Пришествие

Город плавился от жары. Плавился в прямом смысле. Автомобилей было не много, впрочем, как и прохожих. На некоторых участках, недавно перекрытой свежим асфальтом улицы, следы протекторов вырезали неглубокие колеи. Нестерпимый июльский зной разогнал горожан по пляжам и дачам. Всё живое стремилось к воде. Те, у кого такой возможности не было, прятались по кондиционированным квартирам и офисам.

Редкие прохожие; непременно в шортах, бейсболках и майках, с обязательной минералкой в руках, передвигались по улицам короткими перебежками – от одной тени к другой. Чахлые тени же, спрятались под кроны, съёжившихся от невыносимого пекла, тополей, акаций и каштанов. Застиранной простыней висело выцветшее небо. Ослепительно - безжалостный глаз солнца жадно высматривал всё, пока ещё живое, в умирающем от духоты городе.

 В жёлтых сандалиях на босую ногу, в белой рубашке и таких же брюках, не прячась в тень, по тротуару этой улицы шёл человек. Правильные черты лица, на вид лет 30 - 35, чуть выше среднего роста. Чёрные, вьющиеся волосы схвачены в узел резинкой. Была у него небольшая бородка и усы, что в такое пекло сильно осложняет жизнь. Незнакомца это не смущало. Единственное, что говорило и о его страданиях от нестерпимой жары, - капли пота на лбу, которые он периодически вытирал левой рукой.


Шёл он неторопливо, часто оглядываясь по сторонам, что сразу выдавало в нём человека не местного. Изредка останавливался, осматривая то, что его заинтересовало. Около пяти минут потратил, разглядывая стену старинного дома с атлантами и кариатидами, как ласточкиными гнёздами, облепленную десятками кондиционеров.   

От этого зрелища прохожего отвлёк звон церковного колокола. Незнакомец направился в ту сторону.
В храме было пусто, сумрачно и прохладно. Лики Спасителя, Богородицы и святых мучеников смотрели на послушника и пожилую женщину, продававшую свечи и другую церковную атрибутику в небольшом закуточке, слева от входа. Вошедший не перекрестился, а, недолго постояв у двери, медленно прошёл в храм. Внимательно разглядывая иконы, интерьер и убранство церкви, он обошёл всё помещение. Остановившись у иконы Божьей матери, надолго замер, глядя в её печальные глаза. Служка, закончивший свою работу, неслышно подошёл к нему и негромко покашлял. Человек в белой рубашке, а это был он, оглянулся.
 
- Извините! – обратился послушник к незнакомцу, - может,  вы хотите поставить свечку Божьей матери?
– Зачем? – человек посмотрел на послушника.
– Ну, если вы что – то хотите попросить у Божьей матери… и в благодарность…
- Да, в благодарность… - человек в белой рубашке, с какой – то невыразимой тоской и печалью взглянул на икону.
– В благодарность… - негромко повторил он, с заметным акцентом, и обернулся  к служке.
- Хорошо. Где её можно взять?
– Турист, - сразу определил послушник.
- Пойдёмте, я покажу.
Чуть прихрамывая, он повёл его к торговой точке у входа.

- Вам за сколько, - спросила его, одетая во всё чёрное, продавщица.
- В каком смысле? – посмотрел на неё человек.
– За 10, 20, 50 копеек, или за один рубль?
- Вы торгуете в храме  свечами? – удивлённо переспросил он.
- И свечами, и святой водой, и иконами, и крестиками, и всем,  что вы здесь видите!  – недовольная вопросом странного прихожанина, женщина поджала губы.
– И куда же идут эти деньги?
– На содержание храма, - неожиданно вступил в разговор служка в чёрном.
– Но вот, же у вас стоит ящик для пожертвований! Неужели не хватает! – искренне удивился незнакомец.
– Давайте отойдём, - потянул его за рукав, служка.

– Видите ли, - начал, было, он, но тут, же осёкся. Мимо них проходил хорошо упитанный  мужчина с ухоженной, окладистой бородой, в чёрной, до пола, сутане. Его грудь украшал большой крест ювелирной работы, на мощной, по - видимому позолоченной,  цепочке. 
Служка бросился к нему и услужливо согнувшись, поцеловал, небрежно протянутую, человеком в сутане, руку. Недовольно глянув на незнакомца, замершего на месте и не пытавшегося повторить поступок послушника, он быстро прошёл, через незаметную дверь, куда – то во внутренние помещения храма.

