Лохи

Теплое, не по-осеннему яркое солнечное утро выдалось в праздничный день. За распахнутым настежь окном застыли без движенья пестрые кроны деревьев. Улица была безлюдна и только на троллейбусной остановке, опаздывающие на демонстрацию заводчане старательно стремились втиснуться в туго нафаршированный телами короб троллейбуса.  Отсутствие на демонстрации приравнивалась к идеологической диверсии. “Уплотняемся! Не висим на подножках! - доносился в комнату радиоголос водителя. “Поднимайтесь, всем же надо! Еще чуточку потеснитесь! - суетились последние пассажиры, утрамбовывая собой входные проемы.
- Сейчас утрамбуются, уплотнятся, двери закроются, а на площади тралик всех выплюнет измятых, потных, нервных. Праздничек!
- Да, выдадут транспаранты, портреты, флажки и стадом, по команде, погонят к трибунам кричать “Ура!”  Биомасса.
Двое подростков наблюдали из окна квартиры розовой пятиэтажки за отправлением последнего троллейбуса. Через пятнадцать минут движение транспорта будет перекрыто и воцарится покой на их, отдаленной от центра, улице. Они впервые не шли на парад...

…Появились одинокие автомобили. Постепенно поток увеличивался. Это означало, что вот-вот придет и первый троллейбус, возвращающий демонстрантов к празднично накрытым столам. И разольется застолье, и потечет оно в желудки, утомленные ожиданием, и начнется гулянье народное, песни ором разнесутся по всей округе, и веселье будет громкое, и ругань тоже.
А пока, проигнорировав Парад труда, молодежь покуривала в окно, чтобы не задымлять комнату, и продолжала философствовать о жизни под песни “Машины времени”.
- Надо пиво допить, а то, скоро наши вернутся.
-Может, свалим куда?
-Нет, не поймут. Надо дождаться.
-Ну, давай тогда стол, что ли, поставим, может, накрыть успеем.
-Погнали.
 Сделав музыку громче, они отправились в комнату, которую семья называла “зала”.  “Мы ужинаем в зале”, а где же еще, если комнат две и вторая детская, а кухня – ниша для газовой плиты, мойки и холодильника – стандарт. “Зала”, она же родительская спальня, была больше детской и кроме дивана, двух кресел с журнальным столиком и мебельного гарнитура, коричневого шедевра советского кубизма, вмещала еще и фортепьяно. Черное с изогнутыми передними ногами  оно величественно выделялось из общего интерьера. На стене висел ковер – символ благополучия.
Только успели друзья установить большой обеденный стол перед диваном, как прорываясь сквозь роковые аккорды, заявил о себе пронзительным визгом дверной звонок.
- О, пришли. Делай музыку тише.
Замок, щелкая, провернулся, и на пороге появились родители.
- Разве можно так громко, вам не дозвонишься. Сделайте тише. – скомандовала мама.
- Что это за козий моветон? – спросил Семен Маркович, - мужи поют или бабы, не разобрать.
Этот стон у вас песней зовется?
- Это Макаревич! – в один голос выпалили друзья, - Послушайте слова какие!
- Ну какие при такой музыке могут быть слова – иронизировал Семен Маркович, - наверняка такие же, как музыка.
- Нельзя так громко слушать, испортите слух, - беспокоилась мама.
- Нельзя слушать такую музыку, классику можно,- продолжал подтрунивать Семен Маркович – слушайте классику.
- “Битлз”  тоже классика, уже,  - принял вызов Эд.
- Классика – это гармония вне времени. – пикировал Семен Маркович, - а то, что вы слушаете – набор электрозвуков.
- Просто у каждого поколения своя музыка, - поддержал друга  Каюня.
- Ладно, философы, потом поговорим. Сейчас давайте стол организовывать. Все помогают маме.-  говоря это, Семен Маркович не подразумевал свое личное участие в сервировке стола, а просто руководил подготовкой к празднованию.
