Глава 22

                Глава 22


              В рабочем графике образовалось свободное окно и Алина, наконец-то, поехала в Лучистое. После похорон бабушки прошёл без малого год. Надо было побывать на кладбище. Не было у неё человека ближе и роднее, и, наверное, уже не будет. Бедная Алина и предположить не могла, какой страшный сюрприз ждёт её в деревне.

           Первоклассная асфальтированная трасса осталась за поворотом. Алина не была опытным водителем, и её небесного цвета седан двигался по просёлочной дороге с небольшой скоростью. Она с волнением всматривалась в знакомый пейзаж. После суеты столичного мегаполиса, оказаться в таком пустынном месте было немного странно. Про такие места говорят – время остановилось. Заброшенные колхозные поля зарастали тонкими берёзками. По краям оврагов так же густо цвела черёмуха. Алина приоткрыла боковое окно, пьянящий аромат сразу заполнил салон автомобиля. Захотелось выйти и подышать. Иномарка послушно замерла от лёгкого прикосновения к педали тормоза. Казалось, после смерти бабушки Лучистое потеряло для неё всякий смысл. И теперь удивилась, что детские воспоминания обрушились как цунами, захлестнув удушливой волной. Всколыхнув в душе одновременно нежные и щемящие чувства. Как хорошо, что она решилась на эту поездку.

          Солнечные зайчики играли на капоте новенькой машины. На обочине было сыро, но Алина, не раздумывая, шагнула в ароматные черёмуховые джунгли. Спуститься к речке не получилось, берег был плотно затянут кустарниками. Потопталась немного и сломав небольшую веточку, вернулась к машине. Закинула черёмуху на заднее сидение, и с лёгким сердцем поехала в сторону деревни. Она не торопилась, аккуратно объезжала ухабы, разбитого весенней распутицей просёлка. Дорогой пользовались – уже хорошая примета. Значит не совсем заглохла жизнь в Лучистом. Глубокая колея была завалена опилками. Где-то рядом работает пилорама. Все эти детали не ускользали от внимания Алины. С каждой минутой она приближалась к стране по имени детство. Из той страны нельзя уйти или уехать, из неё вырастаю. Там навсегда остался её единственный друг Пашка. Ласковые руки бабушки, пахнущие хлебом, молоком и укропом. Почему укропом? Маленькая Алина очень полюбила эту зелень, в деревне она впервые почувствовала запах настоящего укропа.

             – Бабушка, а чем это так вкусно пахнет?

             Полина Егоровна сорвала с грядки душистую веточку и подала внучке:

           – Укропом.

           – Это укроп?

           – Конечно, а что же ещё!
 
           Купленный в овощном магазине укроп не имел такого аромата.

          Каникулы в деревне были наполнены множеством радостных открытий и первых разочарований. С деревней Лучистое связано столько разных воспоминаний. Показался последний овраг и узенький бревенчатый мостик. Алина заволновалась. Там за пригорком спряталась деревня. Сердце билось то радостно, то тревожно. Радостно от нахлынувшей любви к этим местам, и тревожно от того, что никого из близких здесь уже не осталось. Алина вздохнула: «любимое моё захолустье!». Сама ли она придумала эту фразу или где-то читала. Сейчас это не имело значения. Открывшаяся взору картина, не слишком огорчила, она ожидала застать в деревне гораздо большее запустение. Лучистое находилось в стороне от федеральных трасс и мало интересовало залётных коммерсантов. Здесь время текло своим порядком. Совхоз распался, и деревня продолжала грустное существование постсоветской реальности. Среди почерневших крыш выделялись несколько новеньких домов перекрытых металлочерепицей. В остальном до боли знакомый пейзаж. Три серебристых тополя, как верные стражники на своём посту. Рядом с ними уже едва различимые развалины домика «вдовы».

