Часть 6 Глава 4-5 Стасти вокруг реликвии

Часть 6 Глава 4-5 Страсти вокруг реликвии

Предисловие к английским эротическим новеллам http://www.proza.ru/2016/10/20/377

 ** Глава 4. Страсти вокруг священной реликвии

 Вечером, сидя с матушкой Изольдой за шикарной трапезой, Отец Джон и думать забыл о ведьме и о Катрине, что была так не в меру жестоко наказана.
 – Вкусная у вас ветчина! Лучшая во всем графстве! – Отец Джон выпил кружку монастырского пива. – Помню, старик Карл умел готовить такую шикарную ветчину...
 И пиво похоже на то, что я  пил в детстве. Упокой господь  душу Карла и его дочери Джейн. Слуги говорят, что его призрак до сих пор появляется в замке! (об этом в серии новелл http://www.proza.ru/2009/09/26/1061 «ведьма из рода людей-кошек»)
 – Матерь божья, – матушка Изольда, похолодев внутри, – стала читать молитву.
 - Интересно, что Джейн не меньшая грешница, чем дедушка Карл, но ее призрак в замке не появлялся!
 Матушка Изольда чуть не подавилась ветчиной. Она то знала, что Джейн работает трудницей у нее на кухне! (Об этом в разделе "Ведьма из рода людей-кошекhttp://www.proza.ru/2009/09/26/1061)
 "Впрочем, она волновалась напрасно. Ум отца Джона не обладал должной гибкостью, чтобы связать вместе мимолетный взгляд знакомой женщины и качество предложенного угощения. Впереди у него была очень интересная ночь.

 – Да, сегодня вряд ли Катрина сможет молиться вместе с вами ночью, ей сейчас надо молиться святой Варваре! – вздохнула матушка-настоятельница,  – может, возьмете другую девушку?
 – Да, – желание отца Джона полакомиться сестрой пивоваркой, с каждой минутой все больше занимало его мысли, – а вы  помолитесь о спасении ее души!
 «Все равно она будет в моей власти, – подумал  должна покориться мне! Как будто в последний раз я навещаю эту обитель»
 На этот раз матушке Изольде пришлось готовить Линду к визиту отца Джона. Для монашки это было серьезное испытание: она любила монашек, а мужчин старалась избегать. Матушка, зная эту особенность характера подопечной, решила поговорить с ней серьезно.

 – Ты знаешь, – как досталось недавно нашей Катрине! – Сказала она, натирая тело Линды лимоном. – От тебя зависит: отдаст ли отец Джон реликвию или нет. Поэтому будь с ним нежной и ласковой. Изобрази страсть так, как будто это твой любимый мужчина! Постарайся ради монастыря!
 – Хорошо, матушка, – вздохнула монашка, – но как противно раздвигать ноги под мужчиной!
 – Если отец Джон будет доволен, – я приду к тебе в келью на всю ночь! – Пообещала матушка Изольда. – Приду как к самой любимой своей сестре! Ну, а теперь позволь я тебя немножко подготовлю!

 Ловкий язык матушки настоятельницы нашел вход в горячую глубину Линды.
 В этот момент Линда была счастлива: матушка редко уделяла ее своим вниманием.
 Матушка была умелой и опытной любовницей: многому, очень многому научилась Линда в ее объятиях.  Еще немного и тело пивоварки вздрогнуло, выгнулось дугой и обмякло.

 – Ну вот, – Матушка встала с кровати. – Дочь моя, теперь я вручаю тебе судьбу монастыря. Скоро, очень скоро сюда придет отец Джон!
 «Значит, я и одеваться не буду! – решила пивоварка. – Раз он хочет, так получит!»
 Отец Джон, войдя в келью Линды, увидел совершенно монашку, лежащую на животе. Монашеское одеяние было свалено на полу. Широкая кровать была сделана по примеру матушки Изольды.
 – Извините, святой отец, – Линда повернулась, и посмотрела на вошедшего, – я молилась за Катрину.
 В глазах у нее стояли слезы.
 – Можешь лежать, дочь моя! – руки приора блуждали по ее телу, задерживаясь на ягодицах. – Какая у тебя замечательная попка!
 «Пышная, мягкая и очень вкусная, – думал отец Джон, – только тело без следов розог смотрится не так вкусно, как тело Катрины! Ну, ничего, высеку в другой раз!»

