Записки курсанта 3

Ну вот и отпуск. Две недели дома. Точнее десять дней. Пролетели как один. Не заметил. Описывать отпуск - наверное надо все отпуска в один рассказ собрать. тот отпуск запомнился мне тем, что я встретился со своей первой любовью, которая была коротенькая, но очень светлая. И, кажется мне, любовь моя еще не увяла тогда. Но все равно, отпуск маленький, и вот еду я обратно. Пирезжаю в Казань, побывал у своих родственников у в училище.

А там главная новость - комбат всех наших блатных собирает в одну роту и даже в один взвод. Меня это огорчило. Я уже вроде довольно близко сошелся с ребятами, появились друзья: Женька Смирнов, Сережка Орлов, Алик Шаймарданов. Но приказ есть приказ. И вот я в первой роте, первом взводе.

Командир Батальона.
Когда я его увидел, он мне не очень понравился. Огромного роста, здоровенный, он был не очень доволен, что брат привез меня поступать. Память о сыне брата была не очень хорошей. Посмотрел он на меня с каким-то презрением, что ли. Но взял.

Что же он был такое - наш комбат? Сначала он мне, как я уже сказал, не понравился. Но вот первый праздник - ноябрь 1973. Торжественное собрание училища. Начальник училища, генерал-майор Кобяков Иван Григорьевич произнес речь, потом стал зачитывать присланные поздравления. И вдруг слышу:
- Поздравление полковнику Шукунда Захарию Урашевичу от главкома сухопутных войск....
Так было каждые праздники. Шукунде лично поздравления. Есть чем гордиться, причем и нам тоже.
Он всегда говорил немного с акцентом. Вместо и - ы и наоборот. Устав армейский знал просто наизусть. Терпеть не мог непрофессионализма. И когда слышал команды типа "Рота, так становись...", это вызывало у него соотвествующую реакцию.Однажды появляется, когда батальон в строю стоит. И никто из офицеров не вышел доложить. Он подошел, отозвал их и тихо (но мы слышали его бас) говорит:
- Товарищи офицеры, докладывает старший по должности или воинскому званию.
А во всех ротах не штаные командиры рот (они были в отпуске), а И.О.
Помню, заканчивали мы первый курс. И он решил устроить зачет, проверить свех по физической подготовке. И первыми были мы, наш взвод, первый взвод первой роты. Сдавали подьем переворотом по гимнастике. Моя очередь. Запрыгиваю на перекладину, и начинаю. Раз, два, три...семь. Все. Спрыгнул, повернулся к нему. А когда запрыгивал, к принимающим офицерам - нашему ротному и комбату, подошел ротный третьей роты, Чурай. И что-то сказал комбату. Комбат спросил:
- А дисциплина как?
Ответ я не услышал. Но когда спрыгнул с перекладины, услышал:
- Молодец. Становись в строй.
Услышать от комбата похвалу - этого в батальоне никто не слышал. А я - да. После зачета он подошел ко взводу и сказал:
- Вот видите, курсант Наумов. Еще зимой был ноль по гимнастике. А сейчас семь раз и чисто. Это работа над собой. Это труд. Настоящий труд.
На следующий год он слег с инфарктом. Принимал все близко к сердцу. Я думаю, если бы моему отцу удалось встретится с комбатом, им было бы о чем поговорить Что-то отцовское я стал замечать у комбата, вот это принятие всего близко к сердцу, как свое личное. За все время он боролся за своих курсантов, особенно за суворовцев. Ведь было, чего греха таить, разное. Пили мы и в самоволки ходили. Но ни одного не выгнал, всегда стоял за нас. Только одного - вора, выгнал. Мы хотели его избить, вора, но он лично сопровождал его до ухода. Вот такой человек, наш комбат. Он умер через 6 лет после нашего выпуска. И было ему 60 лет. Я знаю, что у него был сын, но найти не могу, хотя пытался. Об одном жалею. В год своего выпуска ни одному из нас не пришло в голову прийти к нему домой и поблагодарить своего первого учителя. И то, что я до сих пор выживаю уже в другой стране, учу чужой язык, освоил новую специальность - в этом есть его заслуга, нашего комбата, моего первого учителя, педагога. И устав я знаю до сих пор, то, что учил в училище.