Зазвонил телефон. Он поднял трубку.
-Слушаю,- чувствовалась начальственная нотка в этом интонированном ‘слушаю”, – да, хорошо, несите.
Сказано  четко, без лишних слов
- Люка,- обратился он  к маме, войдя на кухню.- Питюхин с проходной звонил. Кто-то из твоих охломонов бросил на газоне портрет самого Андропова. Питюхин в панике твердит: «Забыли на газоне, забыли …». Сказать ” бросили” кишка тонка, хотя, наверняка бросили.
- Нет, Семочка, бросить не могли. Транспаранты и портреты под роспись выдаем. Посмотрю потом  в списках, кто нес Андропова.
В дверь позвонили.
- Ребятки, откройте! К нам  Андропов с Питюхиным.
- Семка! – не одобрила шутку мама.
Из прихожей послышался голос Питюхина: «Семен Маркович, я портрет принес. Куда его?»
- На пианино поставь,- не выходя из кухни иронично распорядился Семен Маркович и обратился к маме: – Поставит.
- Поставит,- согласилась мама.
“Так здесь же бюст Пушкина, канделябр и ваза”, донеслось из залы.
-Это не Пушкин, а Блок. Гони кучерявого и водрузи лысого,- не унимался Семен Маркович.
Мама подскочила к нему и прикрыла ему ладошкой рот.
-Семка, прекрати!
- Все, молчу,- смирился он, целуя мамину ладонь.
В зале что-то грохнуло.
- Молчи!- с напускной сердитостью приказала мама.
Через минуту Питюхин попрощался, поздравил с праздником и вышел.
Пацаны в “детской” курили, выпуская дым в окно.
- МОлодежь, вы где притаились,- Семен Маркович открыл дверь в комнату, - если вы курите и прячетесь, значит понимаете, что курить – это плохо. Поэтому нотаций читать нет смысла, но прячетесь, значит - боитесь, а никогда ничего не надо бояться. В своих поступках надо быть уверенным и способным их объяснить.
- Да мы не прячемся, - пряча сигарету сказал Каюня.
- Прячемся, но чтобы не огорчать маму, - выровнял ситуацию Эд.
- Похвалить не могу, но логику одобряю... И что это у вас играет? – кивнул он в сторону проигрывателя.
- “Машина времени”, та, что подверглась жесткой критике.
- Разумеется, несправедливой?- улыбнулся Сем, как, за глаза, называли его пацаны.
- Несправедливой, - утвердительно кивнул Эд.
- Ладно, пока мама не позвала на помощь, слушаем гениальный текст в сопровождении электрооборудования. Гитары -  электро?
-Да.
- И пианино – электро?
- Да, орган.
- И барабаны?
 -Нет, барабаны настоящие.
- Вот видишь, ты не задумываясь определил что настоящее, а что искусственное. Ну ладно, валяйте тексты.
Пацаны засуетились выбирая из репертуара самое – самое, чтобы сразу в ''десятку''. Они ничего не доказывали Семену Марковичу, они просто хотели, чтобы этот умный, авторитетный человек прослушал слова песен, которые казались им откровенным бунтарством.
- Может «Давайте делать паузы в словах».
-Ставь!
С.М. расположился на диване, закинув ногу на ногу. Его взгляд говорил о серьезности намерений.
 Зазвучали аккорды и Макаревич запел. Пацаны поглядывали на реакцию С.М. и переживали так, как будто это они исполняли песню. С.М. сидел неподвижно, действительно вслушиваясь в слова текста. Когда Макаревич допел, С.М. попросил поставить еще раз последний куплет.
-Стоп! Давайте с первого еще раз,- остановил оживившихся  ребят С.М., и позвал маму - Люка, иди послушай!
- Я занята, - отозвалась с кухни мама.
-Брось ты эту стряпню и иди послушай. Мальчики ждут.
«Мальчики ждут» подействовало магически.
