Кафе такое кафе

                Кафе новостей, кафе ритма, кафе псевдожизни...
                или
                Кафе без людей, кафе искусства, кафе жизни...


   1

   Перед тем, как отключиться в ночном вагоне до Москвы, я приметиил одинокого гастарбайтера. У него была тучы разноцветных полуразрушенных сумок, телефон и смуглая кожа. Из сумок обильно пахло колбасой, из телефона на весь вагон лились автоматные очереди из российского юмористического боевика, кожа бывала под солнцем и, кажется, сильным алкоголем. Никто не хотел с ним сидеть, все благодушно меняли своё местоположение куда подальше. Он много ел на протяжении всей дороги. У него была кружка с отбитой ручкой - изначальная секундная неуклюжесть, ставшая полезной. Теперь, с его слов, сосуд называется "бокал с чаем". Эскалаторы, тебя постоянно пытаются обогнать, люди стоят только по правой стороне. Левая же всегда свободна для неистово движещегося вперёд более редкого динамичного потока.
 
   Так и на здешних широких улицах.

   Если ты шагаешь достаточно быстро и хотя бы на физическом пределе собственных сил, то часто с лиц москвичей уходит привычная хмурость: ты отныне в своей тарелке. Точнее, в их. В вагоне дама бальзаковского возраста держала в руках планшетный компьютер (тупое сочетание, можно же просто сказать "планшет"), играет в любимую числовую головоломку (или просто сказать "судоку"). В судоку играет и молодой человек в совсем ещё синей куртке.

   Как давно лишены внимания и ценных указаний стереотипы о трущобах, социологии и представителях нетитулованных наций в большой стране-экспансионистке? Настолько, по всей видимости, что именно сейчас они стали преследовать меня, словно намекая, что неукоснительно следовать моде нельзя, потому что моду выдумываешь сам: и гастарбайтер всего лишь уникально колоритный турист, и пожилая госпожа всего-навсего переодетая и загримированная девчонка восьмидесяти лет.




   2

   Сидишь вот так, пьёшь уже третью чашку кофе, затягиваешься в сотый раз, думаешь.
   Входит косоглазая женщина, долго стоит возле ценников, затем скупо берёт чай и нечто из мяса.

   Сидит ест. Пьёт. Очень часто озирается по сторонам, словно сейчас кто-то подойдёт из ниоткуда и заберёт скромный полдник. Дёргается при каждом дверном скрипе... затем успокаивается. Глядит в окно минут пять, потом смотрит столько же времени на меня. Или не на меня. Поразительно, как у неё выходит смотреть в разные стороны от тебя, но видеть всё как следует, рассмотреть. Будто сквозь твоей головы, взгляда. Расплатилась и ушла.
Десять минут спустя, во вновь распахнувшейся двери показался мужик. Не мужчина, а именно мужик. Когда смотришь на таких - сразу видно. Вот пожелтевшая кожа, потрёпанная одежда, молчаливость - мужик. А если много говорит, опрятно одевается, безупречная внешность - гомик. Интересно, каким должен быть тогда мужчина?

   Допивает свой берёзовый сок, проглатывает шарик мороженого. Уже не стереотип, да?.. Куда там, мужику следовало бы залпом закинуть в ротовое отверстие баранье бедро да пива бокал в один присест оприходовать - вот это как надо. А то что это, поди, переводятся нынче богатыри (накуренные, упитые, ни... чего с рождения не соображающие) на земле нашей...

   Пятнадцать минут и его нет больше ни в чьей из всех посетителей жизни. Входит странная пара. Неуверенная походка самца, отёкшее лицо с подбитым глазом, бритый. Девушка идёт куда увереннее на своих платформах (как для барж прямо), но от этого лучше не выглядит. "Вот блииин, пипееец, а так ждала чито вайдзёд гламурнае кииисооо"... Манерно подумала женщина, взгромоздившаяся на свой насест сбоку от меня. Ну это судя по её лицу, конечно.

   Лично мне плевать, но вот внутренняя бабка (у каждого человека внутри сидит назойливая бабка, которая подкидывает порой забавные фразы) заставляет подумать о ней плохо. "При Сталине девушки лучше были!" Ну эт бабка, не я вовсе, о чём жеж речь :) ...

   Метросексуалы любят ходить в кафе. Но весь день никого подобного в это место не заносило. Хоть у кого-то была бы безупречная кожа и опрятная одежда <3 ...

   Полчаса - и вот азиатская дева. Стало как-то по-другому в помещении, обстановка сменилась вроде как. Замечаю нередко, что появление таких милых (иногда весьма красивых) лиц меняет общее душевное состояние. Совсем чуть-чуть, но тоже хорошо, позитивно. Быть может потому, что у азиатов нейтральный вид, когда им грустно, зато когда весело - улыбаются со всей присущей искренностью. Застенчивые, своеобразные и такие загадочные... Так вот сидел бы и наблюдал, набюдал...
 
   Но времяпрепровождение в кафе не имеет возможности продлиться вечность, и нет ни одного вечного досуга (как и грусти, как и покоя (при жизни)), поэтому встаю, одеваюсь, отдаю законные тыщщи и иду. Прихожу обратно, сажусь вновь. Что-то не завершено.

   Вообще иллюзия уюта влияет на письмо - в заведомо некомортных условиях лучше передаётся действительность, детальнее описывается окружение за счёт постоянного напряжения, господствующего вокруг твоей головы и остального тела, сливаясь в тебе, питая тебя и заставляя слегка хмуриься и становится новоарбатским москвичём. Персонал хочет поздороваться с тобой, даже если это было сделано уже не единожды: главное, чтобы ты не оставался без внимания, даже если ты уже давно остался без совести и отвык от приветствий и других не менее крутых социальных адаптаций. На работе говорят "привет", чтобы ты не сплетничал с заместителем кадрового отдела средней, но "вполне удовлетворяющей потребительские ожидания" компании-нулёвки. Дома - чтобы не задавал лишних или нечаянных вопросов и оставил бытовой мирок в покое привычном и знакомом... Здесь иная ситуация, и всё иное, и замыкается собой в себе.

   Громко и тихо.

   На поллитровой чашке молочного цвета остаются кофейные сечения. Свидетельства моих пауз между телодвижениями: обхватить чашку двумя лапами, поднести ко рту, отхлебнуть. Обхватить, поднести, отхлебнуть. Обхватить... Вспомнилось одно из свиданий, нечто похоже, только более осмысленное и человечное. Когда обхватываешь, когда целуешь, когда насыщаешься. Мне думается, что самосодержание здесь как-то связано с моим образом жизни и способом регулировки настроения. Сосновый стол как опора и так далее.

   Линия в пол-литра близится к финальной отметке, атакует последний рубеж, флот пересекает барашки несуществующих волн в стоячей воде, холодной и с односторонним кофейным вкусом, запахом и сутью.

   И только теперь встаю, одеваюсь, ухожу, не возвращаюсь. По крайней мере, до следующей незавершённости.