Сказки для взрослых. Царица Луны

                Посвящается Георгию Андреевичу

   ВЕТЕР. ОНА любила мчаться на лошади, когда тугие струи ветра холодили и бодрили кожу, трепали волосы. Ей казалось, что ветер играет с ней, ластится. Сколько раз ветер приносил известия о близости дичи или врагов: запахи, звуки. Ветер помогал возбудиться перед битвой, усиливал азарт погони, несся впереди радостным гонцом победы или удачной охоты, нежно баюкал в часы отдыха. ОНА любила ветер, и ей казалось, что ветер отвечает взаимностью и помогает ей.

   Черные тени метнулись наперерез с гиканьем, уханьем. Стали видны скалящиеся мужские рожи, плотоядно разглядывавшие охотниц.
   «Эх, молнию бы сейчас!» — пронеслось у нее в голове, хоть и знала, что пожар в степи — беда. Но теперь казалось, что нет беды горше, чем та, что в мужском обличье неслась им наперерез. И не спрятаться никуда, не деться.
   Сухой треск молнии разорвал небеса, и по степи веселыми зайцами поскакали, понеслись языки пламени. Они мгновенно отсекли юных охотниц от преследователей. Мелкие искорки прижгли кожу коней, взбудоражили им кровь, погнали прочь от опасного места.
   ОНА знала, что ее гнедого теперь не нужно подгонять, только направить чуть-чуть, не дать в панике кинуться в огненную ловушку. А за ее гнедым и остальные, как стая птиц, дорогу найдут.
   Ветер бил ей в лицо, но не до него, не до старого друга ей сейчас. Ей бы мысли в узде удержать, что дальше делать продумать.
   Бешеный топот коней не мог заглушить ни гула огня позади, ни криков человеческих. Видно попали-таки преследователи в огненные тиски.

   А ветер переменился уже. То в лицо бил, а теперь сзади нагоняет, огненные языки торопит. Страшно ей стало: ветер из друга во врага смертельного превратился.
   Целью этой дикой скачки для нее река была, маленькая степная речушка. За воду огонь перекинуться не должен был бы. Но при таком ветре огонь через речку быстрее коня перелетит и пойдет гулять уже без остановки до леса, до родного убежища.
   ОНА вдруг ощутила, что за полами ее плаща крылья Смерти трепещутся. И сама ОНА — вестница смерти.
   Чуть придержала она гнедого, чтобы другие лошади вперед вырвались, соскользнула с него наземь прямо перед речкой спасительной. Тут же поднялась во весь рост ветру навстречу.
   «Самое главное — силу свою ощутить»,— говорила ей когда-то бабушка, показывая, как тучи разгонять. Вот и ветер: ни другом, ни врагом, а покорным слугой должен стать.
   — Назад! — ни тени сомнения не должно быть в ее приказе.

   Сильна мощь у стихии, но и воля человеческая неприступной мощью быть может. Приказы такой внутренней силы, даже шепотом произнесенные, выполняют мгновенно.
   И ветер стих. Без ветра огонь, почадив немного, умер. От пепла степь почернела, поседела. В этот пепел, потеряв сознание, ОНА и рухнула.

   В ЗАБЫТЬИ виделась ей бабушка, ее ласковые руки с натруженными венами. Маленькой девочкой ОНА так любила гладить пальцем эти синие дорожки. Ее губы сейчас пытались сказать: «Возьми меня с собой, бабушка!». Но бабушка качала головой и отворачивала лицо.
   В какой-то момент видения развеялись, и ОНА пришла в себя. Черные глаза главной амазонки вернули в реальность.
   — Я была ранена?
   — Нет. Ты упала с коня, а остальные не сразу это заметили. Когда вернулись, нашли тебя без сознания как раз на краю обгоревшей степи. Это чудо, но как будто именно твое тело не дало дальше распространиться огню, — предводительница ласково держала ее за руку.
ОНА закрыла глаза. «Спасибо, бабушка!» — подумала, а рука нащупала маленький мешочек на груди. Крошки старой высохшей хлебной лепешки лежали в нем.
   Ей и в голову не могла прийти мысль рассказать о том, что происходило на краю огненной степи. Еще с детства усвоила она, что люди не любят таких, как она и ее семья, не любят и боятся. Поэтому их убивают. Так хотели убить ее бабушку.

