Эквилибристка

«КО», №3 (107), 21 января 1998 г.
Эквилибристика, или современная история про «Красную Шапочку»
Валерий ТАРАСОВ.

С февраля 1997 года третья судейская власть в республике Беларусь ввела прецедент: «... при наличии исключительных обстоятельств» раскаявшийся убийца может быть освобожден в зале заседаний прямо из «клетки» (это, например, могут быть многодетные матери, которых под руки выведут из зала суда голодные дети, ради коих  они совершили, например, кражу из магазина).
Словно из-за продолжающегося кризиса в экономике государству стало стыдно «паять» кормилицам «нормальные» приговоры с тюремными сроками...

В детской на экране старенького телевизора плясала улыбчивая эквилибристка. Вот прошлась по канату на цыпочках над пропастью, раскинув руки. Каскадом сделала кувырок, сальто и шпагат. Балансируя, прогулялась над бездной на руках. Вот села в таз и, отмахиваясь дворницкой метлой, проскакала в оба конца проволоки... Даже четырехлетний Илья Яблонский задохнулся от восторга...
Так проходил вечер 22 марта в одном из домов г. Холопеничи по улице Ленина, где трое ребят играли в комнате перед телевизором, пытаясь на коврике повторить воздушные эквилибры циркачки. И не обращали вни-мания, чем заняты в это время взрослые и о чем они говорят.
Их мать, тридцатидевятилетняя Валентина Николаевна, возилась на кухне, где «из ничего» готовился ребячий ужин. Она со вздохом слила в ведро воду из кастрюльки с картошкой, занесла в комнату к детям миски, кислую капусту в качестве гарнира и натянуто улыбнулась:
— Ешьте, кровиночки, до отвала... хлеба нет.
Сколько же она, многодетная разведенная больничная санитарка должна в одиночку зарабатывать, чтобы всем хватало каждый день на хлеб и крупу, на молоко и мыло? Алименты сбежавшего от трудностей к молодой жене бывшего отца и супруга — одно название, а больше никто не даст и копейки.
Слава Богу, есть хоть какая работа, другие завидуют и этому. Валентина усмехнулась картинке на экране: «Канатоходке из шоу безопасно над пропастью: таз и метлу можно бросить, а внизу растянута сеть, и ждет бухгалтер с солидным гонораром...»
Как долго могла держать испытание безденежьем красивая женщина-мать, уставшая балансировать без страховки с тремя на руках?! Ответ, который она нашла, свидетельствует — не долго...
За дверью в соседней комнате распивали бутылку приходящий сожитель Короткий и семнадцатилетний Валентин, племянник, прозванный соседями Додиком за одежонку в облипку, из которой вырос, и стильную красную шапочку на все сезоны. Вдруг Валентине пришло на ум, что, тьфу, какие неблагозвучные и фамилия, и кличка... Эти мужики ей не помощники.
От раздумий оторвал возглас Михаила Короткого:
— А вот и поможем! Эй, Валька, неси закусон... Додик, подтверди тетке, что до ночи еще разок наскребем на выпивку, есть идея. Подсобим кой в чем соседу деду Мартынову, а он пенсию сегодня получил... Ха-ха-ха!..
Племянник с тонкой полоской выбивающихся усиков подхихикнул:
— Хи-хи, выпей стакан, тетка Валька, веселей станешь. Дядь Миша знает как малышам на шоколадку заработать. Поможем деду умереть, зажился.
— Чего надумали?! — охнула мать, пропуская в сознании «умереть» и цепляясь за «шоколад».
Парализованный дед Мартынов, не поднимаясь, лежал в постели и на девятом десятке лет хранил тягу к жизни. Всегда за закрытой дверью, по-сторонних не впускал. Ерничал: «Перестроился. Даже при хранцузах и немцах хату только на щепку запирали». Дверь держалась на крепких петлях и веревочном запоре, выведенном внуками инвалиду под руку. По-пустому денег сосед не одалживал. На водку тем более.
Племянник за столом стал юродствовать, дурачась:
— Щас нацеплю шапочку, пойду к деду: «Это я, Красная Шапочка, принес пирожка, дерни, старый хрыч, за веревочку...» Дверь откроется, деньги наши, — верещал щуплый Додик. Встал из-за столешницы и действи¬тельно потянулся к вешалке за шерстяной вязаной шапочкой.