 «Я думала, что он будет груб, – Линду наполнило такое безудержное желание, что она разрыдалась, ненавидя себя за неспособность противостоять жадному напору сладких ласк. – Значит, с ним будет не так противно, как я думала»!
 На этом удовольствие закончилось: отец Джон стал с силой шлепать девушку по попке рукой.
 Порка не показалась монахине детским наказанием: несколько перстней, украшавших его пальцы, он повернул камнями внутрь ладони.
 – Ай! Ой! – Линда не смогла сдержать крика.
 – Вот в таком виде ты мне нравишься еще больше! – отец Джон in dulci jubilo [сладостно ликуя – лат.] любовался своей работой.
 Девушка, выглядела совершенно беззащитной и такой желанной, что мужчина сглотнул набежавшую слюну.
 – Ну, девочка, переворачивайся на спину, сейчас будем изгонять беса! – он провел рукой по предательски вздрагивающему телу.
 «Боже, как больно! – Линда не стала перечить приору. – А что же вытерпела Катрина под плеткой?»

 – Молись, грешница, – приор проник в нее. – Apage Satanas! [Изыди Сатана! – лат.] – отец Джон снова и снова входил в монашку.
 Ритм его движений ускорялся, и Линду, против ее воли потряс оргазм.
 – Ну а нам надо продолжить изгнание беса! – отец Джон налил в стаканчик немного эликсира.
 Он  склонился  над  ней и  грубо ворвался во влажную теплоту, впился губами  в шею, ощущая под собой молодой женское тело, быстро подстроившееся под его ритм. Линда тихонько  застонала,  окончательно  сводя  его  с  ума, сплела пальцы на спине, отдавшись полностью, – и эта  покорность вместе с пылким соучастием его добили. Все кончилось, едва успев толком начаться. Мужчина едва не взвыл, ощутив окончательную и полную разрядку. А он наслаждался победой.  Все кончилось, к Линдиной радости быстро. «Через неделю я высеку ее розгами! – думал приор, одеваясь. – Жаль, что надо уезжать по делам! А может, найду себе и другую монашку!»

 

 Утром, когда отец Джон покинул гостеприимную обитель, Линда пошла посмотреть на священную реликвию, заработанную ею таким страшным образом.
 – Неужели, – спросила она матушку Изольду, – это подлинная святыня? Быть может, алчные и бесчестные люди обманули отца Джона, выдавая это за священную реликвию? Существует же монастырь, обладающий честным животворящим крестом Спасителя нашего, а повсюду показывают такое количество кусков древа Господня, что кто-то из наших братьев, и сестер, конечно, кощунственно утверждали, будто ими можно было бы весь год отапливать нашу обитель!
 – Ad majorem dei gloriam [К вящей славе Господней – лат.], – возразила матушка Изольда, – вот старинные пергаменты с подписью римского папы и печатью Ватикана, подтверждающие подлинность дара нашему монастырю. И вообще, не подобает нам, грешным, подвергать сомнению подлинность этой святыни! Конечно, откровенно говоря, и я полагаю, что, невзирая на свидетельства, лишь немногие из святынь в наших монастырях представляют собой именно то, за что их выдают. Кто верует от всего сердца, не мудрствуя лукаво, тот преисполняется неземного восторга, и ему отверзаются врата в царство блаженства, которое здесь, в мире дольнем, он мог лишь прозревать!

 – А как же получается, что мнимые реликвии творят чудеса? – не поняла Линда.
 – А дело не в реликвии, а в самой Вере! – матушка погладила рукой серебряный ларчик, казавшийся почему-то теплым. – Так, при воздействии даже мнимых реликвий в человеке возгорается духовная сила того или другого святого, и верующий почерпает крепость и мощь от Высшего существа, к которому он всем сердцем воззвал о помощи и утешении. Эта воспрянувшая в нем высшая духовная сила превозмогает даже тяжкие телесные недуги, вот почему эти реликвии творят чудеса, чего никак нельзя отрицать, ибо нередко они совершаются на глазах у целой толпы народа.
 – Тогда надо отнести ее в келью Катрине! – Линда взяла в руки священный ларец. – Может, она быстрее исцелится?
 – Я непременно навещу ее! – Пообещала матушка Изольда. – А ночью навещу тебя, как и обещала!

 ** Глава 5. Заботливая сиделка


 Перед судилищем она
 Стоит, почти умерщвлена
 Терзаньем близкого конца;
 И бледность мертвая лица
 Была видней, была страшней
 От черноты ее кудрей,
 Двойною пышною волной
 Обливших лик ее младой.
 Оцепенев, стоит она;
 Глава на грудь наклонена;
 И если б мутный луч в глазах
 И содрогание в грудях
 Не изменяли ей порой,
 За лик бездушный восковой
 Могла б быть принята она…
 В. Скотт

 Монастырский колокол призвал всех к вечерней молитве, но две женщины, одна запоротая до полусмерти, вторая – сиделка, не пошли на его зов. Матушка Изольда дала им свое благословение на отступление от строгого монастырского устава.
 – Молитесь вдвоем! – Тревога, как грозовые облака давила на ее сердце. – Сегодня можно!Склеп по распоряжению властей был замурован, чтобы не искушать слабых духом.
 