          ДЕТСТВО

   ОНА совсем не помнила, где родилась. Смутно помнит, как люди убивали людей на ее родине, убили ее отца, и осиротевшая семья была вынуждена бежать с родных мест. Мать находилась тогда в положении, поэтому, не перенеся тягот пути, умерла. В чужих местах, не зная языка, не имея имущества, оказались трое детей и бабушка. Так и умереть бы им от голода, но когда дети стали пухнуть, и не было сил смотреть на это, бабушке приснился сон: огненный старец сказал ей, что отныне она будет знать все. Утром они проснулись от крика: у соседа украли лошадь. Тогда бабушка велела старшему внуку:
   — Пойди, объясни этому дурню, что его лошадь под мостом привязана.
   Кое-как удалось мальчишке объясниться с соседом, тот оседлал вторую лошадь и, действительно, нашел свою пропажу там, где указано. На радостях сосед принес муки, масла.

   Так и пошло: бабушка помогала людям находить украденные или потерянные вещи, предсказывала судьбу. Шесть лет отговаривала она одну женщину, приходившую к
ней узнать о судьбе своего сгинувшего мужа, не выходить повторно замуж — беда будет. На исходе шестого года, в день назначенной все-таки свадьбы, пришел муж и убил свою неверную жену, жениха и себя. Потрясенные селяне в трагедии обвинили бабушку. До сих пор помнит ОНА, как воскресли детские кошмары: опять метались по селу люди с криками «Убей!», опять горела их изба, а бабушка вместе с внуками до темноты прятались в чужом огороде. Когда влажная ночь опустилась на землю, бабушка повела детей за собой, крепко-накрепко приказав им молчать, что бы они не увидели. Дети шли по дороге, волоча тюки с жалким скарбом, рядом ковыляла совсем уже старая женщина. На выходе из села стояли двое мужиков, видимо караулили. ОНА и двое ее старших братьев дрожали, как листы на ветру, когда бабушка, молча толкая их в спины, заставила идти мимо караульщиков. До сих пор помнит ОНА, как странно вели себя мужики: будто ничего и не видели.

   Уже за селом, километрах в трех от него, бабушке стало худо. Ее положили под вербою, и старуха объявила, что умирает.
   Перед смертью бабушка была спокойна и сосредоточена. Сначала взяла в руки ладони мальчиков:
   — Ты будешь воином, — сказала старшему, — а ты станешь лекарем, — объявила среднему. Потом отпустила их руки и взяла ладошку младшей внучки, долго молчала, потом произнесла — Ты будешь и воином, и лекарем, и будешь как я.
   — Бабушка, но карты сгорели, те карты, по которым ты предсказывала!
   — Карты нужны только для того, чтобы люди не пугались, — усмехнулась бабушка.
   Потом она достала из одной котомки большую лепешку, держала ее в руках и что-то бормотала над ней. Затем разделила лепешку на три куска:
   — Пусть каждый из вас положит этот хлеб себе за пазуху, он оградит вас от зла. Ничего не бойтесь, идите, пусть каждый из вас выберет разную дорогу — иначе вас поймают. И помните, пока хлеб с вами — я защищу вас. Обо мне не беспокойтесь: меня похоронят без вас.

   Она умерла спокойно и умиротворенно: внуки видели, как навечно застыла ее улыбка.
На рассвете каждый пошел в свою сторону. Двенадцатилетняя девчонка первый раз осталась наедине с огромным миром, который был и страшен, и прекрасен. Но ее манил этот мир, этот простор.

   Несколько дней ОНА то бежала, то брела куда-то. Еда давно кончилась, но заветный кусок лепешки по-прежнему был на груди. Ночью звезды светили ей в сонные глаза, как лучики надежды. Почему-то казалось, что полная луна теперь напоминает лицо бабушки. Лицо склоняется над спящей девочкой и обещает, что все будет хорошо…
   
   В этот раз ОНА проснулась под мерный топот копыт и с удивлением обнаружила, что лежит поперек лошади со связанными руками и ногами. Девочка подняла голову: вокруг нее на лошадях скакали одни женщины. Женщины были странно одеты, вооружены, да и сидели на лошадях не в седлах, а на согнутых ногах, крепко обхватив ими конские спины. Увидев, что пленница очнулась, старшая дала знак остановиться, затем сама дала девочке выпить что-то из своей фляги. Напиток имел травяной привкус и придавал силы. Теперь ей дали возможность сидеть на коне верхом, а не болтаться безвольным тюком. Вместе с кожаным ремешком, управляющим лошадью, ОНА ощутила, что взяла в руки свою судьбу.
   
ТАК КОНЧИЛОСЬ ДЕТСТВО.

