Последний старец по страницам 92

По указанию Гендольф два эсэсмана, присоединив шланг с помощью специального клапана к автоцистерне, окатили прикованного струей ледяной, обжигающей воды. Пар повалил еще гуще. Гендольф вылупил и без того покатые, серые глаза под белесыми бровками. Провел по одной из них изогнутым пальцем. Крейцель, находившийся вблизи своего шефа, судорожно сглотнул слюну. Затем, набравши ее в рот, сплюнул в чистый белый снег. На какое-то мгновение он представил себя на месте этого русского… Неожиданно для себя он ужаснулся, почувствовав себя ничтожным и жалким пред его мужеством. На задний двор давно уже вышла группа эсэсманнов в одних мундирах. Из распахнутых окон криминалистического отделения выглядывали личики и прически подчиненных «стареющей Валькирии». Похоже, фрау Циллер утратила над своими девочками власть, подумал Гендольф. Его сердце тоскливо сжалось. «Колоссаль! – воскликнул один эсэсман тощий и длинный, как жердь, в роговых очках. Он тыкал в сторону Иванова пальцем, как следует не подумав. – Этот русский – настоящий медведь! Ему не страшны никакие холода… Что же тогда говорить об этом народе? Мы воюем с нечеловеческой природой, с людьми, которые лишены всего человеческого…» На него оглушительно зашикали со всех сторон, показывая пальцами выразительные знаки у головы. Стоящий тут же, имевший обыкновение подкрадываться, «уполномоченный Гиммлера» из III-го управления (РК) незамедлительно вынул из кармана норковой куртки блокнот в коже с золотым тиснением. Он что-то записал в него тонким химическим карандашом, так как чернильные авторучки на морозе отказывали. У тощего, как жердь, обершарфюрера из хозяйственного отделения пересохло в горле. Он тут же поспешил ретироваться в натопленные помещения…

    - Все это труднообъяснимо, - заметил Гендольф, глядя поверх фуражки с меховыми наушниками, в которую был облачен уполномоченный Гиммлера. – Мы еще с этим не сталкивались. Не так ли, партайгенноссе? Впрочем, я не знаю. У меня, признаюсь честно, нет подходящих слов, чтобы объяснить происходящее.

   -  Я так не думаю, - брезгливо молвил Больцман, похрустывая сапогами с меховыми крагами. – Думаю, оберштурбаннфюрер, нам не стоит фамильярничать, пока мы в строю. Пока воин SS на службе, он обязан помнить о званиях и прочих субординациях. Устав рейхсфюрера незыблем для всех! Не стоит об этом забывать, дружище.

   - Да, да, конечно, - заторопился для вида Гендольф. – Я шокирован происходящим. Мой отдел – в патовом состоянии, унтерштурмфюрер! Моему подчиненному не удается выбить из этого мерзавца необходимых признаний. Необходимо объединить наши усилия…

   - Мы их объединим, - заметил унтерштурмфюрер Больцман, который в иерархической лестнице SS был всего-навсего лейтенант, но по роду параллельной деятельности и занимаемой им должности был намного выше Гендольфа. – С недочеловеческими ублюдками надо работать жестче. Особенно с такими, как этот. Так, чтобы нашим методам вняли все русские в этом проклятом городе. Пристегните его цепью с кандалами к мотоциклу. Продолжительный марафон, я надеюсь, ему не повредит, - довольный своей выдумкой, Больцман окинул партайгенноссе оценивающим взглядом. – Как вам моя затея? Нет? Впрочем… - он напрягся и почесал лоб под фуражкой. – По ходу движения этого негодяя следует поливать чем-нибудь холодным из брандстбойта. В этом городе сохранились со времен большевиков поливалочные машины? Отлично! – опередил он Гендольфа, который не успел ему ответить. – Эту акцию устрашения надолго запомнят в этих краях…

