Часть 6 глава 3 Монастырская расправа

Часть 6 глава 3 Монастырская расправа
Предисловие к английским эротическим новеллам http://www.proza.ru/2016/10/20/377
 В предыдущих главах я рассказывал о том, как Катрина попала из отцовского замка в монастырь,  к строгой матушке Изольде  познакомилась с чернокнижником и устроила черную мессу.

 ** Глава три. Монастырская расправа

 - Dominus, dimitte infelix Katrina pro omnibus peccata! (Господи, прости несчастную Катрину за все ее прегрешения! - )- Матушка Изольда, настоятельница Крейцбергской обители. встала, подошла к окну кельи и открыла его. Утро только зарождалось, так что небо было ещё полно звёзд, и лишь на востоке появилась бледная полоска. В монастыре было тихо, и как матушка ни напрягала слух, всё, что  удалось расслышать – кудахтанье кур и далёкую матушки привратницы.
 Скоро по всему огромному монастырю должна была закипеть бурная деятельность,
 Внезапно келья показалась матушке Изольде тесной и душной. С неожиданной для самого себя решимостью Она выскочил в коридор.
 "Катрина! - думала матушка. - Моя любимая грещница!" Она пошла в келью Катрины.

 Катрина готова трижды проклясть, тот чертов день, когда прочитала заклинание и открыла черную месссу!
 После такого Монашке стоило задуматься о том, что цепочка случайностей, которая происходит с нею в монастыре, вовсе не является случайностями.
 Она и не догадывалась, что ее смушает Инкуб, враг рода человеческого.
 В келье тишина,
 Внезапно Катрина почувствовала чей-то пристальный взгляд, или чье-то присутствие. Но стоило мне обернуться, я не увидела ничего. Ничего!

 И тут в келье появился призрак!
 – Катрина, зачем же ты ходила в склеп? – призрак девушки и с петлей на шее сел на краешек кровати Хелен. – Я же предупреждала тебя!
 – Хелен, я глупая женщина, – плакала Катрина, – сама заслужила расправу! Гореть мне в геенне огненной!
 – Мы больше не увидимся! Береги свою грешную душу! – призрак исчез.
 При виде толпы Катриной овладел ужас, и ей стоило большого труда побороть его. Она почувствовал близость Врага, замыслившего ее погибель и упорно толкающего ее снова в пучину, из которой она еле выбралась.
 – Боже, прости меня грешную! – Катрина молилась перед неизбежной расправой. – Прости несчастную Хелен!
 И тут в келью вошла матушка Изольда. Она была переполнена непонятным возбуждением.

 - Te proschaeete? (Вы меня прощаеете? - лат.) - Матушка Изольда понимала, что расправа будет очень жетокой.- Сама понимаешь чтио будет и с тобой и со всем монастырем, если дать делу законный ход! Это наказание не так уж ужасно – и не искалечит тебя. Просто причинит боль. Не беспокойся ни о чём. Это всего-навсего  порка, хоть и очень суровая, а я буду молиться за тебя.
 - Я заслужила! Dominus est calida et iussit! (Господь тепел и нам велел! - лат.) Отвечала Катрина. Прощаю всем сердцем! Делайте все, как надо! Да пребудет с нами Господь!
 - С утра займись своими обязанностями. После обедни - начнем! - Матушгка перекрестила монашку и выша из кельи.

 ***
 В церковь собирались прихожане. Они проходили, восклицая:
 – Laudetur Jesus Christus! [Слава Иисусу Христу! – лат.]
 Торжественную мессу проводил хромой священник-приор, который вначале прочитал вместе с народом и монашками некоторые простые молитвы, потом фрагмент из Евангелия по собственному выбору, и произнес проповедь, подходящую моменту. Катрина не слушала священника.

 – In omnia saecula saeculorum! [Во веки веков! – лат.] – отвечали монашки.
 «Аналой больше напоминает плаху, чем место для чтения псалмов! Интересно, если я помру в святом месте, мне хоть небольшая часть моих смертных грехов простится? – Ее колени мелко дрожали от вида аналоя. – Мне остается просить Господа, чтобы он здесь принял мою душу!» Дальше приор прочел несколько псалмов, после чего наступила очередь Катрины получать покаянное наказание.

