От нарвы до полтавы пика штыку подруга? 2

Есть другое «но»: когда герцогу доложили о выходе из леса шведских колонн, он принял их за основные силы. На самом деле, утром 19 ноября под Нарву выдвинулся лишь шведский авангард. 22 сентября передовой русский отряд, коим была дивизия новгородского губернатора Трубецкого, подошёл к Нарве. Главные силы подошли лишь к октябрю. Тогда же по дорогам, покрытым грязью, удалось стянуть к осаждённому городу на «мобилизованных» у населения волах и прочей скотине всю осадную артиллерию. Первый пушечный выстрел по Нарве (Иван-город вообще не обстреливался) был сделан 18 октября, а 20-го началась усиленная бомбардировка. Узнав об осаде, Карл во главе 32-тясячной армии высадился в Пернове (Пярну) и двинулся к Нарве. Как видим, разница в силах у русских и шведов была поначалу небольшой: почти в 3 000. Но движение по Ревельской дороге запруженной обозами армии было крайне медленным. И 19-летний король шведов принял шокирующее решение: ударить по русским одним авангардом. Для этого, оставив обозы, самые отборные части, включая гвардию, он бросил вперёд, чтобы форсировать события. Навьюченные мешками с провизией и боеприпасами, шведские солдаты и наёмники за 18 дней преодолели расстояние от побережья, и вышли к городу. Всего 19 ноября в сражении участвовало 12000 человек: 21 батальон пехоты и 46 эскадронов конницы, включая 36 пушек.

Как тут не вспомнить предложение Шереметьева: выйти главными силами в чисто поле и поразить там супостата в открытом бою. Боярин и генерал Шереметьев не был голословен: ещё 26 октября он, по приказу царя Петра, он был отправлен с поместной кавалерией провести активную разведку. 17 ноября Петр получил от него депешу о выдвижении к лагерю шведской армии, а в ночь на 18 ноября Пётр Великий покинул армию. Сам он объяснял свой поступок так: прибыть в Новгород, чтобы встретить идущие к нему силы генерала Репнина (18000 человек). Но советские историки, коим партия и правительство давали установки изображать царя-реформатора прогрессивным, дружно считают, что это было бегство в преддверии скорого поражения.

Здесь нас интересуют два момента: 18 ноября, прибыв под Лагенау, что в 11 верстах от Нарвы, Карл двумя пушечными выстрелами приказал возвестить осаждённый гарнизон о близком спасении. В ночь с 17 на 18 ноября Пётр отбывает из армии в срочном порядке вместе с Меньшиковым. Утром 18 ноября созывается военный совет армии во главе с герцогом Де Круа, у которого тогда же происходит острый конфликт со своим заместителем князем Я.Ф. Долгоруким. Причины конфликта остаются покрыты тенью, но отметим два обстоятельства: Долгорукий был также любимцем царя Петра. В армии он ведал комиссарской и провиантской часть, то есть отвечал за снабжение армии. Яков Фёдорович открыто принял сторону Нарышкиных после стрелецкого бунта 1682 года, и помог юному царевичу создать потешные войска, отстроить Потешную крепостицу Прешбург под селом Преображенским, участовал в обоих Азовских походах, а также в кутежах юного царя. В 1689 году он первым явился в Сергиево-Троицкую лавру к Петру, что ускакал в монастырь в одних подштанниках и присягнул ему на верность, что послужило сигналом для остальных бояр, а также стрелецких, солдатских и рейтарских полков. За это царь Пётр назначил его судьёй Московского приказа. После взятия Азова Долгорукий был возведён в звание ближнего боярина, став одним из главных советчиков царя. В 1695-96 годах на него возложена охрана границ с Малороссией, как называлась тогда Восточная Украина, что не относилась к Речи Посполитой.

Одним словом Яков Фёдорович предстаёт перед нами не только боярином в золототканой парче и соболях, но особо доверенным лицом Петра Алексеевича. Добавим, что ещё при жизни Алексея Михайловича Нарышкина, отца царя Петра, он получил европейское образование, имея наставника-поляка. В совершенстве знал латинский, был ревностным сторонником реформ, как-то: строительство флота,  развития мануфактур, создание регулярной армии, военного и торгового флота. Со всеми возложенными задачами он справлялся на отлично, поэтому – забежим вперёд! – в 1711 году Пётр назначит его председателем Ревизион-коллегии. Вот где, казалось бы, простор для взяток и прочих злоупотреблений. Но и тут Яков Фёдорович огорошил всех своих злопыхателей, главным из которых был обер-денщик и к тому времени генерал-губернатор Санкт-Петербурга князь Меньшиков, своей честность. Разбирая одно дело в сенате, он выскажется в таком духе: «Царю правда лучший слуга. Служить — так не картавить; картавить — так не служить».

