Последний старец по страницам 106
Тут к беседе подключился граф Куценбух. Дремавший в обшитом дерматином кресле вездехода, он перестал вызывать у новоиспеченного полковника опасения.
- У русских появился надежный союзник, - сказал он, шумно зевая. – После того, как узкоглазые арийцы разбомбили американский флот на Гавайях, коалиция против Германии сложилась окончательно. Теперь у США нет выбора. Рузвельт и конгресс будут вынуждены воевать с Японией. Фюрер уже объявил войну США. Это крах…
Несколько минут за шумом двигателя БМВ в машине ничего не было слышно. Паулюс усмехнулся при виде румынского обоза. (Потомки древних римлян были небриты. Они лузгали семечки, подгоняя быков, запряженных в фуры. На головах у них высились «боярские» папахи из овчины, которым мог позавидовать любой солдат фюрера в летне-осенней пилотке, согреваемой в лучшем случае шерстяным подшлемником.) Затем он велел остановиться. Кавалькада приблизилась к линии фронта под Волчанском. Слышались методичные удары, от которых содрогалась земля. Будто по ней лупили молотом. Это работала тяжелая артиллерия русских. Над молочно-серой линией горизонта вставали черные дымы. Тянуло гарью. Паулюс, как опытный танкист (в 30-х он не только сидел в штабах, но и создавал с Гудерианом панцерваффе) без труда определил источник горения: карбюраторные двигатели германских панцеров или штурмгешуц. В эти места на Харьковском направлении дислоцировался корпус панцер-генерала Штрумма, прозванный в вермахте «шаровой молнией» как специалист по затыканию прорывов. Возле полуразрушенного здания МТС расположилась батарея 150-мм тяжелых пехотных орудий SLG образца 1933 года. Они не были зарыты в землю. Подносчики снарядов в белых от инея шинелях переносили стрелянные гильзы. Не подалеку без всякого прикрытия стояли лошади с коновязью, передки и зарядные ящики. От них восходил морозный пар.
- Кто распорядился ставить орудия на открытую позицию? – Паулюс начал беседу с командиром батареи, предварив «пикантную тему» вопросами о самочувствии и снабжении личного состава. – Разве этому вас учили, герр капитан?
- Генерал, мне доложили по рации, что русские остановлены нашим заградительным огнем, - начал оправдываться капитан, обмотанный поверх фуражки теплым шарфом.
- Капитан, распорядитесь немедленно оборудовать капониры для орудий, - строго сказал Паулюс. Нахмурившись, он посмотрел на горизонт, усеянный дымами. – Русские еще будут наступать. Они уже определили с помощью акустической станции вашу батарею. Ее уничтожение лишь вопрос времени. Немедленно выройте запасную позицию и отведите туда батарею. Об исполнении приказа я справлюсь у вашего командира. Вам ясно?
Словно в подтверждение к словам генерал полковника в ста метрах от развалин вырос лохматый столб огня и выброшенной земли. Преломленное в морозном воздухе эхо с запозданием донесло клекот снаряда русской полевой гаубицы.
- Тимошенко еще будет наступать, - произнес Паулюс. Запахиваясь в полы шубы, он вновь усаживался в машину. – В этом его беда. Русские решили повторить нашу таранную тактику. Вернее, свою собственную, - усмехнулся он. - Лето 41-го кажется им верхом тактического искусства. Однако, наступление чревато тем, что ударные группы рассеивают свои силы. Под Москвой русские уже выдохлись. Под Ржевом они скоро перейдут к обороне. На юге маршал Тимошенко еще чувствует силу. У него достаточно танков, которые поставляет завод… как есть?