          ЮНОСТЬ

   Много позднее ОНА узнала, что страшное везение направило в эту сторону не одного из ее братьев, а ее, девочку. Племя амазонок оставляло в живых только женщин. Какие-то смутные легенды, передаваемые из поколения в поколение, говорили о том, что амазонки — потомки кочевого воинственного племени, но все мужчины рода погибли. Женщины поклялись сохранить свои обычаи и передавать их только по женской линии. А чтобы род не исчез с земли, захваченных в бою пленников могли оставить в живых несколько дней. Когда новая жизнь зарождалась в женском чреве — пленников убивали. Самым странным и чудовищным было то, что умерщвляли и родившихся младенцев мужского пола, оставляя только девочек. Когда битвы или болезни уносили много женщин сразу, тогда в плен брали девочек из чужих земель, их воспитывали, обучали охоте и воинскому делу. Тех, кто не хотел или не мог охотиться — убивали. Законы племени были очень суровыми.

   ОНА влилась в жизнь племени естественно и легко, как надевается на ногу разношенный башмак. Она полюбила ездить на коне так же, как все амазонки: без седла, согнутыми ногами сжимая конскую спину и чувствуя его мускулы. Оттого казалось, что они с конем — единое целое. Лук, стрелы, меч стали привычными игрушками. ОНА охотилась вместе с такими же молодыми девчонками-подростками, как сама. Часто брала на себя роль главаря этой сумасшедшей оравы, но не потому, что хотела лидерства, просто она чувствовала ответственность за эту странную семью, которую считала своей. Жизнь старших женщин, их войны, их роды и другие таинства не интересовали ее. Рано лишившись матери, она помнила только бабушку. Но старых женщин в племени не было — они не доживали до старости. Вот потому-то и не тянуло ее ни к кому, кроме сверстниц: их дикие игры напоминали ей игры братьев.

Так минуло шесть лет до этой злополучной охоты.

          ЕЕ МУЖЧИНА

   Сознание и силы возвращались медленно, как после тяжелой раны. За ней ухаживали тщательно, даже с каким-то почтением. Раньше такого никогда не было. Все выяснилось, когда ОНА стала потихоньку вставать.

   Однажды предводительница, поманив за собой, увела ее к священному месту. Другие амазонки не могли даже приближаться туда. ОНА впервые увидела подковообразную каменную расщелину на вершине одной из гор, покрытые мхом каменные стены, маленькую круглую полянку и каменный столб посредине, как палец, указывающий в небо. Столб был невысокий, до середины груди. Его вершина была отполирована, видимо использовалась для чего-то. Отсюда, сверху, где не мешали деревья, прекрасно был виден кусок темного неба, на котором сияла круглая луна.
   Предводительница села сама и жестом показала, где сесть ей.
   — Ты не нашего племени, это так. Но боги сами привели тебя к нам. Теперь оказалось, что именно ты обладаешь тем даром, которым должна обладать «Царица Луны». Молчи пока, — остановила предводительница, — ты можешь отрицать, но теперь я все знаю сама. По нашим законам, Царицей Луны может стать или дочь прежней Царицы, или та из амазонок, в ком обнаружатся чудесные способности. У меня нет дочери, в племени нет другой, такой как ты…
   — У каждой из Цариц дар может проявляться по-разному. Вот, смотри, — предводительница положила на вершину столба что-то круглое. Затем убрала руки, а ее взгляд напрягся и стал бездонным. Через несколько секунд круглый камешек завертелся на месте волчком, а потом покатился и упал куда-то.
   — Я смогу научить тебя тому, что умею сама. Но прежде ты должна рассказать мне все о себе без утайки.
   Предводительница слушала внимательно, ее интересовало и бабушкино гаданье и то, как она учила разгонять тучи.
   — Покажи сейчас. Хотя нет, не надо, потом. Сейчас ты еще слаба. Тебе нужно окрепнуть. И еще… Тебе нужно родить. Мало ли что может случиться со мной или с тобой — в племени должна остаться наследница!
   — А если родится мальчик?!
   — Ничего, — нахмурилась повелительница, — через какое-то время попробуешь родить еще. Ты молода. Кстати, у тебя будет право первого выбора, когда привезут самцов. И никто больше не сможет претендовать на него.
   — Почему вы не оставляете мужчин в живых?! — Она осмелилась задать давно мучавший ее вопрос, так как понимала, что сейчас ей могут ответить правду.
   — Любой самец рано или поздно пытается захватить власть в свои руки. Самцы не склонны хранить обычаи, кроме тех, которые ублажают их мужскую сущность. Единственное положение вещей, которое их устраивает — это рабство женщины. Кроме того, те способности, о которых мы говорим, чаще встречаются среди женщин и передаются по женской линии. Женщина более совершенное создание. Не зря наша покровительница, Луна, как и наша мать, Земля — женского рода. — Лицо предводительницы загорелось и дышало страстной убежденностью в правоте древних обычаев.