         Подъехав к бабушкиной усадьбе, Алина остолбенела. Она медленно вышла из машины и стала беспомощно озираться по сторонам. «Что за ерунда! Ничего не понимаю!» – сказала Алина и осмотрелась ещё раз. Представить такое было просто невозможно. Бабушкиного дома не было. Акация на месте, остатки палисадника и даже скамейка, где были тяжёлые тесовые ворота, но дома не было. Словно калека с переломанным плечом, на проржавевшей петле сиротливо свисала калитка, тяжёлые ворота валялись чуть в стороне, густо заросшие лебедой. Алина подобрала палку, чтобы сбивать ею стебли молодой крапивы, пробралась сквозь колючие заросли к остаткам крыльца. Сама не зная зачем, приподняла заветную дощечку и достала ключ. Растерянно повертела в руке ключ от дома, которого нет.            

         Дурной сон. Не может такого быть! Алина вернулась к скамейке и рухнула без сил. Этого просто не может быть! Колючий комок подкатил к горлу и мешал дышать. «Люди! Что это люди?! Люди! Что это!?» – молча кричала она. Слёзы, застыли где-то глубоко и кололи глаза ледяными кристалликами. Внутренний крик разрывал лёгкие. Было больно смотреть и больно глотать воздух. Глухое покашливание вывело несчастную из скорбного оцепенения. Человек подошёл очень тихо. Она вздрогнула и обернулась, мужчина виновато поздоровался:
            
         – Здравствуй, Алина.

         – Здравствуйте.

         Это был бабушкин сосед Степан Ковалёв. Алина сразу узнала этого забулдыгу, но сейчас он был совершенно трезв. Поёживаясь, Ковалёв хмуро пробурчал:

          – Вот, гады. Прости дочка не уследил. В больнице я тогда лежал. Приехали какие-то молодцы, среди бела дня разобрали дом и увезли. Даже номер грузовика никто не запомнил. Да и что толку запоминать, номера, наверняка, липовые. Жена моя вышла. Спросить в чём дело. Ей сказали, чтобы не совала свой нос. Лучше за своей избой следи, а то полыхнёт ненароком.

         Степан тяжело вздохнул, достал пачку «Примы» и закурил сигарету. Присел с другого конца на лавку, отмахивая рукой дым, который послушно относило в сторону. Сосед чувствовал себя виноватым, но слова утешения никак не складывались, а уйти ему совесть не позволяла. Алина ещё раз посмотрела на мужчину, было странно видеть соседа трезвым. Она низко опустила голову, и тихо произнесла фразу, которую однажды услышала от бабушки:

         – Дивно времени прошло.

         – Что?

         Алина промолчала. Ковалёв внимательно посмотрел на неё, странно было слышать такие слова от столичной актрисы. Он хотел что-то спросить, но передумал. Вместо этого произнёс:

          – Эх, народ, ничего святого.

         Загасил окурок и так же тихо отошёл в сторонку. Сказать, что Алина была подавлена случившимся не сказать ничего. Она была потрясена до глубины души. Украли не просто брёвна и крышу, отняли часть жизни. Дед строил семейное гнездо с большой любовью. Внучка никогда не видела дедушку, но каким-то непостижимым образом всегда ощущала его присутствие. Родные стены греют по-особому. Это были не просто слова, даже маленькой девочкой она чувствовала это тепло. Бабушка часто в разговорах упоминала о деде Степане. В горнице между окон висели фотографии родственников. На самом видном месте портрет старшины при орденах и медалях. Защитник. Идеальный образ запал в детское воображение, таким и должен быть настоящий мужчина. Полина Егоровна содержала семейное гнездышко в чистоте, с любовью протирая каждую досочку и каждый уголок. Это же её Стёпушка заботливой рукой приладил. А теперь на месте родного дома только пряный запах полыни, и крапива выше человеческого роста. Кто же сотворил такое? Горе колючим комком продолжало сдавливать горло, и Алина не могла даже заплакать. Оставаться здесь не имело смысла. Надо ехать обратно, пока не стемнело, говорила она себе, но мысли путались. Что-то держало её здесь. Она не заметила, как Ковалёв сходил к себе домой и что-то принёс. Алина не сразу заметила прислонённые к лавке образа в аккуратном киоте и два портрета. Она помнит их с детства. На одном дед в военной форме, а на другом дед вместе с бабушкой в день свадьбы. Мародёры выбросили, а сосед подобрал и сохранил. Образ Богоматери и портреты родных растопили кристаллики льда, и слёзы хлынули из глаз горючим потоком.