- Зачем вы это сделали? – поинтересовался  незнакомец.
– А это наш батюшка, священник.
– Вы хотите сказать он ваш отец и святой человек?
– Он не мой отец, он отец для всех верующих в Бога! Он священник! – послушник бросил недовольный взгляд на непонятливого туриста.
– Не верующий! - подумал он.
– То есть вы хотите сказать, что он святой и отец для всех верующих? – с ещё большим удивлением переспросил его человек в белой рубашке.

– Вы, как я вижу, приезжий и иностранец! Давайте выйдем на улицу, в церковный дворик. Я там вам всё подробно объясню. Незнакомец в белом и послушник  направились к выходу. Торговавшая свечами и святой водой, посмотрела им вслед, поморщилась и, достав утреннюю выручку, начала её неторопливо пересчитывать.

Во дворе храма стоял идеальный порядок. Вся его площадь, выложенная  цветной гранитной плиткой, была больше похожа на зал для проведения торжественных приёмов, чем на церковный двор. Три огромных, столетних, платана, своими раскидистыми кронами защищали его от яростного июльского солнца. Тень, которую они создавали, накрывала почти весь дворик. Небольшой колодец с воротом, находящийся в его глубине, прятался под симпатичной надстройкой с зелёной черепицей. По витым конструкциям надстройки струился, уже начавший темнеть, виноград. На колодце, привязанное за ручку блестящей стальной цепью к большому дубовому вороту, стояло большое зелёное ведро,
 
- Можно воды? – спросил приезжий.
– Да, конечно! – торопливо ответил послушник и быстро заковылял к колодцу. Вытерев пот с лица рукавом рубашки, что говорило об отсутствии у него или платочка, или элементарной культуры, иностранец пошёл за ним. Иногда он бросал мимолётный взгляд: то на небо, то на столетние платаны, то себе под ноги на разноцветную тротуарную плитку.

Ворот чуть - чуть поскрипывал, достаавя из неведомых глубин зелёное ведро с ледяной влагой. Незнакомец предложил выпить своему спутнику и, только потом, жадно и почти без передышки сам выпил две кружки.

- Хорошая у вас вода, благодарю!
– Да, у нас и питание хорошее! Батюшка за этим строго следит! Пройдёмте под платан, там скамеечка, - довольный похвалой, затараторил будущий монах. Вскоре, сидя в тени огромного дерева, они негромко беседовали.

Их разговор прервал требовательный автомобильный сигнал.
- Извините, я скоро вернусь! – вскочил со своего места церковный послушник и быстро, как мог, бросился к воротам. Незнакомец задумчиво погладил свою небольшую бородку и откинулся на спинку скамьи. Потом, закинув обе руки за голову, с какой – то непонятной грустью и печалью в глазах посмотрел вслед ковыляющему человеку.

Во двор медленно въехал большой чёрный внедорожник с затонированными стёклами. Человеку в белой рубашке показалось, что это вполз огромный навозный жук. Крыша иномарки иногда бликовала, отражая редкие лучи солнца, пробивающиеся через мощные листья платанов. Создавалось впечатление, - над ней трепещут большие прозрачные крылья.

Незнакомец изменил позу, выпрямившись. Чёрный жук медленно подполз к нему и остановился. Затонированное стекло медленно поползло вниз. Было в этом что – то жуткое, как поднимающееся веко знаменитого Гоголевского Вия. Открывшись, менее, чем на треть, стекло замерло. Церковный служка закрыл ворота и спешил к скамейке у платана.

Как ни странно: из полуоткрытого окна - глаза Вия, никто не выглянул, из автомобиля не донеслось ни звука. Подоспевший послушник, сдерживая дыхание, слушал кого – то, сидевшего в иномарке, кланяясь и кивая. С каждым поклоном он, казалось, становится всё меньше и меньше ростом. Так мучительно сгибал он спину, сжимал плечи и втягивал голову.
Мужчина в белой рубашке, с всё возрастающем интересом, наблюдал происходящее. Через минуту веко чёрного "жука" неторопливо поползло вверх. Автомобиль тронулся и вскоре исчез за поворотом. Служка несколько раз в пояс поклонился ему вслед, и как парализованный, со стеклянными глазами, застыл на месте. Его гость, набрав полную кружку воды, быстро подошёл к нему.

- Что случилось? – спросил он встревожено.
– Что с вами? Что вам сказали из этого автомобиля? –
Церковный служка молчал. Незнакомец мягко взял его под руку и подвёл к скамейке. Потом поднёс к его губам кружку с водой.
 
Сделав несколько глотков, послушник отвёл его руку, спрятал лицо в ладони и заплакал. Его плечи дрожали и подёргивались, как у обиженного ребёнка, а вырывающиеся, даже не из груди, а из самой глубины разбитого сердца всхлипы, могли бы растрогать самого жестокого и стального человека. Незнакомец молчал, и, как мать любимого ребёнка, ласково гладил его по голове.

