Встреча в кафе

Ее образ теперь навсегда запечатан в памяти его души и сердца. Образ строгости и лаконичности. Предельной прямолинейности, простоты формы и одновременно необъяснимой, непостижимой загадочности, изысканности и глубины содержания. Она стала для него "Квадратом Малевича". Смотришь и понимаешь, что ничего не понимаешь. И только в завороженном взгляде звенящий знак - "?". А за ним... за ним вереница - что это... зачем это... для кого... для чего... почему... к чему... и беспощадное, беспомощное, бессмысленное желание объяснить необъяснимое.

   Знакомство с ней повергло его в состояние смутного, едва уловимого предчувствия, которое проклевывалось как птенец из скорлупы или росток из под асфальта. Предчувствием чего-то свежего, нового и чистого, прорывающегося из глубины недр его сущности через баррикады, завалы и саркофаги выстраевыемые им вокруг своей души... уже многие, многие годы. Прорыв... потрясение... пробуждение... освобождение... Нет. Нет такого слова ни в одном языке мира, чтоб емко вместило и описало все, что творилось с ним в те минуты.

   А она... Она все смотрела и смотрела... в него... безмолвно и скорее как-то тихо. Своими большими, миндалевидными, не свойственными для славянской нации формы, глазами, цвета индиго. Как будто гипнотизировала... Было ощущение, что она каким-то фантастическим образом проникает через его глаза в потаенные закоулки его души, те, куда даже он сам не осмеливался забраться, или хотя бы заглянуть краешком глаза. А она разгуливала там словно Ариадна в парке Орта. Наслаждаясь каждым поворотом и изгибом вновь открывающейся тропинки. Ведомая внутренней детской доверчивостью и подхлестываемая любопытством, продвигаясь в припрыжку, все дальше и дальше. И казалось ей не знакомо чувство страха заблудиться и потеряться в дебрях нового незнакомого мира. Хотя нет... Знакомо! Вот же оно! Скачет рядом с ней послушным ручным зайчиком.

   Он не мог похвастаться тем же... ОН! Видавший виды морской волк, тертый калач! Смущался как мальчишка, глядя на нее. До легкой дрожи в коленях и первых признаков температурной лихорадки, что даже пронизывающий, колючий февральский ветер не мог охладить его, ибо был он в этот момент подобен печи известного французского металлурга, горящей и пылающей в полную мощность!

И он все глубже и глубже погружался в синеву ее глаз, таких же глубоких и непостижимых как Марианский желоб. Его все больше и больше накрывали чувства схожие с азотным наркозом. Однако, он уже перестал сопротивляться происходящему, т.к. в какой-то момент успел ухватить и осознать обрывок мысли, подобной ошметку паруса разбитого напрочь штормом корабля... СОПРОТИВЛЕНИЕ БЕСПОЛЕЗНО! И сигналы SOS уже не достигают поверхности, а всего лишь отдельными звуками рассыпались в бесконечной, бездонной синеве, словно звезды на небе.

   Единственное, что он четко понимал... Хотя скорее чувствовал мозжечком и спинным мозгом, так это свет. Свет, который изливался на него мягкими, теплыми струями. Сверкающий, искристый свет, который заполнял его от макушки до пят, заставляя вибрировать каждую клеточку его естества волнами любви, счастья и какого-то вселенского покоя. В эти минуты ему казалось, что нет боли, нет страха, неуверенности, алчности и злости. Что все существование, напрочь лишено этих понятий как таковых. Только покой, умиротворение, тихое счастье и уверенность, что так было, есть и будет всегда. С самого момента великого взрыва.