   Прошло еще несколько месяцев. ОНА была теперь посвящена в таинство обрядов «Царицы Луны». Впрочем, этот титул она получит только после смерти нынешней царицы. А пока ОНА училась вместе с предводительницей разгадывать знаки будущего на камне святилища в полнолуние, слышать и понимать ночные звуки и шорохи.
   Отряд сверстниц под ее руководством становились все более изощренными ночными воинами. Оказывается, что только охота на птиц и зверей велась днем, но наиболее искусные амазонки были ночными охотницами за другой дичью. Только в ночной тишине нападали они на поселения, захватывая трофеями предметы быта, оружие и людей: девочек для последующего воспитания, мужчин для продолжения рода. В ответ из селений высылали вооруженные отряды воинов, но редко им удавалось увидеть днем отряд амазонок. Ну, а если уж удавалось, то бились женщины со свирепой яростью раненых тигриц, не щадя своих жизней.

   НАСТУПИЛО РАННЕЕ ЛЕТО, когда отряд старших амазонок вернулся не только с богатой добычей, но и с тремя самцами. Для них соорудили большие клетки и выставили охрану. Двое вели себя так, как обычно ведут себя мужчины в окружении полуголых женщин: пытались заигрывать и совсем не чувствовали опасности. Третий, тех пор как его с огромным трудом запихнули в клетку, сел посредине и так и сидел, внимательно разглядывая все вокруг и покусывая травинку.

   ОНА только вернулась с охоты, порозовевшая от скачки и вольного воздуха, когда ей предложили сделать выбор. У нее не было ни малейшего желания его делать, хотелось оставить в этой жизни все как есть. Но предводительница была неумолима: за ослушание ее, наследницу, могла ждать участь пленников.
   Мужчины, поняв по отношению окружающих, особый статус появившейся девушки, удвоили свои усилия: двое еще сильней стали выкрикивать пошлости, третий еще сосредоточеннее кусал травинку.
   Годы, проведенные среди амазонок, выработали в ней пренебрежительное отношение к мужскому роду, поэтому на первых двух ОНА смотрела с чувством гадливости. Когда же встретилась глазами с третьим, то на мгновение мир застыл, а в ее голове кто-то сказал: «Муж». Это было так четко, что она даже оглянулась вокруг. Но все стояли поодаль, ожидая результата. Ее разум справился с мгновенной растерянностью.
Она выглядела даже равнодушной, когда показала на третьего. Радостное ликование встретило ее выбор: оказывается, остальным больше нравились двое других.

   Началась суета подготовки к празднику зачатия: варился специальный настой, усиливающий мужскую потенцию, готовилось много мяса, девушки и женщины, отобранные для зачатия, натирали себя душистыми маслами, чтобы быть желанными для самцов.
   ОНА с удовольствием ушла бы отсюда подальше, но на празднике должны быть все амазонки старше восемнадцати: для одних это было действо, для других — редкое зрелище. Праздник зачатия — один из обычаев. Когда ОНА станет «Царицей Луны», ей придется руководить этим праздником.
   Никаких укрытий для соития не было сделано: две клетки выставили в центр поляны, бросили на пол несколько шкур. Третью клетку оттащили в сторону. Охрану усилили, так чтобы ни один самец не смог сбежать, пока ему запускают в клетку очередную партнершу.

   НА ЗАКАТЕ начался сам праздник: самые молодые из собравшихся женщин, еще девственницы, танцевали вокруг костра, показывая самцам свою красоту и силу. Они не были обнажены полностью, но их молодые округлости, видимо, впечатлили мужчин, потому что женщины постарше стали показывать на вздувшиеся горбы на штанах самцов и радостно гоготать. По знаку правительницы в клетки к самцам запустили двух молодых девушек.
ОНА знала, как происходит соитие в природе. Но почему-то то, что происходило на ее глазах, ничем не напоминало гимн жизни, который, ей казалось, она слышала при брачных играх птиц и зверей. Ей было грустно.

