Сказка о добром слове

Макс в солнцезащитных очках полулежал в кресле, вытянув ноги и удобно уложив их на край журнального столика, на котором, по законам жанра, располагался натюрморт из зеркальца со следами белой пыли, разрезанной на части коктейльной соломинки, недопитой бутылки шампанского, пачки сигарет, зажигалки, пустой пластиковой бутылки с дырочкой сбоку и ещё кучи подобного хлама. На полу, свесив голову на грудь, сидела Настенька, изрядно накуренная на отходняках от экстази. Макс периодически брызгал на неё шампанским, видимо, чтобы удостовериться в том, что его женщина всё ещё жива. Женщина мычала нечто нечленораздельное, и снова уходила в параллельную реальность.

На часах было десять утра. Два с половиной часа назад мы приехали из клуба.

--...мне-то никогда не приходило в голову покончить с собой, - продолжал Макс, сминая в пепельнице наполовину выкуренную сигарету, - поэтому я и не понимаю его. И любые доводы для меня здесь - пустой звук. Потому что я не носил шкуры потенциального самоубийцы. Мне эта тема вообще не близка. Все разговоры об этом - абстракция. Я всё равно считаю, что он дебил.

--О мёртвых либо хорошо, либо никак, - ответила я банально-затёртой фразой. Собственные мысли появлялись и исчезали с такой скоростью, что я не успевала осознать их, а уж тем более - высказать.

--А живые чем хуже? - Макс снял очки и уставился на меня своими черными из-за сильно увеличенных зрачков глазищами.

--В смысле?

--Да в прямом. Почему это о мёртвых – хорошо, а о живых – как угодно? Полагаешь, жмуриков больше волнует общественное мнение?

--Да не в этом дело… - засмеялась я.

--А в чём? Любовь моя, ты знаешь ответ?

Он требовательно опрокинул на Настеньку четверть бокала выдохшегося шампанского. Она недовольно замычала, зашевелилась, и через несколько минут, к моему вящему удивлению, выдавила ответ:

--Чтобы духи предков не вредили тебе, хули тут непонятного... Я вся мокрая, Мааакс, - пожаловалась она жалобным голосом.

--Настенька - мозг! - одобрительно проговорил Кайзер и, бросив своей даме висевший на спинке кресла халат, повернулся ко мне, - Пережитки языческого прошлого, исторические фетиши… Только я не могу понять, где здесь логика.

--Чего ж тут нелогичного? Духи предков у всех народов с древних времён были предметом культа и мистификаций.

--Ну смотри… Например, жил на белом свете некий Игнат Петрович. Лох какой-нибудь. Чмо унылое. Всю жизнь его унижали, обездоливали и всячески дискриминировали. Акакия Акакиевича из «Шинели», помнишь? Настасья, кто написал «Шинель»?

--Гоголь, бля, – огрызнулась Настя, стаскивавшая с себя мокрое платье, лёжа на полу.

--Умница. Так вот, однажды боги наконец-то сжалились над Игнат Петровичем, и он умер. А после его смерти люди, которые, как ты помнишь, всю жизнь его презирали и оскорбляли, дружно стали паиньками и говорят теперь исключительно «Ах, какой был ранимый и одинокий человек!» О наследниках вообще молчу… Это логично по-твоему? Они что, держат покойников за полных идиотов?

--Да лан те, это же старинный обычай…

Макс торжествующе ткнул в мою сторону пальцем:

--Вот! Я о том и говорю, что пора его реконструировать! Предлагаю заменить на «О живых либо хорошо, либо никак!»

Настя неожиданно прекратила борьбу с одеждой и заявила с пола абсолютно нормальным голосом:

--О людях либо хорошо, либо никак. Нахуя делить на живых и мёртвых? Это ведь всего лишь агрегатные состояния. Лучше уж совсем молчи, если не умеешь о людях хорошо говорить.

Улыбаясь, Макс извлёк из пачки очередную сигарету:

--Настенька реально жжет. Ты слышишь? Моя женщина самая охуенная. Я согласен! Это гениальное умозаключение – ещё один повод выпить!

- Тебе лишь бы выпить… - язвительно процедила я, но от очередной порции шампанского не отказалась.

Октябрь 2009