Рыбалка

ТОФ. 1977-78 год.

Да, хотя отделка помещений и старовата, вернее старомодна, чувствуешь себя на этом ледоколе очень уютно. Под благородное дерево и переборки и палуба. Моя новая каюта оказалась на южной солнечной стороне, вид из иллюминатора на море открывался просто непередаваемой красоты. А если серьезно, то после предыдущего плавсредства, которое и пароходом-то назвать можно было с натяжной, я чувствовал себя как в раю.
Прошлым моим судном был морской буксир. Это был обычный буксир, каких на всех флотах бегало по десятку, а то и больше. Особенностью предыдущего было не только то, что ещё держится на плаву, но и исправно  выполнял свои обязанности.

И вот, наконец-то, я попал на нормальный пароход. Конечно это на самом деле не пароход, а судно с дизель-электрической силовой установкой, или дизельэлектроход, но пока выговоришь такое…
Работа мне нравилась, ледокол это единственное судно, на котором реально виден результат твоей работы. И скорость видна на глазок и пройденное во льдах расстояние, а особенно глаз радует очищенная ото льда акватория  какого-нибудь водоема.  Но рассказ будет не об этом,  рассказ будет о рыбалке.
Любитель половить рыбу сам, я никогда не понимал людей, часами склонившихся над черной дыркой во льду.  В любую погоду, при любой толщине льда. Ветер, снег, ничто не может настоящего любителя подлёдного лова заставить отказаться от этого удовольствия. Причем я знаю массу людей, которые были настоящими фанатами этого дела, но кушать пойманную рыбу, ни за что не будут, просто не любят. Представляете, идти по льду многие километры, в холод, метель, сидеть часами над лункой, иногда по щиколотку в воде и всё это просто «из любви к искусству».   
Наш капитан был «рыбаком» иным. На рыбалку он всегда рвался, но рыбаков ненавидел, и никогда рыбу не ловил, а вот поесть   хвостатую любил.
Особенно его радовало приказ-задание по расчистке фарватера  бухты Новик, что на острове Русский неподалеку от порта Владивосток. И по странным обстоятельствам это приказ-задание практически всегда совпадало с периодом ловли сельди.
Для меня работа на ледоколе только начиналась. Всё было интересно, всё казалось красивым, всё было в новинку.
Проковыряв фарватер до ближайшего «поворота» капитан дал приказ войти в лёд и остановить машины.
- Готовность 30 минут! Вахтенный! – Это он мне. - Как только вон из-за той скалы появятся сани,  звонишь мне в каюту и даешь готовность «машине».
Невысокого роста, но широкий в плечах, с густой седой шевелюрой которую не мог растрепать никакой силы ветер, с властной осанкой и таким же выражением лица, он всегда вызывал у окружающих настороженность и напряжение
- Радисты! Диспетчеру передайте, что часок постоим во льду по техническим.
Судя по довольному кряхтению, капитан удалялся в свои покои поспать.
Моё дело маленькое, нас толкнули, как говориться, мы упали, нас подняли, мы пошли. Я отослал рулевого матроса в распоряжение боцмана, а сам  занялся корректурой карт по последним, полученным перед выходом на это  задание,  «Извещениям мореплавателя».
     Солнечно. От ослепительно белого снега становилось больно глазам. Белым было всё и лес и сопки и, конечно же, сам лёд. Покурив на крыле мостика, я с удовольствием ушел продолжать работать в штурманскую, где в полумраке, среди жужжащих приборов, было довольно-таки уютно и тепло.
Через пятнадцать минут неимоверных усилий заставить себя работать дальше, я сдался. Мягкий кожаный диван сделал своё чёрное дело. Не успел я на него присесть, а если быть честным, прилечь, как сразу задремал.
Появление странного каравана состоящего из четырёх саней, в которые были запряжены низкорослые лохматые лошадки я, что вполне естественно, "увлекшись работой", прозевал.
- О! Кормильцы пожаловали! Штурманец! Буди кэпа, пора на рыбалку. – С радостью прокричал вахтенный радист, на верхнем мостике ремонтировавший антенну.