   А действие разворачивалось: мужчины, уже полностью обнаженные, под крики окружающих вокруг и стоны девственниц под ними, дошли до экстаза. Какое-то рычание вырывалось у них, и оба, практически одновременно, замерли на распростертых телах молодых женщин. Теперь несколько старших женщин осторожно вынесли своих юных соплеменниц, у которых на ногах виднелись кровавые пятна.
   — Ничего, это в первый раз немного больно и кровь, — шепнула ей предводительница.

   Теперь самцам полагался небольшой отдых, поэтому их напоили специальным отваром, а все остальные стали снова танцевать на поляне. Всходила полная луна.
   
   Через пару часов, когда двое мужчин, обессиленные чередой женщин, уснули мертвым сном, а большинство амазонок разбрелись, утомленные праздником, повелительница шепнула ей: «Пора!». Ее сердце бешено забилось от близкой и неотвратимой неизвестности.
Оказывается, ее привилегией было не только право выбора, но и право на близость с мужчиной без внимания десятков глаз. Клетка ее самца была уже прикрыта шкурами и ветками. Но все равно вокруг оставалась охрана.
   ОНА вошла в клетку, и клетку закрыли. Сверху, через крышу свободно лился свет луны, но мужчина сел так, чтобы на него падала тень от шкуры. Он был лишь смутно виден. Она не знала, что делать дальше, поэтому просто села на одну из шкур на полу. Так, в молчании, они сидели какое-то время.
   — Что с нами сделают потом? — вдруг подал ОН голос.
   — Убьют через несколько дней, — ответила ОНА.
   — А если я не буду делать ЭТО с тобой?!
   — Убьют завтра, и тебя, и меня.
   — Почему?!
   — Такие у нас обычаи.
   — Ты боишься меня или смерти?! — спросил ОН.
   — Не знаю: я уже была несколько раз на пороге смерти, но никогда не была с мужчиной. Поэтому я не знаю, чего боюсь.
   — Садись ближе, может быть, тебе просто холодно, я согрею тебя.

   Действительно, полночь уже миновала, и становилось холоднее. А его кожа оказалась приятной: теплой и мягкой. Даже запах его тела был приятен ей. Около него ОНА быстро согрелась, успокоилась, а ОН, наоборот, стал дышать чаще и немного дрожать.
   — Прости, я совсем заморозила тебя, — ее теплые пальчики пробежали по его обнаженному плечу. ОН взял ее руку и стал целовать сначала каждый палец, затем ложбинку около локтя, затем выше: плечо, потом еще выше: впадинку за ухом, потом…
   Потом она потеряла счет времени, исчезло пространство, чувство собственного тела и ОНА слилась в единое целое с этим мужчиной. Даже возникшая в какое-то время боль была желанной. А потом оба заснули в объятиях друг друга…

   Утром их разбудили свет и крики вокруг: шкуры и ветки с их клетки сняли, и женщины радостными криками сообщали друг другу, что скоро может появиться наследница.
   ОН и ОНА сидели в клетке, вдруг всем существом почувствовав, что клетка одна на двоих, даже если одного из них сейчас выпустят.

          ПОБЕГ

   Ее приводили в клетку еще три ночи. Затем перестали пускать к мужчине. Предводительница объяснила, что теперь надо немного подождать, пока станет ясно, наступила ли беременность. А пока ей запретили ездить на лошади. Ее мужчину не трогали, хотя двое других были уже убиты.

   Через несколько дней, во время прогулки по лесу, у нее внезапно закружилась голова, появилась слабость. Такого ОНА никогда не испытывала, если не была ранена. А еще ночью ей приснилась живая рыбка, которую она держала в руках. Придя в себя, она с абсолютной ясностью поняла, что ждет ребенка. Поняла и то, что через еще какое-то время ее состояние станет известно всем, тогда убьют ее мужчину. А ОНА вдруг страшно захотела иметь свой дом, семью. Чтобы был муж, чтобы родился сын, похожий на отца. Да, ей хотелось именно мальчика, она была абсолютно уверена, что родится сын. Но здесь, в лесу, и ее мужчину, и ее сына ждала только смерть. Нужно было снова, в который раз в этой жизни, бросать ставшие родными места и идти навстречу неизвестной жизни.

   Подмешать сонной травы в ужин соплеменниц было несложно. Сложность была только в том, что не все из амазонок ужинали: где-то в лесу стояли охранницы, отряд охотниц должен был вот-вот вернуться. Но ждать дольше возможности не было.
   ОНА открыла клетку с мужчиной.
   — Мы уйдем сейчас вместе. Без меня тебе не выйти отсюда. Потом, если захочешь, можем расстаться. А пока иди за мной, след в след и молчи, чтобы не увидел. Обещаешь?!
   ОН бросил свою неизменную травинку и молча кивнул.