- Сталинград! – пришел на помощь зять-зондерфюрер. – Смягчите первый слог, чтобы не получилось «шта»…
- …Сталинграда и Урала. Впрочем, туда они эвакуировали все свои предприятия из Центральной России и Украины, - Паулюс как всегда был в курсе. - Следует подтянуть на этот участок батареи 88-м. Иначе мы потеряем всю тяжелую артиллерию – ее придется вывести на прямую наводку…
Остановившись в станице, где половина домов сгорела, а вместо другой половины были глубокие воронки, Паулюс обратил внимание на церковь. В ней устроили склад горючего. Вызвав к себе командира части, Паулюс приказал немедленно очистить храм от бочек и канистр с горючим. «…Это дом Бога! – объяснил генерал-полковник трясущемуся офицеру. – Кто дал вам право превратить его в склад? Вы считаете, что таким образом вермахт должен завоевывать симпатии у местных жителей?» Солдаты, подгоняемые штабс-фельдфебелем и унтер-офицерами, принялись выкатывать бочки с бензином на запорошенный снегом двор. Прогуливавшийся неподалеку Адам рассматривал остатки куполов на звоннице. Его внимание привлек чуть слышный разговор. «…Да, Фрици! –жаловался молодой солдат в натянутой на уши пилотке и в русских вязаных перчатках другому, бывалому и тертому в боях. – Старый командующий, генерал Рейхенау такого бы не позволил. Русские были для него все равно, что мусор. Как и для фюрера: недочеловеческая раса! Русские свиньи все равно загадили до нас эту церковь. Этот новый… Ему нас совсем не жаль. Русские ему ближе, как ты думаешь?» «Ничего я не думаю дружище, - отвечал ему бывалый солдат в заиндевевшем подшлемнике под зимней каскеткой. – Помоги мне катить бочку, а то я один с ней не справлюсь, философ…»
С таких разговор начинается незаметное разложение великой армии и великой нации, отметил про себя Адам. Русский Архангел, чудом сохранивший под осыпавшейся штукатуркой, пронзил его своими грозными очами. Не только русские, оказывается, замечены в тайных брожениях, называемых «бучей» или «волыной». Странные подробности смерти Вальтера Рейхенау вспомнились ему. 17 января 1942 года генерал-фельдмаршал подписывал бумаги из оперативного отдела 6-й армии. Лицо у совершившего верховую прогулку командующего было несколько бледным и осунувшимся. Внезапно, раздался стон. На глазах у Адама и Гейма Рейхенау схватился за грудь и осел на пол. Из Дрездена был немедленно вызван доктор Фладе, начальник медслужбы армии и личный врач фельдмаршала. Он установил диагноз: паралич с поражением центральной нервной системы. Обездвижены были правая сторона лица и всего тела. После некоторого улучшения было принято решение отправить больного в Дрезден в клинику доктора Фладе. По пути пилот принял решение заправиться в Лемберге. Дальше произошло труднообъяснимое. Самолет, по некоторым сведениям, слишком поздно пошел на посадку. Врезался в ангар…В результате аварии кроме доктора Фладе (у него оказалась сломана рука) никто из сопровождающих не пострадал. Но… Тело Рейхенау было изуродовано.
На ум Адама пришли другие «аварии»: смерть от огня своей зенитного артиллерии Бальбао, главнокомандующего итальянскими войсками в Африке. Что-то подобное случилось с предшественником генерала Франко, во время гражданской войны в Испании. Наконец, в 39-м «Дорнье» с Риббентропом, который летел договариваться со Сталиным, был внезапно обстрелян под Москвой зенитной артиллерией. Странно… Ходили слухи, что Гиммлер предлагал Рейхенау слить SD и Abwehr при штабе 6-й армии. Тот наотрез отказался. Накануне представителя рейхсфюрера видели в кабинете…
…При въезде в Белгород взорам предстала ужасная картина. На площади стояла сбитая из каких-то досок виселица. Ледяной ветер, закручивая снежные вихри, раскачивал на обледеневших веревках скрюченные тела. На груди казненных (среди них была одна женщина) виднелась табличка: «Я партизан, который не сдался!»
Паулюс с побелевшим от гнева лицом хлопнул железной дверцей вездехода. Цепляясь сапогами за полы длинной шубы, он оказался у места позорной казни. Там прохаживался германский часовой, охранявший автомашины и мотоциклы одной из тыловых частей. Перевязанный шалями поверх шинели, он умудрился вытянуться в струнку, плотно сдвинув ноги в соломенных чеботах.
