Взрыв

       Миша Краснов возвращался из командировки очень довольный собой.
       Задание было простым – на раз плюнуть и денежным: одну премию он получил от заказчика, другая дожидалась дома; начальник обещал. В поезде до Свердловска он предавался приятным воспоминаниям о десяти днях, проведенных в Горьком. Работу можно было сделать и за неделю, но командировочное удостоверение сроков не ограничивало, и Миша дал себе вольную: до обеда работал, а вторую половину дня тратил на разные разности. Разностей в большом городе было достаточно, особенно для не стесненного в денежных средствах мужчины. Там же он выполнил просьбу приятеля – Сереги Морозова: передал привет и маленькую посылку его родителям, за что был поен, кормлен и завален расспросами, на которые с удовольствием отвечал длинными, в картинках, рассказами о трудной, но героической, северной жизни. Ему насовали полчемодана теплых носков, шарфов и варежек с наказами не простужаться, раздать всем Серегиным друзьям и особенно не стоять с голой шеей на сильном ветру. Миша обещал выполнить всё в точности, сказал, что Серегу все любят, чем вогнал в слезу его матушку.
       В Свердловске предстояла пересадка. С вокзала в аэропорт Миша взял такси. Несмотря на раннее утро, в кассу топталась приличная очередь. Прямых рейсов в поселок не было.
       Лететь можно или через Игрим, или в Полярную, а дальше вертолетом. Миша выбрал Полярную, поскольку там сейчас работал Серега. Вместе с напарником Борей Глушковым они вели наладку киповского оборудования, и торчать им не меньше месяца. «Убью сразу двух зайцев, подумал Миша, шмотки отдам и приятелей повидаю.» Он взял билет на четырнадцать тридцать, сдал багаж в камеру хранения и налегке пошел в буфет завтракать. Заказав сто граммов водки и традиционную курицу, стал рассматривать через огромное примороженное с краев стекло заснеженное поле аэродрома. Самолеты садились и взлетали, оранжевая гусеница автобуса слизывала с трапов людей и вновь исторгала их внутрь здания, гул самолетных моторов часто перекрывался заученным речитативом сиплого динамика – всё было привычным и как-то по-домашнему спокойным.
       «Не забыть для ребят пива и хорошей водки, подумал Миша, а то, наверное, все глотки спиртом засушили». Он взял в буфете три бутылки «Старки» и шесть «Жигулевского». Голос с потолка напомнил, что подошло время регистрации и нужно забирать багаж.
В Полярную три часа лёту, и Миша рассчитывал застать приятелей уже дома, но в общежитии сказали, что на станции идут пусковые работы и наладчиков можно ждать разве что к утру. Ждать не хотелось и, захватив часть спиртного, он на попутке добрался до компрессорной.
Вой турбин заглушал голоса. Пусковая бригада в полном составе собралась на главном щите управления и не отрывала глаз от приборов контроля.
       - Восемьсот оборотов в минуту… девятьсот пятьдесят… тысяча… - выкрикивал сменный инженер, хотя все и так это видели. – Режим холостого хода: давление в норме, температура подшипников – норма… Десять минут – параметры в пределах… Порядок, ребята!
       Главный инженер перевел дух, улыбнулся.
       - Имитируем аварийную остановку по давлению масла, - скомандовал он. – Морозов, давай к турбине, закороти манометр.
       Через минуту на пульте вспыхнуло красное табло, турбина рявкнула и запела падающим глиссандо.
       - Всё, отбой! – махнул рукой главный инженер. – Замерьте время выбега; турбинисты – внешний осмотр, остальным отдыхать. Через тридцать минут пуск под нагрузку.
       Всё это время Миша стоял в углу щитовой, придерживая за спиной сумку с бутылками. Когда объявили перерыв, он окликнул Морозова и Глушкова.
       - Ба! А ты откуда взялся? – удивились приятели.
       - Взялся вот… - пожал плечами Миша. – В гости к вам заехал, а вы всё пашете. Где тут можно уединиться?
       Он легонько встряхнул сумку, в сумке звякнуло.
       Друзья спустились в машинный зал, прошли коридором в недостроенную подсобку. Там было холодно и грязно.
       - Слушайте, - хлопнул себя по лбу Глушков, - спустимся в технический подвал, в строительную бытовку: тепло, светло и мухи не кусают.