Пока мы сдвинулись с места,  приехавшие на санях люди успели рассредоточиться по льду и стали расчищать раннее вырубленные и уже основательно замерзшие большие квадратные полыни.
- Граждане рыбаки! – Голос нашего капитана, многократно усиленный «электро-матюгальником», разорвал тишину ушедшей в зимнюю спячку почти дикой природы. - Освободите акваторию! Начинаем очистку бухты ото льда!
У полыней оживление. Кто-то побежал из одной группы в другую, кто-то сел в сани и куда-то поехал. Остальной народ, глядя на приближающийся ледокол, замер.
- Полный вперёд! Держать на левую телегу. – Потирая руки, скомандовал капитан. - Завпрода на мостик.
Снежная пустыня, отражая миллиардами мерцающих разноцветных искринок яркое зимнее солнце, как сказочное нежное, будто пуховое покрывало вышитое драгоценными камнями. Даже боль в глазах, отдающаяся где-то в голове, не смазывала восторга от увиденного.
Но, как оказалось, не всех эта красота так восхищала и радовала. Капитан был человеком практичным, начисто лишённым эмоций. Да и не для этого мы сюда пришли.
 - Сколько у нас там пустых мешков в баталерке имеется?
- Всего шесть,  - ответил запыхавшийся от непривычного бега по трапам завпрод, - и те из под хлеба.
У меня давно уже сложилось впечатление, что все заведующие продовольствием, очевидно из-за специфики работы, становятся похожими друг на друга. Нет. Абсолютной схожести нет, а вот, манера говорить, двигаться… Они редко бывают толстыми, но практически все, со временем, равномерно покрываются жирком. Отсюда и отдышка и медлительность не только в движении, но и в мыслях. Мозг, от отсутствия умственной деятельности, наверно, тоже жирком покрывается.
- Маловато. Ну да ладно, тащи на шкафут все шесть.
Остановив движение ледокола метрах в ста от полыни, капитан, уходя из ходовой рубки, не поворачивая головы, сказал:
- Как подойдут парламентёры, старпома на шкафут.
Солнце теперь светило в спину, но от этого было не легче. Все, кто имел хоть какой-то опыт ледокольщика, был в тёмных очках. У меня опыт отсутствовал, поэтому непрерывно щурясь от яркого, отраженного снегом света, от сигаретного дыма и дующего в лицо легкого, но довольно холодного ветра, стоя на крыле мостика, ждал, чем всё это закончится.
Переговоры длились недолго. Скоро все шесть мешков наполненные свежевыловленной сельдью  были в провизионке. А  к вечеру  рыба была засолена и аккуратно уложена в деревянные бочонки.
Сразу, как только мешки с рыбой оказывались на борту судна, была продолжена работа по очистке фарватера. Участок, где местный рыбколхоз из года в год ловил сельдь, находился совсем в другом месте, но, как говориться, хочешь жить умей вертеться. И капитан доволен, и экипажу что-то перепало и рыбаки довольны, что смогли отстоять место рыбалки, единственный способ  выживания колхоза в зимнее время.

Тот же ледокол, окрестности того же порта Владивосток. На мостике я, тот же капитан, старпом и рулевой матрос. Все в форме, при галстуках. Даже матрос в синей форменной куртке. Левая рука капитана в перчатке. Это он в юности взрывчатку принял за пластик и пытался выточить себе мундштук. Вот так, иногда трагически, люди бросают курить раз  и навсегда.
- Граждане рыбаки! Освободите акваторию гавани, будет производиться очистка бухты ото льда.
Это уже бухта Улисс. Везде, по всей поверхности льда, сквозь позёмку, среди небольших ледяных торосов, чернели сгорбленными спинами окоченевшие от холодного  пронизывающего ветра рыбаки. Даже в ходовой рубке ледокола, прогреваемой до двадцатиградусной температуры, от одного только вида этой метели, становилось зябко. Неба не видно, было  немного мрачновато и казалось вот-вот пойдёт снег.
