Последний старец по страницам 113

-   Тишина! – гаркнул немолодой сухопарый полковник с щёточкой усов под Ворошилова. – На губу пойдёте, если что! Буза в лагере – здесь только служба. Кому охота до зоны – шаг назад…

   Строй притих. Из трёх сотен мужиков, обременённых воровскими профессиями, понятное дело, в лагерь никому не хотелось. Все они были потеряны для воровского мира братвы. Не суки, но всё ж не свои. Ибо государству вызвались послужить. Какое оно ни какое, своё, советское, но всё ж – в за падло… К тому же «шаг назад» был невозможен чисто теоретически: позади во всех шеренгах, кроме последней, высился сосед, которому досталось бы по лбу или в нос затылком. Сказал такую «зафигурину» полковник случайно или преднамеренно – сие осталось неведомо даже бате. И, если б не Князь – кто бы пошёл? Кому бы сгодилась такая «служба Отечеству»? Вот то-то и оно что…

-     Прошу любить и жаловать! Старшина Петуховская, ваш инструктор по боевой подготовке, - взорам обомлевших урок представилась дородная женщина в гимнастёрке с петлицами, в защитного цвета юбке хэбэ. – Вопросы есть?

-     Найдутся, - протянул развязано кто-то, малознакомый Захарченко, из заднего ряда. – Окромя бабы у вас получше командира немае?

-     Отставить! Повторяю, вопросы есть?

-     Фамилию вам, гражданочка начальник, здесь выдали? Или по факту вылупления… в комоде?

-     Отставить! Фамилия?.. Трое суток ареста!  Ко мне обращаться только по званию – товарищ старшина. Ничего более. Все лагерные штучки-дрючки и прочие прибамбасы прекратить.  Понятно?.. Вопросы есть? Вопросов нет. Командиры рот! Развести личный состав учебного батальона по казармам…Вольно! Я сказала команду вольно – не понятно!?! Значит можно отставить ногу. И руки не держать по швам. В полусогнутом состоянии можно. Понятно? На грудь не ложить! По воздуху руками не махать! Задние ряды не опираться о передние! Команда вольно! Разойдись!

-     Товарищ старшина, разрешите обратиться?

-     Разрешаю. Что у вас… рядовой?

-     Аслакханов… Виноват, рядовой Аслакханов! Вот вы сказали «ложить» вместо «класть». Как правильно?..

   Поскрипывая зубами и прихахатывая, толпа зеков в цивильных майках, рубашках и пиджаках медленно расползалась в приземистые казарменного типа здания. Внутри были противу всех ожиданий трехъярусные железные кровати заместо нар. На окнах были стальные решётки, вокруг части – забор из колючей проволоки. «Хоть смотровых вышек немае!» – пошутил знакомый Захарченке «цуцик», который оказался неказистым щупленьким мужичком лет сорока, с вечно улыбающейся, морщинистой физиономией.

   Посреди казармы, подпирая дощатый, вытертый добела пол начищенными хромовыми сапогами, стоял военный с чёрно-красными петлицами артиллериста, с одной капитанской шпалой. Он смотрел на ватагу из-под козырька новенькой фуражки так, будто давно имел с нею дело.

-      Прошу любить меня и жаловать. Хотя бы за время нашего с вами знакомства, - начал он многообещающе, скаля ровные белоснежные зубы.  – Начальник особого отдела учебной части капитан Вахрушев.

-       Наше вам, гражданин… извиняюсь, товарищ начальничек! – свистнул в потолок Двинь. Он сел на корточки и пошёл вприсядку. При этом руки его сами собой хлопали о туго обтянутые колени.

-       Ваш восторг, рядовой, неуместен, - не меняясь в лице, парировал особист. – Я обязан провести с вами инструктаж, товарищи бойцы.

-       Слушаем…

-       Во первых, поздравляю вас с вступлением в ряды Красной армии. Вы находитесь на территории режимного объекта, который называется воинская учебная часть. Здесь вас будут учить тому, что необходимо на поле боя любому бойцу, чтобы выжить. Выжить и убить как можно больше врагов. Поэтому всё, что вас смущает: решётки на окнах, колючая проволока, КПП и часовые – вызвано военной необходимостью. Лагерь остался в прошлом! Если, конечно, некоторые из вас сами не изъявят желание в него вернуться…

     Ватага одобрительно реготнув, замолкла.