   Вшивый негодяй, подумал Гендольф. Злобный карлик, грязный кляузник. Именно сейчас ты пойдешь в свою барсучью нору и будешь выстукивать на печатной машинке очередной донос в Берлин. Вот ты и пошел. Придется связаться по ВЧ с партайгенноссе Мюллером – попросить его закрыть мои тылы…

   Он подошел вплотную к Иванову. Потрясенный, некоторое время смотрел в его обожженное морозом, кирпично-красное лицо с синяками и кровоподтеками, в пушистой бороде. Вот это титаническая мощь! Вот это арийская сила! Пожалуй, гиганты из Гималайской твердыни Эрцаля обладают такой внутренней силой. Больше никто из смертных… Однако же, нет. Этот «русский недочеловек» обладает энергией Первозданной Силы. Как это объяснят в обществе Туле? В оккультном штабе SS, бюро Анненербе? А в «корпусе зеленых людей», состоящем из монахов бон-по? Великая Валгалла, духи древних германцев, живущие в твоих небесных чертогах – ТЫ должна послать в мой мозг верное решение… Любой неразрешенный вопрос в атмосфере высокого напряжения, что ставит под сомнение Орден SS, может стоить головы.

   - Я не могу для вас ничего сделать, - сказал Гендольф по-русски, чувствуя, что удушье обволакивает его горло. – Меня ожидает концлагерь и неминуемая гибель. Вы как разведчик должны понимать это. Я должен играть эту проклятую роль как могу. Вы должны меня понять, герр Иванов. Мне противно то, что я вам говорю. Но я не могу вам помочь, не могу… Пусть меня проклянут великие силы, пославшие вас на Землю. Мне ничего не остается делать, как сказать это. И уйти…

   - Бог тебя простит, немец, - молвил Иванов запредельным, тонким голосом, который необычайно ясно прозвучал в морозном воздухе. – Прекратите то смертоубийство, которое учиняете в этом мире, и простится вам. Донеси это до своего народа и фюрера. Если Гитлер не прекратит кровушку лить – покончит с ним Матушка Природа. Вгонит в землю по самый лоб. Всю жизненную силу из него возьмет. Из Земли все пришли, из матушки. В нее, Великую, все уйдем. Кто в доброй силе, а кто в злой. А Суд – ОН единый будет, для всех. Понимаешь меня, немец? Жизнь полюби и прими ее как есть, в сердце своем. Очисти ее от помышлений злых. Не должно быть силе человеческой зла никакого. Убьет и истребит она человека на корню его духовном. Так и будет…

   Гендольф отвернулся, уткнув нос в лисий воротник, чтобы не видеть, как трое солдат SS в шерстяных подшлемниках под пилотками с эмблемой черепа и кости сняли с Иванова ручные кандалы. Затем, скрутив руки, потащили его к автопарку, что был со стороны дощатых, грубо сбитых ворот с двумя караульными вышками с прожекторами и тяжелыми пулеметами. Там, используя цепи с ручными кандалами, Иванова пристегнули к мотоциклу «Цюндапп». Возле этого позорища суетился Крейцель в белом ангорском полушубке, поминутно сплевывая снег…
   
               
*   *   *

Строго секретно! Рейхсляйтеру НСДАП Борману лично.      
В единственном экземпляре.
Копий не снимать.
(Из докладной записки начальника отдела зондеркоманды СС оперативной группы «Юг» при штабе 6-й полевой армии   по каналу НСДАП «флора 1» .)


                Рейхсляйтер!
Обстоятельства вынуждают меня обратиться к вам лично как к товарищу по партии и нашей борьбе с врагами рейха.  Дело не требует отлагательств. 17 января 1942 года один из русских, что был допрошен сотрудником моего отдела и лично мною по подозрению в шпионаже на разведорганы большевиков, по-истинне, с арийским мужеством и хладнокровием перенес все меры интенсивного воздействия, что были применены к нему в ходе допросов. Перечисленные мною качества нордического характера данного русского свидетельствуют, по моему убеждению, о его несомненной принадлежности к высшей расе и поколению сверхлюдей, когда-то в давние времена, населявших этот мир и сохранившихся в Долине мертвых, стране Эрцаль…

               
*   *   *

   …Дети! – молвил он неожиданно. Его синие лучистые глаза мгновенно увлажнились настоящими человеческими слезами. – Все вы дети пред ВЕЛИКОЙ Матерью Природой! Со своими самолетами, танками и пушками, с великим числом армий своих! Не таких правителей, как ваш фюрер, Матерь-Природа побеждала. Ибо нет той силы, которая могла бы противостоять ее силе.

