Любовь

В психиатрии есть райское место: дневной стационар. По своей привычке страдать с удобствами, я старался попадать туда. Всем было хорошо: КГБ знал, что я нахожусь под неусыпным наблюдением. психиатры могли рапортовать, что социально опасный шизофреник получает интенсивное лечение (которое я естественно незаметно выплёвывал). Особенно хорошо было мне: в стационаре только днём, играешь там в биллиард и настольный теннис, беседуешь с интеллигентными людьми, а вечерами и выходными дома. К сожалению, всегда найдутся люди, завидующие чужому счастью. Заведующая однажды заявила:"Не знаю, чем он болен и от чего его лечить и вообще он поступит в стационар только через мой труп". Нашла когда проявлять принципиальность!

Доктор наук, сотрудник института им. Иоффе, профессор, по контракту ООН проведший несколько лет в Эфиопии, преподавая в тамошнем унивеоситете. В стационар попал из-за примитивной неврастении: расстройство сна и прочее. Не знаю, что я дал ему, но я от него узнал об Эфиопии такое, что нигде не прочитаешь. Отношения у нас были дружеские.

Однажды он показал мне карандашный рисунок на листке машинописного тформата. Рисунок его сына. Хотел узнать, рисунок ли это нормального или психически больного человека. Юмор ситуации был и в том, что он отлично знал о моём диагнозе параноидного шизофреника, но хотел узнать именно моё мнение, а не мнение психиатров.

Я взглянул на рисунок и был потрясён. Была изображена широкая светлая лестница, ведшая к  такому же светлому зданию, первый этаж которого неясно рисовался на заднем плане. Карандаш довольно грязный инструмент и можно себе представить какое нужно искусство чтобы с его помощью создать ощущение белизны и прямо-таки стерильной чистоты. В середине лестницы было откровенно грязное карандашное пятно: на ступеньках сидели двое: он и она. Грубые черты лица, угловатые нескладные фигуры, одежда: какие-то грязные лохмотья, слегка прикрывавшие нижнюю часть тел. Они обнимались, они двигались. Опять таки, кто понимает, знает, какое это искусство: даже большие батальные сцены, нарисованные художниками, признанными великими, представляют зачастую коллекцию неподвижных натурщиков. И в этих движениях была бесконечная нежность, была сама любовь, чистая и ничем не замутненная. Любая сексуальная красивость  показалась бы здесь жалкой порнографией.

Любовь иэгнанная из этого стерильного безжизненного мира, нашедшая приют только на лестнице. И казалось, что от этого грязного пятна, от этих почти уродливых фигур струится могучий тёплый свет, стремящийся оживить пустыню вокруг.

Произведение искусства нельзя описать, можно только описать своё ощущение от него. Я понял, что держу в своих руках произведение гения. Мне приходилось видеть много талантливых произведений. Они отличаются от гениальных тем, что в них всегда можно что-то изменить, переставить, не портя общего впечатления. В гениальном ничего нельзя менять

Я чувствовал себя так, как будто держу в руках драгоценную китайскую вазу и любое мое неосторожное движение может уронить и разбить её. Я сказал отцу какие-то необязательные слова.

Больше у меня в жизни такого не было.

              19.07.2012     фомченко