            Ковалёв остановился чуть в сторонке, он не знал, что мог сделать для Алины и чем тут можно помочь. Тянуло его к разорённому семейному гнезду Трофимовых. Он часто приходил сюда, подолгу стоял над заросшей бурьяном ямой. В деревнях принято углублять место под фундаментом дома, чтобы было где хранить собранный с огорода урожай, и заготовленные на зиму соленья-варенья. Ковалёв курил одну сигарету за другой, уронив на грудь голову с поседевшей каштановой шевелюрой, когда-то широкие плечи, безвольно свисали под тяжестью пережитого. Такой же опустошенной и заросшей бурьяном ямой казалась ему его жизнь. Пробежали года, а толком и вспомнить нечего, думал он. И вдруг оказывается, есть что вспомнить. Он грустно улыбнулся, заметив конфетный фантик, который Алина положила на скамейку. Она нашла свой детский секретик под старой акацией. Степан подошёл ближе, и взял фантик. Широко гулял в свой отпуск прапорщик советской армии, купил в сельмаге самые дорогие конфеты. Такими же конфетами он угощал когда-то давным-давно Алинину маму. Любил он соседку Наденьку Трофимову.

            Знаменитая кондитерская фабрика славилась разработанным на десятилетия ассортиментом продукции, не одно поколение сладкоежек выросло на этом лакомстве. А уж, сколько под мятые серебристые фантики было сделано признаний, оставалось только догадываться.

            Вот и Стёпка Ковалёв в тот приснопамятный вечер, прежде чем бросить китель под куст черемухи, выдавил три заветных слова, смущаясь и краснея до кончиков волос. Стёпка с детских лет, опекал свою подружку и точно знал, что хранит её для себя. Прапорщик не покушался на девичью невинность, а действовал смело на правах хозяина. И Надя явно поощряла его намерения. Спугнул их тогда деревенский пастух, свидание получилось скомканным и нелепым. По селу пошли гулять сплетни, не простила ему Надя этого. О том, что сложилось всё не так, как мечталось, жалел всю жизнь. Рассматривая старую полуистлевшую конфетную обертку, вспомнил свои сомнения насчёт верности дорогой зазнобы, и тогда подумал: «Ох, Надя, Надя! А никого ты не любила, кроме себя. И ведь, женись я тогда, гуляла бы от меня. Насмотрелся в военных городках. Повыскакивают замуж за безусых лейтенантиков, а потом крутят ими, как хотят, не терпится генеральшами стать. Вот и ускоряют процесс доступным для женщин методом. И чего я по тебе всю жизнь сохну. Уж не потому ли, что не получил желаемого? А вот дочка твоя умница. Хорошую внучку вырастила Полина Егоровна. Моему бы Лёшке такую жену. Он у меня славный. Только вот, когда вырасти успел, я и не заметил. Ох, дурак же я. Все пропил. Всю жизнь свою под откос пустил из-за тебя, Надюха. А зачем!? И сейчас, должно быть, живёшь с кем-то, с кем выгодно».

            Непривычные мысли бродили в голове Степана Ковалёва. Словно вместе с похищенным домом Трофимовых занозу выдернули из его больного сердца. Алину ему было очень жалко. «Расстроилась девчонка. Ещё бы, всё детство провела у бабки. Не хоромы по нынешним понятиям, но ведь дом предков как-никак. Вот нелюди, придумать же такое, среди бела дня чужой дом разобрать и увезти. Да, времечко! Собаки!».