   Потрясенный генерал-полковник вермахта Фридрих фон Паулюс долго молчал. Его тонкая, бледная рука с аккуратно подстриженными ногтями заметно дрожала на дощатом грубо сколоченном столу, крытом чистым рушником. Некоторое время он смотрел на свою синевато-серую генеральскую фуражку с серебряным орлом на вздернутой тулье и красновато-золотой кокардой в обрамлении дубового венка. Точно такие же венки, переплетенные черно-серебристыми ленточками, возлагаются на могилы, с прискорбием подумал он. Страшный нечеловеческий холод тут же овладел его существом. Грозясь выйти наружу, он сжимал его в своих тисках, не позволяя свободно вздохнуть и мыслить. Это «великий фюрер» живет во мне и каждом из нас, подумал Паулюс. Холод постепенно отпускал его с этой мыслью. Выяснилось, что помимо фюрера и созданной им машины власти, именуемой «тысячелетним рейхом», существует нечто более могущественное. Без аппарата подавления SS и SD. Обладающее чем-то запредельным, что одновременно пугало и потрясало своей мощью. Что-то скрытое в самом себе, тут же решил для себя Паулюс.

   При этом он почувствовал как источник силы  немедленно оказал ему необходимую поддержку. Паулюс доверял этому источнику бесконечно. Именно он направлял его по сложным закоулкам жизни. Помог сделать военную карьеру и вообще попасть в армию. Правда, поначалу, он хотел он хотел во флот. Но нет, не взяли. Везде «окопалась» прусская военная аристократия. Сыну гессенского тюремного чиновника из Касселя, из старинного, обедневшего дворянского рода было достаточно трудно прокладывать дорогу наверх. В имперский свет… Фридриху фон Паулюсу до боли в груди (такой нестерпимой!) хотелось облачиться в черный мундир с золотым шитьем. Руки в белых нитяных перчатках,  в его воображении, лежали на рукояти кортика либо на стальных поручнях надраенной палубы броненосца «Мюнхен», стремительно несущегося по синим волнам. Средь крика чаек, душ погибших моряков – по жемчужно-сверкающим на солнце морским просторам… Нет, в этом судьба не благоволила к нему. Ни Господь Бог и Его Ангелы, ни даже его счастливая звезда, которая также помогла Наполеону. Но в пехотное юнкерское училище он все-таки попал. К тому времени, в кайзеровском рейхсвере, не только аристократам позволено было служить офицерами в пехоте. Полк  Евгения Савойского (Баденский) стал для юнкера-ассистанта в черной стальной каске с блестящим медным шишаком, и серебряно-красными погонами осуществлением заветной мечты. Итак, она сбылась… «…Смирно! Направо! Налево! Ружье к ноге…» Таким было начало службы юного кандидата в офицеры, а затем лейтенанта рейхсвера Фридриха фон Паулюса. «…Ружье к ноге! Юнкер, как шагают ваши солдаты? Вы устроили у себя на плацу балет или учения по шагистике? Молчите!? Вы и ваш взвод наказаны – двое суток строевых занятий покажутся вам сущим адом…»

-   Ну, не тужи, детка, - неожиданно молвил русский старик, словно читая мысли сидящего подле него германского генерала с золотыми пальмовыми ветвями на красных петлицах. На глинобитной стене шумно скрипнули ходики с отполированным до бела маятником на толстой цепочке. – Ты не обижайся на меня, высокий немец. Все мы люди… человеки на этой Земле… Все мы друг-друга жалеем и понимаем, когда жалость за душу берет. Миром надо идти против зла, коему несть числа на этом свете. А множим его мы, люди. Только люди, детка, повинны в своих злодеяниях. От неразумия своего делают они то, что миром правит. Но придет этот мир к долгожданной правде, и потянутся человеки к добру. И осознают они единственную истину – Матерь-Природа стоит во главе всех начал. Надо сохранить ее в себе: взрастить как семечко живое. Семечку нужна благодатная земля. Надобно подготовить свою душу и тело свое для новой жизни в этом мире, детка. И тогда этот мир станет иным.

