу, а ночью – российскую.
«Все-таки времена меняются к лучшему», подумалось мне, «пусть даже, казалось бы, в такой мелочи, как пересечение границы без стресса с паспортами и визами». 20 часов пути – и я в Москве, на Белорусском вокзале. Меняю валюту и звоню старинному школьному товарищу Сергею. Затем направляюсь на Казанский вокзал за билетами до Самары…

…

 
It’s a beautiful life…

Самара.
На что моим предкам в XVIII веке потребовался целый год, заняло у меня два с половиной дня. Выход у вокзала. Передо мной площадь. Надо мной стеклянная башня. Стою и размышляю. На чем добраться до церкви? Такси или маршрутка?
Трудно представить Самару с ее огромными расстояниями и плохими дорогами без маршруток. Город просто испустил бы дух. Его изможденный организм не выдержал бы двойного инфаркта. Чем не подходящая метафора для коллапса на дорогах?
Маршрутки не похожи на матрешек, как мог бы подумать любой немецкий турист. Кроме близкого созвучия в этих словах нет ничего общего.
Лихачи нашего времени – они намного маневреннее автобуса. Водители используют незамедлительно малейшую возможность оказаться впереди, получить дополнительный сантиметр на дороге. Взрывая любые представления о возможностях езды по дорогам Самары, не говоря уже о правилах дорожного движения. Они не ездят только на красный свет.
На невероятной скорости они умудряются разговаривать по телефону, вести свой деловой календарь и договариваться о встречах. Я ехал с одним таким от вокзала до улицы Куйбышева, что заняло у меня примерно двадцать минут. И это несмотря на пробки в час пик. Из динамиков лилась бешено пульсирующая оглушающая музыка:
30
«It’s a beautiful life, oh oh oh. It’s a beautiful life, oh oh oh! …»

Рядом с водителем сидел его приятель, но скрашивать первому его серые рабочие будни не было необходимости. Приятель ехал за компанию. Видимо вместо катания на Американских горках. Песня, пульсирующая энергией, и солнечный день сочетались как нельзя лучше с быстрым стилем езды:

«It’s a beautiful life, oh oh oh oh! I just wanna be here beside you! …»

Уже рано утром было относительно жарко. Приходилось крепко держаться за поручни, чтобы удержаться в седле. Но однажды оседлав автобус, Феликса не могли остановить такие мелочи. Невозмутимый вид большинства пассажиров показывал, что такие поездки стали для них привычными. Кто-то смотрел с отсутствующим видом в окно, кто-то перед собой, как будто постоянная смертельная опасность перестала быть для них реальной угрозой, стала частью их обыденной жизни.
Напротив меня сидела привлекательная голубоглазая девушка со светлыми волосами. Она внимательно рассматривала меня какое-то время, прежде чем снова предаться своим мыслям. Ее заостренные кончики ушей, как у эльфа, выглядывали из под прямых волос. В какой-то момент водитель резко затормозил на красный свет и принял круто вправо, остановившись у самого тротуара напротив продавца дынями. Приятель водителя высунулся из дверного проема и взял из рук продавца дыню. Сунув тому купюру, он тут же махнул рукой, то ли давая знак ехать дальше, то ли прощаясь со среднеазиатским торговцем. Все произошло за считанные секунды, пока горел красный свет: то ли неохота выходить, то ли от недостатка времени. Не успела дверь закрыться, как автобус уже мчался в центр города. Скорость трансакции усугубляла жара, царившая на улице, неумолимо гнавшая ртутный столбик термометра вверх. Я впервые смог увидеть торговую сделку, в ходе которой не было произнесено ни единого слова. Обычный шум и гам традиционного восточного базара не обходится без того, чтобы не поторговаться, здесь же все произошло очень быстро и безмолвно.

«It’s a beautiful life, oh oh oh oh! I just wanna be anybody.
We’re living in different ways. La-la-la-la! …»

Водитель маршрутки ежедневно и ежечасно преодолевает трудности и этому у него стоит поучиться. Он быстро ориентируется в море машин, предотвращает опасные ситуации благодаря своей концентрации и опыту. Его нахрапистость должна соответствовать непредсказуемым дорожным условиям, где все хотят быть первыми и всем некогда. Волны железного прибоя справа и слева то и дело пытаются стереть его в порошок. Меня не оставляло чувство, что наш автобус похож на маленький ледокол, который вот-вот раздавят стенки айсберга. Именно в этот момент я понял, насколько важен в таких случаях крепкий позвоночник и сильная спина. Что значит человек без сильной спины? Мелкая букашка. Червяк, безнадежно потерявшийся в бушующих стихиях Молоха! В отличие от смерти на жертвенном огне прогресса, здесь ему грозила элементарная аннигиляция в огромной консервной банке. Да и прогибаться удобнее…
Но ловкий лоцман – водитель выходит каждый раз победителем. Спасать жизнь людей в таких условиях – непроизвольная часть его работы. Истинный матадор самарских дорог, его стиль езды трудно описать: то по тормозам, то газует, то набирает скорость, то делает рискованный крен под острым углом, то объезжает ямы…
Иногда сдержанно матерится, вполголоса, чтобы не шокировать пассажиров: стоически. И так – целый день. Удивительная работоспособность.
Тяжелые будни трудно представить себе без хорошей порции юмора. Вот некоторые сообщения в телеграфном стиле, помещаемые обычно у входа или в кабине водителя. В них содержится информация для клиентов, пользующихся услугами «небесного патруля»:

– Дорогие пассажиры – не бойтесь! За рулем опытный водитель. Это уже его десятое такси.
– Конкурс «Кто закроет громче дверь» закончен! Все призы кончились!!!
– 10 минут страха и вы дома! Цена аттракциона 7 рублей.
– Чем тише ты говоришь, тем дальше ты уедешь!
– При аварии число жертв должно соответствовать числу мест в салоне.
К счастью несчастья не случилось. Благополучно добравшись до места назначения, я уже выходил из маршрутки, как вдруг девушка-эльф, так пристально рассматривавшая меня, молча положила мне в руку записку. В ней стояло лишь phil63.ru. Таинственная незнакомка, видимо, торопилась и в тот же момент исчезла. Спрятав записку в кармане, я на время забыл о ней. Я спешил. В церкви св. Георга меня ждал пастор… Анна Баратова. Усталый, но счастливый я вошел в чугунные ворота церковного двора. Взгляду открылись опрятные клумбы и газоны, усаженные деревьями, бросавшими спасительную тень в этот жаркий час.
«Здесь я могу спокойно подождать, пока кто-нибудь не пройдет мимо». Усевшись под деревом, я принялся играть с маленьким котенком, который увидев во мне свою жертву, стал готовиться к смертельному прыжку. Кто знает. А вдруг он и вправду рассчитывал получить в моем лице деликатес особо крупных размеров?