   Ей сейчас как никогда пригодились все умения и знания ночных охотниц. Если бы она шла одна, то никто из охранниц даже не заметил бы еще одну ночную тень, мелькнувшую в лесу. Но ее спутник был неловок и тяжел. Поэтому ОНА выбрала самую опасную дорогу: по кромке леса. Там не хрустели ветки, ноги не спотыкались о коряги. Зато тонкий серп луны давал охранницам прекрасную возможность увидеть две движущиеся фигуры. Лошадь могла выдать беглецов, поэтому шли пешком.
   Хорошо, что мужчина был молчалив. Поэтому ОНА могла полностью сосредоточиться на том состоянии, которое позволило им быть как-бы невидимыми для живых существ. То, что нужное состояние достигнуто, показала неожиданная встреча: прямо на них из лесной чащи вышел волк. Он был близко-близко, принюхивался, но явно не замечал двух замерших людей. Немного постояв, волк снова исчез в лесу. А двое продолжили путь…

   Они миновали кордоны охранниц почти благополучно. Только однажды, когда проходили мимо одной из них, ее мужчина готов был кинуться на насторожившуюся амазонку. ОНА поняла это по напрягшимся мускулам его руки, которую держала в своей. Тогда ее вторая рука легко погладила его затылок, и он обмяк, утих. ОНА не хотела крови соплеменниц. Многие из них были ей почти сестрами.

          ДРУГАЯ ЖИЗНЬ

   Они шли всю ночь, а днем ОНА, выбившись из сил, решила отдохнуть в укромном месте. Странно, прошло шесть лет и все повторилось: она снова бежит от смерти. Только сейчас она не одна.
   — Ты можешь уйти дальше сам. А я хочу спать.
   Он опять нашел травинку, которую покусывал.
   — Как же ты? Вернешься обратно?
   — Мне нельзя возвращаться, — ей пришлось объяснить мужчине и свое положение, и обычаи своего племени…
   ОН, как всегда, молчал, и только усиленно грыз травинку, когда слушал, что делают амазонки с новорожденными мальчиками.
   Потом она уснула…

   Когда ее глаза снова открылись, солнце спускалось к горизонту, а ОН сидел рядом.
   — Я решил: ко мне домой вернемся мы оба. Мы поженимся по нашему обычаю, ты родишь сына. Впрочем, я не возражаю и против дочери. Ты — странная, но хорошая. Я хочу тебя в жены.

   ИМ ПРИШЛОСЬ ДОБИРАТЬСЯ МНОГО ДНЕЙ. Возможно, что добрались бы быстрее, но от беременности она стала такой соней. Последнюю часть пути их подвезли на телеге.
   Когда телега остановилась возле бревенчатого дома, из сеней, словно птица, метнулась женщина средних лет. Она припала к груди ее мужчины и стала плакать и что-то несвязно бормотать. Он гладил ее по вздрагивающим плечам и приговаривал:
   — Ну, будет тебе, будет!
   ОНА догадалась: «Мать» и спокойно стояла рядом, тихо улыбаясь. Она уже была готова полюбить ту, которая родила ее мужчину.
   Наконец мать оторвалась от сына и увидела стоящую рядом девушку. Какая-то тревога мелькнула в ее глазах:
   — Кто это? — спросила она у сына.
   — Это моя будущая жена, тебе невестка, — мужчина отпустил мать и рукой притянул к себе девушку. Лицо матери посуровело:
   — Какая-такая невестка! У меня для тебя давно невеста выбрана!
   — Полно, мать, я не ребенок! Сам жену могу выбрать!
   — Да ты тяжелая! — ахнула мать, вглядевшись в лицо будущей невестки. — Когда только успели! — Она в сердцах развернулась и пошла в избу.

   Они вместе сидели на крыльце и молчали. Любопытные разошлись, рядом осталась только девчонка лет пяти. Засунув палец в рот, она во все глаза разглядывала необычно одетую женщину. Наконец ОН обратился к девчушке:
   — Дуняша, тебе чего?
   Девчушка потупилась и, не вынимая пальца изо рта, спросила:
   — А эфа тетя хто?
   — Это моя невеста.
   — Нефеста! — обрадовалась Дуняша. — А свабдя будет?!
   — Будет!
ТАК НАЧАЛАСЬ ЕЕ НОВАЯ ЖИЗНЬ.