Убийство деда Мартынова произошло 22 марта 1995 года, но завершилась история лишь 13 февраля 1997 года приговором выездной сессии областного суда.
Суд установит вот какой мотив убийства: «певчие» Короткий и «До-дик» прервали веселье ввиду исключительных обстоятельств — на столе заканчивалась в бутылке горючка для заправки стаканов, и через забор от-правились к соседу-инвалиду.
С чего начиналось преступление?
— ...Похорошело от стакана-то? — Михаил облапил зардевшуюся Валентину. Ей и впрямь стало проще смотреть на беды, утопив в водке невеселые мысли. Да и нет другого варианта быть при мужике. Где ж их, непьющих и толковых, на всех взять?
— Айда с нами, дед нынче не откажет! Надо делиться, а у деда прорва денег. Зажился старый на свете... Стемнело, пора!
И отстранился. У Валентины кружилась голова, и она закрыла глаза. Пришло видение: будто она, как эквилибристка, может свободно пройти над пропастью и остаться невредимой после падения над бездной. Так водка подействовала на голодный желудок...
— В самом деле одолжит? Крупы куплю и наварю детям каши, — мечтательно прошептала.
Убаюканная совесть гнала прочь тревогу. Подумала: «У детей нет самого необходимого».
...Исключительные обстоятельства могут возникать у каждого человека. Немыслимые без объявления войны и осадного положения голодные тупики стали нормой для трудолюбивого народа. В конце технологического тысячелетия белорусы, как никогда, очерствели, озлобились. На примере этой криминальной трагедии можно констатировать факт: смерть перестала считаться в народе горем. И многодетные матери, подступив к краю, плюют на Бога и совесть, могут помочь ближнему умереть из-за тарелки рисовой каши...
...22 марта 1995 года, около девяти часов вечера. Улыбчивый Додик в вязанной шапочке перескочил через забор, разделяющий усадьбы, и оставил на крюке клок штанины. Подошел к веранде дома Мартынова и заглянул в освещенное слабой лампочкой окошко. Прямо у стены вечерние сумерки смыкались с ночной мглой. Дед смирно лежал перед экраном парализованного, как он сам, телевизора и шевелил от скуки губами.
— Наверное, радиоточке подпевает... Эй, сосед, открывай! — Додик забарабанил в стекло. И, увидев, как недовольно поморщился парализованный, стал ломать оконную раму. Разбухший переплет крепко держался за коробку, сросшуюся со стеной. Ничего не получалось.
Подошел Михаил, подволакивая за руку Валентину. Она не упиралась, потому что не хотела понимать, на что решились мужчины — влияние психоза, когда для двоих убийство представлялось само собой разумеющимся делом. Михаил изучил пробои, и с неожиданной силой рванул за ручку, дверь поддалась. Ржавые гвозди разогнулись, а шурупы с коротким всхлипом выпрыгнули из гнезд. Здесь, на крыльце, старший научил несовершеннолетнего помощника:
— Зайди с головы, чтобы не видел кто, потом дай в глаз...
Разогретый водочными парами, паренек проскользнул к изголовью кровати, прошипел:
— Где гроши? Добром прошу отдать, иначе будет плохо. Небось, слышал, что учудил Серый Волк с бабушкой? Будет хуже!.. Получай!..

Изверг завизжал в полный голос, и, примериваясь, наносил точные удары кулаками. Боль жалила старого человека в лицо, а распухшие губы продолжали беззвучно шевелиться, вторя мело¬ии из репродуктора. Дед все понимал, но не хотел уступать. Песня лилась из времен его молодости, когда был сильным, и руки могли на скаку коня остановить, дать отпор любому врагу... Не от физической боли, а от бессилия в уголках старческих глаз появились две слезинки, пролились на сморщенные щеки и затерялись в крови.
Михаил копался в ящиках комода и, отворачивая лицо от деда, с обыском добрался до шкафа, нащупал в пиджаке деньги, довольно заурчал:
— Вот где вас сховали, родненькие! Здесь на пару ящиков водки... Да сделай же так, чтобы дед не скулил!
