Грань

Вещь очень старая, но вконтакте заметки отменили, пусть живет здесь, надеюсь, никому не помешает...
Грань между безумием и ясным разумом слишком тонка, её сложно уловить, сложно удержать.   С развитием психологии/психиатрии она всё чаще попадает под внимание учёных, врачей.   Некоторые её черты стали проступать, но в целом она по-прежнему остаётся летучим голландцем.
       Один из «трёх Дворцов» Нарымского сквера оказался тем самым проводником в мир за грань. Дом скорби/страха/призрения – в разное время эти дома назывались по-разному. Но суть остаётся всё равно той же самой – психиатрическая больница/лечебница, в привычном обиходе же СУМАСШЕДШИЙ дом, ПСИХУШКА .
       Жёлтое трёхэтажное здание с башенками на крыше и без единого балкона уже много лет возвышается над Нарымским сквером , скрывая за своими стенами множество тайн, которые известны разве что пациентам (но кто станет слушать сумасшедших? Они же ЧОКНУТЫЕ) и персоналу, который тоже не спешит их раскрывать.   Не так давно оно опустело, став призраком прошлого. Все, до единого, стёкла, остались целы и невредимы. Некоторые форточки открыты, словно кто-то решил проветрить.   На первом этажа окна вообще совершенно новые, пластиковые, то есть с улицы мало что выдаёт пустоту этих жёлтых стен. Возле главных ворот , теперь закрытых, стоит небольшая сторожка, вероятней всего, внутри старый сторож, получающий за это прибавку к пенсии. Есть ещё одни ворота, поменьше, тоже закрытые, за ними уже видно нечищеный снег, выпавший за зиму.
       Периметр огорожен    бетонным забором,   в конце которого обнаружились небольшие проёмы, через которые, собственно, мы и попали на территорию. Голые деревья встретили нас в сумерках своими вытянутыми вперёд, словно руки, ветвями. Летом, когда они покрыты листьями, они, скорей всего, не выглядят столь устрашающими, но в сумерках зимы они как будто пытаются сделать всё, чтобы воспрепятствовать дальнейшему проникновению людей.   («Оставь надежду всяк, сюда входящий»?)
       Лишь оказавшись за забором, сразу чувствуешь давящую атмосферу и присутствие чего-то неощутимого и явно неприятного в воздухе(смерть?). По мере приближения к зданию дышать становилось всё труднее, путь пролегал через глубокие , почти по пояс, сугробы. Примечательно то, что двор от тюремного отличало наличие неестественно-яркой беседки и отсутствие колючей проволки над забором. Площадь не очень большая, так что ассоциации с заточением явные ( может, потому, что там раньше была тюрьма?)
        Главные, железные двери с заснеженным крыльцом, были заперты. Думаю, мало кто входил в них по доброй воле с намерением провести за ними долгие   месяцы, а, возможно, и годы. Парадокс, если бы больница продолжала работать, немногие из нас рискнули бы подойти сюда, боясь остаться за этими дверями навсегда.
        Было ещё несколько входов, один из которых, запасной, оказался слегка прикрыт изнутри, таким образом, мы по очереди пролезли в небольшой проём между створками и оказались внутри.   Перед нами простирался длинный коридор с окнами на улицу с одной стороны и множеством комнат с другой. Мы все включили фонари, освещая темноту пустующего дома. Первым желанием у меня было развернуться и уйти, пока не поздно (не поздно что?), но, с другой стороны, как будто что-то меня тянуло вперёд.   Первым из запахов, который мы почувствовали, был слабый запах заброшенного здания, он был едва уловим, видимо, из-за недавней заброшенности, а вторым, более ярким, был запах неизвестных нам медикаментов, когда-то применявшихся здесь. Мы двинулись по коридору. Одни комнаты были большие, с несколькими окнами, а другие поменьше. На некоторых остались таблички, указывающие назначение комнат, в основном, это были кабинеты врачей и комнаты для групповой терапии. Они отличались лишь размерами, но внутри был одинаковый линолеум, неизменно хрустевший под ногами. Большинство были абсолютно пусты, но в некоторых всё же оставалось ещё что-то. За что мог зацепиться взгляд .   