 Пока отец Джон в полной мере вкушал гостеприимство монастыря, несчастную Катрину после зверской порки в бесчувственном состоянии унесли в келью. Вид у нее был не лучше, чем у монашки, осужденной на смерть из баллады Вальтера Скотта. Отец Джон, поняв что, слегка перестарался, выбрал на ночь Линду, а матушка Изольда попросила Джейн, монастырскую повариху поухаживать за несчастной Катриной.

 –  Всемогущий вечный Боже, вечное спасение верующих! Куда девалось милосердие? Услышь молитвы наши о больных и яви им милосердие и помощь Твою, чтобы они, обретя вновь здоровье, благодарным сердцем радовались Тебе, Источнику жизни. – Горестно воскликнула Джейн, меняя мокрое полотенце на исполосованном теле. Где христианские добродетели? – Видимо, женская доля наша такая, терпеть и страдать! Через Христа, Господа нашего. Аминь.
 После на редкость суровой порки Катрина могла лежать только на животе.
 Рубцы, покрывающие густой сеткой тело несчастной монашки затвердели и стали темно-багровыми. В местах, куда попадали концы плетки, и полосы пересекали друг друга, виднелись капельки подсохшей крови.
 – Вот ведь отец Джон, весь в своего папочку, сэра Шелли пошел, чтоб ему провалиться! – ругалась Джейн. – Да и весь род их со времен сэра Томас де Брюэна проклят! Ну да ничего, и на Джона управа найдется, как и на этого поганца Шелли!
 Катрина вздрагивала всем телом, прислушиваясь к словам монашки. Но поддерживать разговор просто не было сил. “А ведь у Катрины отличная попка, – подумала Джейн, – крепкая, и в то же время пышная! Прямо, как у меня в молодости! Ох, и крепко же ей досталось!”

 – Пить! – Простонала несчастная, открыв глаза.
 – Сейчас, сейчас! – Джейн поднесла к ее губам кружку свежего пива. – Пей! Это тебе Линда велела передать! Самое лучшее пиво! В свое время я научила Линду варить прекрасное пиво!
 – Когда я умру, молитесь за упокой моей бедной души, – зубы Катрины стучали об оловянную кружку. – А то, боюсь, как бы мне не пришлось скверно в чистилище. В Рай меня вряд ли за мои грехи пустят!
 – Договорились! Сейчас Линде не до тебя! – Вздохнула матушка повариха. – Ей теперь надо как следует удовлетворить нашего гостя! Эх, грехи наши тяжкие! И все из-за священной реликвии. Одной порка, а другой – постелька! Хотя, я ведь эту Линду совсем юной девушкой помню!

 “Не только из-за реликвии, – думала Катрина, – это наказание мне за ту ночь в склепе!” Напившись, Катрина снова без сил упала на подушку.
 Каждое движение давалось несчастной с трудом: попа и бедра предательски болели, тело вздрагивало от пережитого унижения.
 “Когда-то и я была красива, – подумала Джейн подошла к окну и открыла его. Ветерок стал трепать рано поседевшие волосы. – Когда-то и мое тело было желанным!” Ветер разогнал темные тучки, и Луна озарила келью.

 – Эх, Катрина, грехи наши тяжкие! Проклятие на всем нашем женском племени! – На глаза Джейн навернулась слеза. – Инквизиторы обвинили мою матушку в колдовстве только из-за того, что она редко посещала церковь. Сожгли и все! И меня бы вздернул  сэр Шелли, отец нашего приора, но не успел!
 В ответ Катрина только тяжело дышала.

 – Тебе еще повезло, одной поркой отделалась, а мне за мои грехи такое пережить пришлось! – вздохнула монашка и посмотрела на свои длинные седые пряди, – вот и поседела до срока! А ведь были, как крыло нашего ворона, не к ночи он будет помянут! Впрочем, о покойных птичках плохо не говорят! На, вот, съешь кусочек окорока! Сама готовила, для особо важных монастырских гостей. Это конечно не хамон, но есть вполне можно. Нет тут ни черных свиней, ни испанских дубов, но, если постараться…
 – Не хочу! – простонала Катрина, но из уважения к сиделке съела кусочек.
 Вкус оказался просто восхитительным.
 Катрина лежала на животе и тихо стонала. Сил плакать, и шептать молитвы у нее не было.