…

Пивная философия

Владимир достал из багажника своего «жигуленка» несколько пустых трехлитровых бутылок, и мы пристроились в очередь за пивом. Магическое число «три» могло предвещать только одно – просветление.
«На дне» - так называется легендарное место в Самаре, которое знает каждый уважающий себя мужчина. Там же находится ларек при пивном заводе, на котором варят знаменитое «Жигулевское».
Название местечка навевало исторические ассоциации в преддверии нашего философского диспута. Алексей Максимович Горький наделал много шума одноименной пьесой в 1902 году. Бездомные, наемные рабочие, находившие приют в ночлежке, рассуждают о вечных вопросах. Рассуждающие рабочие? Нонсенс и скандал для «приличного общества» и откровение для «мыслящей интеллигенции». Пьеса прогремела по всей Европе.
Народ неспроста прозвал так ларек. Пиво и литература неразрывны в России. Почитайте Сергея Довлатова. Сколько поэзии в звуке наливаемого пива. И с каким удовольствием любители напитка сдувают пену, какая поэзия скрыта в предвкушении пенящейся амброзии. Промочить горло «Жигулевским» в тридцатиградусную жару – это ли не высочайшее удовольствие сродни великой поэзии!
Не случайно, именно здесь висит плакат с парафразой из стихотворения другого русского поэта – Александра Сергеевича Пушкина: «Сюда не зарастет народная тропа». Воистину.
Заправив всю имевшуюся тару, кроме бензобака, пивом, мы неслись по дорогам Самары в сторону дачи, находившейся в черте города. Эта особенность Самары, раскинувшейся вдоль волжского берега на добрых 50 километров, стала приятной неожиданностью. Что может быть лучше шашлыков к пиву!
Владимир тем временем упражнялся в риторике.
«Кто сказал, что в России нет настоящей демократии? Нужно знать свою историю. Смею утверждать, что все любители пива, а это в России без малого половина населения, отдают дань давней демократической традиции, голосовать в пользу пива. Уверен, многие согласятся – истина не в вине, она в пиве! Только в России встретишь это чудесное сочетание: любовь к пиву, к литературе и приверженность демократии».
Трудно было не согласиться. Ведь именно в Самаре, пивной столице России, в 1917 году возникла партия алкоголиков. На выборах в Учредительное собрание ее активисты агитировали жителей города: «Граждане и гражданки!!! Голосуйте за список № 18!», «Наш девиз: Алкоголики всех стран, соединяйтесь!», «Лишь в опьянении обретешь ты утешение». 
Сегодня сторонники этой партии обрели свободу. «Свободная повсеместная продажа питей, всеобщее, прямое, равное, тайное и явное распитие спиртных напитков во всех видах и во всякой посуде» за некоторыми исключениями не возбраняется.
С этим базисным протестным движением не смогли справиться даже коммунисты. В 1994 году партия снова появляется на политическом горизонте. Ее сторонники открыто понесли свои убеждения в массы. Но, положа руку на сердце: коммунисты ли, демократы, либералы или консерваторы – все они душой и телом принадлежат этой поистине гуманной и массовой партии, авангарду всего прогрессивного человечества.
Однажды меня спросили: »Правда ли, что в Германии состоялся съезд Марксистско-ленинской социал-демократической партии?» Поинтересовалась одна убежденная коммунистка.
«Ничего такого не слышал, но думаю, если такая партия и имелась бы, у нее не было бы никаких шансов стать значимой политической силой». Коммунарка отошла от меня с видом не скрываемого возмущения и в корне не соглашаясь со мной, полагая, что я над ней подшутил.
Как в хорошем, так и в плохом Германия остается для многих русских лучом света в темном царстве. Согласитесь, если бы все пивные животы хотя бы России и Германии объединились, мир давно бы процветал во всем мире.
 
* * *

Шашлык и пиво под развесистым дубом – отличный антураж для душевной беседы. Светлана, жена Владимира, и ее подруга Тамара накрывают на стол. По саду разносится ароматный дым. Владимир ловко переворачивает шампуры и увлеченно говорит. Последние лучи вечернего солнца тихо падают сквозь ветви столетних дубов. Теплый летний вечер…
«Русский человек не любит изменений». Сходу в карьер заговорил Владимир.
«Он не ищет решения задач. Он не пытается преодолеть кризисы. Они проходят сами собой. Это не беспочвенное предположение, это убеждение, подкрепленное историческим опытом. У русского человека нет настоящего выбора, так как в результате всегда получается одно и то же. Взять наши сказки: Пойдешь налево – коня потеряешь. Пойдешь направо – жизни лишишься. Пойдешь прямо – ограбят. Нет в русской жизни никаких альтернатив. Здесь работает только одно правило: не делай ничего, прежде чем что-то случится».
Никогда не думал, что пиво  способствует афористичности речи. Казалось, Владимир постиг всю прелесть глубокого знания, всех когда-либо живших философов.
«Владимир, твой пессимизм доведет любого до отчаяния! Человек в ответе за то, что происходит вокруг него!»
Моему собеседнику все было нипочем.
«Человек вообще ни за что не отвечает. Сегодня мы знаем, что именно Провидение движет судьбами мира. Мировой Дух проникает все и вся, есть во всем и нигде. Ничто определяет сущность Хаоса». Владимир оставался непреклонен.
«Ах так!» - Встрепенулось мое красноречие. Ужо тебе: «Провидение!? Ай-яй-яй!.. С каких это пор наш философ ударился в религию? А что, если русский человек больше верит в судьбу, нежели в Бога? Фатум и есть его Бог, и покорность Судьбе – его алтарь, на котором вершатся жертвоприношения. В этих краях на Бога надейся, а сам не плошай. Хотя здесь его не часто увидишь, а уж получить от него что-то реальное – нереально. Богу молятся, но не ждут от него чего-то конкретного. Кривая вывезет. Россия переживала и пострашнее времена. Переживет и это. Хуже не будет».
«Религиозность сама по себе еще не является преступлением против человечества». Он посмотрел примирительно: вулкан его красноречия еще подремывал, однако нараставшая словесная дрожь свидетельствовала о скором извержении: «Быть религиозным ничто иное, как иметь некую потребность, желание удовлетворить духовный голод»… «Если таковой имеется», - добавил он и начал энергично переворачивать шампуры. Это занятие доставляло ему явное удовольствие. Сосредоточившись на нем, он забыл на время обо мне. Скоро шашлыки были готовы, и дамы пригласили нас к столу: салаты, зелень, вобла... пиво.