Успокоившись, служка вытер слёзы, допил воду и, собравшись с духом, начал говорить.
– Меня лишили послушания и выгнали из церкви.
– Это из – за меня? – нахмурился гость.
– Это из – за того, что я слишком много спрашиваю о том, чего мне знать и спрашивать не положено! Послушника прорвало! Торопясь и сбиваясь, перескакивая с одного эпизода на другой, снова и снова возвращаясь к началу, он рассказал приезжему туристу о своей жизни.

- Я работал на рыбацком сейнере. Работа тяжёлая, по году дома не бываешь, но деньги - очень хорошие. Я и заработал... И домик небольшой прикупил, с садом. Женился. Супруга мне дочку родила. И всё бы  хорошо… Но однажды прихожу я с рейса, а в моём доме мужчина. Высокий, красивый, сильный…
И намного моложе меня.

Я женился по любви… Но она была на пятнадцать лет меня младше. Так вот, получилось…  В общем она мне говорит: «Я его люблю. У нас с тобой жизни нет. Ты по году в море. Ребёнок тебя забыл…." И всё в таком же духе. В общем, говорит: «Я твои вещи собрала… До свидания!» Я и так, и сяк… Она – нет! И всё!

Ну и этот – красавец:
"Ты что", - говорит "тупой?"
"Тебе же ясно сказали – вали отсюда!"
Я на него… Но драться – то я не умею. За всю жизнь, если раза три было… и то… 
В общем выкинул он меня из моего дома и предупредил: "Если появлюсь, или дом захочу делить и имущество, он меня убьёт!"

Да я не сильно – то испугался! Вначале хотел подать на раздел… А потом подумал: «У меня ведь там дочка!» – и не стал. Однако пришёл договориться, чтобы с ребёнком видеться. А дома, кроме него, никого  не было. Я ему так, мол, и так…
А он: «Я тебе говорил? Предупреждал? И за дочку забудь»! Не от меня она, а от него, мол! Ну, я тут опять не выдержал и снова кинулся! Так он меня так отделал – я месяц в больнице лежал! Вот хромаю теперь, да и почки он мне отбил… Так что на сейнер меня уже не взяли. Стал инвалидом.

– А что же вы в полицию не заявили? – сочувственно поинтересовался иностранец.
– Да жена приходила – просила! Ну и подтвердила, или может, обманула? Что дочка не от меня? Послушник тяжело встал, взял кружку и подошёл к колодцу. Набрав воды, он отошёл немного в сторону и, нагнувшись, вылил её себе на голову, потом умыл и лицо. Вернувшись, он снова набрал полную кружку воды и жадно, проливая через край, выпил её до дна. Оставив кружку, вернулся на своё место.

Достал платочек, вытер лицо, печально покачал головой.
– И решил я пойти в монахи! – произнёс он неожиданно.
– Библию я ещё на сейнере почитывал. В море без Бога и Николая Угодника никак!  Спрятав мокрый платок в карман, он тяжело вздохнул и продолжил.
– Все деньги, что у меня в банке были – снял, принёс сюда, к батюшке и говорю:
– Хочу в монахи, а все деньги отдаю на храм Божий. Рассказал ему всё, как и вам. Он и говорит: «Хорошо. Но сначала нужно пройти обет послушания. Выдержишь – будешь монахом. Нет – извини!»  И вот я уже год, как послушник.
– Был! – печально добавил он и низко наклонил голову. Человек в белом снова, как маленького ребёнка, погладил его по ещё  влажной  голове и тихо спросил:
- Так за что же вас выгнали?

Вздохнув, церковный служка продолжил свой печальный рассказ.
- На послушание меня отправили работать на постройку дома для батюшки. Там, кроме меня ещё десять человек на послушании работали. Делали мы то, что нам скажут: кормили нас хорошо, а жили мы все в будущем гараже. Перед и после работы - обязательно молитвы и чтение Библии.

Ну, и батюшка, конечно, читал нам проповеди и благословлял нас на работу. Я не против, ни дом строить, ни любую другую работу выполнять. Только слишком уж большой дом мы строили для него. Не дом – дворец! А откуда, спрашивается у него деньги? Может это те, что я и такие же, пожертвовали на церковь? Вот у меня какие вопросы начали возникать! Потом эта машина! Ну, вы её видели! Не у каждого бизнесмена или политика такая! А как же в Библии: «Легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому в Царство Небесное…»

Да, и жена у него... А Христос сказал «Оставь и жену, и мать, и сестру и иди за мной…» Может я не точно… Ну, в общем, как – то в очередной раз читал он  нам проповедь, а я ему эти вопросы и задал. Он говорит: "Дом не ему строим, а церкви, машина не его, а церкви, и женится им, церковь разрешает". А как же Библия? Слово Божье? Убрал он меня со стройки сюда, чтобы я народ не баламутил. Но я и здесь, вот, тоже, сорвался.