   На свадьбе кроме жениха, невесты и матери жениха присутствовали только сестра жениха с мужем и дочкой, той самой Дуняшей. Но и после свадьбы свекровь всячески демонстрировала невестке свою неприязнь.

   Однажды ОНА увидела девушку, которую ее свекровь прочила в невесты сыну. Простенькое круглое личико, пустые голубые глаза — она напоминала новорожденного котенка. Чуть позже ОНА спросила мужа, чем не понравилась ему та, другая.
   — Да ну ее, дуреху. С такой в долгий вечер скучно будет: и поговорить не о чем!
   — Вот беда! — засмеялась ОНА. — Неужели жена для разговоров нужна? Да ты и со мной не очень-то разговорчив!
   — А нам с тобой болтовня и не нужна, мы и так друг дружку понимаем, — он притянул ее к себе и поцеловал в круглое розовое ушко.

   ОНА с трудом привыкала к новой одежде, сковывающей тело, тем более что округлившийся живот делал тесным любой наряд. Но пока радость жила в ее сердце и помогала переносить придирки свекрови. ОНА радовалась и дому, напомнившему детство, и замужеству, соединившему с любимым мужчиной, и будущему материнству.

   БЕДА ПОДКРАЛАСЬ НЕЗАМЕТНО. Однажды свекровь с утра разнервничалась: потерялась ее сережка, золотая, с рубиновым глазком. Все попытки найти сережку не увенчались успехом. Свекровь лежала на кровати, судорожно вздрагивала и при этом отчаянно взвизгивала:
   — Единственная памятка мужа моего покойного осталась, и ту не уберегли!
   ОНА встревожилась — вдруг у свекрови сейчас разрыв сердца будет! Но муж объяснил ей, что его мать — женщина крепкая, такой истерикой всегда встречает проблемы, которых хотела бы избежать. Это поведение должно заставить близких людей немедленно включиться в решение проблемы. Но сейчас у него есть другие, более важные дела, а беременной жене трудно наклоняться. Позже поищем. С этим муж ушел. Но свекровь, с уходом сына, вообще перешла на непрерывные выкрики в пустоту: и горемычная она, и несчастная, а невестка — бесчувственная злыдня, неумеха и лентяйка…

   ОНА не выдержала этой массированной психической атаки. Чтобы избавиться от надоедливых всхлипываний и выкриков, ОНА сосредоточилась и, как учила бабушка, попробовала мысленно представить злосчастную сережку и увидеть, где та находится. Минут десять перед глазами был какой-то серый туман, потом в середине туман вдруг рассеялся, и ОНА увидела, как блеснул рубиновый глазок за ножкой массивного буфета.
   — Мама, посмотрите Вашу сережку за буфетом. Мне наклоняться трудно.
   Свекровь замолчала, потом встала и заглянула под буфет, повозила там рукой и вытащила сережку. Женщина сначала отупело смотрела на находку, затем подняла глаза на невестку:
   — Ведьма! — низким глухим голосом сказала она, а затем сорвалась на крик: — Ведьма-а! —и выбежала из избы.

   Вечером муж вернулся чернее тучи:
   — Мама, Вы что по селу разнесли?! Из-за Вашего языка ни одна лекарка моей жене в родах помогать не согласна!
   Свекровь испуганно переводила глаза с невестки на сына и обратно.

   Ночью мужчина не спал, ворочался. Утром он снова усадил жену и мать за общий стол:
   — Жизни теперь моей жене здесь не дадут, да и сыну, когда родится, трудно будет! И лекарку искать теперь надо в других местах: роды скоро. Поэтому переберемся мы с женой к другу моему, на север.
   — Как же я, сыночка?! — ахнула свекровь.
   — Ничего мать, не пропадешь: дом тебе останется. Ты сестру с семьей зови к себе жить: хватит им с родней мужа в одном доме ютиться. А я только лошадь с телегой да кое-что из вещей возьму.

   Сборы были недолгими. И в который раз менялась ее жизнь, в который раз катила ее судьба по дорогам.
 
          ДОРОГА
   
   Уже много дней они ехали куда-то, иногда останавливаясь в деревенских избах, чьи хозяева нуждались в какой-нибудь мужской помощи: денег было немного, их экономили.

