Одесский Международный КиноФестиваль 2012 - продол

Босиком в кино, или Фестивалим, год 2012

День второй. Суббота, четырнадцатое
Как важно иметь правильных соседей, или Какого хрена вы делаете в кино?!
Еще накануне вечером оказалось, что смотреть кино без обуви не просто удобно, но очень приятно. Дресс-код, правила прогулок мимо красной дорожки (как и положено продажной и алчной прессе) и заповеди в глянцевых журналах пополняют коллекцию шпильками и каблуками (чем выше, тем ноги длиннее), а мозг позывами снять все это немедленно. Десятисантиметровые шпильки полетели под сиденье в первую же минуту в Оперном. Какое это было счастье! Как же мне понравился фильм-открытие!
Невысокие, но под цвет фестивальной сумки, красные лакированные каблучки пролежали в театре Музкомедии весь первый фестивально-програмный фильм, и даже не пикнули. Нет, идти в пляжных сандалиях по красной дорожке ко входу в Музкомедию мне даже в голову не придет! Зато какое счастье, что в Музкомедии можно с легкостью отыскать место, где перед тобой на одно сидение вперед не маячит чужая макушка, и вертеться в свое удовольствие.
Если в прошлом году решение о том, что смотреть, принималось одним движением ноги (шаг вправо – ты в Красном зале и смотришь редкое и премьерное, шаг влево – ты в Синем и голосуешь), то в году 2012 от Рождества Христова шагать придется шире. Все самое вкусное, облитое шоколадом и посыпанное орешками – по адресу Мечникова, 104, кинотеатр «Родина». Фестивалят и надрывают листочки на улице Пантелеймоновская, дом 3, театр Музыкальной комедии им. Водяного. Местного же производителя можно поддержать в здании Одесской киностудии (Французский бульвар, 33) – там проходит национальный конкурс.
Фильм «Сломленные» (Broken, Britain, 2012, dir. Rufus Norris) выбил слезу и порадовал неподражаемой игрой Тима Рота, его маленькой партнерши и Киллиана Мерфи.
У Эмили диабет, ей одиннадцать, ее называют Вонючкой (если быть совсем точными, то Скунсом) она переходит в первый класс средней школы и живет в доме, затертом между двумя еще такими же. Фильм чудесным образом аккумулирует в себе все проблемы современной среднеклассовой британской семьи: больные дети, непослушные дети, умственно отсталые дети, дети-оторвы, дети, устанавливающие в школе свои порядки, и родители, которые их любят и не понимают, что им с этими детьми делать. Все остальные проблемы в таком случае отходят на второй план. Сюжет «Сломленных» напоминает лабиринтик, выстроенный из костяшек домино. Стоило легонько, играючи, толкнуть одну костяшку, как обрушение змейкой поползло до самого конца. Это фильм о том, как конфликт между соседями стал началом сложной, путаной и страшной истории. Истории, из которой не все выбрались живыми, а те, кто выбрались, будут вынуждены выстраивать свою жизнь заново. Вот как, оказывается, важно иметь правильных и вежливых соседей. Вот как, оказывается, сложно быть девочкой одиннадцати лет, с диабетом и няней-полькой вместо мамы, девочкой, которой до всех есть дело, всех жаль и всем надо помочь. Это фильм о том, как благими намерениями мостят улицы перед тюрьмами, психушками и моргами. И о том, что все равно всё будет хорошо, не сейчас, не на этой улице, не в этом доме, но будет. И хотя кто-то ворчал, что конец смазан, и обещал, что пятерка Тиму Роту, а фильму, так и быть, за Тима Рота – «четыре» – кто-то от души плакал. Вот как я, например. Перед соседями было неловко, и каблучки под сиденьем спасли.
Уф, отличное начало, решила я, смахнув слезы.
Уф, здравствуйте, товарищи, тунеядцы-журналисты! Это Питер Гринуэй. Веселый, керамично-белозубый, немолодой и отчаянно циничный. Из всех сидящих в зале понимающих его угрюмый британский юмор нашлось немного. Для начала он заявил, что кино умерло, кино – вранье, и скоро будет всем нечто, что придет кино на смену и развлечет всех без вранья и неподвижного сидения в кинотеатрах. «Какого хрена вы сидите два часа в темном кинотеатре?! Вы – не ночное животное! Какого  хрена вы пялитесь в прямоугольник, не двигаясь?! Какого хрена вы смотрите экранизации текстов?! Все это – чушь!»
Но кино на орехи досталось от Гринуэя, режиссера с солидным багажом, меньше, нежели обидчивым журналистам. «Журналист – это низшая форма жизни! Почему вы стали журналистом? Из отчаяния? Вы что, ничего другого не умеете?» Сначала Гринуэю аплодировали, потом кто-то, задетый, как посчитал сам Гринуэй, за живое по пяти пунктам сразу, пошел с легендой в языкопашную. Оказалось, это сложно. Заезжий гость обозвал фестиваль старомодным, кино, которое мы смотрим, тоже заклеймил как изъеденное молью и с улыбкой всем сказал спасибо. Браво, Питер, два дня подряд происходит что-то, от чего журналисты сразу чувствуют себя правильно, и зализывают раны в статусах на ФБ и гневных комментах в ЖЖ.
Браво, Чарли. И браво Одесса. Это уже Потемкинская, и пледик заботливо сложен на ступенечке, чтоб не твердо. Народ оказался не глупее, и кое-кто с подушками для стульев пришел. Видимо, не в первый раз, бывалые. Не то, что некоторые!
Опен-эйры тем хороши, что на них живое движение человеческой материи не прекращается ни на минуту: кто-то встретил друзей семнадцатью ступеньками ниже, кто отсидел тазовые кости, кто-то послушал хорошую музыку, просто устал и просто пошел домой пить чай и отчитался кому-то по мобильному, на каком моменте он свалил. Видимо, для алиби.
«Что это тут у вас такое? – поинтересовался молоденький курд. – Такой красивый город! Но вам тут плохо живется, да? У вас тут все дорого, да? Что? Кино с Чарли Чаплином? Кинофестиваль? И футбол, да, и футбол!» На «у вас тут все дорого и зарабатываете мало» я гордо и, слава Богу, на безупречном английском разъяснила, что все у нас хорошо, не хуже, чем в Европе. «Независимости нам не хватает, – пожаловался курд, – по четырем странам разбросаны, а независимости нет, боремся. Это у вас так кино любят? А это кто? Мэр? Надо сфотографировать!» Я позлорадствовала, что под шумок войн и революций мы себя как раз очень удачно от четырех стран оттяпали, вот теперь и фестивалим в незалежнiй. «Как мне тут у вас нравится!» Вот так, пофестивалишь, головой по сторонам покрутишь, послушаешь смачные разговоры про одесский творог и сметанку и поймешь: а ну его, тот светофор, который на скоростной уже третьи сутки не работает! Везет же нам!
Собственно, о кино. «Огни большого города» навели на мысль: чем короче титры, тем кино удачнее. И кино стандартное, полтора часа. И народ доволен и смеется от души. И хэппи-энд в разгар Депрессии. И музыка… И кастаньеты, и скрипочки, и саксофончик почудился…
«Нет, мам, в 21:30 началось, но полчаса трындели! Ма, ну скоро, да!» Трындели – это Джеральдин Чаплин и ее племянник. Видимо, растянутость поколений гениев, о которой накануне говорил Жванецкий, не всем понятна. Не все подумали: вау! я видела дочь Чарли Чаплина! вау! Кто-то подумал: полчаса трындели. Но и они смотрели кино и радовались, значит, не просто так все это…