* * *

За каждым пивным столом рано или поздно разговор обязательно заходит о вечных вопросах жизни и смерти, любви и ненависти. Три распитых бутылки – чем не три тома энциклопедического словаря! Пивные философы были готовы к решению насущных вопросов бытия… или небытия.
«Что касается таинственной русской души», -  начал Владимир, - «то иррациональный критерий добра и зла является ее главным движущим принципом, в то время как западный человек безоговорочно поклоняется разуму». Вот он первый выпад соперника.
«Неужели ты думаешь, что у западного человека, как бы ты себе его ни представлял, нет души?»
«Этого я не утверждал. Меня интересует их гармоничное соотношение; целесообразность того и другого. Под рациональностью западного человека я понимаю попытку, объять и объяснить по возможности все и вся исключительно рациональным путем. У нас же все наоборот. Представления о морали и праве очень расплывчатые, приблизительные, на глазок. Если вообще о них можно иметь какое-то представление. У каждого оно свое. Один способен запросто убить человека или украсть целую фабрику, другому и муху обидеть не под силу. Не говоря уж о том, чтобы увести чужую жену… или авто».
«Экая однобокая поляризация. Черное и белое, плохое и хорошее…» - Парировал я.
«Ни в коем случае, я пытаюсь лишь внести ясность в понятия. Ведь интересно отметить: каждый из названных антиподов пытается представить свои поступки в исключительно положительном свете. Не разум, а душа является определяющей константой его системы ценностей. Как в философии, так и в повседневной жизни. Душа есть мерило всех вещей, является основой любого поступка. Но душа является частью нашей телесной природы. А где же дух? Где же Бог в этом безбожном мире?»
Я попытался отшутиться: «Бог остается там, где и должен быть. Космонавты утверждают, что не обнаружили там никакого Создателя. Космос – холодный и пустой, полон пыли, черной материи и черной энергии».
А в это время, Боже мой, «Открылась бездна звезд полна; Звездам числа нет, бездне дна», - только подними глаза к вечернему небосводу! Но мы утоляли жажду истины золотистой амброзией пива.
«Слишком рано смеетесь, золотой мой серебряный». – Продолжил Владимир. «Кто сказал, что Бога можно узреть глазами? Космонавты – хорошие естествоиспытатели, очень эффективные, добросовестные, но слепые, видят лишь незначительное и сиюминутное. Существенное нельзя увидеть глазами. Это привилегия духовного, внутреннего взгляда. Конечно, русская душа все время находится в неспокойном, нестабильном состоянии. Но движение есть жизнь. Сегодня душа позволяет человеку согрешить. Завтра – она сопротивляется греху. В любом случае, душа полностью оправдывает поступки своего хозяина… Слушай великую симфонию вселенной. Старик Кеплер знал в этом толк».
«Я слушаю Детское радио Газпрома, и мне хорошо. Я релаксирую, расслабляюсь. Мне кажется, это новая форма русского тоталитаризма, которому развиваться еще лет 30: божественно прекрасная музыка, релаксирующие счастливые индивиды со спокойными лицами на дотациях государства, удушающие ‹буйных›: несогласных, инакомыслящих, дурачков не от мира сего, юродивых, оранжевых, голубых. Да кого хотите. Любого можно объявить врагом, и тебе охотно поверят: гармонизированные гомункулы в ореоле абсолютной соборности».
Владимир закурил, затянулся глубоко: «Мысль понятна, истоки морального бездорожья русского человека лежат в недостаточно рациональном объяснении действительности».
«Что вы имеете ввиду?»
«Русский человек может показаться западному ‹коллеге› крайне аморальным не потому, что по сути своей ‹плохой›, а потому, что он не имеет совершенно никакого понятия о том, что такое хорошо и что такое плохо. Именно в России ведется вечная и непримиримая борьба между добром и злом, за неимением ясных границ между обоими феноменами бытия. Что такое грех и что дозволено? Мы умудряемся ежедневно нарушать не только правила дорожного движения. Саму конституцию ни во что не ставим. Все правила общежития нарушаются. Манипуляции – во имя жизни на Земле, прошу заметить – во имя живого бытия».
Владимир снова затянулся. С нескрываемым наслаждением сибарита.
«Вам если поверить, так и верить никому нельзя. Это же заведет нас Бог весть куда. Владимир, неужели все погибнет в хаосе?!»
Светлана вовремя вернула нас на землю: «Господа философы, прежде чем вас окончательно не поглотил русский хаос, выпьем за нашего немецкого гостя!» - И она толкнула кокетливо Владимира плечом. Не оставшись в долгу, я салютировал дамам. Мы выпили. Владимир разошелся не на шутку, желая показать свое превосходство над добрым человеком из Сезуана.
«Хаоса мы повидали достаточно – в 1990-е годы. Вся причина в аморфной массе русской души! Она все охватывает и все отвергает, все понимает и все превращает в абсурд. Черная дыра, поглощающая разумное. Ее приемный ребенок – безумие. И ведь что интересно, русский человек мирится и с хорошим, и с плохим в характере. Ради душевного комфорта. Он ведь не хочет никого обеспокоить. Оставьте его в покое, и он проспит на своем диване сто лет. Всем известна история Обломова и Штольца. Конечно, у нас плохие дороги и куча идиотов, особенно в правительстве! Да, мы пьем много водки». И он посмотрел с нежностью на бутылку пива. «Но кто может еще так гулять?! Нас нельзя понять. Мы сами себя не понимаем. А как работает наш мыслительный аппарат, когда приспичит? Лучше, чем любой компьютер!»
Я бы согласился с ним, но опомнившись, возразил: «Как это понимать? Сначала ты говорил о хаосе русской души, затем о том, что русский человек со своей иррациональностью приведет любого в отчаяние. Теперь вот компьютер – машина, работающая строго логически?!»
«Это как раз то, что так очаровало немцев в русских. Непонятно, как у этого хаотичного русского рождаются идеи, которые рационально думающему немцу со всеми его академиями и дипломами и не снились. Тебе знакома теория хаоса?» - Не унимался Владимир.
«То есть?» Я даже как-то напрягся. «То черная дыра, то хаос. Может, еще про философский камень расскажешь? Так и до алхимии с мистикой недалеко».
Взорвавшийся вулкан грозил задавить меня метровым слоем лавы и пепла, открыв при этом иррациональную пучину русской души: «Верно – алхимия и мистика! Ты не имеешь никакого понятия о предмете, но всегда попадаешь в тему. Я бы даже подумал, что мы дальние родственники. Прошло 500 лет с начала научной революции, а мы вновь вернулись к давно забытым вопросам, поднятым еще в Средневековье. Нас опять волнуют загадки, не разгаданные пытливыми умами прошедших времен, до того как  рациональное мышление задушило жестоким сорняком органический взгляд на вещи. Что упорядочивает мироздание и как флуктуирует хаос, как соотносится духовная энергия с другими видами энергии и морфогенетическими полями? Два принципиально различных мировоззрения, двигающиеся долгое время противоположными траекториями, вновь встретились на другой стороне круга бытия. Физики-теоретики находят общий язык с теологами и утверждают, что мы не в состоянии провести ясной линии между ‹мертвой› и ‹живой› материей, между материей и духом. Все во всем и все одно. Не находишь поразительного сходства?» «С чем же?» «Это Родина любого русского человека. Вот тебе русский человек во всей его психологической и философской глубине. Какая уж тут мораль? Где нет границы между материей и духом, нет и разницы меж добром и злом».
Владимир оборвал дискуссию и с наслаждением сделал большой глоток пива. У него пропал всякий интерес к дальнейшему. Жаркий день, пыльные кулисы театра, несгибаемый собеседник...
«Ты хочешь сказать, нам больше не нужен разум?» - Попытался я атаковать поволжского эпикурейца в его иррациональной крепости. Владимир затушил сигарету в переполненной пепельнице: «Этого я не говорил. Только хочу задать вопрос в данном контексте: Можно вообще сказать, что разумно, а что нет? После Великой Французской революции ratio в Европе было поставлено на невиданную высоту в системе ценностей, призванной выстроить международную и государственную политику на разумных началах. С тех пор свободный человек призван был пользоваться собственным рассудком и жить по законам разума, чтобы попасть в царство справедливости и достатка, личного и общественного счастья. До рая земного – рукой подать. Не правда ли, соблазнительно? То, что раньше было дозволено Богу, стало доступным любому человеку. Оставалось только правильно просчитать, экстраполировать и спроецировать: Вуаля! Пожалуйте кролика из шляпы прямо в суп. Только в суп… лис-то и угодил. Какая у нас по счету теория волн в экономике после Николая Кондратьева? Тебе хорошо известно, что эксперимент с разумом закончился в Аушвице. Справедливости ради – логический конец. Все по самым высоким стандартам разума и согласно последним достижениям естественных наук, имеющих до сих пор претензию объяснить весь мир без остатка, до его самого скрытого уголка, без помощи гуманитариев. В этом мировоззрении нет места непознаваемому, непроницаемому. Я хочу лишь гармонии. Все имеет право на существование. Разум и неразумное, позволяющее делать ошибки, без которых нет развития. Разум – автомагистраль прогресса, иррациональное – черная дыра, некая космическая машина для ультимативного прыжка в непознанное, в небытие, держащее нас в движении больше, чем все автомагистрали вместе взятые».
Крупные капли пота катились по его лицу. Его лоб был напряжен. Глаза застыли.
«Тебе дурно? Воды?» - Схватился я за бутылку минералки.
«Все в порядке. Мне лучше, чем ты думаешь! И я думаю гораздо яснее тебя. Твое здоровье!» - Он поднял бокал: «Думай о немыслимом. Положительный герой всех русских сказок Иванушка-дурачок. Именно безумные поступки помогают ему найти счастье, неадекватные поступки – прийти к адекватному результату. Ему нельзя, категорически запрещено быть умным. Ему достается волшебная лошадь. Он женится на принцессе и получает в тести царя, катается как сыр в масле. Вся природа помогает ему: рыбы, птицы, лес, сама судьба. Его глупость – залог счастья. Вместе с сумасшедшим и бездумным он занимает места в первом ряду на банкете глупости.
Но присмотримся, настолько ли он глуп. Может быть, это высшая мудрость, заглянувшая за границы видимого мира? Я даю тебе палочку-выручалочку, соломенку, за которую ты можешь ухватиться, структуру, без которой твое рациональное нутро иссохнет.
В русской мировосприятии тело и разум относятся к низменной телесности. Интеллектуальное и телесное противопоставляются душевному и духовному, имеющим в российской системе ценностей наивысший приоритет. У русской ‹души› и английского ‹soul› совершенно разные смысловые нагрузки. Русский культурный архетип абсолютно противоположен англо-саксонскому, которому свойственно отдавать первенство телесному, разуму и рассудку. Ты улавливаешь нить?» - Перебил он сам себя и посмотрел на меня пристально.
«Не мог бы ты спуститься с метафизической высоты своих рассуждений на Землю?» - Не сдавался я. «Ты попался». «Это на чем же?» «Твои размышления глубоко дуалистичны. Не в этом ли заключается кризис философской мысли, который пытались преодолеть философы XX столетия! Хотя, о чем это я? В России проспали XX век, не заметив прорывов философской мысли. Имена немецких философов не так трудно запомнить, они начинаются с одной буквы: Гуссерль, Хайдеггер, Гадамер, Хабермас». «Сартр, Делез, Фуко, Бодрийяр, Деррида, чтобы назвать некоторых». – Продолжил Владимир. «И сказать по чести, прием ‹deja vu›, ‹уже виденного›, излюбленный французскими мыслителями, охотно эксплуатировался советско-российским кинематографом».
«Этакий интеллектуальный секонд-хэнд». – Усмехнулся я.