Фронтовые медали деда жалобно бряцнули, перекатываясь на дне шкафа.
Валентина словно оглохла. Она уже не слыхала голосившего старика. Деду было не жаль денег, его слова о милосердии доносились с подушки глухо и незнакомо, с клекотом, будто в горле что-то повредилось. Валентина вновь закрыла глаза и витала на канате, дотягиваясь руками до облаков, старалась не слышать угроз, которыми сыпал волчонок в красной шапочке с горевшими от удовольствия глазами. Додик подсмотрел, как тетка в прострации уткнула взгляд в бумажный пакет из сельмага, на котором значи¬лось: «Рис, I кг». Хмыкнул, когда Валентина схватила в охапку пакет и вы¬шла, загипнотизированная видением каши для пацанов.
Парень осклабился на новый приказ Михаила и накинул на лицо старика засаленную подушку, придавил: судорожные всхлипы стали глухими.
Прошел, наверное, час с начала экзекуции. Не найдя больше денег, Михаил вырвал из рук негодяя-помощника подушку и отбросил с окровавленной головы деда.
— Волчонок, хватит. До утра дед сам загнется. Пора затариваться, а то «комок» закроют.
Дед дышал, не радуясь, что остался жив.
Садист почуял скорую выпивку и вытер о дедову рубаху испачканные кровью кулаки, провел пальцем по полоске своих молодецких усов и с сожалением согласился: «Пошли».
Подобрал с подоконника кусок магазинного шпика, посыпанного при¬правами (полкило, как установит следствие) и двинулся к выходу.
Михаил приметил еще кое-что ценное в нищем интерьере и по-хозяйски заграбастал электроплитку.
Следом за Валентиной они канули в ночь, но отправились не через забор, а свернули через калитку к «комку», пылавшему допоздна неоновой рекламой возле темного здания Дома культуры.
Под этими стенами разместили в карманах «огнетушители» с суррогатом водки и несколько плиток шоколада. Непритязательная одежда налетчиков встопорщилась, но им было не до красоты.
Выписка из медицинского заключения о состоянии Мартынова П.В. (прижизненная):
«...Переломы 6-8 ребер слева, множество ссадин и кровоподтеков на голове, лице, конечностях. Перелом левого большого рожка подъязычной кости и щитовидного хряща, кровоизлияния в гортани, множество других повреждений...»
Инвалид жил, когда убийцы его оставили. Через час, ближе к полуночи, осчастливив детей Валентины шоколадкой и «уговорив» одну из бутылок, двое «добытчиков» вернулись к старику. В доме было темно, холодно и голо. Додик для острастки вновь сунул кулак в окровавленную и беззубую дедову пасть, потом брезгливо вытер пальцы о занавеску:
— Дыши пока, мурло. Если не окочуришься, молчи. Задушу, как котенка... Дядька, пошли дальше водку пьянствовать и беспорядок нарушать. Здесь теперь даже мышам нечем поживиться...
Парализованный оказался жив и утром на следующий день, когда его обнаружили. Речь избитого до полусмерти человека стала прерывистой, с хрипами, но непреклонный старик оставался в ясном сознании и дал участковому прямые ответы.
Из свидетельских показаний потерпевшего:
«Трое приходили, два мужика и женщина. Бил молодой: кулаками по лицу и голове, и куда попадет. Требовал денег и душил, давал вздохнуть и требовал грошей. Остальные стояли рядом и ждали, когда я признаюсь. Потом в кармане пиджака обнаружили 620 тысяч, из собранных с пенсий, и украли. Еще забрали в комнате электроплитку...»
— Кто это были?
— Молодого, который бил и душил, зовут Додиком. Так соседи кличут...
Мартынов умер в больнице через двое суток.
Сергею, так зовут несовершеннолетнего «Додика», суд отмерил за убийство по максимуму, который допускает закон для волчат, не достигших восемнадцати лет — 10 лет ИТК усиленного режима.
Михаил — главный подстрекатель, который сознательно не марал кровью рук, осужден на шесть лет.
А многодетную Валентину приговорили к трем годам испытательного срока условно, учитывая «исключительные обстоятельства», которые для непосвященного будут поразительны: «...она работает!» И, значит, в состоянии вырастить и прокормить трех парней...