 “Похоже, лихорадка вот-вот превратится в Антонов огонь! [Так называли заражение крови. Смертельное в те времена заболевание – прим. переводчика.] – думала Джейн, меняя на Катрине очередной компресс. Конечно, есть способ спасти ей жизнь, но будет ли эта девочка молчать? В конце концов, ведьма я или нет!”
 На прекрасное, щедро украшенное следами от плетки тело падал свет от появившейся на небе Луны. Казалось, он отражает всю прелесть измученной, забитой до полусмерти женщины.
 Джейн, села так, чтобы лунный свет на нее не падал, и решила разговорами об испанском окороке хоть немного отвлечь Катрину от грустных мыслей.

 – Меня мой дедушка Карл учил готовить много вкусных вещей, а когда я плохо усваивала уроки, устраивал настоящую испанскую бастонаду с помощью ужасного ремня! Бывало чуть, что не так… и долго сесть не могла!
 Так вот, он рассказывал, что для приготовления настоящего хамона, так в Испании зовут знаменитый на весь мир окорок, чтобы черная иберийская свинья была откормлена в основном желудями пробкового дуба.
 – А чем наши дубы не подходят? – Катрина поморщилась от боли.
 Если честно, ни о каких дубах думать не хотелось, но болтовня сиделки хоть немого отвлекала избитую монашку от мрачных мыслей в голове и боли в теле.
 – Испанский дуб – уникальное дерево, спасенного когда-то испанцами от вырубок и исчезновения. В желудях содержится большое количество олеиновой кислоты, поэтому и в хамоне, или испанском окороке, некоторые люди с тонким вкусом при первой пробе ощущают оливковый привкус. По правилам эстремадурских кулинаров, на одном акре леса пасется не более 15 свиней-ибериек. Постоянные передвижения по пастбищам также делают мясо “пата негро” мечтой лакомок: жир не скапливается на загривке, как у наших свиней, а проникает в мышечную ткань. [Это – уникальная генетическая характеристика иберийской свиньи, выращенной по античным рецептам прим. переводчика.]
 “А ведь она не так давно блистала красотой! – Подумала Катрина. – А волосы седые, как у древней старухи! Со зрачками мне от боли почудилось!”

 “Подумать только, как быстро я состарилась, – Джейн посмотрела на себя, на стонущую Катрину, – а ведь мне всего лишь двадцать пять лет! Лицом мое покрыто мелкими морщинками, а тело навсегда скрыто от посторонних глаз бесформенным монашеским одеянием! Ну, что же, за грехи и награда!”
 После пережитого кошмара в душе Джейн не было ни зависти, ни обиды к молоденьким монашкам, проводившим время не только в молитвах, но и в греховных удовольствиях.
 «Что со мной происходит?» – она стыдилась предательства и желаний поротого тела. Краска стыда залила ее щеки, но боль в ягодицах напомнила о порке, полученной накануне.
 По жилам заструился огонь, она почувствовала себя достаточно здоровой, чтобы раздвинуть ноги.
 – А теперь, вставай на четвереньки, – Джейн почти насильно влила в Катрину добрую пинту лучшего монастырского пива, – вставай, кому говорят!
 – Да ты что, – Катрина с трудом шевельнулась своей кровати. – Куда мне вставать!
 – Вставай, – Джейн скинула с себя монашеское одеяние, – снимай крест и делай, как я!
 – Fiat voluntas tua! – [Да будет воля твоя! – лат.] – Катрина с трудом подчинилась.
 Оказалось, ночная сиделка без труда могла сдержать с нею все что угодно. Катрина даже не заметила, как за нежными словами Джейн пропала вдруг воля, и она уже ничего не могла поделать. Она просто слепо подчинялась каждому слову. Чарующий лунный свет был единственным свидетелем колдовского сеанса.
 Джейн стала целовать полосы от плетки, пальцы заскользили по телу несчастной исследуя каждый дюйм.