«Что ж, и это можно понять». Полыхнул Владимир. «Давай перенесем все нами сказанное на русского человека. Вот ты много всяких имен назвал, но начни все это вываливать на его голову, всю эту формализацию мышления и рационализацию действительности. Он ведь погибнет от тоски! За что ты его так не любишь? Нашему человеку подай человеческого…». «Человеченки». - Промелькнула у меня ассоциация.
«…душевного, доброго». – Продолжал Владимир. «Пускай даже они будут показными и ненастоящими. Это лучше, чем показывать ему смерть и чёрта. Чтобы кому-то понравиться, с кем-то подружиться, мы, русские, делаем все неформально, ‹по-человечески›. Часто это означает, что мы готовы даже поступиться своими правами и обязанностями, или забрать их частично у другого, чтобы принять его груз на себя. У нас верят на слово там, где обычно заключают письменный юридический договор. Это значит, сделать ближнему услугу или одолжение или попросить его об одной услуге. При этом просят, как правило, не для себя, а для других«.
«Ах, прошу тебя». Заговорил во мне скептик. «Об искусстве дара, о способности этот дар принять говорили многие западные философы, которых вы постоянно пытаетесь ударить дубиной иррационализма по голове. Не надо изобретать велосипед, уважаемый».
«Ты прав», выбросил Владимир неожиданно белый флаг, дав мне понять, что мои полемические атаки утомили его. «Да я не о том. Меня интересует живое чувство. Высказывая просьбу, я вступаю с человеком в определенные личные отношения, предполагающие ‹сердечные чувства›. При этом твоя независимость может пострадать. Но это делается для твоего же блага. Вот этой зависимости и боится западный человек. Да, возможно, я даже осмелюсь вторгнуться в интимные уголки твоей души, но и ты делаешь это с моей душой. С той же ‹задушевностью› русский, оскорбленный в чувстве собственного достоинства, скорее схватится за ‹калашникова›, чем обратится в суд. Бывает. Так устроена жизнь. Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Это состояние зависимости предполагает повседневные просьбы, обращенные к ближним: ‹просить› - а значит взывать к совести, это и есть российский дискурс».
«Правильно ли я понял? Речь идет об определенном образе поведения?»
«Верно». Улыбнулся довольный Владимир. «Человека ценят не по закону и согласно предписаниям, а по совести, по тому, как он себя ведет, что он собой представляет. Часто человек делает не то, что обязан, а то, что велит сердце. Критерий человечности обозначен неясно. Один другого понимает чисто интуитивно. Но именно так становятся друзьями».
«Во всем? Распространяется это на отношения между мужчиной и женщиной?»
«Я говорю сейчас о человеке как о социальном субъекте, а не о его физиологии и отношениях полов. Известно, что русские понятия ‹дружба› и ‹друг› значительно отличаются от английских ‹friendship› и ‹friend›. У нас друг – это тот, кому мы можем полностью довериться, с которым мы одно: душа в душу. Дружить, общаться не означает лишь обмен информацией. Это еще и эмоциональный акт эмпатии и симпатии, в этом ценность общения. Непритязательный разговор может быть бесцельным, из чистой симпатии, из чистого удовольствия. Хотя есть еще и другая, менее приятная форма диалога. Твой собеседник может попытаться ‹выяснить с тобой отношения› по принципу ‹ты меня уважаешь?› Грубая форма обличения показывает накал страстей. Мы очень зависимы от мнения других людей. Эта зависимость обратная сторона коллективизма, распространенного в России».
«Сплошные парадоксы. Как совмещается коллективизм с крайним индивидуализмом, порой экзальтированностью русского человека, его богатым внутренним миром и вечными вопросами, мучающими его? Они ведь не внутри коллектива рождаются, а внутри человека». 
«Одно не исключает другого. Противоречие здесь может увидеть только рационально думающий человек. Не найдя подходящего определения частного, он отбрасывает целое как совершенно ненужное, выплескивая ребенка вместе с водой. Ведь скальпелем  разума, логики он расчленяет нечто цельное, живое, сложное, на составные части, убивая тем самым это нечто. Где же здесь желанное равновесие, гармония, со-существование и со-бытие? Принцип ‹pars pro toto› можно применить только в некоторых случаях. Изо дня в день мы живем в коллективе и через него. В нем каждый человек видит свое отражение и идентифицирует себя с ним, не может без него жить. Он пойман в социальную сеть навечно. Эту правду жизни мы находим в идее соборности. Духовное единство духовного братства, гармонично формирующего общественное пространство и отношения в нем».
«Именно. Ты попал в самую суть проблемы». И я потрепал его по руке. «Основой русской культуры является коллективизм, эгалитаризм и упомянутая русская душа. Это и есть та взрывоопасная смесь, на которой замешана русская история и русская жизнь. Источник всех революций и катастроф в России. Этот супчик похлебали на свою беду немцы и так к нему пристрастились, что смогли отказаться от него только в 1945 году. С нашей же помощью. Казалось, немцы навсегда очарованы русской культурой. Под гипнотическим взглядом Достоевского они занялись исследованием жизни души и иррационального. Ницше, считающийся одним из основоположников современной философии о человеке, зачитывался Достоевским. История Европы грозила погрузиться в небытие под мощным прессом иррациональных глыб русских и немцев. Известно ли тебе, что и русская культура конца XIX – начала XX веков жадно впитывала ницшеанские идеи? Это был процесс взаимообогащения. Русским особенно созвучна идея сосуществования, а не взаимоисключения двух начал человека: рационального и иррационального; связи между мыслящим ученым и чувствующим человеком в нем».
«Можно назвать такого ученого артистом». – Добавил Владимир.
«Ницше открыл человеку», – продолжил я, - «одаренному логикой и разумом, возможность связать свое сухое творчество с эмоциональным и интуитивным началами, с идеей прекрасного. Он освободил человечество от необходимости думать исключительно логически. Его философские тексты – это хорошая литература, что не вредит ни философии, ни литературе. Воодушевление и любознательность по отношению друг к другу были характерны обеим культурам. И, должен сказать, русские по сей день в глубине души остались гегельянцами. Они верят в некие идеи, которые правят историей… Если угодно, новый человек в Советском Союзе должен был стать ‹сверхчеловеком›, свободным от лжи, жадности, жестокости, воровства, лени, пьянства. Владимир Маяковский писал в 1916 году, заклиная духа перемен:
‹И он, свободный,
ору о ком я,
человек —
придет он,
верьте мне,
верьте!›
Лев Троцкий утверждал в 1924 году: ‹Человек станет неизмеримо более сильным, мудрым и чутким; его тело будет более гармоничным, движения более ритмичными, а голос – более музыкальным. Жизнь обретет динамично драматичные формы. Средний человек поднимется до высот Аристотеля, Гете и Маркса›. Эти идеи пытались реализовать советские биологи 1920-х годов в области евгеники. Скрестить человека с  обезьяной… ‹Логичным› для советского руководства становится истребление ‹социально чуждых классов› и ‹паразитов›. Вера в прогресс коммунистов на заре советской власти оправдывала ‹логичное› требование Ленина, дать ему десять миллионов голов, дабы сделать Россию счастливой».
«А что насчет западных стереотипов о России?» - Спросил я, слегка задетый.
«Не многим более того, что я уже сказал. Они примерно соответствуют реалиям, когда речь идет о чисто внешней поведенческой стороне. Как только мы говорим о внутренних связях, все становится с ног на голову. Черты характера, кажущиеся западному человеку отрицательными, могут выглядеть в глазах русского совсем иначе. Глупость, леность, неприглядная грубость, мужской шовинизм и преступления превращаются в некую мудрость, созерцание, толерантность. Половой вопрос не стоит так остро: мужчина остается мужчиной, женщина – женщиной».
«Предлагаю выпить за мировую гармонию».
«Поехали!»