 Но вот Катрина вновь обрела мужество, обрела решимость лечь на страшную подставку и подставить свое прекрасное тело под страшные удары, на потеху толпе...
 Вокруг молились монашки и толпились миряне, желающие смотреть на порку во всех подробностях.
 – Confutatis maledictis flammis acribus addictis! [Проклятые богом будут ввергнуты в геенну огненную – лат.] – воскликнул отец Джон. – Раздевайте эту кающуюся грешницу! – приказал он.
 Катрина, увидев женщин и мужчин, собравшихся послушать проповедь отца Джона, а потом м поглядеть на расправу, открыла, было, рот, чтобы возмутиться, но, заметив, что монашки готовы силой сорвать с нее одежду, предпочла раздеться сама.
 - Ita me sancti Inessa! (Да поможет мне святая Инесса! - Лат.)
 Катрина позволила рубашке соскользнуть на плиты, и гордо выпрямилась. Теперь она стояла голая, перед десятками глаз, устремленных на нее. "Точно так же Святую Инессу выставили на позор перед язычниками! Но ей помог Ангел! А кто помодет мне после Черной мессы?" (об этом в предыдущей новелле)
 Толпа выдохнула как один человек при виде ее красоты. ЕЕ длинные волосы не могли прикрыть полностью всего тела, как у святой Инессы, но хоть частично скрыли от толпы нежные груди.
 Святая Инесса не могла спасти Катрину, но она с небес послала ей сил и укрепила дух.
 Мужество и гордая решимость Катрины, в сочетании с выразительными чертами прекрасного лица, придали ее осанке, голосу и взгляду столько благородства, что она казалась почти неземным существом.

 Молодому крестьянину Бертрану, пришедшему поглазеть на щрелище показалось, что  о взоре приговоренной женщины сиял устремившийся к небесам дух! " Да она испрашивает прощение себе, преступной и дерзостной грешнице, и этой грешницей была она сама! Quam pulchra est! (Как она прекрасна! лат.)"
 Бертран был едигственным прихожанином, который от всей души стал молиться за несчастную Катрину.
 – Теперь ложись животом на аналой, и спусти руки вниз! – распорядился приор, отец Джон. – Линда, привяжи ее!
 "Как говорится, двум смертям не бывать, а одной не миновать! - Катрина не раз и не два за свою монастырскую жизнь ложилась на приспособление для порки, и каждый раз ее страшила не столько боль, сколько публичное обнажение. Но на этот раз с неф была Святая Инесса!"
 – Voca me cum benedictis [Призови меня в сонм блаженных – лат.], – молилась Катрина, закрыв глаза, и ей чудилось, будто она видит на озаренных солнцем небесах свою покойную матушку Эллин, и Свяитуб Инессу в сияющем звездном венце.

 – Крепись дочка, – Эллин посмотрела на нее, а затем, подняв голову, устремила взор вверх. – Тебя простят!
 Святая Инесса молча перекрестила ее.
 “Вырос, папенькин сыночек! – Джейн стояла в толпе среди зрительниц. Она сразу узнала в приоре отца Джона. В свое время отец сэра Джона чуть не сжег ее на костре за колдовство.
 (Об этом в новеллах "Ведьма из рода людей-кошек")
 – Все в отца пошел! - Джейн захотелось плюнуть, но в храме Господем так вест себя нельзя.
 Любитель мучить женщин!”
 На секунду взгляды ведьмы и отца Джона встретились.
 «Где я видел эту женщину? – Задумался он. – Наверное, на службе в церкви!»
 На счастье Джейн, святой отец не вспомнил обстоятельства их встречи...

