24 часа

Сейчас

Ему оставалось 24 часа. Он вытащил полувлажные вещи из сушилки и аккуратно сложил их в шкафу. Взглянув на свою поношенную футболку, он решил ее сменить на что-то более подходящее для этого дня. Посмотрел на часы. Они показывали половину седьмого утра. Он сел за письменный стол, достал лист бумаги и ручку и стал писать. Он и не думал, что это будет так тяжело – писать после такого длительного перерыва. Неровный почерк выдавал дрожь в руке, буквы прыгали и путались. Ручка оставляла жирные следы, пачкая пальцы, но он не останавливался. Времени оставалось все меньше, а ему еще предстояло много воспоминаний. Когда последнее слово вышло из-под пера, он спокойно отложил все в сторону и встал. Телефонный звонок мог бы нарушить его день также как и любая другая мелочь, если бы он снял трубку. Но сегодня он не собирался отвлекаться по мелочам, сегодня важным было только время. Наконец, он подошел к окну и его взгляд уткнулся в серую стену из кирпичей.

Тогда

Он не помнил дня своего рождения. Кто-то говорил, что он похож на Льва, но тот человек был лишь призраком в его жизни, как, впрочем, многие другие.
Ему нравилась зима, потому что в это время года ему дышалось легче всего. Он ненавидел лето за его знойность и недостаток кислорода. А еще он ненавидел саму жизнь, которая ему досталась.
Он жил в серой массе достаточно долго, пока не встретил ее. В тот день он перестал презирать тепло. Она была ярким пятном в болоте, и он сразу заметил ее. Он даже сначала  перестал дышать, но очень скоро его жизнь наполнилась новым цветом и запахами. Он стал сочинять стихи, дарить букеты и петь серенады под окном - последние она любила больше всего. А потом она ушла. И его жизнь снова превратилась в черно-белое тоскливое кино.

Сейчас 

Он не знал, какое сейчас время года. Первое время он отмечал на календаре каждый день, но календарь закончился, а нового не было. Быть может, делать зарубки на кухонном столе и было бы хорошей идеей, но он не видел в этом особого смысла. Когда он запер себя в этих стенах, время перестало существовать.
Он почувствовал новую потребность в письме, взял отложенную бумагу и стал снова что-то лихорадочно черкать. Сутки стремительно уходили прочь, оставалось 22 часа. Он посмотрел на список, лежавший на столе. Дела. Наверное, так они поступали в той жизни, за пределами этой комнаты – писали списки, ходили в магазин, и методично вычеркивали все по одному. Но его список не был похож на этот. На этом листке были его воспоминания – то, что осталось от него. От нее.

Тогда

Он вспоминал. Что она любила больше всего? Она хотела красивую жизнь. Он подарил ей такую возможность. Она любила смотреть на падающую воду, и он ей показал самые красивые водопады. Она обожала плакать, и он готов был утирать ее слезы, каплю за каплей. Но когда она ушла, вот так, просто, без предупреждения… Она ничего ему не сказала. Почему она не забрала его с собой? Он задавал себе этот вопрос десять лет – с того самого дня, как заточил себя в этих стенах. Почему она не взяла его с собой…
В тот день все началось как обычно. Она сделала ему чай и принесла в постель. Они никогда не спали в одной комнате. По ночам ему дышалось особенно тяжело, и он часто сидел у окна, вдыхая свежий воздух. Он как-то сказал ей, что не хочет, чтобы она видела его таким. Она поняла. Она всегда его понимала.
После утреннего чая они пошли прогуляться. Потом вернулись. Больше он не мог вспоминать. Он уже не мог ничего изменить тогда. Но если бы он знал, то ни за что не отпустил бы ее. Почему же она не забрала его с собой?

Сейчас

Он сидел за столом без движения и слушал, как тикают часы. Иногда подносил их к уху, чтобы проверить, не остановились ли они. Девятнадцать часов. Он снова взялся за ручку. Десять лет – достаточный срок, чтобы забыть, но это только если находишься по ту сторону времени. Он помнил все.
Было время, когда он хотел им объяснить, им – тем, кто стоял за серой стеной. Они думали, он сошел с ума. Они надеялись, что он выйдет к ним, умоляли, кричали, плакали, и снова стучали в дверь. Он долго молчал, целых два года. Потом заговорил. Сначала по телефону, потом через дверь. Но он никогда не открывал ее. Здесь было все, что ему нужно. Здесь была она, а точнее ее запах, который остался после того, как она ушла. Он дышал им, он купался в нем, и окно оставалось закрытым. Но сегодня он понял, что все прошло. Запаха больше нет. Она опять ушла, теперь уже навсегда.