* * *

Поэтесса на кране

Приближался момент обещанного Владимиром «очаровательного сюрприза».
«Дружище, хочу представить тебе нашего поэта. Тамара пишет удивительные стихи. Она чрезвычайно талантлива, но упорно отказывается печататься. Возможно, тебе удастся ее переубедить. Представь, она работает крановщицей на Самара-Товарная. Она управляет огромными кранами, погрузкой и разгрузкой железнодорожных вагонов.
Тысячи тонн перемещаются ежедневно – железными руками кранов. Сотни вагонов двигаются по мановению ее руки. Подобно всемогущей богине – стоит ей пошевелить пальцем и свершается нечеловеческая работа».
«Володя, ты сам говоришь как поэт. Слово ‹кран› означает в старонемецком ‹журавль› – символ ‹солнечной птицы›, птицы-поэзии», - добавил я.
«Мне не остается ничего другого. При виде Тамары я сам становлюсь немного поэтом! Будь она на кране или в стихии своей поэзии, она всегда остается на высоте своего таланта. Это чувство ее сформировало. Она подчеркивает свое превосходство над мужчинами. Она подчинила себе технику – символ мужского начала. Это ее территория, или, во всяком случае, на ее рабочем месте, на Товарной. Такое ощущение,  что она не может не конкурировать с космическими ракетами, которые строят в этом городе, слагая свой мир по строчкам. Тамара, пожалуйста, прочти стихотворение ‹про тела›».
Глубоким надтреснутым голосом она тихо начала декламировать:

Всё это было много тел назад,
но лучшей не припомню мизансцены:
свершалась осень, обнажался сад,
глаз радовал пустых скамеек ряд,
кровь суетилась, расширяя вены.
Мы торопились свой исполнить долг,
любя природу, чтя её законы.
наш тайный соучастник тополёк,
напрягшись в соответствии с Ньютоном,
смущаясь, уронил на землю крону
и лучше выдумать, естественно, не мог.
И кто бы мог остаться беспристрастным.
когда такой случался поворот:
вдали краснел плакат «ОГНЕОПАСНО».
под ним, чуть ниже «НЕ ВЛЕЗАЙ – УБЪЁТ»,
короче, всё пьянило и ласкало,
вдруг визг колёс, с мигалкой «Жигули»
и ты отпрянул с возгласом: «Менты!!!»

Таких минут, конечно, в жизни мало,
поэтому так памятны они.

«Да, узнаю Тамару!» - Воскликнул Владимир восторженно. «Почти всегда речь идет о нём: единственном и неповторимом мужчине. Страстное желание быть с ним – абсолютно в одиночестве бытия».
Светлана с любовью взглянула на Тамару, в ее глазах можно было прочесть упрек, понимание, сочувствие. Она хорошо знала её прошлые попытки женского счастья. И догадывалась о будущих:
»Солнце мое, о твоем упрямстве легенды ходят. От тебя бы удрал даже сонный и невозмутимый мадагаскарский лемур. Посмотри, что ты сделала с Алексеем. Это ты о нем написала стихотворение? А ведь мужик взабрался на пассажирский корабль ‹Сергей Есенин› и написал на капитанской рубке: ‹ТАМАРА! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!›… и загремел в каталажку на пятнадцать суток».
Тамара, окутанная табачным дымом, молча потягивала сигарету, говоря всем своим видом: Говорите, что хотите. Хотите – пишите портреты. Хотите – воспевайте. Критиковать только не надо.
«Поэт всегда прав», - заступился за нее Владимир. «Или женщина», - добавила Светлана.
Жадный до стихов Тамары, Владимир вновь попросил ее читать. Та охотно откликнулась:

Adagio religioso:
Хотелось рот твой целовать,
а целовала мимо – в вечность.
Моя всегдашняя беспечность
и легкомысленность опять
всё поворачивают вспять.
В претензии на бесконечность
возможно ль больше потерять?

То, что смогла запечатлеть,
всего лишь слепок с поцелуя,
рисунок, наигрыш, камедь,
что рану рта не уврачует,
заставит горько пожалеть,
ведь душу я твою живую
в чужую отпускаю сеть
за то, единственное - петь,
но разве этого хочу я?

meno mosso:
Вина и плакать, плакать и вина.
Слезу подмешивать к вишнёвому нектару.
Себе лишь кратна и себе верна,
и парности не терпящему дару.
Руки не отводила для удара,
но и утешить рук не подняла.
Самолюбива, по грехам и кара,
а, может, так и нужно, чтоб одна…

Возникла долгая пауза. Я почувствовал, словно строки уносят меня в иное измерение, туда, где не существует противопоставления: ты – немец, я – русский. Мировая душа и мировой дух витали меж нами, порождая силовое поле необычайных энергий. И вот уже струится река истории – истории Самары, из прошлого в настоящее. Случившееся вновь случится.

