Безотцовщина. Детский садик. Глава 7

Вспоминалось, что ранее, во время пребывания новобранцев в Тёпловке, через их присутствие тянулась нить сопричастности жителей деревни к судьбе молодых красноармейцев, отправленных в места военных действий. Женщины и даже мы, дети, переживали за их судьбы как за людей, ставших нам не посторонними. От некоторых из них пришла пара писем, но «наши» ребята не отзывались. Это и понятно: война не очень-то балует её непосредственных участников наличием свободного времени и возможностями переписки.
Но обычные житейские заботы брали своё и постепенно сглаживали память о прошлом. В нашей теперешней общей «семье», собранной волей случая под одной крышей из ранее незнакомых людей, жизнь протекала своим руслом: Надежда Сергеевна занималась уборкой дома, а мама с тётей Таней кормили нас. Все торопились на работу, и было не до лишних разговоров. Если малыши капризничали, никто на них особого внимания не обращал – кусок картошки в руку и сиди, жуй, а то и этого не будет. Ни конфет, ни сахара мы не видели. Сладким баловством в зимнее время были несколько кусочков кураги из тыквы, которую осенью, порезав на ломтики, сушили в печи и хранили в полотняных мешках, висевших на стенке. Самовольно туда никому влезать не разрешалось, да и влезть туда мы сами не могли – мешочки висели на гвоздях, вбитых недосягаемо высоко для нашего роста, и туго перевязаны дратвой. Продукт принадлежал всем и выдавался в особых случаях как праздничное угощение. Мы частенько посматривали на привлекающие нас мешки, но снять их не хватало сил. И всё же мы с Ирой нашли подход к лакомству. Со стороны стенки продрали ножницами небольшую дырочку и понемногу выколупывали курагу, но не более, чем по одному кусочку на каждого ребёнка. Поглядывая на мешочек, тающий на глазах, не могли остановиться и не просто лакомились, а утоляли порой невыносимый голод молодого организма, которому требовалось питание для роста. Конечно, взрослые замечали наши маленькие хитрости, но нам этого не показывали, чтобы мы и далее подпитывали себя украдкой, в экономном режиме. В противном случае при очевидной безнаказанности мы повытаскивали бы всё за пару дней – так считали взрослые.
Вскоре наша детская жизнь изменилась к лучшему. Маме и тёте Тане предложили для нас как детей фронтовиков места в детском садике. Мама обрадовалась – дети будут под присмотром, а главное – накормлены лучше, чем в домашних условиях. На следующее утро мы все – наши мамы и четверо детей – радостные шли  в детский садик. Нас встретила добрыми, ласковыми словами пожилая заведующая и, проводив в группу, отдала на попечение воспитательницы – совсем юной девчушки с длинными косичками и веснушками на круглом улыбчивом лице. С первого дня в детском саду нам понравилось, тем более, что с Ирой мы подружились дома и в отрыве от наших мам не скучали. Не знаю, как подобрали воспитатели «ключик» к нашим капризным братикам, ослабленным болезнями и скудным питанием, но с тех пор, как их определили в детский садик, они шли туда охотно, без капризов.
Александра Сергеевна, заведующая, в первые дни частенько подходила к нам с Ирой и, убедившись, что мы прижились, успокоенная занималась делами. Наступал Новый год. В садике готовилась ёлка с Дедом Морозом и Снегурочкой. Для ёлки необходимые украшения дети делали своими руками. Этой работой мы занимались почти всё свободное время. Из бумаги склеивали разноцветные цепи, вырезали из картонок всяких зверей, птиц, контуры танков, самолётов, всевозможные звёзды. Мы с Ирой так увлечённо работали, что общее занятие нас сделало неразлучными. Она проявляла заботу обо мне, и я тоже не давал её никому в обиду. Домой из садика мы шли вместе, взявшись за руки, и вели за ручки наших братиков. Сад был довольно далеко от дома, но мы справлялись и никогда не отклонялись от кратчайшего пути к дому. Обе мамы радовались нашей дружбе и иногда в шутку говорили:
– Вот вырастете большие, поженитесь, и детки у вас будут такие же хорошие и послушные, как вы сами. Мы стеснялись таких разговоров, но в сознании что-то откладывалось…
Накануне праздника дети вместе с воспитателями стали украшать новогоднюю ёлку. Все радовались, суетились, ожидали встречи с Дедом Морозом и Снегурочкой. Завершив работу, дети разбрелись кто куда, а воспитатели вышли помыть руки и переодеться. Ира взяла меня за руку, увлекая к большому старинному комоду, стоящему в углу зала, предложив:
– Спрячемся от всех. Там за комодом нас никто не найдёт.