 Предстоящее развлечение не давало времени на раздумья.
 – Oro supplex et acclinis cor contritum quasi cinis! [Бременем грехов согбенный, молит дух мой сокрушенный – лат.] – шептала Катрина, позволяя себя привязать. – «В конце концов, я это заслужила!» Несчастная монашка встретила жестокий приговор со смирением, тронувшим сердца всех присутствующих, кроме отца Джона.
 – Hodie Dominus punire manu peccator Katrina! (Сегодня Господь покарает моей рукой грешницу Катрину! - лат.) – отец Джон пошел выбирать плеть.
 «За мой грех с черной мессой пощады не будет! – подумала девушка. – Плеть – не ивовые прутья! Боже, как стыдно лежать вот голой и совершенно беззащитной! Мало того, что монашки здесь, так и окрестные крестьяне пришли! Все, что мне осталось, так это молиться!»

 Девушка закрыла глаза, но слезы все равно потекли по ее щекам. Прохладный ветерок царапнул ее напряженные ягодицы, и тело сразу покрылось гусиной кожей. Она вздрогнула, бросила взгляд назад, и увидела приора и зрителей, столпившихся позади нее.
 – Помолимся, сестры, – приор поднял треххвостую плеть, но не торопился пускать ее в ход. – Пусть Господь помилует душу нашей заблудшей сестры! Сестра Линда, привяжите сестру Катрину к аналою, – презрительно процедил приор.

 – Confiteor Deo omnipotent, beatae Mariae semper Vrgini, – читали сестры.
 На самом деле приор решил продлить удовольствие, любуясь страданиями Катрины.
 – Beato Michaeli Archangelo, beato loanni Baptistae!
 «Ведь не каждый день юная монашка лежит вот так, на аналое, готовясь принять наказание от моей руки!» – думал он, любуясь картиной: высоко выпяченная пышная попка молодой женщины, а на приоткрытых складках пухленьких половых губок выступила предательская влага.
 – Sanctis Apostolis Petro et Paulo, omnibus Sanctis, et vobis, fraters, ettibi pater, quia peccavi nimis cogrtatione, verbo et opera…
 – MEA CULPA, MEA CULPA, MEA MAXIMA CULPA, – молилась мать настоятельница, глядя на то, как сжимаются в предвкушении порки белые половинки монашки, – смилуйся над ней, грешной!
 Хитрая женщина знала, что наказание плеткой может быть и слишком суровым, но монастырю нужны приношения. Крестьяне уже внесли посильную лепту, да и Катрина вполне заслужила наказание, но, самое главное, это священная реликвия, что обещался подарить отец Джон обители.
 «Ради священной реликвии можно любую монашку не только выпороть, но и к нему в постель положить, – думала она, – не говоря уже о том, чтобы высечь! Реликвия, это прихожане, чудеса и постоянный доход! Sancti desinit iustificare per! (Святая цель оправдывает средства! - Лат.)»

 – Ideo precor beatam Mariam semper Virginem, beatum Michaelem Archangelum!
 На этот раз привычные слова покаянной молитвы показались Катрине нестерпимо длинными…
 – Beatum loannem Baptistam, sanctos Apostolos Petrum et Paulum, omnes Sanctos, et vos!
 …и наполненными дополнительной пыткой.
 – Fratres [et te, pater], orare pro me ad Dominum Deum nostrum!
 Катрина по собственному опыту знала, что приор, далекий потомок сэра Томаса де Брюэна, обожал, по примеру предка, сечь монашек, смотреть, как они краснеют, раздеваясь, любоваться маленькими капельками крови в местах, где кончики ременной треххвостки касались нежного тела. Кроме того он был груб в постели: не так давно ей уже приходилось быть игрушкой в руках приора, по велению матушки Изольды. Той очень хотелось получить для монастыря священную реликвию.

 – Amen! Да свершится воля господня! – закончил приор. – Я лишь недостойное Его орудие.
 «За такое зрелище не жалко и жертвовать в монастырь, – думал отец Джон. – Прав был сэр Томас де Брюэн! Ну, где еще можно получить такое удовольствие, да заодно и совершить богоугодное дело!»
 – О Иисус, ты благоволил принять страдания и раны ради нашего спасения. – Шептала Катрина короткую молитву. – В моих страданиях я подчас теряю мужество и даже не решаюсь сказать Отцу Небесному: «Да будет воля Твоя». Но, уповая на Твое милосердие и Твою помощь, я обращаюсь к Тебе.
 Теперь до расправы оставались считанные секунды. Приор уже пробовал плетку в воздухе.

