Глава 22

                Глава 22


             После похорон бабушки прошло больше года. Алина до сих пор не может забыть этот страшный день. Не было у неё человека ближе и роднее, и, наверное, уже не будет. Когда в рабочем графике образовалось свободное окно, Алина решила поехать в Лучистое. Давно надо было побывать на кладбище и посетить родной дом. Бедная Алина и предположить не могла, какой страшный сюрприз ждёт её в деревне.

           Первоклассная асфальтированная трасса осталась за поворотом. Небесного цвета седан с небольшой скоростью двигался по просёлочной дороге. Алина с волнением всматривалась в знакомый пейзаж. После суеты столичного мегаполиса было странно оказаться в таком пустынном месте. Здесь ничего не изменилось, в таких случаях говорят – время остановилось. Только на месте пшеничного поля, трепетала молодыми листочками небольшая берёзовая роща. По краям оврагов так же густо цвела черёмуха. Алина приоткрыла боковое окно, пьянящий аромат заполнил салон автомобиля. Захотелось выйти и подышать. Иномарка послушно замерла от лёгкого прикосновения к педали тормоза. Алина не предполагала, что очень соскучилась по этим местам. Казалось, после смерти бабушки Лучистое потеряло для неё всякий смысл. И теперь удивилась, что детские воспоминания обрушились как цунами, захлестнув удушливой волной. Возродив в душе одновременно нежные и щемящие чувства. Так всегда бывает после возвращения в родные места, которые давно оставил.

          Солнечные зайчики играли на капоте новенькой машины. Алина захлопнула дверцу и шагнула в ароматные черёмуховые джунгли. Хотела спуститься к реке, но берег был плотно затянут кустарниками. Алина сломала небольшую ветку, и вернулась к машине. Закинула черёмуху на заднее сидение и с лёгким сердцем поехала в сторону деревни. Она не торопилась, аккуратно объезжала ухабы, разбитого весенней распутицей просёлка. Дорогой пользовались – уже хорошая примета. Значит не совсем заглохла жизнь в Лучистом. Глубокая колея была завалена опилками. Где-то рядом работает пилорама. Все эти детали ускользали от внимания Алины. Сейчас её занимали совсем другие мысли – она осторожно приближалась к далёкой стране по имени детство. Страны, из которой нельзя уйти или уехать, из неё вырастаю. В этой стране навсегда остался её единственный друг Пашка. Она вспомнила ласковые руки бабушки, пахнущие хлебом, молоком и укропом. Почему укропом? Маленькая Алина очень любила эту зелень, только в деревне она ощутила его настоящий запах.

             – Бабушка, а чем это так вкусно пахнет?

             Полина Егоровна сорвала с грядки душистую веточку и подала внучке:

           – Укропом.

           – Это укроп?

           – Конечно, а что же ещё!
 
           Купленный в овощном магазине укроп не имел такого аромата.

          Каникулы в деревне были наполнены множеством радостных открытий и первых разочарований. Алина прежде не думала, что с деревней Лучистое у неё связано столько разных воспоминаний. Показался последний овраг и узенький бревенчатый мостик. Она заволновалась. Там за пригорком спряталась деревня. Поднявшись наверх, Алина поехала ещё медленнее. Сердце билось то радостно, то тревожно. Радостно от нахлынувшей любви к этим местам, и тревожно от того, что никого из близких здесь уже не осталось. Открывшаяся взору картина, не слишком огорчила, она ожидала застать в деревне гораздо большее запустение. Лучистое находилось в стороне от федеральных трасс и мало интересовало залётных коммерсантов. Здесь время текло своим порядком. Совхоз распался, и деревня продолжала грустное существование постсоветской реальности. Среди почерневших крыш выделялись несколько новеньких домов перекрытых металлочерепицей. В остальном до боли знакомый пейзаж. Три серебристых тополя, как верные стражники на своём посту. Рядом с ними уже едва различимые развалины домика «вдовы». Алина вздохнула: «любимое моё захолустье!». Сама ли она придумала эту фразу или где-то читала. Сейчас это не имело значения.