В романе Алексея Толстого подробно описывается, как «Из Москвы войска выходили нарядными, в шляпах с перьями, в зелёных кафтанах, в зелёных чулках, к шведской границе подходили босыми, по шею в грязи и без строя». Всё это камень в доброе имя князя Долгорукого, о котором в главах о Нарвском походе «советский граф» Толстой совсем не упоминает. Далее писатель, получивший за свой роман Пётр Первый» Сталинскую премию, подробно описывает какие лишения терпело русское войско: «От великого беспорядка обозы не поспевали, путались. На стоянках нельзя было разжечь  костров, – сверху дождь снизу – топь. Хуже злого врага были конные сотни дворянского ополчения, – как саранча растаскивали съестное из окрестных деревень. Проходя мимо пеших, кричали: «С дороги, сиволапые».

Могут возразить, что хоть роман и написан хорошо, но строго историческим его считать нельзя. Однако все данные, пересказанные Толстым, поразительно стыкуются с историческими источниками, с которыми автор и работал. Так, выясняется, что находившиеся в составе поместной кавалерии казачьи сотни страдали от нищенского снабжения, так как их провиант и фураж разворовывался. Жаловаться малороссы могли лишь своим атаманам, коих никто не принимал всерьёз. Вы догадываетесь, как они восполняли «пробелы» в снабжении? Правильно, казачки открыто обирали не только эстов и чухонцев (финнов), но даже псковских и новгородских мужичков. Последние нередко брались за вилы и топоры, чтобы приструнить разбойников на государевой службе. Вдобавок ко всему чубатые войны развернули настоящую торговлю пленными чухонцами, из-за чего новгородский губернатор в последствии издал «решкрипт» не допускающий такие сделки. Но историки не одним словом не обмолвились о трудностях в снабжении провиантом и прочим довольствием других войск, особенно регулярных полков. Один лишь Тарле написал, что за сутки до сражения полки ничего не ели , а потому роптали, считая главнокомандующего Де Круи и прочих «немцев» изменниками. Не пишут они и про другое очевидное: иррегулярная конница, промышляя грабежами населения, могла отбивать и обозы, предназначенные «сиволапым». А, принимая во внимание, что обозы охранялись в те времена кавалерийскими отрядами, можно только горестно вздыхать о суммах уворованного и списанного провианта, фуража и прочих видов довольствия, включая денежного, что якобы поглотили воды Ильмень-озера, вышедшие в сентябре из берегов. Как эти известия сказывались на боевом духе остальной армии, остаётся только догадываться.

Честно говоря, слабо верится, что за месяц подходившие к Нарве войска успели сильно обноситься. Мы знаем, что первыми к Нарве и Иван-городу подошли части Трубецкого, больше половины которых составляли стрелецкие полки. Шли они от Новгорода и явно обноситься до дыр не могли. Другое дело, что Толстой явно указывает на разложение дисциплины в дворянско-казачьей кавалерии, что рассматривала войну как весёлое приключение и ниву для грабежа. Отметим, что помимо одного драгунскиого полка в дивизии А.А. Вейде, вся русская кавалерия(5000 человек) была иррегулярной.

В своём романе Алексей Толстой приводит выдержку из письма Шереметьева Петру Первому, в котором оправдывает бесчинства своих подчинённых:

«…Отступил не для боязни, но для лучшей целости…Под Визенбергом – топи несказанные и леса превеликие. Кормы которые были не токмо тут, но иоколо, все потравили. А паче того я был опасен, чтобы нас не обошли к Нарве… А что ты гневен, что я селения всякие жгу и чухонцев разбиваю, то будь без сомнения: селений выжжено немного и то для того только, чтобы неприятелю не было пристанища. А ныне приказал, отнюдь без указу, чтобы край не разоряли… Где я стал под Пигаиоками – неприятелю безвестно мимо пройти нельзя, далее отступать не буду, здесь и положим животы свои, о том не сомневайся…»

Поясним, что в той же главе Толстой пишет, что Шереметьев под Везенбергом «счастливо побил было шведский заградительный отряд, но внезапно отступил к приморским теснинам Пигаиоки – верстах в сорока ль Нарвы». Историки ничего не пишут об этой пусть и малой, но приятной победе.