       Они подняли стальной люк в полу и по вертикальной приставной лесенке спустились в подвал.
       - Во, это подходит! – оживился Миша, осмотрев помещение.
       Маленькая, три на три метра комната располагалась под бетонными перекрытиями пола и представляла собой глухой колодец из фундаментных блоков с единственным люком наверху. Строители немного ее облагородили: разровняли пол, установили электрокамин, деревянный стол и скамейки. Здесь они переодевались, грелись в особенно лютые морозы, обедали.
       Миша выставил бутылки.
       - Стаканы, я вижу, есть, а закусон какой-нибудь сыщется? А то у меня только хлеб…
       - Это мы сейчас, это мы мигом! – вскричал Серега, увидев на столе пиво. – Здесь где-то соленый муксунчик был…
       Он распотрошил чью-то котомку и вытащил на свет большую жирную рыбину.
       - Я думаю, коллеги не обидятся, верну вдвое…
       Мужики сели за стол.
       - Ну, так каким ветром тебя к нам занесло? – спросил Глушков, ошкуривая муксуна.
       Миша вкратце рассказал историю своего появления.
       - Да, предки у меня заботливые, - с нежностью в голосе подтвердил Серега, - матушка так вообще… Посмотрела бы сейчас на меня, как мы тут…
       Наверху загудела турбина.
       - Эх, ёлки! Начинают уже. Давайте, ребята, по-быстрому!
       Глушков, по праву старшего, наполнил стаканы.
       - Нету лучше подарочка, чем под рыбку… «Старочка»! – пропел Серега, отдирая тонкую, красновато-масляную полоску муксуньей спинки, - Теперь пивком разбавим…
Мерный звук в машинном зале резко изменился. Турбина ахнула, словно проваливаясь, взревела натужным срывающимся голосом, что-то пушечно грохнуло. С потолка бытовки осыпалась пыль. На пару секунд стало тихо.
       - Запороли машину, - побледнел Глушков. – Помпаж или…
       Он не успел договорить. Давануло в ушные перепонки и, чуть запоздав, раздался длинный грохот, сменившийся протяжным вибрирующим свистом. Погас свет.
       - Всё, доигрались! – просипел Серега. – Ребята, это газ!
       Что произошло наверху – понять было несложно. Видимо, магистральный газ, дежуривший на входе в станцию, каким-то образом прорвался в машинный зал, к работающей турбине. Взрыв был неминуем.
       - Или уже рвануло, или сейчас жахнет, - отрешенно сказал Глушков.
       Словно в подтверждение его слов, рёв наверху усилился, запахло гарью. Выходной люк осветился по периметру розовым, через неплотности засочился едкий дым.
       - Зажаримся здесь, как перепела в духовке, - нервно хохотнул Серега. – Чё делать-то?
       Всем было ясно, что выхода нет, ни в прямом, ни в переносном смысле. Над люком бушевало пламя, температура в помещении быстро поднималась и, если бы не струйки свежего воздуха, сквозившие через не плотно подогнанные блоки фундамента, дышать давно уже было бы нечем.
       - Ну вот что, - первым пришел в себя Миша, - не затем я к вам ехал, чтобы трезвым умереть.
       Он на ощупь разлил по стаканам водку и, крякнув, выпил первым. Приятели механически повторили за ним.
       - Как вода, - сплюнул Серега. – Черт, жарко-то как!
       Миша снова налил по полному стакану. Снова пили, не чувствуя вкуса.
       Рёв наверху сместился куда-то в сторону, но жар не снижался. На люк что-то падало, он дрожал, прогибался, но выдержал.
       - Мужики, а как же там пускачи?.. – крикнул Серега и осёкся.
       Судьба персонала при такой аварии ясна и безнадежна.
       - По-моему, стихает, - прислушался Глушков, - точно стихает. Отсекли станцию, остатки догорают…
       - Значит, не сгорим? – оживился Серега.
       - Может, и не сгорим… Температура, кажется, падает.
       С момента аварии прошло около часа, но затворники мерили свой срок.
       - Что-то быстро кончилось, - сказал Глушков, - стеновые панели долго горят, пенопласт в алюминиевой упаковке…
       - Так их, наверное, взрывом по округе разметало, они и вспыхнуть не успели… А в   здании долго гореть нечему, разве что масло.
