Пласты памяти

Закрывая глаза, хочется сразу же их открыть. Если чем-то не пользуешься, оно теряет всякий смысл, сколько бы усилий ни было приложено к его созданию. Открываешь глаза и видишь - мало что поменялось. Часто говорят, если не можешь изменить ситуацию, поменяй отношение к ней: они правы. Закрыв глаза - знаешь, что и где находится, но оцениваешь уже все с помощью звуков. Третье приближение - запах. Сознательно пользуются обонянием редко, но запахи оценивают всегда. Неосознанно, спонтанно реагируя на них. Прикосновение опасней всего. И тогда, когда касаешься ты, и когда касаются тебя. Оно может быть мучительно, болезненно, приносить удовольствие, раздражать. Как и вкус: крови во рту, привкус металла, рожденного ненавистью, вкус и мягкость губ любимой, которые можно перепутать с долькой апельсина. Все они образуют память об ощущениях. Эта память о каждом отдельном чувстве и об их сплетении рождают шестое, казалось бы, иррациональное чувство. А если есть только оно: обостренное, полноценной заменой всем пяти? Когда видишь не процесс, а результат. Что тогда? Знания о приближающемся будущем в той или иной вариации? Сплетение всего, что знаешь, родит варианты симбиоза событий, которые будут. Некоторые будут впервые, но состоять из знакомых частей. Чем еще тогда можно удивить мозг? Собственным телом? Необычное - головоломка для лишенного эмоций процессора внутри черепной коробки. Удивляется и трепещет не он, а расстроенная психика.

Закинуло словно в пустоту. Пятачок «Зоны» после «пикника»: те же шпалы, та же трава по грудь, обугленные, завядшие вершинки деревьев. Железобетонный трехметровый забор с надшивом из стальной решетки: думается, не ток ли там пущен, не освещают ли его в темноте голубоватые вспышки? За забором... да пусть там все и останется, там все как всегда... люди... Не хочется говорить, что к ним нет любви - нет, они милые, смешные, злые или опасные, но их слишком много и они излишне любопытны и нескромны.

Вдоль железобетонных, вертикально натыканных плит струится, серым ровным асфальтом, дорога. Берет начало она от ворот - на первый взгляд хаотично наваренных друг на друга прутьев арматуры и труб - калиток, будок. Но этот хаос железа становится понятен, лишь увидишь незнакомцев в черных куртках с желтой надписью в левой части груди. В тон куртке - брюки со стрелками от пояса до носков черных же туфель. Если б не серые рубахи под куртками и вполне человеческие лица, их можно было бы принять за оживших манекенов. Словно куклы, играющие в серьезные игры, ходят вокруг, проверяют, а сквозь серьезное выражение лица слезится детская беспечность и непредубежденность. И прикрыта она налетом грубоватого панибратства:

- Ты его знаешь? Я первый раз вижу, - страж порядка в куртке, застегнутой на несколько пуговиц, с очевидным намеком обратился ко второму, чья куртка была распахнута, - Верно, новенький. Проверь по списку. Знаешь как? Вот в этом... талмуде поройся.

- Ройтесь, ройтесь, - отвечал "новенький", - не первый раз тут. Хотите, подышу.

- Говори, пока можно..., - говорит первый, и уже обращаясь к коллеге, отмечает, - Вот он, восемнадцатый. Второй, записав в журнал, кивает:
 -  Проходи. Куда знаешь? Давай, иди.

- Ну, будьте здоровы, - последнее слово, из вредности, хочется оставить за собой.

Впрочем, о чем речь? Словно неофит входит впервые в ложу. Тысячи видений и слов сплетаются в тонкую вязь. Они обрастают реальностью, становятся громоздкими и начинают мешать. Все сказанное вслух не более чем игра воображения, бравурность, лишь в общих чертах отражающая действительность. Многое, что происходит наяву, как айсберг имеет свою подводную часть. Пустяковая пара слов может прятать за собой невероятные образы, целые абзацы, главы высоко - и не очень художественных чувств. Но они достойны появления на свет хотя бы потому, что, в отличие от тех двух слов, вертящихся на языке, искренне правдивы – по-человечески.

Сросшаяся в конце с двумя железнодорожными путями дорога, перейдя из асфальта в грунт, рассыпается серым щебнем площадки перед небольшим панельным домиком. Лет десять назад не моргнув глазом, мог бы его назвать "убежище" - дать этакую субъективную оценку, штамп, соотносящийся с восприятием того времени. Теперь же многое видится иначе. Остались в мозгах, как груз прошлого: необъяснимость страха и сентиментальности, романтика нового, способность идеализировать место и время, еще что-то - сразу и не упомнишь. Любая дорога раньше вела в никуда, казалось, нигде и никогда не закончится. Теперь она конечна - есть направление и цель. И совсем немного сомнений. Еще осталась тяга к мистике. Думается - это видно невооруженным взглядом.

А пока, две недели даны на размышления, отдышаться после пробега по годам и событиям. Время останавливается, ничего кроме природы и себя самого. Хочется многое вспомнить, взвесить события, что-то оценить, найти это что-то.

Семь ночей в одиночестве. Среди леса: растущего и срубленного, оставленной техники и стынущих шпал. Под плывущими, прозрачными от света луны облаками. За забором. В конце дороги, по которой вряд ли кто приедет. В домике со всеми удобствами и обязательствами. Предоставленный себе самому и мыслям...

Передышка? Возможность остановиться и подумать, …что-то сделать... События последних месяцев тянут жилы, не дают покоя, до бесконечности напоминая о себе. Все запутанно, болезненно, неуютно. Это топтание на перепутье... Словно ты на узловой станции метро, где поезда расходятся в разные стороны, а ты даже не помнишь на котором из них приехал. Может это и есть главное - вспомнить, откуда ты приехал, кем ты был и кем стал? Кем хочешь стать… Может не там свернул, не тот выбор сделал?

Ночь нахлынула дождем. Потемнело только из-за туч. Белые ночи тогда и похожи на настоящие, когда идет дождь. Свет из окон дома, вместе с мотыльками, порхающими в его потоке, усиливает ощущение. Заскрипевший щебень выдал пса, молчаливо трусившего к открытой двери. Издалека, на мгновение, показалось, что это лиса, но чем ближе он подбегает, тем выглядит массивней. Сел у крыльца на задние лапы и широко зевнул, показав все свои зубы. Пронзительно умные глаза смотрят с его рыжей морды немного усмехаясь, с какой-то лукавинкой. Долго вглядываемся друг другу в глаза, и он первым не выдерживает. Нетерпеливо вскочив на лапы, виляет хвостом, желая познакомится, чего-то ожидая от своего молчаливого собеседника.

- Как тебя зовут? Ты чей? - слова словно вера, что будет ответ. Но пес молчит, все также глядя в глаза и весело виляя хвостом.

- Ладно, позже познакомимся, когда решишь заговорить. Не скучай, - он остается за порогом один.

А утром прилетела сорока...

Сорока принесла на крыльях несколько лет…

08.04/05.05
г. Светогорск – С. Б.