Тогда

Он вспомнил, как она стеснялась, когда он смотрел на нее. Сначала она смотрела в ответ, потом отводила взгляд. Как-то он спросил, зачем она это делает, на что она ответила, что стесняется его. Он, было, возмутился, но она жестом остановила его.  Тогда она сказала, что можно испытывать стеснение только перед человеком, который неимоверно близок. И он понял. Она была права. Как и всегда.

Сейчас

Его взгляд уткнулся на бусинку, лежавшую на столе. От ее браслета. Он помнил тот день, когда она вдруг перестала носить украшения. Почему это показалось ему важным? Она так любила браслеты, и он постоянно дарил ей все новые и новые украшения. Она благодарила его с такой трогательной детской радостью, что ему хотелось тут же сделать ей еще что-нибудь приятное. Но потом она вдруг перестала их носить. Он должен был увидеть в этом знак, весь мир кричал ему о том, что она уходит – сейчас он это понимал. А тогда… Глупец. Слепец. Как-то они вернулись домой из театра, она сняла его любимый браслет из слоновой кости с руки и повесила на зеркало. Потом долго стояла и смотрела на него. Оно упало, но она даже и не подумала его поднимать. Больше она его не надевала. Постепенно стали уходить в небытие ее другие украшения. Она их теряла, ломала, а последний его подарок вообще отдала нищенке, сидевшей под забором, чем несказанно обидела его. Но он смолчал в тот раз. А потом и в другие тоже.

Между

Как-то раз он выглянул в окно скорее по привычке. И впервые пожалел, что оно выходит на кирпичную стену. Он хотел слышать голоса – не те, которые раздавались в голове, а за окном, где люди жили обычной жизнью. Он подумал о тех днях, когда сидел у окна, вдыхая чистый воздух, и наслаждаясь каждым шорохом, доносившимся из мира. Но это быстро прошло, как только он отошел от окна. Если бы он только перестал видеть смысл в том, что он делает…

Тогда

В тот день они гуляли дольше обычного. Ей было грустно, а он не мог ее развеселить. Иногда на нее находили такие моменты вселенской печали, и она смотрела подолгу за линию горизонта, пытаясь что-то там разглядеть. Он смотрел вместе с ней, и видел то, чего не видела она. Тогда он понял, что теряет ее. Он спросил, почему она хочет уйти, а она ответила, что это все глупости, никуда она не собирается. Он понял по голосу, что она врет. В те моменты, когда она не хотела делать ему больно, она лгала, и этим делала ему еще больнее. Они пошли домой, и он все еще надеялся, что она поделится с ним своей грустью, но она заперлась в ванной комнате, и долго не выходила. Слишком долго.

Сейчас

Футболка пропиталась потом, и он снова поменял ее на свежую одежду. Он никогда так не потел, как в этот день. Он вообще никогда не потел. У него оставалось четырнадцать часов, а надо было еще столько всего вспомнить. Во что она одевалась? Как закалывала волосы? Кто присылал ей духи? Он стал записывать имена, названия, и недовольно хмурился, когда не мог вспомнить.
Наконец, отложив ручку, он встал из-за стола и подошел к окну. Ему снова стало тяжело дышать. Он вдохнул остатки любимого запаха, пытаясь хоть как-то задержать его в себе. Так не могло продолжаться вечно, он знал это.
Наконец, окно было открыто. Прохладный ветер коснулся губ, и он приоткрыл их, почувствовал вкус, коснулся губами. Ее нет. И ничто не заменит ее. Ничто.

Тогда

Когда он очнулся, было уже поздно. Ванная была открыта, он зашел и заметил, что повсюду стоят свечи. Она не любила свечи. Тогда он понял, что она ушла. Не оставила даже записки. Только свечи. А может она и любила их, просто никогда не говорила ему об этом. Может, он и не знал ее так хорошо, как ему казалось. Он затушил их все – пальцами, одну за другой, не чувствуя при этом боли. Боль пришла чуть позже - когда он почувствовал ее запах, растекавшийся по венам мучительной агонией. Но он словно  наслаждался ею, все вдыхал и вдыхал… Потом подошел к двери и запер ее на десять лет. Сейчас
Сейчас больше ничего нет. Он вышел из комнаты. Он вернулся в прежний мир, который не изменился ничуть. Те же проблемы, те же люди, у которых просто появились новые морщины. Он продолжил жить жизнью, которую прервал десять лет назад. Пошел на работу, где его приняли обратно. Вернулся к жене и детям, которые были рады его снова видеть, и не задавали лишних вопросов. Он снова спал в своей комнате, открывая по ночам окно. Его жена спала рядом, потому что ему было все равно, увидит она его страдания или нет. Она и не видела. Никогда.

(2009 год)