-      Вижу, что никто не горит таким желанием. Замечательно… На территории воинской части и за её пределами на вас распространяется режим секретности. Что это значит? Ничего, никому, ни при каких обстоятельствах не рассказывать о характере службы, которую вы будете проходить. Второе! Внимательно следить за теми, кто будет всем этим интересоваться. А именно – сведениями, представляющими военную тайну и, следовательно, подпадающими под категорию секретно и совершенно секретно. Третье! Пресекать своевременно данные попытки. Равно как и акты вредительской и диверсионной деятельности. А именно: подстрекательство тех или иных лиц из числа гражданского населения или сослуживцев к проникновению на территорию части посторонних, к выносу оружия, боеприпасов, инвентаря, любых документов. Это всем понятно?

-      Да-а-а! – раздался нестройный гвалт.

-      Можно вопрос?

-      Можно, - улыбнулся ещё шире лейтенант Вахрушев. – Даже нужно.

   Из рядов выступил тот, кого Князь окрестил Цуциком.

-      Вот вы сказали следить и пресекать, - поскрёб затылок Цуцик. – Я конечно извиняюсь, но тут вот какое дело. Товарищ капитан? Я правильно к вам обращаюсь? Так вот… В воровском мире такое за падлом зовётся. Если я, конечно, правильно догнал, что от нас требуется. Ведь это что будет, братва?
 
-       А то и будет, братело, - снова возник Двинь. – Стукать друг на друга это будет! К такой фраерской жизни нас тянут, браточки милые. Эх, щас помру! Родимая Маруся! Век свободы не видать…

   Особист оставил эту выходку без внимания.

-      Если всё понятно, можно приступать ко сну, - заметил он. Показав в который раз длинный ряд крепких белых зубов, он взглянул на часы. – Только спать эту ночь вам придётся на голых сетках. Бельё в пути запоздало…

   Ночью, когда «шушера» улеглась на трехъярусные кровати со скрипящей сеткой, привилегированная братия провела внеочередной сходняк, именуемый в воровском народе «толковищем».

   - …Это что ж такое получается, Князь, менты нас совсем ссучивают? – выставил железные зубы Витя Волк, Тамбовский, убийца-рецедивист и воровской авторитет. Про него шёпотом говаривали, что в одну из ходок он и трое братков съели в тайге двух фраеров, которых специально для этого захватили. – Об том базара не было. Вор ты конечно авторитетный. Коронован по всем правилам. Но… Что-то мне в эту масть не шибко хочется влезать. Может я один такой недогадливый? Поясни… Вся братва тебя просит.

-       Так ли вся? – Захарченко расставил ножищи в кирзачах. Возложил на обтянутые брючным сукном колени свои лапищи. – Ты с толковищем наперёд базарил или сейчас подписываешься?

-        Вся ни вся, но, Князь – не дело, когда мент нас стукать друг на дружку запрягает, - выдавил кто-то с натягом. – Ещё при шестёрках…

-        А тебе при них невмоготу? – усмехнулся Князь. – Аж под ложечкой засвербело…

   Толковище одобряюще гоготнуло. Сказавши такое, новоиспечённый авторитет Женя Питерский, квартирный вор, у которого на 41-ый год приходилось три ходки  (две – с колонии, одна с этапа) и дерзкое ограбление квартиры начальника райотдела милиции, сплюнул в пол. Его пшеничная шевелюра, как у Есенина, гармонировала с курносым носом и синими глазами. Такие нравились бабам, но не нравились тем мужикам, что мотали сроки, так как с подобной внешностью быстрее всего попадали в разряд «петухов», если не было воровской биографии.

-      Слюну подотри, - сдвинул складки надбровья Князь. – Мал да соплив ещё, что своей мастью токовище метить.

-      Не базар, Князь, - нога Жени в туфле лодочкой старательно затёрла плевок на дощатом полу. – Только вопрос позволь задать, молодому?

-      Валяй. Не партсобрание…

-      Расклад по моему юному разумению такой: как карты нас тасуют или мы тасуем? Сколько ни общался с народом деловым, всюду так: с давних пор вор вору глаз ни выклюет. А нас как запрягают?  Стучать как на воле? Власти служить, как я понял, для виду ты нас вытянул. При первом удобном случае – линять надобно. Пусть наша власть с германской друг дружку колотит на больших полях. Вору про то ни забота. Когда власть в раздоре, вору только на пользу. Наше дело воровское – дело известное…

-       Дело говорит, вор молодой!

-       Тишина! – рука Князя поднялась ладонью вперёд как в римском сенате. – Вор слово имеет.

   На толковище водрузилась мёртвая тишина. Стоявшие на стрёме шестёрки (зеки из приближённых к авторитетам и ворам), почёсывали затылки. Вся остальная масть храпела на скрипучих сетчатых кроватях, что по усталости не казались столь жёсткими.