Александр Сергеевич Пушкин в своей незавершённой работе «История Петра» подтверждает: «…С нерегулярной конницею отправился боярин Шереметев по ревельской дороге для наблюдения неприятеля и в девяти верстах от Нарвы, напав на 600 шведов, разбил их и взял в плен майора Паткуля, одного капитана и 26 рядовых».

Хотя интересы малороссов и должен был представлять Я.Ф.Долгорукий, что, кстати говоря, ведая охраной границ с Малороссией, обязан был общаться с новым гетманом казачьего войска Мазепой, нам представляется проблемным исполнения приказов светлейшего князя. Поместные дворяне были народец ещё тот, создавали свои разбойничьи ватаги, при Петре и до него. Вряд ли им был указом светлейший князь Долгорукий, к тому же не являвшийся их прямым начальником. Но здесь нас интересует пересечение двух исторических событий: Мазепа также получил образование от наставника-поляка и также в совершенстве владел латынью.  Он также был обласкан царём Петром за участие в последнем Азовском походе, а также за предупреждение о мятеже стрелецкого полковника Цыклера в 1693 году, который имел целью освободить заточённую в лавре царевну Софью и снова посадить её на престол. Цыклер выходил на гетмана и предлагал принять участие в мятеже, но Мазепа лично прискакал в Москву и известил об этом князя-кесаря Ромодановского (Пётр в то время был в Европе). По этому же делу будет проходить и губернатор Новгородский князь Трубецкой, что в 1693-м, будучи капитаном Преображенского полка, отвечал за охрану царевны-монахини, но не будем забегать вперёд… Однако, это тот самый князь Трубецкой, чьих стрельцов одолеют под Нарвой в ходе печально известной битвы.

Кроме этого кригс-комиссар, коим состоял князь и генерал Я.Ф.Долгорукий отвечал за пищевое и вещевое довольствие, а также за снабжение войск патронами. Но никоим образом он не отвечал за подвоз ядер, бомб и гранат (разрывных снарядов для полевых пушек) коими в России ведал любимец Петров генерал-фельдцейхместер Яков Брюс. Шотландец по происхождению, он поступил на русскую службу и зарекомендовал себя хорошим специалистом в области артиллерии. Именно он разработал основные принципы артиллерийского боя, как-то: массированный огонь из орудий, который концентрировался на одной из целей. Это исключало рассеивание огня, повышало вражеские потери, а в ходе осады крепостей сосредоточенная на одном рубеже артиллерия ломала даже очень сильные укрепления.  Именно сосредоточенный артиллерийский огонь практически уничтожит передовые порядки в колоннах дивизии Левенгаупта под Полтавой, что в начале сражения обратят в бегство русский центр. Но в 1711 году Правительствующий Сенат вскроет факты хищения казённых сумм, в которых обвинят Брюса. Расследование так ничего и не докажет (косвенно по делу будет проходить светлейший князь и генерал-губернатор Санкт-Петербурга Меньшиков), но Пётр постепенно отдалит от себя своего недавнего любимца.

Однако повторимся, что утром 18 ноября на военном совете все генералы приняли сторону Де Круа, основываясь, что русская необстрелянная армия потерпит поражение в открытом бою. Долгорукий был в их числе, что вольно или невольно отразилось на последующих событиях.

И ещё один момент нас должен заинтересовать непременно: 26 октября проводившая рекогносцировку Шереметьевская конница столкнулась с авангардом неприятеля под Пюхаюги. По одной версии, потерпев поражение, дворяне с малороссками казаками спешно отступили, по другой Борис Петрович сам трезво расценив, что не имеет шансов одной кавалерией опрокинуть шведов, приказал отступить к главным силам. Но в ходе состоявшегося или не состоявшегося боя русские обязаны были узнать хотя бы приблизительно о численности неприятеля, о чём и доложить по начальству. Но тогда как же понимать такую неосведомлённость герцога, что посчитал шведский авангард за главные силы «короля свейского»? Было ли это намеренно, или « у страха глаза велики», остаётся лишь гадать да прикидывать.