         Подъехав к бабушкиной усадьбе, Алина остолбенела и осторожно вышла из машины. Она стала озираться по сторонам, не веря своим глазам. «Что за ерунда! Ничего не понимаю!» – сказала Алина и осмотрелась ещё раз. Представить такое было просто невозможно. Бабушкиной усадьбы не было. Акация на месте, остатки палисадника и даже скамейка, где были тяжёлые тесовые ворота, но дома не было. Словно калека с переломанным плечом, на проржавевшей петле сиротливо свисала калитка, тяжёлые ворота валялись чуть в стороне, густо заросшие лебедой. Алина подобрала палку, чтобы сбивать ею стебли молодой крапивы, пробралась сквозь колючие заросли к остаткам крыльца, приподняла заветную дощечку и достала ключ. Растерянно повертела в руке ключ от дома, которого нет.            

         Дурной сон. Не может такого быть! Алина вернулась к скамейке и рухнула без сил. Этого просто не может быть! Колючий комок подкатил к горлу и мешал дышать. «Люди! Что это люди?! Люди! Что это!?» – кричала она, не раскрывая рта. Слёзы, как ледяные кристаллики, кололи глаза. Было больно смотреть и больно глотать воздух. Внутренний крик разрывал лёгкие. Глухое покашливание вывело несчастную девушку из скорбного оцепенения. Она вздрогнула и обернулась, человек тихо, даже виновато поздоровался:
            
         – Здравствуй, Алина.

         – Здравствуйте.

         Она мельком взглянула на мужчину. Это был бабушкин сосед Степан Ковалёв. Алина сразу узнала этого забулдыгу, но сейчас он был совершенно трезв. Поёживаясь, Ковалёв хмуро пробурчал:

          – Вот, гады. Прости дочка не уследил. В больнице я тогда лежал. Приехали какие-то молодцы, среди бела дня разобрали дом и увезли. Даже номер грузовика никто не запомнил. Да и что толку запоминать, номера, наверняка, липовые. Жена моя вышла. Спросить в чём дело. Ей сказали, чтобы не совала свой нос. Лучше за своей избой следи, а то полыхнёт ненароком.

         Степан тяжело вздохнул, достал пачку «Примы» и закурил сигарету. Присел с другого конца на лавку, отмахивая рукой дым, который послушно относило в сторону. Сосед чувствовал себя виноватым, но слова утешения никак не складывались, а уйти ему совесть не позволяла. Алина ещё раз посмотрела на мужчину, низко опустила голову, и тихо произнесла фразу, которую однажды услышала от бабушки:

         – Дивно времени прошло.

         – Что?

         Алина промолчала. Ковалёв внимательно посмотрел на неё, странно было слышать такие слова от столичной актрисы. Он хотел что-то спросить, но передумал. Вместо этого произнёс:

          – Эх, народ, ничего святого.

         Загасил окурок и так же тихо отошёл в сторонку. Сказать, что Алина была подавлена случившимся не сказать ничего. Она была потрясена до крайности. Украли не просто брёвна и крышу, отняли часть жизни. Дед строил семейное гнездо с большой любовью. Внучка никогда не видела дедушку, но каким-то непостижимым образом всегда ощущала его присутствие. Родные стены по-особому грели душу. Это она чувствовала. Бабушка часто в разговорах упоминала о деде Степане. В горнице на стене висели фотографии родственников. На самом видном месте портрет старшины при орденах и медалях. Защитник. Идеальный образ запал в детское воображение, таким и должен быть настоящий мужчина. Полина Егоровна содержала семейное гнездышко в чистоте, с любовью протирая каждую досочку и каждый уголок. Это же её Стёпушка заботливой рукой приладил. А теперь на месте родного дома только пряный запах полыни. Кто же сотворил такое? Горе колючим комком продолжало держать за горло, Алина так и не смогла заплакать. Оставаться здесь не имело смысла. Надо ехать обратно, пока не стемнело, говорила она себе, но мысли путались. Что-то держало её здесь. Она не заметила, как Ковалёв сходил к себе домой и что-то принёс. Когда Алина нашла в себе силы и встала, то сразу заметила прислонённые к лавке образа в аккуратном киоте и два портрета. Она помнит их с детства. На одном дед в военной форме, а на другом дед вместе с бабушкой в день свадьбы. Мародёры выбросили, а сосед подобрал и сохранил. Алина снова опустилась на лавку и тогда уже заплакала. Образ Богоматери и портреты родных растопили кристаллики льда, и слёзы хлынули горючим потоком из глаз.

