Водевиль в летнем кинотеатре 1. Соня

               

 Вдруг оказалось, что 2012 год – не только страшилка от майя, но и двести лет  той, первой Отечественной!  Это – повод. Куда оптимистичнее конца света! Хорошо бы – водевиль на этакую тему!  Да вот только… кто  будет читать драматургию? – мы же не режиссеры и не худруки…

Вот что: представим себе  летний кинотеатр. Маленький городок прошлого века.  Летние ранние южные сумерки. Первые звезды над головами зрителей. Крашеные облупленные лавочки. Беленые стены и большой, заштопанный местами экран. Официальных зрителей – в кинотеатре – немного. Куда больше неофициальных – на деревьях за стеною. Звенят комары,  у женщин в руках веточки сирени, которыми можно отмахиваться от назойливых упырей… пристраиваются на ветвях безденежные пацаны… Пристроились?  Вперед!
               
Стрекот киноаппарата, на экране мелькают косые полосы и звездочки, затем  медленно вращаются рабочий и колхозница… Началось!
Прежние  времена  на экране – деревенский пейзаж, колодцы да «журавли», крестьяне в лаптях… и песня всплывает под гитарный перебор:
                - Поедем в Царское село  -
                Там улыбаются мещанки,
                Когда гусары после пьянки
                Садятся в крепкое седло…
                Поедем в Царское село!
Действие переносится в просторную горницу крестьянского дома: большая беленая  печь с горшками на припечке, вышитые рушники на иконах , широкая лавка под маленьким окошком.  Горницу нервно меряет шагами  юная барышня в утреннем уборе – чепец да просторный халат на сорочку с высокой талией (зашушукались зрители – любимая актриса, распахнутый взгляд и пухлые губки). Вот барышня остановилась и прислушалась, склонив голову к плечу. Из сеней доносится топот, невнятный напев, и  в горнице появляется молодая дородная крестьянка в красном сарафане. У нее немного косолапая походка, в больших натруженных руках несколько поленьев, которые она бросает у печи. Варварски перевирая мотив и слова, она напевает что-то вроде «жу тэ мэ…».
- Ну что  ты поешь, Параша, ей Богу!! – бросает ей в сердцах барышня.
В ответ  беспечное:
- Барыня, Софья Андревна! Зовите меня Полиною, как давеча…
 - Полиною?  Да как ты можешь, Параша, когда француз  под Смоленском, должно быть… А, может, уже и под Москвою! Ах, Боже – а мы здесь, в деревне!
 - Где ж нам быть, Софья Андревна, коли барин –ваш батюшка  - велел  здесь находиться.
- Здесь! – Софья с тоскою поглядела в окно. - А сам в Платоновке с французом сражается.
- Господи, помилуй! В его-то лета! – Параша ловко орудует кочергою у печи.
 - Какие лета! – гордо распрямляется Софья. -  Когда Отечество в опасности, мы все как один должны дать отпор супостату… Послушай, Параша, а ну, как французы опять в деревню войдут?
 - Пусть только сунется какой насильник хранцузкий! - Параша, засопев, лезет за печь, пачкаясь в побелке, и достает большой дуэльный пистолет,  – Вот!  Со мною не забалуешь!
У Софьи загораются глаза, она хватает пистолет: - Откуда у тебя это? Ты что же – и стрелять умеешь?
 - Чего нет – того нет. Не умею. Но трахну им так, что мало не покажется!
Софья, получив этакую игрушку, тут же воображает себя гусаром, и целясь  в воображаемого противника, звонко командует: « Эскадрон, пли! Параша, за мною!», и обе маршируют под бодрый марш:
                Как гром гремит команда:
                Равняйсь!  Нале-ву или напра-ву!
                Пускай теперь ударит канонада –
                А мы посмотрим: кто кого?!
А у Софьи  уже и план созрел: - Теперь мы с оружием, Параша! Идем в Платоновку!
Привыкшая к капризам молодой барыни, Параша пытается спустить все на тормозах –  «Да как же, Софья Андревна… Барин-то велел здесь ждать…», но та, видать, для себя уже все решила:
- Бросаешь меня? Тогда я сама пойду!
Увидев, что дело принимает серьезный оборот, Параша густо вздыхает («Погодьте, я в дорогу хоть поесть чего…») и выходит.
Софья примеряет шляпку, когда в соседней комнате с треском вылетает  окно и слышен тяжелый прыжок. «Французы! Ах!» – Софья вскидывает пистолет и, держа его в двух руках, стреляет, зажмурившись. «Черт!» – доносится ругательство и стук упавшего тела. «Наши!» –у  Софьи широко распахиваются глаза, а в горнице, пошатываясь, появляется  гусарский поручик.  В одной руке у него дымящийся пистолет, другую он прижимает ко лбу – меж пальцев сочится кровь ( и снова шелест узнавания любимого красавца актера в зале).
- Кто стрелял?! – увидев пистолет в руках Софьи, гусар бледнеет. Бросив пистолет на лавку, барышня устремляется к раненному, и , отведя окровавленную ладонь поручика, деловито осматривает рану:
 - Вот дьявол - не попала! То есть слава Богу! Это вас щепкой от окна! Вот (показывает маленькую окровавленную деревяшку).  Постойте -  сейчас перевяжу.
Оглядевшись, хватает было рушник с иконы – но он большущий и не разорвать… беспечно машет рукою и отрывает у подола  платья рюши, превращая его т. о.  в «миди». Оглядев себя, остается довольной и быстро бинтует поручику голову . Получается забавный чепчик. Раненый неуверенно трогает голову:
- Так это вы стреляли? Но, сударыня…
 - Софья Платонова, - приседает в реверансе. - Я полагала, вы француз. Впрочем, во француза я бы не промазала…
- Поручик Мещерский. Мы в разведке,  Софи… Вот-вот здесь будет французский обоз.  Сейчас отходим к Платоновке.
 -К Платоновке! – Софья по-детски хлопает в ладоши и подпрыгивает от радости. - Там нас папА встретит! Но… где же Параша?
Подбежав к выбитому окну, высовывается: - Параша!
 У Мещерского округляются глаза, он кошачьим скоком подпрыгивает к Софье и зажимает ей рот – «Тише, сударыня!» Вырвавшись, та дает пощечину поручику:
 - Да как вы смели!..
 - Мы на войне, Софи... Разведка – прошу понять. И.. я не один здесь… Где же есаул?..
Вдруг изображение застывает и коричневеет на глазах… плавится пленка… обрыв.