Ни одна из фигурок не сдвинулась с места.
- Примерзли. – Съязвил старпом.
- Граждане рыбаки! Освободите акваторию гавани, будет производиться очистка бухты ото льда. – Громкость электромегафона установлена на максимум, отчего голос капитана казался каким-то нечеловеческим. С веток деревьев, расположенных вдоль берега, с крыш близлежащих домов от этого звука обсыпался снег. А на льду, по-прежнему, никакой реакции. 
- Ну, что? Развлекуха? – С непонятным восторгом, потирая протез левой руки, спросил нас капитан. – Вперёд средний, держать на створы.
А по направлению створов, как раз на входном фарватере, корюшка ловилась особо активно. Там-то от рыбаков и льда, практически, видно не было.
В таких случаях капитан одевался  теплее, натягивал шапку по самые уши, и, с довольной улыбкой, размещался на крыле мостика. Ему бы попугая, или пингвина какого-нибудь на плечо, ну настоящий пират, разве только не одноногий.
Летим вперёд. До ближайшего рыбачка  осталось метров двести. На  льду никакой реакции. Осколки льда с треском вылетают из-под форштевня, скорость всё больше и больше. Старпом, не привыкший к такому экстриму, двумя руками жмет кнопку гудка. А гудок у нас был славный. В районе стоянки ледокола все вороны и воробьи шарахаются от этого звука в стороны как от взрыва.  Шарахаются прохожие, случайно оказавшиеся у причала, даже собаки, роющиеся около мусорных баков, с визгом убегают и не возвращаются больше никогда. Чайки с перепуга падают без чувств или взлетают выше облаков, а на льду, будто его и не слышно.   Как сидели, так и сидят. Я уже стал нервно поглядывать на капитана. А у того огоньки в глазах как на охоте. Наверно у летчиков времен войны были такие глаза при пикировании на цель перед бомбометанием.
Наконец дрогнули самые нервные, побежали в разные стороны как букашки, держа в руках свои сундучки с рыбацким скарбом и рыбой, если успели её собрать со льда. Удочки  зажаты в зубах, леска тянется сзади, времени её выбрать, обычно не хватало.
Представляю, что они говорили в наш адрес.
- Утопим. – Ужаснулся я.
- Не было такого случая. - Донеслось в крыла мостика. – Стоп машина! Руль лево пятнадцать!
Некоторые из тех, кто отбежал, казалось бы, на безопасное расстояние, снова сверлили лунки.
- Ха! – При каждом заходе на боевой курс, прицеливаясь в наиболее плотное скопление рыбаков, повторял капитан.
Спасти загубленную рыбалку могла только глубина не позволяющая подойти ледоколу. По несколько раз приходилось рыбачкам отбегать метров на сто  и снова обустраивать очередную лунку. И так до самого берега, до припоя.
- Смотрите на этого идиота! – Капитан, свесившись с мостика, чуть не вывалился за борт.
Доведённый до отчаяния рыбак, очевидно потерявший весь улов, бросил на лед свой сундук и, взяв наперевес, как винтовку, коловорот, понесся в «штыковую» атаку  на наш ледокол.
- Ну, ты погляди на него! - Радовался капитан, -  Ну, ща дырку сделает, потопнем же. – Захлебывался он от смеха.
- Стоп машина! Дай посмотрю, что он делать дальше будет.
Не добежав до расколотого ледоколом льда несколько метров, бедняга остановился, швырнул коловорот на лед и что-то долго громко кричал. Слушать его было не обязательно, и так всё понятно, да и как-то неудобно было.
Некоторые отчаявшиеся рыбаки ушли совсем, проклиная капитана, ну, конечно же, вместе с ним, и всех нас ледокольщиков. Но некоторые, видимо особенно преданные своему увлечению, попытались попробовать рыбацкого счастья почти у берега, может на мелкоте что и клюнет.
- Ха! Наивные ребята.– Капитан внимательно рассматривал в бинокль скопившихся у берега рыбаков.