- Что у вас?- появилась мама  в дверном проёме
- Ставьте,- скомандовал С.М. и жестом пригласил маму присесть на диван.
Когда песня отзвучала повторно, С.М. процитировал последний куплет
-«…Мы думали что мчимся на коне, а сами просто бегали по кругу, а думали, что мчимся на коне…». Не дурно,- подытожил он, - а кто исполнитель?
- Макаревич
- Понятно, жид.
-Да нет, он русский – Андрей.
-Русский жид, и  как большинство русских жидов талантлив. А парни молодцы,- погладил С.М. мамину руку,- правильно мыслят.
- Сема, не распространяй на детей диссидентскую пропаганду, я с этим автором не согласна. Какое- то упадническое настроение, безысходность «…а с нами ничего не происходит и врядли что- нибудь произойдет…». Это кто говорит, молодой, полный жизненной энергии молодой человек или это больной немощный старик? Надо радоваться жизни, каждому новому дню, насыщать ее интересными событиями, красотой. Жизнь-это те моменты, которые запоминаются.
-Да-да, оптимист отличается от пессимиста тем, что пессимист видит на кладбище кресты, а оптимист плюсы, но только кладбище остается кладбищем и не становится эдемским садом.
-Так, все идут помогать мне, накрывать на стол,- поднялась с дивана мама.
- Давайте еще одну вещь послушаем,- предложил Э.
-Нет, позже. Мама дала команду. Вперед,- сказал С.М. и перешел в залу. Он не прикасался к женским обязанностям. Дети - да, они должны помогать маме.
Гостей не ждали. С.М. не признавал этого праздника и называл его «Днем трагедии Великого народа», но мама готовилась, и стол был накрыт.
-Люка, грядут большие перемены, молодежи уже стало свойственно думать, а мысли их правильные. Скоро все рухнет.
-Ты меня пугаешь своими пророчествами.
-Все когда-то заканчивается. Эта система и так удивительно долго просуществовала.
-С.М., - вступил в разговор Э,- Вы ведь тоже партийный, но почему- то высмеиваете этот строй.
-Реальная необходимость. Когда отловленного волка сажают в клетку, он вынужден брать жратву из рук тех, кто лишил его свободы.
Разговор прервался продолжительным звонком в двери.
-Пойду, впущу. Санёчек пришел,  по звонку слышу. Сколько не убеждаю, что настойчиво на грани неприличия – реакции ноль.
Э открыл дверь и в жилище ворвался взъерошенный друг.
-Ну, что я говорил?!- прокричал он с порога.
-«Здравствуйте» ты еще точно не говорил, - заметил С.М.
-Да! Здравствуйте! С праздником,- выпалил Саша.
-Сашенька, садись к столу, угощайся, -пригласила мама.
-Да там такое! - не оставляло возбуждение Сашу.
-Садись,- указал С.М. на стул и обратился к Э., - Эд поухаживай за ним.
Саша послушно опустился на стул.
- Рассказывай,- кивнул ему С.М.
-Помните длинный лозунг на стройке?
- На новом корпусе заводоуправления? – уточнил С.М.
-Да, "КПСС - ум, честь и совесть нашей эпохи".
- Помним, Сашенька, помним,-спокойным голосом, пытаясь погасить эмоции Саши, произнесла мама.
- Как не помнить. Уже лет пять стоит, и каждый год обновляем. И что, неужели сперли?- усмехнулся С.М., потирая ладони.
-Хуже. Марат с Гришкой хотели его открутить и вниз сбросить, а сторож их увидел и вызвал милицию. Так их с крыши сняли и в «воронке» увезли.
-Вот придурки,-не удержался от комментария Каюня, - я думал просто языками чешут, а они и вправду полезли.
-Так вы знали об их намерениях? Почему не сказали?- посерьезнел  С.М.
-Никто не думал, что они решатся, -  пожал плечами Э.