   -Вы говорите как католический святой, - нахмурился Паулюс, выждав когда его зять, зондерфюрер SS граф фон Куценбух закончил переводить. – В истории католической церкви было немало святых принявших духовные и телесные муки за веру в Христа. Но вы постоянно говорите, что верите… Как это есть? Да, вы говорите, что все мы – вышли из Природы-Матери. Что это значит герр Иванов? Вы говорите как язычник. Мы живем в ХХ веке. Многие из нас более не верят во Всевышнего Творца. Век научно-технического прогресса стал нашим богом. Однако, наш мир не становится лучше, герр языческий святой, - он сделал слабую попытку усмехнуться, но тут же пожалел об этом. – Насилия в нашем цивилизованном мире – идол зла, которому преклоняются «цари земные», как сказано в святом Писании. Я бы сказал иначе, герр Иванов. Чем более человечество обретает могущество над силами природы, тем менее могущественным оно становится, - он закрыл глаза, почувствовав невероятное облегчение. На глинобитной стене продолжали уютно, по-домашнему скрипеть ходики, неумолимо продвигая ход времени. – Человечеству нравится истреблять себя. Видимо, в нас заложена жажда к самоуничтожению. Кем заложена, герр Иванов? Ответьте на этот вопрос, и я буду вас считать русским богом. Да простит меня, грешного сына святой католической церкви, наш истинный Бог…

   -Детка, я не бог, - глаза Иванова лукаво блеснули из-под седых, кустистых бровей. Он положил на вытертый временем край рушника свои громадные, мозолистые руки. - Бог для людей больше не любовь и свет, но богатство и власть. То, чему надо поклоняться, детка. В поклонении нет добра. Природа-Матушка породила нас такими, чтобы обуздать самое себя. Много силы было в Природе. А когда сила есть, детка, это опасно. Вот и задумала Природа самое себя проверить. Совершить контроль над собой. Чтобы у нее, как у лошади, был наездник. Чтобы помог он ей познать СВОЮ Силушку Великую. А в познании заключается смирение, детка. Смиряет человек природу. И природа смиряет человека. От того в этом мире так много несправедливости, детка.

   -Стало быть, фюрер прав, - Паулюс устало побарабанил отполированными ногтями по рушнику, шитому красными и зелеными цветами. В дальнем углу была огромная, выложенная из глины, побеленная печь, в глубине которой красновато тлели дрова. – Значит, мы состоим из насилия. Природой в нас заложена эта страшная, разрушительная сила. Дух истребления и смерти. Это наш злой рок. Это наш общий крест, если хотите… Знаете, герр Иванов, я всегда задавался вопросом: виновен ли я в происходящем? Я, германский генерал-полковник, отец двух сыновей, дочери. И муж… любящий и любимый человек… Почтенный глава семейства, истинный германец, католик… Не верующий в Бога. Как можно верить в него, если в мире так много зла? Если мы вынуждены совершать зло, чтобы выжить? Мы, германцы, служим великому фюреру.  Как и вы, Сталину. Расширяем свое жизненное пространство, освобождаем мир от гнусных химер… - понимая, что несет чушь, он сбился и, почувствовав вину, на мгновение потерял дар речи. - …Я не нацист, герр Иванов. Но я преклоняюсь перед гением человека, имя которого Адольф Гитлер.

   - …Фюрер -  это не тот пример, который подойдет… - попытался встрять Куценбах, у которого на лбу выступил обильный пот.