* * *

«Наш немецкий друг»

«Ах, какой симпатичный холостяк!», подумала Тамара и твердо решила познакомить меня со своей подругой.
Мы встретились в кафе на берегу Волги. При первом взгляде на Лили, так ее звали, у меня перехватило дыхание. Она была прекрасна. Черные глаза таинственно мерцали. Темные волнистые волосы были собраны несколькими шпильками и пребывали в прелестнейшем беспорядке. На прощание она протянула белую грациозную руку, чем привела меня в неописуемый восторг. Мы договорились встретиться на выходных у Тамары, пообещавшей сотворить настоящее пиршество к ужину.
Через два дня я стоял с тремя розами в назначенное время у дверей квартиры Тамары. Она открыла и сразу ушла с одной розой на кухню, отправив меня в гостиную. Стол, накрытый яствами, напоминал большую разноцветную клумбу. Лили пришла чуть позже, заставив меня пережить несколько десятков волнительных минут.
Она села рядом слева от меня. Хозяйка разместилась передо мной. Ее друг Григорий и другая подруга Тамары далее справа. После нескольких тостов я взялся за гитару и спел несколько своих песен о несчастной любви и России.
Водка ударила мне в голову, что наполнило меня легкостью и уверенностью. Тамара читала стихи. Вечер удался!
«Целуйтесь!», неожиданно выпалила Тамара и вызывающе и нетерпеливо уставилась на меня и Лили. Сегодня нас всенепременно хотели «поженить». Казалось, Тамара проверяла меня, мужик я или нет. Наклонившись к Лили, я попытался поцеловать ее в губы. Она испуганно отпрянула. Такая скоропалительная попытка изъявления чувств явно не вызывала у субъекта вожделения восторга.
Встав, я взял Лили на руки и громко сказав: «Я унесу тебя на край света, моя прекрасная!», вновь попытался поцеловать свою жертву. Она никак не отреагировала. То, что она не была безусловно «моей», стало ясно в следующее мгновение. Алкоголь и  пьянящая красота Лили лишили меня последнего рассудка. Отныне я хотел только одного, видеть свою возлюбленную, погружаясь в дурманящее благоухание ее духов. Еще сильнее мое воображение будоражило неожиданное сочетание ее скромности и привлекательности. Наступила пронзительная тишина.
«Ангел пролетел»,- сказал кто-то, приведя меня в чувство. Опустив Лили на стул, я сел рядом с ней.
Она посмотрела на меня в замешательстве, не зная, что сказать. Ее лицо зарделось. В глазах читалось нескрываемое удивление, на какие там еще выкрутасы способен «наш немецкий друг». Мое поведение никак не соответствовало привычным стереотипам о немцах: любителях порядка, эмоционально холодных и сдержанных. Похоже, моих новых друзей, встретивших «неправильного» немца, ждало горькое разочарование. И все же вечер закончился мирно и без дальнейших латиноамериканских эксцессов. Мы сердечно попрощались. Полной неожиданностью для меня оказался поступок Лили. Вместо того чтобы смертельно обидеться не меня, она подошла ко мне и на прощание нежно поцеловала в щеку. Преодолев земное притяжение, я парил на седьмом небе.
Угрызения совести и жгучее чувство стыда, которые я испытал на следующее утро после пробуждения, не поддаются никакому описанию. Это было ужасное пробуждение. Я упрекал себя в безрассудстве и легкомыслии. Надо мной витало швабское облако слов, примерно значивших: «Похотливый козел да коза-дереза, горячи они были как никогда». Объективности ради – горячим тут был только козел.
Мне хотелось провалиться сквозь землю, благо, лежал на кровати. Но прошло немного времени и сомнения развеялись как туман. Я не мог думать ни о чем другом, как о девушке своей мечты…
С Лили мы встретились в кафе «White Cup» на улице Куйбышева. И снова она была обескуражена моим напором. Но была ли она по-настоящему озадачена или, хотя бы, заинтригована? Лили оставалась для меня женщиной-загадкой, чьи мысли и желания оставались за семью печатями.
Не скрывая восторга, я пригласил Лили на чашку чая у себя в апартаментах. Основательно подготовившись к вероятному приему драгоценной гостьи, я загрузил в холодильник большую коробку с множеством миниатюрных пирожных. Идея не вызвала взаимности у собеседницы, заспешившей по делам. Вот и пойми женское сердце. Ведь я хотел только поближе познакомиться с ней, поболтать обо всем на свете. 
«Да, да, а ты не подумал, что молодая женщина может потерять репутацию, прослыть девушкой легкого поведения?» - Заговорила во мне совесть. «Возможно, ее красота – единственное, что у нее есть. Единственное, что она может подарить мужчине, достойному ее любви. Тому, кто заслужил ее».
«Ты попала в точку: она создает и продает модные коллекции, предлагая при этом и себя, как товар в придачу. Возможно, совершенно неосознанно, благодаря своей внутренней консумистской позиции».
«Кто дал тебе право судить и рядить? Быть красивой не грех и не преступление». Не оставляло меня в покое альтер эго. «Ты приехал и уехал. С тебя как с гуся вода, а ей как потом жить в Самаре? Кто защитит ее от упреков друзей и родных?»
«Да, я хотел с ней переспать! Доволен? А теперь проваливай»…

Лили позволила проводить себя до остановки, при этом не давая ни малейшего повода на дальнейшую встречу. Сидя в автобусе, она даже не посмотрела в мою сторону, прогрузившись в мысли и, казалось, забыв о моем существовании. Я никак не хотел понять, что эта девушка совершенно равнодушна ко мне и моим ухаживаниям. В моем воображении нарисовался образ поклонника, умолявшего ее на коленях стать его женой. Было ли это на самом деле так? Это навсегда останется для меня тайной. И кто знает, о чем она думала в тот момент: роскошных виллах, дорогих машинах, яхтах, отпуске заграницей или круизе по Средиземному морю или даже о кругосветном путешествии на корабле с алыми парусами!?
В замешательстве я стоял на остановке. Затем, словно сомнамбула, отправился бродить по ночным улицам. Все мои мысли были устремлены к Лили. Несмотря на все сомнения и душевные мучения, я любил эту женщину и был счастлив. Ее взгляд, движения ее губ – все доставляло мне наслаждение.
На Ленинградской улице мой слух привлекли джазовые мотивы. Завороженный музыкантами, я потерял счет времени, сидя на скамейке. Наконец встал, бросил купюру в раскрытый футляр саксофона и отправился к себе в комнату на Некрасовской улице.  На столе призывно лежал мобильный телефон. Я не удержался и отправил короткое послание: «Спокойной ночи, Лили».
Попытка не терять контакта не принесла мне ожидаемого успокоения. Меня еще больше занимали мысли о Лили и ее странном поведении. Соблазн позвонить ей и выяснить отношения был велик. Я нажал на кнопку вызова… Длинные гудки остались без ответа. На следующее утро она написала: «Пожалуйста, никаких телефонных звонков ночью. Мне необходимо высыпаться…» Наша связь оборвалась.
Не находя себе места, я бесцельно блуждал по улицам города. Мне становилась понятной причина ее равнодушия. Лили просто не любила меня, и все мои попытки, достучаться до нее, было напрасны. Может быть, это была своеобразная игра: ей доставляло удовольствие мучить меня. Чтобы снова и снова убеждаться в неотразимости своих чар: «Я еще смогу вскружить голову, кому захочу».
Прошло четыре дня, и я получил краткое сообщение от нее: «Завтра в 16.20 в Струковском парке». Мы должны были встретиться именно на том месте, где в 1918 году самарские революционеры скрывались от чешских легионеров. Недобрый знак? Я не придавал значения суевериям. Когда мы встретились, я почувствовал холод, исходивший от Лили. И хотя я не был Каем, ледяное дыхание Снежной королевы обожгло мне сердце…
К счастью, она не была «кавказской пленницей», а я не вышел из рефрижератора. Мы обменялись дежурными фразами. Всем своим видом она показывала, что я абсолютно безразличен ей. Мне было крайне непонятно, что это значит. Но теперь это не играло роли. Передо мной была незнакомка, о жизни которой я уже ничего не хотел знать.
Внезапно все это показалось каким-то наваждением. То приближающейся, то удаляющейся и исчезающей из поля зрения Фата-морганой.
Развязка произошла сама собой. Мы сдержанно попрощались. Мой путь лежал в Областную библиотеку, где меня ждали иные сокровища. В голове неотступно крутилась швабская мудрость: «Сначала нужно попробовать кислое яблоко, прежде чем найдешь сладкое». Будущее рисовалось прекрасным яблоневым садом – в этом городе красивых женщин.
…