 Краем глаза Катрина наблюдала за страшными приготовлениями и продолжала молиться:
 – И хотя временами я падаю духом, все же я готова принять все те скорби, которые по воле Провидения выпали на мою долю. Молю Тебя, Господи, чтобы мои страдания не были бессмысленны, но принесли духовную пользу мне и через меня другим людям – тем, кто еще не знает Тебя, а также тем, кто трудится и страдает для Тебя.  Господи, благослови всех, кто мне помогает и делает добро. Благослови всех, кто тоже страдает. Помоги им и мне избавиться от бед и скорбей, а пока длится нынешнее несчастье – иметь утешение и радость в Тебе, Подателе жизни. Аминь.
 – Раз! – посчитала настоятельница, когда страшное орудие свистнуло в воздухе, и гибкие хвосты впились в ягодицы Катрины.
 Церковь огласилась отчаянным воплем. «Господи, прости меня, грешную! – успела подумать она. – Впрочем, я это заслужила своим поведением в адском склепе!»
 – Два!
 Плеть опустилась чуть выше бедер, хвосты тяжело влипли в тело, и почти обвились вокруг него.

 Катрина завизжала, как поросенок под ножом монастырской трудницы- поварих  Джейн от обжигающей боли. Теперь удары сыпались один за другим, жаля нежнейшую плоть. Приор плетью владел виртуозно: каждый удар был продуманным и точным. Боль казалась разрывали Катрину на части сотнями раскаленных железных крючков.
 Приор, полюбовавшись пляской ягодиц и первыми капельками крови, нанес еще один удар. Он уже разошелся. Жеание мучить несчастную жертву  продолжало накатывать на него волнами усиливаясь от кажой капельки крови, от каждого вздрагивания от каждого стона.
 – Три! – настоятельница улыбнулась, глядя, как девушка подпрыгнула на аналое.
 - Deus! Katherine peccaverunt et oportet puniri! Pro salute animae suae! (Господь свидетель! Катерина согрешила и должна быть наказана! Молитесь о спасении ее души!)- Улыбнулся палач.
 "Черт ьы тебя подрал! - подлумал Бертран и боязливо перекрестился. - Такие мысли доьрому католику в церкви грех!"
 «Мои розги куда как слабее, – подумала Матушка, видя, что силы девушки уже на исходе, – но по греху и покаяние! И главное - редиквия! Катрина должна потерпеть во имя монастыря!»
 – Ой, мамочка! – Катрина зарыдала навзрыд.
 Бедная девушка пыталась ерзать по аналою, но это не спасало попку от страшной плетки...
 – Козочка то наша заблеяла, – шептались монашки. – Хорошо ее отец Джон пробирает! – Эта девица пролила столько слез, что потушила бы целый костер. Такой скорби, таких потоков слез не видано со времен святой Ниобы, о которой нам рассказывал приор Джон. Точно сам водяной бес вселился в прекрасную Катрину.
 Они не могли простить Катрине того, что чернокнижник пользовался только ее услугами.
 – Бедная монашка, – шептались крестьяне, пришедшие в монастырь, – видимо, велика ее вина перед Господом.