Через некоторое время ледокол плавно подходил кормой к кромке льда у берега,  к припою, где было людей побольше, чем в других местах. Некоторые рыбаки с ухмылкой посматривали в нашу сторону, мол, тут-то тебе, козлу, нас не достать.
Подошли, уперлись кормой в лёд и, к нашему удивлению, остановились. Капитан в бинокль минут двадцать рассматривал, у кого как клюёт, даже, казалось, радовался:
- Ты посмотри, все сидят, а вон тот так и таскает, одну за другой. И вон тот тоже молодец. Надо же, сидят вместе,  одни ловят, а другие нет.
Под защитой обрывистого берега ветра почти не было, но мороз ощущался даже на глаз. Все, кто находился тёплой ходовой рубке ледокола, поверх формы надели куртки. Старпом, поёжившись, даже фуражку.
Рыбачки, похоже, стали о нас забывать. Хоть и редкий, но клёв был, а от нечастых поклевок азарт ещё больше.
- Пора. –  С ехидной улыбочкой тихо, сказал капитан и уже громче приказал:
- Полный ход вперед!
Вы бы это видели, это надо просто представить. Сидит на ящичке человек с напряжением и  надеждой смотрящий в лунку, хотя смотреть туда совершенно нет необходимости, клёв определяется по вздрагиванию лески. Так вот. Сидит рыбак и ждёт клева, и вдруг, в лунке, мощный бурун, будто проплыла огромная рыбина. Всё внутри напрягается, а вдруг!...  Но, через несколько секунд из этой черной дырки выпирает сначала небольшой, растекающийся по льду бугорок воды, который через мгновение превращается в двухметровый фонтан. И так практически у всех, кто сидел по направлению кормы ледокола. Фонтан, превратившись в дождь, выпав на головы неосторожных рыбаков, быстрым потоком смывает разбросанный по льду, хоть и небольшой, но все же улов, обратно в те самые черные дырочки из которых с таким трудом он был добыт.

На городском рынке, что на площади Луговой в городе Владивостоке, на одном из столбов обклеенных всевозможными объявлениями, на самом видном месте, регулярно  появлялось фото нашего капитана с указанием его «реквизитов» и предложением того, что надо с ним делать при встрече.

Порт Советская Гавань. Посёлок Бяуде. Нудная работа, периодически прерывающая бесконечные партии в преферанс. Зима тут какая-то серая, в том смысле, что не было сияющей белизны, занесенной снегом природы. По крайней мере, в эту зиму. Наполовину деревянный город интереса не вызывал уже после первой ознакомительной поездки. Пивная со второго  посещения вызывала неприязнь, дешевый портвейн из местных магазинов одним только напоминанием о себе вызывал рвотный рефлекс. В общем, тоска смертная.
- Чего-то не хватает. – Грустно сказал капитан, глядя на бескрайний фронт работы. Гавань была полностью забита льдом, ветер работе не помогал, а от течения было пользы мало.
- Рыбаков. – Съязвил второй помощник капитана Валера Тихов. Он сам в недавнем прошлом был капитаном разжалованный во вторые помощники за все возможные грехи, которые можно было допустить на флоте. С нынешним капитаном, мог позволить себе разговаривать на равных.
- Во! Точно! Валера, ты же рыбак!
- Ты, что? Потренироваться на мне собрался? Развлекухи не хватает?
- Да ну тебя. Пока мы работаем, посидел бы ты с удочкой, может, корюшки наловишь, на полдник или ужин.
- Да нас тут полсотни ртов, представляешь, сколько наловить надо на всех.
- А возьми с собой штурманца, я вместе со старпомом и без вас справлюсь.
Ну, думаю, и угораздило. 
Через час, расположившись на припое, я, после краткого инструктажа, с надеждой всматривался в черную бездну просверленной в почти полуметровом льду лунки.