* * *

О берберах и кентаврах

Культурные различия, чужие контексты, глобализация – все это стало темой спектакля театра «Резистенц» на его гастролях в Самаре. В партере «Самарского Парнаса» собралась вся бизнес-элита. Действие пьесы «Истерия» происходило в гипермаркете, символизирующем кризис ценностей современного общества потребления. Спрос и предложение, комедия и трагедия цивилизации, в которой все стало товаром. Гипермаркет – супер-реальность, зеркало, отражающее общество. Необычайно актуальная тема, вызвавшая в Самаре живой интерес.
Из-за большого числа желающих попасть на спектакль, пришлось вносить дополнительные стулья. Между топ-менеджерми концернов едва не завязалась потасовка.
После спектакля Кристофа Али попросили дать интервью региональному и московскому каналам. «Откуда вы родом?» Незадачливый репортер хотел обязательно выведать, как мог попасть сюда режиссер с такой экзотической внешностью. Не для всех было очевидным, что театр приехал из Германии, из Штутгарта. Кристоф Али ответил голосом стоика, привыкшего к таким вопросам: «Я из Берлина. Немецкий язык – моя родина». Похожие вопросы ожидали и африканскую актрису Далилу. Ее ответ на чистом немецком привел репортеров в еще большее замешательство: актриса приехала из Германии. «Хотя»,- ответила она, помедлив,- «собственно, из Англии».
Среди журналистов нашелся и немецкий журналист Ральф, проявивший особый интерес к моим впечатлениям о России. Он начал обстоятельно расспрашивать меня о социальных проблемах и бедности.
«Удивительно, почему читатели в Германии обязательно хотят видеть материалы об организованной преступности и социальном неблагополучии в России. Исчерпывающий ответ предполагал бы основательное расследование. Почему немецкую прессу интересует только это? Столь специфический взгляд на Россию неизменно порождает стереотипы, не способствующие пониманию реального положения вещей. Ведь процесс глобализации уравнял всех. Более того, бездомный бродяга в Самаре или Петербурге выглядит точно так же, как его коллеги где-нибудь в Штутгарте или Берлине: немыты, пьяны, плохо пахнут, с 5-6 целлофановыми пакетами барахла».
«Вот с этого места поподробней…» - Пошутил Ральф. Очевидно, что он очень хорошо меня понял. Он знал, что его материал не пройдет, если он не выдаст того, чего от него требуют.
«Не стоит забывать, как в действительности живут здесь пожилые люди». – Продолжил я. «Скорее всего, их положение не так благополучно как у их сверстников в Германии, но многие страдают не столько от бедности, сколько от пассивной потребительской позиции, которую выработали за годы советской власти и чрезмерной жалости к себе. Они только и могут, что ныть и жаловаться на государство, играющее роль мега-отца, вечно чего-то не додающего. Их не покидает ощущение, что они что-то пропустили и  недополучили: как в очереди за колбасой во времена тотального дефицита.
Несмотря на это, в Советском Союзе, как бы плохо мы о нем ни отзывались, было относительное благосостояние: были деньги, но нечего было купить. Большая часть пенсионеров попала вдруг в совершенно иную ситуацию относительной бедности: иногда нет денег, но можно купить все. Но пенсионеры бывают разные. Однажды я в этом убедился, познакомившись с одной пожилой женщиной. Ее пенсия всего 6000 рублей. Она счастлива и хорошо живет. И знаете почему? У нее есть друзья, она окружена человеческим теплом и заботой и, что немаловажно, свой огород и сад на даче. Кроме того, как пенсионер она пользуется различными льготами. И самое главное: она живет в согласии с собой и в гармонии с окружающим миром. Четыре класса образования советской начальной школы не сделали ее менее мудрой: она не хотела и не хочет обратно в Советский Союз. А зачем, когда все есть?»
«Это особенность российской действительности?» - Спросил Ральф с удивлением.
«Ну почему же. В одной из самых бедных стран мира, в Бангладеш, можно увидеть самое большое количество счастливых и улыбающихся людей. Напротив, особенно в странах Северной Европы, есть много людей мрачного склада характера, страдающих депрессиями».
«Меня всегда волновало, почему одни люди счастливы, а другие нет». - Неожиданно подтвердил мои слова Ральф.
«Это радует. Я никогда не поддерживал стереотипы, существующие не без основания. Меня удивляет исключительно негативное видение российской действительности со стороны немецких журналистов. Почему темой газетных полос становятся исключительно бедность, беспризорные дети, бомжи, мафия, коррупция? Сомневаюсь, что пенсионерам в Германии живется намного лучше, если принять во внимание не только медицинское обслуживание и французскую булочку к утреннему кофе, но и человеческие отношения. Во многих немецких семьях избавляются от своих пожилых родственников, насильно отправляя их в дома престарелых, где нередко можно встретить черных ангелов: добровольных специалистов по эвтаназии».
Все интервью получены, театр опустел. Господа артисты и гости отправились в пивной бар, находившийся поблизости.