  - Моя страна была поставлена на колени в прошлой войне, - Паулюс коснулся пальцами подбородка, завороженный мощью ослепительного сияния, что исходило из синих глаз Иванова. – Англия! Туманный Альбион с хваленой спесью. Плебеи с имперскими амбициями, которые прежде нас захватили пол мира. Этот мерзавец Черчилль, герцог Мальборо, имеет наглость обвинять нас в этом! В колониях Британии за четверть века было истреблено больше туземцев, чем европейцев в Великой войне. В пору англо-бурского конфликта в Южной Африке эти английские мерзавцы умертвили в скотных загонах за колючей проволокой тысячи пленных. Женщин и детей в том числе, так как эти несчастные были членами семей буров. Среди них были и русские, герр Иванов! Этот беззубый английский лев в XVII веке согнал с земель  тысячи своих хлебопашцев, чтобы король и аристократы могли разводить тонкорунных овец. Овцы съели людей! Тысячи британцев, по воле Эдуарда VIII, превратились в бродяг и были казнены за бродяжничество. Сталинская коллективизация, наверняка, была вынужденной мерой – России было необходимо создать, с помощью Германии, свою промышленность и армию. Мы создали оружие для нашей победы. Для разгрома Англии, - он бросил мимолетный взгляд в расширенные зрачки барона. – Вы перевели ему, дружище? Будьте столь любезны – слово в слово…

   - Германия будет владыкой мира? – улыбнулся «герр Иванов».

   - …Таков закон истории – побеждает сильнейший, - кивнул Паулюс. – Мы можем владеть этим миром. Россия и Германия. Гитлер и Сталин… Если эти двое не смогли договориться между собой, то… как вы посмотрите, герр Иванов, если посредником в переговорах между нашими великими державами выступят…ну, хотя бы мы? Сильный должен проявлять милосердие к побежденным. И я иногда молю Бога, чтобы он дал германцам немного милосердия. Как, если бы русские армии штурмовали зимой 41-ого Берлин, русские танки грохотали по германским улицам и русские… как есть?!. Политруки -«комиссарен» входили в германские дома…

   - Правду говоришь, детка, -русский старик вновь улыбнулся. Паулюсу на мгновение показалось, что эта улыбка осветила собой весь мир. – Только что есть настоящее милосердие? Война или мир? Жизнь или смерть? Едва ли нам приходится выбирать, детка. Выбор опасен тем, что порождает страх. Вот поэтому человечество стремится к единому. И Гитлер, и Сталин лишь отражают это стремление. Но ошибаются они, эти человеки. Недоступно им другое понимание жизни. Природа-Мать заложила в нас насилие как познание. Познай себя и увидишь, что ты один как перст. А кругом все мироздание. Множество таких, как мы – живут во Вселенной и стремятся к нам. Как им прийти в наш мир, если мы сопротивляемся этому? Христос понял, кто мы есть, а его распяли. Не простила нам Матерь-Природа его смерти лютой. Наказала нас, грешных. Приняли все семь чаш – расплата за грех неминуема…

