Из детства. Безумство храбрых...

Безумство храбрых

Город Свободный, город Поти (Грузия), село Мерхеули (Абхазия).

- А слабО с середины моста в реку?
- А чё. Запросто. Токо мост из окна видать. Мамка заругает. Да и холодно.
Молчали минут пять. 
Свесив ноги над водой, сидели на обрыве реки с густо заросшими травой берегами. Сначала кидали камешки в лягушек, потом, когда камни кончились, просто смотрели в воду. Желтая от ила вода казалась безжизненной, но ребята знали, что тут не только лягушки водятся, рыбы много и всякой.
На рыбалку, в основном, ходили на озеро и каналы за городом.  В реке ловили только для кошек хамсу и верховодку на кусочек спички, привязанной к обычной белой нитке. Поговаривали, что сомы тут с человеческий рост, переплывающих реку телят под воду утаскивали, но это больше слухи.
- Может на рыбалку?
- Та надоело!
- Рогатку взял? Пойдем воробьёв постреляем.
- Да ну их!
Опять помолчали. Лягушачий хор становился всё громче и громче. К дождю.
- А может, на канал черепах половим?
- Да зачем они нужны? В прошлый раз поймали пятнадцать штук. И что? Отпустили.
Славик сегодня был не в настроении. Опустив голову, смотрел в воду и что-то тихо напевал. Густые выгоревшие на солнце кудрявые волосы полностью скрывали лицо.
По мосту медленно проехала машина.
Неторопливо прошли две женщины с тяжелыми сумками в руках.
Скукота.
- Тогда я домой. Не думал, что ты такой трус. Подумаешь, мамка заругает. Нам уже по тринадцать, а ты всё мамка!
- Сам трус.
Юрка подскочил. Он всегда «заводился» с полуоборота.
- Кто трус? Я? Да я… Хоть ночью на кладбище. СлабО за сливой? Там за церковью алыча в этом году знаешь какая?  Ветки вниз! Там ягод… Слабо?
Кого-кого, а Юрку в трусости ещё никто не обвинял. От возмущения он даже покраснел. Встав в полный рост, а он был на голову выше Славы, тряхнув густой русой шевелюрой, презрительно сплюнул прямо в надувшуюся от напряженного кваканья лягушку. Лицо с широкими скулами и мощный подбородок говорили о том, что этот парень не только смел и упрям, но и добьётся всего, что решит.
- Ночью на кладбище? Зассышь! – Славка явно получал удовольствие от того, что так удачно поддел друга.
Этого было достаточно, чтобы подвигнуть Юрку на любой, даже самый безрассудный поступок.
- Да сто раз туда ночью ходил. Ерунда. – Соврал, но убедительно.
- А сто первый слабо? И вбить гвоздь в деревянный крест. Помнишь, валяется у старой могилы? На той стороне.
- Спроста. Вечером у входа. Забьёмся? На твой перочинный ножик.
Теперь уже вскочил Слава. Нож было жалко. Но отступать уже нельзя.
- Вечером у ворот. Я с Иркой и Светкой приду.
- А они-то зачем?
- А чтобы шлангануть не смог. Свидетели.