        Мебели осталось очень мало,   иногда в кабинетах стояли одинокие, покрытые пылью, столы и/или стулья. В паре комнат обнаружились кушетки. Я вздрогнула при взгляде на них, представляя себе пациентов, лежащих на них , к тому же изощрённая фантазия увидела ещё и привязанных толстыми ремнями к ней больных.
        Собирались переезжать явно основательно: из документации, к сожалению, ничего стоящего не осталось. В кабинетах лежали журналы прививок/ проверок на различные заболевания, не относящиеся к психиатрии, было множество пустых бланков – направлений на госпитализацию   (старые, ещё советские, жёлтые – «жёлтая справка», зачем-то взяла себе несколько), новые справки, заключения, но ни ОДНОЙ ИСТОРИИ БОЛЕЗНИ не было. Разглашение сведений ведь запрещено.
       В одной комнате особо впечатлило одиноко стоящее кресло, судя по всему, для шокотерапии, поскольку всем своим видом   оно напоминало электрический стул. Здесь я остановилась на некоторое время, безмолвно глядя на него широко открытыми от ужаса глазами. Больное воображение рисовало двух докторов и одного несчастного больного, обречённого на терапию.   Судя по всему, воображение настолько слилось с картиной, что я даже услышала (!!!) крики этого несчастного. Атмосфера проникала в мою кровь, делая меня своей частью.
       Выбежав из комнаты с трясущимися руками, я осознала, что сильно отстала от остальных, позади длинный коридор из окон и открытых дверей , впереди – точно такой же и лестница, ведущая в подвал и на верхние этажи, не слышно голосов, не видно ни одного луча света от фонарика. Я позвала, но никто не ответил мне. Внутри меня началась такая паника, каждый удар сердца глухо   отдавался в мозгу. Это словно лабиринт, всё выглядит совершенно одинаково, заблудиться так легко.   Услышав лёгкий скрип (за мной ведь никто не шёл!!), я резко обернулась и в желтом отсвете уличных фонарей   увидела какую-то сиреневую бестелесную тень ( я не знаю, как точнее назвать то, что я увидела!) Через несколько секунд она пропала, но чьё-то присутствие я ощущала очень явно.   В тот момент ( хотя к тому времени одна я находилась совсем немного времени) я отчаянно, всем своим существом, почувствовала тонкость той самой грани разума и безумия. И если бы не Игорь, появившийся непонятно откуда и спросивший « Ты чё тут стоишь?» , то, возможно, я бы переступила её безвозвратно, ибо нервы были натянуты до предала, не знала, чему верить из того, что вижу/слышу, казалось, что каждая часть тела не согласовывалась с остальными. Ладони вспотели, я чуть не выронила фонарик. Уже вместе с Игорем мы двинулись дальше, нервно поглядывая друг на друга.
         Дальше мы решили исследовать подвал. Он действительно устрашал (камера пыток?). Длинный узкий коридор, напоминающий бетонную коробку, поскольку стены не были ничем отделаны. Ощущение коробки ( камеры пыток?) усиливало полное отсутствие окон и , соответственно, полная темнота. Как по закону ( подлости? глупых фильмов ужасов?) у всех постепенно стали садиться батарейки в фонариках . В фильмах это воспринимается дешёвым трюком, в подвале заброшенного здания в жизни   - каким-то сверхъестественным знаком.
         В подвале осталось больше, чем на первом этаже. Там были и чистые журналы учета пациентов, и целая коробка железных кружек, судя по всему, недавно поступивших, и различные накладные, но на столе лежала куча иголок, взглянув на них я невольно поёжилась, вспомнив «Пилу 2». Но моё внимание особо привлекли веточки вербы, стоящие на другом столе, вроде бы в литровой банке. Они что вечные?? Они были такие пушистенькие, словно только что срезанные, как будто молодая медсестра поставила их туда только несколько минут назад… Я всё смотрела и смотрела на них, как заворожённая, не в силах отвести взгляд.