 “Какая же Катрина вкусная, хоть и высекли ее сверх всякой меры! Чтоб этому отцу Джону с лошади упасть и пропасть!” – Джейн легла на спину, скользнула под живот Катрины и нежно поцеловала соски, затвердевшие от возбуждения.
 – Не надо! – Катрина шаталась на четвереньках от слабости, но не могла оказать никакого сопротивления.
 Она уже догадалась, что хочет от нее Джейн, но желания ласкаться не было: тело жег огонь, но не страсти, а болезни.
 – Ты моя сладкая! Ляг на спинку. А ноги согни в коленках! – Джейн, перевернула Катрину на спину.
 Джейн сжимала черное с радужным отливом перо. Взяв перо в пальцы, она стала щекотать себя по шее, потом провела по низу груди, по соскам. От прикосновения тело задрожало от безумных воспоминаний и провалилось в облегающее пространство возбуждения. Упругая нежность пера заскользила вниз по животу, пощекотала внутренность бедер, а затем прильнула к горячей раскрытой навстречу божественной плоти. Но одним пером дело не обошлось. Джейн принялась целовать в нижние губы, да так умело, что измученная пациентка потеряла всякий контроль над собой. Один палец ведьмы был уже внутри у монашки. Следом пошел второй и третий... Прекрасное тело Катрины изогнулось в судороге, она сдавленно вскрикнула и потеряла сознание.
 “Боже мой, – думала Катрина, чувствуя, как влагалище против воли наполняется любовной смазкой, – Линда узнает, – умрет от ревности!”
 – А теперь, – Джейн села на пол у кровати, и накинула бедра Катрины себе на плечи, – продолжим!
 В этой бесстыдной позе губы легко добрались до бугорочка Катрины, обхватили его, и замерли.
 – Ох! – Только и смогла произнести Катрина.

 В ответ губы Джейн разомкнулись, а язык ведьмы проник глубоко в щель и начал ласкать где-то глубоко в глубине, там, куда мужчины заглядывают редко, и куда еще реже целуют.
 «Еще немного и я кончу! – успела подумать Катрина. – И стало уже не так больно!»
 Ведьма, словно угадав ее мысли, ускорила движения язычком.
 Тело Катрины напряглось и через минуту внутри как будто что-то взорвалось, жар начал спадать, боль от ударов уменьшилась, а на коже выступили капельки пота. “Даже покойный отец Гай не мог доставить мне столько удовольствия!” – Катрина вздрогнула и сомлела: в теле появилась приятная истома, а ноги стали ватными.
 Поняв, что произошло, Джейн вылила немного микстуры аптекаря Авраама в чашку с водой, обмакнула туда кусок чистой ткани и стала обтирать Катрину с ног до головы, уделяя особое внимание иссеченным местам, животу и груди.
 “Вот уж не думала, что эта седая молчаливая повариха, что редко присутствует даже на общих молитвах, ссылаясь на занятость по кухне, может доставить такое удовольствие! – Катрина чувствовала, как заботливые руки уводят боль, оставляя тихую радость от близости с этой удивительной, не старой, но седой женщиной. Ничего не бойся, все уже позади! – Джейн обняла Катрину, и их губы вновь слились в долгом поцелуе. Казалось, время остановилось.
 “Ой, так было это с нами или не было?” – Катрина очнулась рано утром. Истерзанная плоть не болела, а только зудела под высохшей простыней. Кровавые корочки в просеченных до крови местах отсохли, обнажив новую, нежно-розовую кожицу. Следы от плети посветлели, и опали. Рядом спала Джейн.
 “Такого не может быть! – Подумала Катрина. – Подобные следы и за неделю не проходят! А может, она подмешала мне колдовское зелье? Спросить как-то неудобно!”

 – С нами Бог! – Джейн сладко потянулась и встала с кресла. – Господь нарочно разделил род человеческий на две части и послал в мир любовь для ободрения мужчин и утешения женщин. И горе тому мужчине, что так жесток с нами, женщинами! Засиделась я тут с тобой! А мне еще завтрак готовить! Опоздаю – не миновать розог матушки Изольды! Выздоравливай! – Все мы грешны, и все мы умрем, – Катрина поняла, что на этот раз смерть обошла ее стороной.
 Вскоре монашки узнали, что отец Джон, возвращаясь из монастыря, упал с лошади и лежит в своем замке под присмотром лекарей и цирюльников. Перелом был ужасным: осколки костей вылезли наружу, и лекари  вправляли перелом на замковой дыбе с усердием палачей.
Учитывая уровень развития медицины в те времена, отцу Джону остается только посочувствовать.
Впредь Катрина не читала черных книг, а мать-настоятельница сожгла и ту, что осталась от сэра Гая. «Хоть и грех это, – думала настоятельница, – но жалко такую молоденькую, такую красивую девушку отдавать инквизиторам, а вдруг под пыткой она весь монастырь оговорит?»
 (Продолжение следует)


© Copyright: Алекс Новиков 2, 2012
 Свидетельство о публикации №21207180663