   …По-моему, он говорит, не понимая ничего, подумал Паулюс. Как бы в поисках поддержки он бросил взгляд на своего зятя. Граф фон Куценбух, немного подумав, вынул из кармана серо-голубого, тесного френча с белыми молниями в черных петлицах серебряный портсигар. С явным намерением закурить. Устав SS в данном случае совершенно не интересовал его. Но не тут-то было… Русский старик печально покачал головой. Граф, удивленно посмотрев на него, пожал плечами и захлопнул крышку портсигара. Вряд ли он понял, что с ним произошло. Его сияющая бриллиантином голова потупилась. Губы плотно сжались, образовав тонкую, бледную нить. Весь его внешний облик говорил присутствующим: еще немного и меня стошнит, господа. Будьте же благоразумны, мой тесть: я не железный. Вы мучаете меня уже целых два часа. Вот и этот старик, явный агент огэпэу, свихнувшийся от перенесенных пыток… В SD с ним обошлись довольно жестко и я осуждаю это. Иначе вы бы не отдали за меня свою дочь, красавицу Ольгу Елену Констанцию, ставшую баронессой фон Куценбах. Вы можете быть спокойны: я не изменил принципам гуманизма, которые так редки в это страшное, жестокое время. Но что полезного мы здесь делаем? В этом доме и в этой стране? Фронт утопает в снегах. На его южном участке, где наступает группа армий «Юг», ощутимых успехов не наблюдается. Все людские и материально-технические ресурсы пожирает Московское направление. Там развернулись тяжелейшие бои. Русские пятились от самой границы, находясь на последнем издыхании. Груды искореженной техники, склады с продовольствием и боеприпасами, пакгаузов со шпалами и рельсами, изрытых воронками аэродромов с черными скелетами краснозвездных самолетов… Нескончаемые колонны пленных красноармейцев и командиров по обочинам пыльных дорог, где золотились хлебные колосья. В бязевом белье. Грязных, пропотевших гимнастерках. Или полуголых и черных от багрового солнца. Понурые, скорбные лица. Обтянутые, небритые скулы. Глубоко запавшие глаза. Запорошенные серой пылью, точно седые волосы. Кровавые лохмотья бинтов, стягивающих спины и руки. И одиноких трое или четверо германцев-конвоиров в пилотках, с солнечно-вспыхивающими лезвиями широких штыков…

   Куценбаху вспомнился случай, о котором ему поведал офицер разведки группы армий «Центр» (Абверкоманда-103»). Под Каменец-Подольском, в июле 1941 года, моторизованная разведка танковой группы захватила в плен красного полковника. Штабную колонну, в составе которой были пушечные и пулеметные бронемашины, мотоциклы и много грузовиков, частично рассеяли, частично уничтожили. Во время допроса пленного начальник абвергруппы быстро признал в нем своего преподавателя – в 20-ых германец стажировался на командных курсах при Академии РККА… После рюмок выпитого шнапса (под соленый огурчик и кусок сала, из «заначки» русского) пленного и сопровождавших его водителя красноармейца, младшего лейтенанта, а также женщину-санитаринструктора пришлось отпустить. Их отвели в лес. После чего германский майор, обливаясь слезами, обнял своего преподавателя. На прощание они трехкратно поцеловались, по-русски, пожали друг другу руки. Таких историй было множество. Нередко пленных отпускали и русские… Группу III (работа с пленными, населением, трофеями, пропаганда и контрпропаганда) при ОКВ, под началом Гелена, возглавил не так давно полковник Абвера Алистус фон Рене, из бывших подданных Российской империи, обедневший прибалтийский аристократ. Под его началом – точно такие же прибалтийские германцы, «наши русские», как их в шутку называют в вермахте. Даже бывший католический пастор имеется. Во время первого знакомства новый начальник внезапно озадачил своих подопечных диким по смыслу вопросом: «Вы уверены, что я потерплю ваш гуманизм в отношении гражданского населения на оккупированных территориях, а также русских пленных? Это качество неприемлемо для нас, граждан тысячелетнего рейха. Для подданного германской империи всякий славянин – недочеловеческая особь…» Что тут началось… Особенно усердствовал в своем гуманизме бывший пастор. Все наперебой, мешая друг другу, доказывали Рене, что жестокость претит элементарным нормам разума. Противоречит Гаагской и Женевской конвенциям. В конце-концов, вы же – русский, говорили ему напрямую. Никого не интересовала перспектива быть отчисленным за штат. Даже более печальные перспективы никого не пугали. Алистус молча выслушал этот «базар». Затем (беседа имела место быть в кафе, на окраинах Риги), жестом предложил выйти на свежий воздух. Там он пожал сотрудникам своего отдела руки. Со словами: «Господа! Я ни на минуту не сомневался в искренности ваших убеждений. Они являются моими тоже. Употребим наши силы во имя добра».