Как - то спрашиваю его: "Почему в храме, где святые иконы и служба – торговая лавка стоит? Почему её не поставить, вот в этом дворике, сделать вход с улицы и пусть люди покупают иконы и свечи"? А он мне: «Не тебе и не мне это решать! Это решает наш всеблаженнейший…»

- А я опять не вытерпел и спрашиваю: «А почему, когда ученики назвали Христа святым и благим, он им сказал: «Никто не свят, только Господь Бог – Отец мой, пославший меня...»  А наш получается, что - выше Бога? Тогда он мне говорит: «Если хочешь быть при церкви и стать монахом, не лезь туда, где ты ничего не понимаешь! Это тебе последнее предупреждение!"
И вот сегодня.... Он увидел, что я вас сюда пригласил, мы здесь беседуем.… И всё…

- Как твоё имя? – тихо спросил незнакомец.
- Андрей, - ответил служка. – А ваше?
– Я - Иисус.
 Андрей испуганно уставился на него.
– Вас назвали в честь Спасителя - Иисуса Христа?
– Нет.
– Я есть Я.
Послушник встал, потом сел, потом снова встал, и начал молча вглядываться в лицо своего странного гостя. Незнакомец посмотрел на небо, вытер пот со лба и повернулся к нему.

– Так, что, Андрей? Пойдёшь со мной? Тот ещё раз внимательно взглянул в глаза своего гостя, и, что – то увидев в них, торопливо забормотал:
- Да, да, конечно! Сейчас, только вещи свои возьму…
Незнакомец снова посмотрел на него.
- Да, да! Ничего с собой брать не надо!
– Иду!

Они вышли из мощёного гранитом дворика церкви на пустую улицу. Огромный, пылающий ненавистью и жаром шар солнца повис прямо над крышами домов. Асфальт под их ногами превратился в мягкий чёрный пластилин. Две пары глубоких следов, чётко, как на мокром морском песке, показывали путь, по которому прошли человек в белой рубашке на выпуск и, слегка прихрамывающий, человек в чёрном.

- После недолгой паузы, несостоявшийся монах, заметно волнуясь, обратился к своему спутнику.
– А... можно... чтобы было не так жарко? Незнакомец взглянул на него.
– Ты веруешь, что это Я? Андрей застыл на месте, внимательно глядя в глаза незнакомца. Потом, как будто выдохнул из горла застрявшую там пробку, тихо прошептал,
- Верую, Господи! Человек в белом улыбнулся.

– Так, проси!
По телу Андрея, бывшего моряка и церковного послушника, вдруг пробежала волна такого блаженства, что он еле устоял на ногах! И тогда, подняв, а вернее сказать, воздев руки к небу, он воскликнул: «Именем Господа Нашего Иисуса Христа - я хочу дождь!»

И не успел он их опустить, как на город упала река! Река тёплой, нагретой на солнце воды!
Всё происходило абсолютно беззвучно! Как в немом кино или при выключенном звуке телевизора!

Затрепетали листья акаций, прогибаясь под тяжестью дождевых капель, зарычали водосточные трубы, выплёвывая прошлогоднюю ржавчину и жухлые листья, загудела на крышах домов старая черепица! Дождь падал сплошной стеной! Вся улица исчезла, вернее, была видна, словно через матовое стекло!

Минута - и всё закончилось! Полноводная река превратилась в обычный летний, июльский дождь. Солнце вернулось на своё привычное место. Отмытое небо, из белёсого, опять стало ярко синим. Струи дождя, падающие на руки, лицо и непокрытую голову Андрея стали прохладными....  Откуда – то сбоку потянул небольшой ветерок… Дышать стало легко и свободно!
Человек в белом вытер мокрое лицо, отжал воду из своей небольшой бородки и длинных волос, и улыбнулся.
– Идём? – коснулся он руки Андрея. 
И они пошли.
 
Остывающий асфальт украсил себя небольшими тёплыми лужицами. На тротуарах снова появились люди. По дороге, разбрызгивая остатки июльской реки, заторопились разноцветные автомобили. Город ожил. И только вода, собравшаяся в отпечатках их следов, была какого – то необыкновенного, небесно - лазурного цвета.