        В подвале также находилась кухня, бухгалтерия ( а в шкафу у них стояла литровая бутылка из-под Зелёной марки), была там и сторожевая, где на стене висели ключи, стоял телевизор и пахло многолетним курением. Но больше всего меня там поразила очень маленькая комнатка, опять же без единого окна, с единственным стулом посередине и закрывающаяся на железную дверь.   Это карцер/изолятор, как угодно. В случае особо буйного поведения человека помещали сюда. И он один сидел на этом железном стуле, скорей всего, в смирительной рубашке, связывающей его руки за спиной. И вопреки всем стереотипам стены были не мягкие, а самые обычные, естественно, кого будет волновать, если больной (он же ПСИХ)   от страха, отчаянья, одиночества (или любых других причин, как то: клаустрофобия, боязнь темноты, и.т.д)станет биться головой об стенку. А ведь так могли оставить на несколько часов или даже суток.   Вот где настоящая камера пыток.   Я зачем-то провела пальцем по этому стулу и вздрогнула, словно почувствовав какой-то заряд от него. Вот она, грань, снова прощупывается, такая тоненькая, прямо на этом стуле. Мелькнула мысль : «А я бы смогла сидеть здесь?», от которой стало не по себе. Решила оставить этот вопрос без ответа, не провоцируя свою и без того расшатанную психику.
          Из подвала мы пошли по лестнице на второй этаж. По пути мы услышали   какие-то скрипы и затаились. Не знаю даже, что могло быть источником. Ощущение, что здание продолжает жить своей жизнью. На втором этаже было в целом точно так же, как   и на первом.   Одна комната привлекла моё внимание – там на стене висели изображения «смешариков», а   в углу стоял небольшой диван. А ещё там практически во всех комнатах на стенах были нарисованы цветочки, фрукты. Невинные ромашки, как будто не к месту и не ко времени нарисованные на стене каким-то ребенком, в один миг вывернули мою душу наизнанку. Они меня настолько угнетали, что одного взгляда на них хватило, чтобы мой мозг стал отплясывать канкан. 
         Третий этаж мне мало чем запомнился, т.к. один в   один повторял предыдущие этажи. На одном из подоконников лежала книга Э. Берна «Игры, в которые играют люди» 1964г., напечатанная ещё на печатной машинке. Не задумываясь, я взяла её себе.   (Э. Берн, однако оказался   немного фрейдистом).
         На лестничном пролёте между 3м этажом и выходом на чердак мы снова затаились, опасаясть охраны. 8 сигарет светились в кромешной темноте. Осмотрев чердак, мы решили пойти на выход.
        И   на всех этажах на самом деле можно было заблудиться, они были одинаковыми. Никогда не видела такую монотонность атмосферы, интересно, насколько по 10-тибальной шкале врачи были психически здоровы? Насколько сильно они отличались от своих пациентов? Ведь эта грань была частью их жизни. 
        На первом этаже мы несколько раз прошли мимо дверей, в которые заходили. Что бы это значило, когда ни один из восьми не видит выход? Возможно, всё та же самая грань. Или здание всё-таки продолжает жить…               Когда мы всё-таки вышли, нам предстояло пройти по тому же маршруту, по которому шли до этого. Я часто и тяжело дышала. Я шла предпоследней. Как только я ступила в уже исхоженный нами сугроб, у меня внезапно подкосились ноги, и я бессильно рухнула в снег.   Грань всё-таки осталась. Идущий сзади помог мне подняться и спросил: « С тобой всё нормально?» «Да, спасибо». Нормально. Мысленно усмехнулась. Грань... 
         Всю ночь практически не спала, стоило мне закрыть глаза, сразу видела что-то, связанное с Дворцом. Грань, не стоит её переступать…

25.03.10