- Плохи дела. Вот пижоны. У Григория кто родители?
- Мама воспитатель в детском саду. Она и в нашей группе воспитательницей была.
- Так, а паханец?
-В разводе.
-Понятно. А Марата родители где-то за границей?
-Да, в командировке в Болгарии. Он с бабушкой живет.
- История. Саня, ты их лица видел? Сильно напуганы?
-Вроде нет. Серьезные такие.
- Если придавят, скажут, что сбросить хотели  или врать начнут и каждый свое?
-Не скажут и врать не будут, если не договорились. У нас так не принято. Будут молчать, пока не договорятся что говорить, - заерзал на стуле Каюня.
-Что это значит «у нас так не принято», - всплеснула руками мама, - вы что, уже там бывали?
-Ладно, потом разберемся, - сказал С.М. и накрыл своей ладонью мамину – Вы в них уверены, сопли распускать не будут?
-Уверены!- в один голос заявили друзья.
С.М. поднялся из-за стола и вышел в прихожую. В комнате воцарилось молчание. Слышно было потрескивание вращающегося диска телефона. С.М. кому-то звонил. Все напряженно вслушивались
«Юрий Павлович, здравствуй, Симонов беспокоит. Спасибо. И тебя с праздником и домочадцам мои поздравления передавай. Я вот по какому делу тебя от рюмки оторвал, там твои ребята двух сорванцов с крыши моего корпуса сняли. Еще не в курсе? Так это я их туда отправил. Покосившийся щит поправить. Завод пуст, три дня выходных, а такой лозунг в такой праздник в наклонном положении… Сам понимаешь. Еще свалится с верхотуры, зашибет кого. Прикажи, пусть отпустят, а то их в семьях за праздничным столом заждались. Добро. Спасибо, дорогой, сейчас выпью за твое здоровье. Супруге привет передавай».
 Все с облегчением вздохнули. Снова затрещал диск телефона и опять послышался голос С.М.: «Кто это меня слушает? Представься. Симонов говорит. Прохоров, я к тебе на территорию двух парней откомандировал.  При встрече с тобой они должны были сказать, что выполняют мое поручение. Почему они тебя не видели? Получаешь предупреждение за недобросовестное несение службы. Все, разговор окончен». С.М. вернулся к столу. Пацаны с восхищением смотрели на него, но его лицо оставалось суровым.
- Революционеры. Так и до бомбы в царя не далеко.- с укором произнес С. М., наполняя рюмки коньяком, – Поднимайте, выпьем за маму. За самую красивую, талантливую, добрую. Чтобы вы всегда видели в ней друга и ничего от нее не скрывали.
- Сема, что это ты мальчикам так много налил? – забеспокоилась мама.
- Пусть учатся пить. В жизни еще не раз придется. Лучше дома за семейным столом благородный напиток, чем бормотуху в подъезде с шантрапой. Коньяк «залпом» не пьют, мелкими глотками, задерживая на языке, только при выдохе через нос ощутите аромат и вкус напитка. Пробуем. М-м-м, хорош букет. Вам как?
- Гадость.
-Водка -  гадость, а коньяк произведение искусства виноделов. Нагрейте в ладони фужер,- посоветовал С.М. и продекламировал:
  "Кашляет ворон ручной от простуды...
Жизнь убывает, наверное, так,
Как сообщающиеся сосуды -
Вровень свече убывает в бутылке коньяк".
Этот тост поднимаю за вас молодежь, за ваш многообещающий рассвет и за наш не дряхлеющий закат.
- Пока не меркнет свет, пока горит свеча,- пропел Саша.
-Сашенька, может, возьмешь гитару,- предложила мама.
-Могу, но я только подобрал и сбиваюсь.
- Дерзай, мы не строгие судьи,- подбодрил С.М.
Саша бережно принял из рук  Э. гитару, погладил деку и притронулся к струнам. Он обожествлял  музыкальные инструменты.
(Продолжение следует)