Кроме того, зададимся вопросом: плохо снабжаемые дворянские и казачьи сотни могли сознательно саботировать приказы своего командующего Шереметьева. Отдельные дворянские командиры и казачьи старшины с атаманами могли также пойти на сговор с врагом. Сейчас трудно судить, имело ли место откровенная измена и работа на поражение, но факт упрямый: в начале боя 19 ноября, стоявшая на отшибе правого фланга (в стороне от Иван-города) конница Шереметьева, которую никто не атаковал, ринулась к единственному мосту через Нарову, к которому уже подходили расстроенные толпы из дивизии Трубецкого. Нет никаких свидетельств, что Шереметьеву была дана команда остановить бегущих. Драп только усилил панику и привёл к тому, что русский лагерь и русская же армия была разорваны на две части. Колонны Веллинга (с правого фланга) и  Реншельда (с левого фланга) встретились на мосту. Причём, не обошлось без курьёзов. Так, полк декарийцев принял шведские команды в грохоте боя и вихрях метели  за русские и открыл сильный огонь по подступающим справа пяти батальонам королевских гвардейцев. Правда, к тому времени к этому мосту с правого же фланга со стороны деревни Юла уже подошли Преображенский и Семёновский полки, что заняли глухую оборону. Драбанты и декарийцы нанесли друг другу ружейной стрельбой серьёзные потери, пока не разобрались, что стреляют по своим. Позже, они принялись атаковать полки русской гвардии, но эти атаки провалились. В результате мост до 20 ноября прочно удерживался нашими соотечественниками, что впоследствии уже современные историки назовут подвигом русской гвардии. Пётр Первый наградит своих гвардейцев тем, что все они получат вместо зелёных красные чулки. Вероятней всего, это послужило символом того, что «потешные войска» стояли по колено в крови, но не оставили позиции.

Это, пожалуй, самый интересный и захватывающий эпизод Нарвской конфузии.  Пожалуй, потому, что помимо подвига «потешных» никто не задаётся вопросом об упущённой возможности переиграть обстановку. Наблюдая перестрелку шведов с декарийцами, русская гвардия могла опрокинуть тех и других и отбить центр лагеря. Тем самым был бы разрезан надвое шведский авангард. Но штаб во главе с герцогом Де Кроа уже перебежал к врагу, а сообщение между обоими флангами русских войск не действовало. Тогда как шведские курьеры в гуще боя, проносясь через захваченный центр русского лагеря, передавали приказы командирам от короля. Увы, но в этот день русским пришлось испить всю горечь поражения.

Следует отметить, что Карл изначально рассредоточил всю имеющуюся артиллерию против русского центра. 16 полевых орудий майора Оппельмана заняли позицию на склоне Германсберг в 250 саженях от полков Трубецкого, а 21 полковая пушка были установлены там же, но левее – как раз напротив нашего редута. Интересно, что эта батарея состояла при генерал-фельдцейхместере (главнокомандующим артиллерией) Сейблате, то есть была в ходе боя у него в непосредственном подчинении. Отметим, что, шведам, во-первых, не только позволили накануне беспрепятственно провести войсковую разведку и замерить глубину рва, но и установить все 37 пушек на господствующей высоте. Причём, большая часть артиллерии преспокойно снялась с передков и запалила фитили напротив русской батареи, что не сделала в процессе такой «эволюции» ни одного выстрела. Что это, глупость или измена, так и хочется спросить? Или герцог разослал отдельным командирам секретные приказы не открывать по неприятелю огня ни при каких обстоятельствах? Но об этом также не сохранилось никаких свидетельств. Равно как о состоявшейся или не состоявшейся артиллерийской дуэли.

Скажем о боевом опыте и подготовке войск.  Шведскую армию Карла XII как только не называют: и великой, и непобедимой. Хотя сильных противников у неё не было, если не считать саксонских войск на службе польского короля Августа, который давно не платил им жалование. Но следует отметить ряд сильных сторон, которыми шведы пользовались в отличие от других европейских армий. Во-первых, по мнению автора, это линейная тактика. Армия к началу сражения выстраивалась в две линии, имея на флангах кавалерию. Заметим, что до устава Фридриха Великого, что считается родоначальником данной тактики, подобными тактическими приёмами шведы увлекались со времён короля Густава Адольфа II, что прославился своими победами в Тридцатилетней войне. Основной тактической единицей уже тогда выступал батальон (от 2 до 3 000 человек), что в зависимости от обстановки мог перестраиваться из 6 шеренг в 4 или в 8. Треть солдат от общей численности продолжала иметь на вооружении длинные пики и называться пикинёрами. Кроме этого уникального оружия, опробованного против кавалерии и пехоты в Тридцатилетнюю войну, они вооружались шпагами с широким клинком (палашами), а также мушкетами (фузеями). Обычно пикинёры были сосредоточены в первых шеренгах по тридцать два человека в каждой. Кроме них в первых рядах располагались мушкетёры, обученные действовать в рукопашной схватке мушкетом и шпагою.  Шедшие вслед за ними гренадёры действовали как традиционная пехота ружьём с примкнутым штыком, но при необходимости были обучены «оберучному» бою.