 Но больше всех порка потрясла Бертрана, молодого пастушка, впервые видевшего порку молодой голой женщины так близко, что несколько капелек крови попали на него.
 – Помоги ей боже, – юноша смотрел во все глаза и увиденное намертво запечатлевалось памяти. –
 «Прости ее грешную, – подумал он, смахивая набежавшую слезу.
 Со своего места Бертран отлично видел белоснежную голую попку, чуть подрагивающую от страха, чудесные, соблазнительные голые бедра, которые быстро преображались под ударами. У него перехватило дыхание от увиденного, а в паху приятно защекотало.– «Хорошо, что в толпе никто не видит моего греха, – думал он, – «Мальчик» в штанах Бертрана проснулся, до боли налился кровью и поминутно взбрыкивал. Наказание дошло только до половины, когда Бертран выдержал, спустил, и по всему телу разлилась приятная истома.
 «О, какое божественное наслаждение! – В этот момент ради обладания Катриной Бертран готов был отважиться на все. – На исповеди священник наложит на меня такую епитимью, что целый год придется сидеть на хлебе и воде!»
 У него было такое чувство, будто он поднялся над своей собственной жизнью и, вознесенный на крыльях любви, мог ничего не бояться и, следовательно, мог на все дерзать. Приор взмахнул плеткой еще раз, да так ловко, что гибкие хвосты впились в щель между ягодиц.
 «Бедная девочка, – думала Линда, – теперь она долго не сможет сидеть! Ну да ничего, я ее приласкаю, вылижу!»
 – Четыре, – командовала настоятельница.
 Казалось, с каждым ударом из тела прутья высекают кусочки мяса.
 Господи, когда же этому придет конец? - Успела подуманть несчастная женщина. - Когда, когда?
 – Пять! – плеть взлетела еще, и тело ее, казалось, задрожало все целиком, когда она приняла страшный удар вдоль спины. Не было других ощущений, способных сравниться со жгучей болью, и не было в мире никаких звуков, кроме шипения страшных хвостов. Девушка уже не кричала, из ее горла вырывался отчаянный визг.
 Все кончается, все в жизни когда-либо кончается, — уговаривал  себя несчастный Бертран, — эта экзекуция тоже пройдет. Но когда?! Бедная монашка!

 – Шесть! – Катрина почувствовала жгучую боль, идущую вглубь тела, концы хвостов впились в бедро. Все тело свело, и она не смогла держать крика. Такая боль слышалась в  голосе несчастной, что Бертран содрогнулся! Впрочем, большинству зрителей жаости измученная голая монашка не внушала.
 – Семь! – очередной удар пришелся самое чувствительное место – по нижнему краю ягодиц, почти на бедрах. Катрина завизжала так, что у зрителей заложило уши.
 – Восемь! – удары сыпались один за другим, жаля нежнейшую плоть, они были настолько продуманными и точными: что боль казалась разрывающей, словно тело раздирали на части сотни раскаленных железных крючков.
 Что было дальше, Катрина толком не помнила. Ужас куда-то ушел. Осталась только боль, страшная боль, разрывающая ягодицы и бедра.
 – Хватит! – вдруг произнесла мать-настоятельница, увидев, что девушка перестала кричать и подпрыгивать.
 Девушка потеряла сознание.
 – Принесите ведро воды, а лучше два! – приказала матушка-настоятельница, вспомнив лечебный метод чернокнижника. – Сомлела грешница! Развяжите ее!
 Толпа зрителей недовольно загудела: всем казалось, что наказание слишком быстро кончилось. Только Бертран поспешил уйти из церкви.

 «Я еще жива?» – подумала Катрина, открывая глаза.
 – На колени! – приказал отец Джон, протягивая наказанной плетку для поцелуя, и она прижалась к окровавленным хвостам трясущимися губами.
 «И все-таки я люблю Катрину, – думала настоятельница, любуясь унижением молодой монашки. – По большому счету, ее выходка в склепе с черной мессой заслуживает костра!»
 И тут Катрина потеряла сознеание.
 - Отнесите ее в келью! Селина, присмотри за ней! - приказала матушка настоятельница.
 Гуманизм матушки настоятельницы был объясним и с практической точки зрения: реликвия перешла в собственность монастыря.
 Катрина не помнила, как пережила ночь после порки.
 "Боже, как хочется пить!" - Катрина пошевелилась и попыталась встать, но она была   слишком слаба.
 - Пей! - линда протянула ей кружку пива. - Матушка Изольда прислала!
 - Неужели я жива?  —    голос Катрины звучал хрипло, будто она не говорила несколько дней.

 (продолжение следует)