            Ковалёв тихо стоял чуть в сторонке, чтобы не мешать Алине. Тянуло его к разорённому семейному гнезду Трофимовых. Он часто приходил сюда, подолгу стоял над заросшей бурьяном ямой. В деревнях принято углублять место под фундаментом дома, чтобы было где хранить собранный с огорода урожай, и заготовленные на зиму соленья-варенья. Ковалёв курил одну сигарету за другой, уронив на грудь голову с поседевшей каштановой шевелюрой, когда-то широкие плечи, безвольно свисали под тяжестью пережитого. Такой же опустошенной и заросшей бурьяном ямой казалась ему его душа. Прожил большую часть жизни, а толком и вспомнить нечего, думал он. А теперь оказывается, есть что вспомнить. Он грустно улыбнулся, заметив конфетный фантик, который Алина положила на скамейку. Она нашла свой детский секретик под старой акацией. Степан снова присел рядом с девушкой, взял в руки фантик и стал рассматривать. Точно такими же конфетами он угощал Алинину маму когда-то в другой жизни, но разве забудешь такое. Любил он соседку Наденьку Трофимову. Широко гулял в свой отпуск прапорщик советской армии, купил в сельмаге самые дорогие конфеты.

            Знаменитая кондитерская фабрика славилась разработанным на десятилетия ассортиментом продукции, не одно поколение сладкоежек выросло на этом лакомстве. А уж, сколько под мятые серебристые фантики было сделано признаний, оставалось только догадываться.

            Вот и Стёпка Ковалёв в тот приснопамятный вечер, прежде чем бросить китель под куст черемухи, выдавил три заветных слова, смущаясь и краснея до кончиков волос. Стёпка с детских лет, опекал свою подружку и точно знал, что хранит её для себя. Прапорщик не покушался на девичью невинность, а действовал смело на правах хозяина. И Надя явно поощряла его намерения. Спугнул их тогда деревенский пастух, свидание получилось скомканным и нелепым. По селу пошли гулять сплетни, не простила ему Надя этого. О том, что сложилось всё не так, как мечталось, жалел всю жизнь. Рассматривая старую полуистлевшую конфетную обертку, вспомнил свои сомнения насчёт верности дорогой зазнобы, и тогда подумал: «Ох, Надя, Надя! А никого ты не любила, кроме себя. И ведь, женись я тогда, гуляла бы от меня. Насмотрелся в военных городках. Повыскакивают замуж за безусых лейтенантиков, а потом крутят ими, как хотят, не терпится генеральшами стать. Вот и ускоряют процесс доступным для женщин методом. И чего я по тебе всю жизнь сохну. Уж не потому ли, что не получил желаемого? А вот дочка твоя умница. Хорошую внучку вырастила Полина Егоровна. Жалко Алексей погиб, а то бы точно сосватал за сына. Он у меня славный был. Только вот, когда вырасти успел, я и не заметил. Ох, дурак же я. Все пропил. Всю жизнь свою под откос пустил из-за тебя, Надюха. А зачем!? И сейчас, должно быть, живёшь с кем-то, с кем выгодно».

            Непривычно странные мысли бродили в голове Степана Ковалёва. Словно вместе с похищенным домом Трофимовых занозу выдернули из его больного сердца: «Алину жалко, очень расстроилась девчонка, ещё бы, всё детство провела у бабки. Не хоромы по нынешним понятиям, но ведь дом предков как-никак. Вот нелюди, придумать же такое, среди бела дня чужой дом разобрать и увезти. Да, времечко!».