Сразу же, после первой поклёвки, меня, что называется, торкнуло.  Пошел клев. Да ещё какой. Триста, хоть и небольших рыбок за какие-то четыре с половиной часа. Практически по рыбке в минуту. А запах!...  Запах моря вперемешку с запахом свежих огурцов.
На следующий день мы стояли на корме судна в полной рыбацкой амуниции и с нетерпением ждали высадки не лёд.
Полный штиль. Мороза практически не было, а может в азарте я его и не замечал. Глубина, даже не далеко от берега, была достаточной для нормальной рыбалки. Клёв опять был сумасшедшим. Я уже мастерски, ну, почти мастерски, управлялся одновременно с двумя удочками. Рыбой завален весь лед в радиусе двух метров. Считать пойманную рыбу у рыбаков плохая примета, мол, клёва не будет, но я считал. Казалось, что тут плохого клева не бывает. Уже шестьсот двадцать штук. Руки поднимались с трудом, валенки промокли, тулуп тоже был мокрый, но только изнутри, от пота. Какая там усталость, какой там ветер или что-то там ещё…
 А вот «что-то там ещё» подкралось, как и полагается в таких случаях, незаметно. Наш капитан решил посмотреть, как в этот раз  у нас с уловом. И ничего умнее не придумал, как на среднем ходу, а это узлов 6-8, пройти рядом с нашей льдиной.
  До этого случая, да и после я никогда так не отключался от действительности. Откуда-то издалека, будто из другой реальности, до меня стал доходить какой-то грохот, приглушаемый ветром и шумом воды. Если вы бывали у водопада, то это именно тот звук.
В очередной  раз рыбки подцепились на обе удочки одновременно. Надо непременно достать обе, а это не очень-то и просто. Стоя, размахивал обеими руками одновременно. Со стороны это выглядело, будто я изображаю пропеллер. Леску наматывал прямо на запястья. Вот они, серебристые обитатели морских глубин и на льду. Мысль об одном -  не запутаться бы и быстрей блёсны обратно в воду. И вдруг до меня доходит крик Валеры.
- Беги! Бросай все на …! Беги! Смоет!
Крик почему-то доносился со стороны берега. Сначала я посмотрел, действительно  с берега, или показалось. Потом стало доходить то, о чём он там кричит, а уж потом я обернулся на шум приближающегося со спины водопада.
- Мама! – Выдохнул я.
Стена ломающегося льда с волной, высотой метра с полтора, валом катящаяся от кормы ледокола до самого берега, была уже метрах в десяти. Схватив в одну руку сумку с рыбой, в другую рыбацкий сундук, который мне по доброте душевной дал попользоваться Валера, зажав его же удочки в зубах, я понесся к берегу. Бежал, а в мыслях  блёсенки-мормышки, которые, при такой экстренной эвакуации,  наверняка, оборвутся. На двухметровый обрыв взлетел, почти земли не касаясь, чего только со страху не сделаешь. Какие отборные маты я говорил в адрес нашего капитана, даже повторить трудно. Если бы у меня был коловорот, не исключено, что мог броситься в штыковую атаку на собственное судно.
Рыбу, которую все рыбаки, и мы были не исключением, всегда бросают на лед, нет времени с ней возиться, смыло. Смыло и перчатки, оставленные впопыхах на льду, утонул и коловорот. Мрачность настроения усугублял начавшийся снегопад, больше напоминавший дождь.
Молча пошли к причалу.
При встрече на борту я не произнес ни слова, куда мне молодому.
 Вспомнились рыбаки, которых гонял по бухтам наш ледокол. А вот Валера абсолютно не стеснялся в выражениях. То, что я говорил про капитана стоя на берегу, глядя на уходящий в воду улов, было просто  детским лепетом, по сравнению с Валериным красноречием. Практика выражения чувств посредством неудержимого словоизлияния у него была значительно больше моей, хотя свой улов он со льда успел собрать весь. Капитан же только улыбался.
На полдник буфетчица поставила перед капитаном полную тарелку самой крупной, поджаренной до золотистого цвета, ароматной корюшки.
Больше на подлёдный лов я не ходил никогда.