* * *

Мы разговорились с режиссером Кристофом Али – типичным представителем современной Европы. По матери он австриец, по отцу – египтянин. Он рассказал мне анекдотичную историю о своей давней мечте, которую недавно осуществил, побывав в Марокко. Автобус плавно двигался по пустыне. Куда ни брось взгляд – бескрайний песок. Под жарким африканским солнцем смуглая кожа Али стала еще более смуглой. Обогнали караван берберов на верблюдах. Дама в летах, сидевшая рядом с Али, неожиданно повернувшись к нему, провела нежно ладонью по его руке и произнесла в изнеможении то ли от жары, то ли от страстного желания физической близости: «О, эта прекрасная кожа бербера…» 
Проводы немецких артистов затянулись до утра, и я поехал провожать их в аэропорт Курумоч, откуда они летели через Прагу кто в Штутгарт, кто в Мюнхен, во Франкфурт или в Берлин. В аэропорту Кристофа Али и Делилу задержали во время паспортного контроля, в то время как прочие их коллеги уже давно расположились в зале ожидания и живо обсуждали прошедшие гастроли. Ральф пошел поинтересоваться, все ли в порядке.  «Да», - подтвердил Кристоф Али, - «все в порядке. Это всегда происходит со мной из-за моего имени… Мавр и его проделки», - задумчиво прибавил он и грустно улыбнулся.
«Кто знает», - съязвила устало Делила, - «что он спрятал в своей шутовской шапке с бубенцами. Возможно, там мини-калашников, который он хочет протащить на самолет…» – «Чтобы превратить самолет в корабль пустыни, ля-ля?», - произнес Кристоф Али, медленно теряя терпение, так как знал, в чем дело. Больше всего он не любил, когда людей оценивали лишь по их внешности. Как будто он меньше принадлежал к европейской культуре, чем какой-нибудь абориген из Нижней Франконии. И ведь почти любой европеец выглядел бы рядом с ним бледно в прямом и переносном смысле, если бы речь зашла об истории и традициях европейского театра. Пограничники не могли знать всей подноготной австрийского египтянина и продолжали усердно тянуть кота за хвост: ведь это был не сибирский, к которому они проявили бы больше сочувствия, а камышовый. О желании физической близости не могло быть и речи.
«Ну почему столь тщательная проверка документов случается именно со мной?» - Произнес он, выкатывая глаза и глядя в сторону зала ожидания, где его коллеги наслаждались утренним кофе и обсуждали, каким приятным вещам они предадутся по приезде домой.
«Может, мне кто-нибудь скажет, что значит весь этот театр?» - Почти прокричал он, словно заявляя всему аэропорту о своем несогласии с несправедливостью, которая уготована именно ему.
«И это говорит театральный режиссер?» - Бросила в его сторону энергично жестикулирующая Делила вне всякой актерской подачи. Она нервничала и была похожа на фурию. «Мне кажется, с твоим талантом к перевоплощениям и креативностью», - сказала она, испепеляя его взглядом и вдавливая крутящим движением пуговицу его куртки, - «ты мог бы превратить самолет в ‹летучего Голландца›… Кто знает, на что способен усталый и злой режиссер из Крейцберга?» Она повернулась к нему спиной, показывая свое нежелание разговаривать с ним.
«Делила, это совсем не страшно». Попытался я успокоить ее. «Кристоф хотел лишь выразить свое недовольство по поводу вашего задержания на паспортном контроле».
«Это у него прекрасно получилось», - заметила она ехидно.
«Сказывается стресс последних трех дней», - добавил Ральф в надежде успокоить взбешенную актрису, - «а тут еще эта проверка паспортов». – «Он должен, наконец, объяснить пограничникам, что он не хочет в Сахару к Аль-Каиде», - посоветовала темпераментная африканка. «Он едет в Крейцберг, и это в Берлине, а не в Багдаде!»
Ее чрезмерная агрессивность и громкая речь становились опасными. Ей ведь хорошо должно было быть известно, что они с Али находятся в одной лодке. Пограничники поняли, наконец, что творится что-то неладное, и предприняли все от них зависящее для ускорения сложной процедуры, грозящей двум иностранным гостям продолжительным пребыванием в аэропорту до дальнейшего выяснения их личностей.
К счастью, сотрудники пограничной службы не владели немецким. Иначе они могли ненароком передумать и устроить «проверку по полной программе», что грозило бы большими неприятностями. Любые пограничники принципиально не понимают шуток и в их власти задержать пассажира так долго, как они сочтут это нужным. Такие риски входят в набор «дорожной аптечки» любого путешественника. Тем более, если у него темный цвет кожи или имя Мухаммед, или на худой конец Али.
Это напомнило мне Германию, где тебя особенно на первых порах на каждом шагу преследуют «культурные недоразумения». И это несмотря на то, что внешне ты ничем не отличаешься от местных жителей, а в твоем паспорте стоит «немец».
Попытавшись объяснить неприятие некоторыми немцами чужого, я назвал российского немца «химерой», вселяющей почти всякому бюргеру страх перед «инопланетянами»: «Зеленые человечки прилетели!» Современная форма восприятия коренится в эпохе Холодной войны, тогда слоган: «Русские идут» вызывал в сознании любого немца чувство коллективной опасности, будучи синонимом «монгольской орды».
Слово «химера» я употребил не злонамеренно, не из желания кого-то оскорбить. Для меня оно чисто символическое обозначение, помогающее определить суть проблемы методом остранения. А именно, показать, как воспринимается российский немец или выходец из бывшего Советского Союза в Германии.
Химера указывает на химеричность, ошибочность упомянутой интерпретации. Человека перепутали, приняли не за того, приписывают несвойственные ему качества и особенности. Делают из него кентавра.
Есть все признаки того, что в сознании немецкой общественности и по сию пору существуют такие сказочные существа с головой и торсом человека на теле лошади.  Так среднестатистический бюргер думает о российском немце. Встает лишь вопрос о преемственности: какая часть к какой культуре относится. Не думаю, что кому-то понравится, если его будут идентифицировать с крупом лошади. Поэтому целесообразно менять время от времени идентификацию частей тела местами, чтобы никого не обижать.
Как жить российскому немцу в такой раздвоенности, спросите вы меня. Дело в том, что ее тут просто нет. Быть носителем двух культур, языков так же естественно, как иметь мать и отца: они ведь тоже разнополые и совсем не похожи друг на друга. Как раз раздвоенности я тут не вижу. Цельная личность объединяет в себе все различия и особенности и гармонизует их. Страх перед российским немцем: вот русский как под немца замаскировался – доходит порой до абсурда. Некоторые немецкие эксперты по России не советуют немецким предпринимателям иметь дело с российскими немцами, так как на них, якобы, в России смотрят искоса, с подозрением. Если уж к российским немцам в России должны относиться с предубеждением, то, что говорить об аборигенах из Германии! Их вообще, согласно такой логике, должны как неких «фашистов» или «нацистов» только до русской границы пускать и не далее?
Смешение в умах зашло так далеко, что этнического немца могут принять за кого угодно и соответственно обозначить: от русского немца до «руссконемца», «немецкого русского» или просто «русского». Последнее обозначение, возможно, и не очень правильное, но и оно, в отличие от двух предыдущих, имеет свое право на существование. Ведь многие воспринимают русскую культуру и язык как родные. Юные соотечественники часто называют себя «русаками», то есть «русскими». Это слово звучит в устах «местных» как ругательное и оскорбительное. То, что было вначале клеймом, стало протестом против объявления их, российских немцев, изгоями без отечества, стало их собственным именем, естественным знаком отличия от враждебного или дружественного окружения, что, в конечном итоге, не играет сегодня большой роли. Мне вообще непонятно, что в этом должно быть оскорбительного.
Абсурдность словообразования «руссконемец» может проиллюстрировать следующая история. Однажды кентавры попытались похитить со свадьбы царя лапифов Пирифоя его невесту Гипподамию и других девушек. В жестокой потасовке кентавры проиграли. Это доказывает только, что такие имена собственные как «руссконемец» нежизнеспособны и вымрут со временем как динозавры. В конечном итоге, такие славные парни, простите, жеребцы как Хирон, Несс и Фол тоже проиграли.
Ввиду столь большой неразберихи и трудностей: лично я могу назвать три национальных источника своей самоидентификации: немецкий, русский и украинский. Поэтому мне не составляет труда признать себя европейцем и гражданином мира… Ничего иного не желали себе Делила и Кристоф Али.
Слава российским пограничникам и аминь – неожиданно девушка в окошечке протянула Али и Делиле паспорта и вежливо пожелала доброго пути. Театральное общество было вновь в полном составе и могло спокойно лететь домой. Живо представилась картина, как Кристоф Али нежится после обеда в плетеном кресле на искусственном пляже на берегу Шпрее, вдали такой родной прозрачный купол Бундестага, ассоциирующийся с прозрачной демократией, законностью, порядком и так успокаивающе действующий на нервную и иммунную системы. В одной руке он держит коктейль «Эликсир цветов Карибики», в другой – книгу. Его измученный российскими дорогами и стрессом организм восстанавливается и наливается жизненными соками.
Пожелав доброго пути и помахав рукой друзьям из Германии, я отправился в Самару, предвкушая важнейший момент моей жизни: встречу с семьей Алёны.