      Наверху тишины не было; что-то потрескивало, негромко скрежетало, но рёв утих.
       - Выбираться надо, - засуетился Серега. – Чё мы тут сидим, в потемках.
       - Куда ты, дурья башка?! – оттащил его Миша от люка. – Там сейчас пекло, не остыло еще! Звезданет чем-нибудь сверху. Ждать надо.
       Серега снова сел за стол.
       - Ну, тогда наливай, - сказал он заплетающимся голосом, - за чудесное спасение и избавление от адских мук.
       Выпитая накануне водка наконец возымела действие, и мужики сильно захмелели. Глушков запалил обрезок кабеля, для света. Кабель коптил, вонял и долго этого терпеть было невозможно. Чёкнувшись за избавление, запили пивом.
       - Потуши эту гадость, в темноте посидим… Эх, видела бы мама… А там, наверху, ребята… - голос Сереги задрожал.
       - Ладно, не куксись! – успокаивал Миша. – Может, они еще успели…
       - Чё успели, куда успели?! Ты слышал, как шарахнуло? На тот свет они успели, - плакал Серега, - а мы вот живём…
       - Это тоже не самый плохой вариант, - буркнул Глушков. – Мишке скажи спасибо, если бы не он, мы бы тоже…
       Друзья замолчали.
       Прошел еще час. Станция затихла совсем. В подвале стало холодно.
       - Ну вот, теперь можно попробовать.
       Длинный Глушков уперся плечом в люк, закряхтел.
       - Не идет, собака! Завалило что ли? Помогите, мужики!..
       Они взяли скамейку и торцом попытались поднять восьмимиллиметровой толщины покореженную крышку.
       Глухой стук дерева о металл дал понять, что люк засыпан или придавлен чем-то тяжелым. Все попытки хотя бы отогнуть угол оказались пустым занятием.
       - Хорошо сидим, - невесело пошутил Серега. – Если не изжарились – то замерзнем.
       - Не скули! – разозлился Глушков. – Вечно ты недоволен. Думать надо.
       - Думал заяц, что белый, да облинял, - огрызнулся Серега. – Эти стены – железобетон, а мы – не Монте Кристы.
       - Хватит собачиться! – примирительно сказал Миша. – Выберемся! Наверху остынет – люди придут, постучим, покричим. Сейчас надо думать, как согреться.
       - Ну, это как раз без проблем! – снова пошутил Серега. – «Старка»-то у нас еще осталась?
       Миша позвякал в темноте бутылками.
       - Пусто. В горячах всю выдули. Пиво еще есть.
       - Хорош! – строго оборвал Глушков. – попридержите коней. Сколько нам здесь сидеть – не известно, да и сортира поблизости не имеется. Наденьте-ка лучше барахло строителей, что потеплей, и проспитесь. А я подежурю, послушаю.
       Довод был резонным, и приятели ему покорились.
       …Невольное заточение или, как определил Серега, КПЗ продолжалось более двух суток. Несколько раз, слыша наверху какие-то шумы, сидельцы принимались кричать и грохать скамейкой в люк, но только сорвали на холоде голоса. Помощь не приходила. И только на третий день отдаленный рокот тяжелого мотора воскресил надежду.
       - Катерпиллер ползает, - определил Глушков, - расчищать начали.
       Часа через два грохот бульдозера приблизился к люку. Взревел над головами, сдвигая с него какую-то тяжесть, скребанул гусеницей по металлу, и сорванная крышка впустила под землю клубы морозной пыли. Тракторист двинул рычагами, развернул машину для очередного прохода и… с громкими матюгами вдавил в пол педаль тормоза.
       На том месте, где он только что сдвинул упавшую сверху плиту, прямо из-под земли вылезли три странных существа. Их замотанные в лохмотья, бесформенные фигуры стояли в гусеничной колее и на совершенно черных, угольных лицах сверкали белыми зубами сумасшедшие улыбки.

* * *

       …Официальные хроники факт аварии на Полярной, естественно, умолчали. Но в отчетах следственной комиссии цифры погибших на станции существенно разнились: в одних было записано двенадцать человек, в других – четырнадцать. Пятнадцатый кандидат в покойники – Миша Краснов – в списки попасть не мог, поскольку был случайным, и место его пребывания определить не представлялось возможным.