- Кто осмелился это сделать? Я же отменил приказ Рейхенау! Какая гнусность…
Лязгая зубами от страха и холода, часовой объяснил: был приказ командующего 29-го армейского корпуса. Дескать, русские убили многих солдат вермахта в боях, партизанские бандиты постоянно совершают нападения, бандиты в городе убивают в спину…
- Мне все понятно, - Паулюс в сердцах захлопнул дверцу «Кюбеля». – Немедленно отправляемся к полевому коменданту. Адам! Потребуется вызвать командира 29-го корпуса и его заместителя. Я намеренен учинить этим господам большую головомойку. Русская зима покажется им теплым германским рождеством…
* * *
…Пачкун-тихоня. Сталин с омерзением вспомнил угловатое, стариковски-сморщенное лицо бывшего наркома «внудел» молодого товарища Ежова. Бегающие маленькие глазки, похожие на полевых мышей в норках, окруженные подвижными складками кожи. Вытянутый носик с большими провалами ноздрей и большой, вечно улыбающийся рот. Говорят, что долго дрожал перед смертью. Просил слезно не убивать в лубянском подвале. Сохранить для большевистской партии. Мерзавец…
Уничтожение крепких крестьян, могущих поднять колхозы и совхозы, а также большевиков-управленцев, что встали на их защиту, было делом Ягоды. Его подлой совести. Товарищ Сталин в тайне не одобрял таких жестокостей. Предвидел голод и последующие за ним народные волнения, которые пришлось бы подавлять силой оружия. Однако, как объяснишь мужикам и их бабам, что не может Советская власть покупать хлеб по высоким кооперативным ценам! Нет у нее таких денег. Выгребли все по указке вождя мирового пролетариата Ленина-Бланка и его «Иудушки» Льва Давидовича. Подтяните, родимые, животы, потерпите пока Страна Советов будет строить заводы и вооружаться, чтобы остаться в границах 20-х как суверенное государство. «…В Советской России – новый народный бунт, потрясший основы большевизма… Дух Степана Разина и Емельяна Пугачева накажет палачей царя-батюшки…» Такими заголовками пестрели (с чужой подачи) «шапки» некоторых изданий белоэмигрантской прессы.
За бронированным «Паккардом» неслышно закрылись створки массивных ворот, окрашенных в зеленое. Они были под стать зелени Серебряного бора, окружавшего плотной хвойной стеной Кунцевские дачи. Сейчас на вековых соснах лежал толстым слоем белый снег. Тяжелые можжевеловые лапы словно побывали в руках опытного кудесника-кондитера. Будто их облили сахарной глазурью. Здесь, посреди этого снежного величия уходивших под небо вековых деревьев, Сталин чувствовал себя относительно спокойно. Старые мысли отпускали его. Не душили больно. Не обволакивали нестерпимым удушьем, от которого так больно становилось по ночам.
- …Что, Валентина, будешь меня лечить, барана кавказского, своими русскими припарками? – вождь запросто обращался с Валентиной Зайцевой, вольнонаемной из обслуги «объекта 2». – Ну-ну, не дуйся. Вскипяти мне воду на можжевеловых ветвях – попарю ноги. С утра суставы крутит.
- И будет крутить, - Валентина, двадцатилетняя, миловидная девушка, лейтенант 6-го управления НКВД (госохрана) тоже запросто разговаривала с «отцом всех народов» и «другом советских физкультурников». – Не бережете вы себя, Осип Виссарионыч. Говорю я вам: кто с места на место по многу раз ездит, у того суставы будут ныть. В вашем-то возрасте! Внуков нянчить…
- Понянчим, - нахмурился Сталин. – Когда Гитлера разобьем. Пока что прав таких не имею. От тебя, Валюша, странно слышать такое. Жалеешь меня, Валюша?
- Приходится, Осип Виссарионыч. Отчего ж не пожалеть? Жалость, она только на пользу.
- На пользу, говоришь? В России говорят: на жалостливых воду возят. Не так, Валя?
- Кому как, товарищ Сталин, - Валентина заметно изменила голос. Держа обеими руками золотопузый самовар, она подошла к столу с чайным прибором. Поставила самовар. Принялась за блюдца, хрустальную сахарницу и ванночку с кизиловым вареньем. – Курили бы поменьше и то польза была. Фу, надымили – точно паровоз какой…
Свидетельство о публикации №212071800950