Мы протиснулись в нишу около стенки и оказались в просторном треугольнике между стенкой и окнами помещения за наискось поставленным комодом. Она смотрела на меня ясными карими глазами и, нисколько не смущаясь, искренне, с детской непосредственностью произнесла:
– Серёжа, мы с тобой поженимся, когда вырастем большими, а теперь я хочу посмотреть, как у тебя вот здесь устроено. Она стянула мои штанишки, державшиеся на резинке, а потом – трусики, приподняла свесившуюся рубашку, заглянула и, видимо, не совсем «разобравшись», попросила:
– Подними рубаху.
Я приподнял. Она, нагнувшись, посмотрела и задумчиво произнесла:
– Что-то я не пойму, как оно устроено. Потрогав рукой то, что обнаружилось, она сняла свои трусики и, показывая мне то, что они скрывали, опять озабоченно сказала:
– А у меня не так, как у тебя. Посмотри – у меня здесь ничего такого не висит. Как это понимать? И как получаются дети, тоже непонятно. Может, ты знаешь?
– Ничего я не знаю, – и, что-то вспомнив, добавил:
– Говорят, детей рожают вот этим местом, – глядя на Ирину «откровенность», сказал я и с сомнением у неё уточнял:
– Неужели из этой «полосочки» могут родиться дети? Я даже не представляю, как они из неё получаются. А как они забираются туда? Там совсем негде им спрятаться, – рассуждал я. Ира на этот счёт выложила свои знания:
– А у мамы здесь много всего! Я подрасту, и у меня тоже будет такое! Понял теперь? Только нужно вот этой твоей штучкой потрогать у меня здесь. Я слышала, как говорили про это взрослые девочки. Потрогай меня, может, и у нас получатся дети.
– Ещё что придумаешь?
– А зачем нам ждать, когда вырастем? Мы с ребёночком будем играть, пока сами маленькие.
– Ты сначала у мамы узнай, что нужно делать, а то можем не угадать, и все смеяться будут, – ответил я и подтянул штаны.
– Ладно, в другой раз разберёмся, – ответила Ира. Затем подтянула трусики и, поправив платьице, подтолкнула меня к выходу.
Ни на следующий день, ни в последующие мы к этой теме не возвращались.
Вскоре состоялся утренник. Мы пели, танцевали и резвились, как могли – с детьми, с Дедом Морозом и Снегурочкой. Только Дед Мороз мне показался не дедом, а тёткой. Ира со мной не соглашалась:
– Не может Дед Мороз быть тёткой, – возражала она. Позже, посмотрев в окно, я случайно увидел этого Деда Мороза, прятавшегося за сугробом, видимо, не успевшего добежать до туалета, и, показывая Ире на него, сказал:
– Посмотри, на своего Деда – он же не тем концом писает! Никакой это не Дед Мороз, а баба Мороз, которая на ёлке не должна быть, пока не научится хотя бы правильно писать!
После этого «обманного» случая я потерял интерес к празднику, а Ира продолжала беззаботно танцевать и резвиться. В тот день наши братики не были в детском садике. Ввиду сильного мороза малышей не принимали, и мы с Ирой, взявшись за руки, шли домой вдвоём. У колодца стояли ребята постарше нас и о чем-то оживлённо говорили, но, увидев нас, умолкли.
– Эй вы, малыши, идите сюда, мы вам фокус покажем, – окликнули они нас. Мы подошли. Ребята, указав на вороток с висящим на нём ведром, предложили попробовать его стальную отполированную поверхность на вкус и далее пояснили:
– Ручка на морозе сладкая. Её нужно лизнуть обоим одновременно, по команде. Кто первый, тот молодец! Раз! Два! Три!
Мы, конечно, хотели быть молодцами. Лизнули! И тут же наши языки прихватило морозом к стальной детали. Боль была сильная, а главное – мы стояли, согнувшись у железяки с высунутыми языками, и не знали, что нам делать дальше. Я еле отодрал язык, оставив на металле часть его поверхности. То же произошло и у Иры. Она плакала, а я храбрился, пытаясь её успокоить, но язык не повиновался и произносил что-то нечленораздельное.
Дома мы ничего мамам не сказали. Это теперь, чуть ребёнок поранится, так над ним родители прыгают как обезьяны и причитают, а раньше нашкодившему ребёнку крутанут уши, чтобы не лез, куда не следует, и не делал глупостей! Через несколько дней боль прошла. Наши языки болтали по-прежнему хорошо, но элементы человеческой подлости в памяти накапливались, создавая, таким образом, жизненный опыт.