На юге темнеет быстро. Облака, на фоне которых кладбищенская полуразрушенная церковь казалась развалинами древнего замка, затянули всё небо. Задул холодный ветер, пахнущий дождем.
Около деревянных ворот с покосившимся крестом над ними, стоял Слава с сёстрами близняшками. Разговаривали шёпотом и тихо нервно посмеивались. Единственный на всё кладбище фонарь, свисавший со столба на проволоке, со скрипом раскачивало ветром. Тусклый свет выхватывал из сумерек то крыльцо церкви, то ближайшие к воротам поросшие травой могилы.
Ветер усилился. Девчонки кутались в лёгкие курточки.  Из-под капюшонов видны только носики и светлые кудри. Было непонятно, холодно им или страшно.
Запыхавшись, прибежал Юрка.
- Ты это чё в костюме?
- Дома сказал, в кино, в клуб. Молотка нет. Только гвоздь и тот ржавый. Не пойду же я в кино с молотком.
- Какая разница ржавый или нет. Камнем забьешь.
- Мальчики! Может не надо. Кладбище, всё-таки. Сливы нарвем и обратно.
- Не. Умерла, так умерла. – Очень своевременная поговорка рассмешила, но смелости не добавила.
Дерево с алычой нашли ещё в сумерках. Девочки подставили подолы, в которые ребята сыпали сливы.
- Хватит. Мы к воротам. Вон камень. Твой выход. И по самую шляпку!  Утром проверим. – Улыбаясь, Слава смешно скорчил курносый нос и повертел перед Юркой ножичек.
Юрка растворился в уже набравшей зловещую силу темноте. И как он найдет этот крест?
Тропинка к воротам едва угадывалась. Не на шутку разыгравшийся ветер, срывая и разбрасывая по кладбищу листву, в разнобой раскачивал ветви кустов и деревьев. Стало казаться, будто среди них мечутся чьи-то тени. Сквозь шум послышалось отдаленное завывание.
- Ветер воет. В проводах. В ветках. Наверно. – Славкин шёпот был почти не слышен. Липкий страх толкал в спину ближе к фонарю на выход. Идти хотелось быстрей, но рядом девочки.
Послышались глухие удары, будто кто-то бил дубинкой по дереву.
Наверно, в темноте и в спешке, в очередной раз Юрка ударил не точно, вскользь. Скрип камня по гвоздю получился похожий на визг. Вздрогнув, остановились.
А тут, вдруг, рядом с тропинкой, из-за могильного холмика, поднялось что-то неясно серое.
Девчонки, завизжав, присели. Сливы, о которых они вмиг забыли, посыпались на траву.
Слава сам сел от страха. Под руку попался камень. Преодолев ужас, швырнул его в бледное пятно над могилой.
- Фуууу! Газета!  Не бойтесь! Ветром газету к кусту прибило. – Славик обрадовался не меньше девочек.
Удары по гвоздю становились всё быстрей.
- Как он там темноте? – Света очень переживала, Юрка был её тайной симпатией.
Ирина прижалась к Славе.
Как часто бывает, Славе нравился Света, Свете Юра, а Юра только он сам себе.
Глухие удары камнем по гвоздю эхом отражались от стен церкви. Ветер разносил звук по всему кладбищу. Казалось, будто со всех сторон заколачивают крышки на гробах
Фонарь над воротами уже недалеко. Слава решил напугать девчонок, не столько обеих, как Светку в отместку за невнимание. Хотел кинуть камень или палку в кусты и рыкнуть в темноте. Опустившись на четвереньки, попытался в темноте что-нибудь такое найти.  Но, как назло, ничего. Он так и пополз вдоль тропинки, прощупывая траву руками.
Ира, потеряв опору в виде Славиного плеча, схватила Светку за руку.
- Где он?
Ничего подходящего Слава так и не нашел. В темноте, ударившись носом о деревянную  оградку, от боли вскрикнул, скорее, хрюкнул, да так удачно, что Светка с Ирой, завизжав на всё кладбище, рванулись к воротам.
Слава, сам испугавшись их визга, упал на землю, но страх мгновенно поднял его и до ворот он добежал бы быстрее сестёр, но кто-то, у самой последней могилки, схватил его за штанину.
Упав на четвереньки, в ужасе он даже закричать не смог. Получился какой-то нечеловеческий стон вперемешку со звериным воем, от которого девочки побежали ещё быстрей и остановились только у ближайших домов.
С силой дёрнув ногой, почувствовав, что освободился, рванул на выход с кладбища.
- Что там?
 Слава, пощупал поцарапанный нос. Штанина порвана, на ноге царапина. Понял. Зацепился за какую-то проволоку.
- Ты куда пропал? Там по тропинке что-то ползло и хрюкало, потом как завоет. – Девочек трясло от страха.
Не успел Слава придумать, что ответить, как над могилами, с той стороны кладбища, раздался душераздирающий вопль.
Все чуть в штаны не напустили. Побежали к городу, к людям. В спину опять искаженный ветром и отраженный от стен церкви вопль:
- Пустииии! Ааааааааа! Пустиииии!

Взрослым ничего не сказали. Света и Ира, сидя дома, так и не заснув, проплакали до утра. Слава, тоже почти до утра, просидел у окна, глядя на двор. Хотел Юрке надавать по барабану. Пуганул, так пуганул. Хотя…удачно получилось. За такой стресс и ножичка не жалко. Но почему его до сих пор нет?

Утром, на окраине кладбища, у старого могильного холмика, был обнаружен труп абсолютно седого Юрки, искривлённое ужасом лицо которого, больше походило на лицо старика. В руке зажат камень, пола его пиджака была прибита ржавым гвоздём к лежащему рядом деревянному кресту.