   Однажды, когда до ближайшей деревни оставалось еще несколько верст, разразилась гроза. Дорогу сразу развезло. Чтобы помочь лошади, ОН пошел рядом. ОНА сидела в телеге, накрывшись рогожей, и радовалась тому, что муж не видит ее лицо. А лицо иногда искажала судорога от боли, которая стала накатывать на нее изнутри. То ли гроза, то ли подступавшее материнство лишили ее обычной уверенности и бесстрашия. ОНА почувствовала себя маленькой девочкой, которой страшно одной в этом мире. Когда-то ее мать, точно также скитаясь беременной, погибла, оставив ее и двух братьев на руках у старой бабушки. Как знать, не уготована ли ей такая же судьба?!
   — Бабушка! — прошептали ее губы, а рука нащупала на груди мешочек с кусочками старой лепешки. Тогда, шесть лет назад, бабушка обещала: пока хлеб будет с каждым из трех ее внуков — ничего плохого не случиться. Поэтому столько лет ОНА хранит заветный мешочек.

   В СЕРЫХ СТРУЯХ ДОЖДЯ впереди показалась одинокая фигура. Молодой мужчина шел промокший до нитки, но его короб, который он нес за плечами, был тщательно укрыт от непогоды.
   Муж разрешил попутчику поставить короб на телегу и идти рядом. Сначала шли молча. Но когда показалась первая изба, стон прорвался сквозь ЕЕ сжатые губы. Мужчины сразу заговорили, заторопились, а она на какое-то время потеряла сознание от боли.

   Пришла в себя она уже в чьей-то избе. Ее раздели, оставив только рубашку. Молодой попутчик суетился рядом, своей сноровкой показывая, что роды для него — дело знакомое. Увидев, что ОНА очнулась, мужчина, скорее парень, заговорил с ней тем говорком, которым родители уговаривают любимое, но непослушное чадо и которым многие целители разговаривают с больными.
   — Ну, вот мы и очнулись. Умница моя! Теперь надо потрудиться! Ты не бойся, я у лекарки с детства в учениках ходил, родов много видел, у многих принимал — мы с тобой справимся! А мужа твоего я пока из избы выставил. А то он шибко за тебя переживает, только мешает нам. Ничего, он тоже в тепле — предупредил парень ее вопрос.
Рядом с лавками, на которых она лежала, был раскрыт короб, который парень так бережно укрывал от дождя. В нем оказалось много бутылочек, холщовых мешочков и каких-то инструментов. Вокруг стояли чугунки с горячей водой, лежали чистые тряпки.
   Приступ боли снова накатил на нее:
   — Ба-а—А! — попыталась она снова позвать бабушку, но зов перешел было в крик, и ОНА сжала губы. Рука судорожно зашарила на груди в поисках мешочка с талисманом.
   — Ничего, ты о боли не думай, лучше расскажи мне о себе, о мамке своей, например, — лекарь придерживал ее за руку, чуть повыше кисти.
   — Нету у меня мамки, померла, когда мне шесть лет было, — отвернула ОНА лицо, чтобы не показать слезу, побежавшую из уголка глаза.
   — Прости, милая! Теперь понятно, почему ты не кричишь «мама», как прочие. А другим это помогает. Ну, а ты кого звать пытаешься? — лекарь тонкими пальцами ощупывал ее вздувшийся живот.
   — Бабушка меня растила, да потом и она померла. Вот, перед смертью кусок хлеба, как талисман оставила, — показала ОНА холщевый мешочек.
   Тонкие пальцы лекаря замерли. Он повернул голову и внимательно посмотрел на реликвию. Потом буквально «глаза в глаза» приблизил свое лицо к ее лицу и стал рассматривать. Потом отодвинулся.
   — Вот оно значит как, — тихим севшим голосом проговорил парень. — Ну, держись! Мы с тобой еще такого красавца отцу покажем! — парень снова засуетился.

   Ей было трудно определить, сколько прошло времени с тех пор, когда боль захватила ее полностью и уже не отпускала, и тем моментом, когда раздался крик новорожденного. Лекарь показал ей крепкого мальчугана, а ОНА чувствовала себя настолько ослабевшей, что даже не смогла взять младенца на руки, только едва улыбнулась.
   Потом она вытянулась и запрокинула лицо вверх. В расплывшемся круге света, который еще видели ее глаза, появилось встревоженное лицо лекаря.
   — Нет, сестренка, помереть я тебе не дам!
   Парень встал над распростертым телом, а правую руку поместил над солнечным сплетением женщины. И она вдруг почувствовала, как в нее, через живот, стало вливаться живительное тепло и растекаться по ослабевшему организму. Постепенно ее дыхание выровнялось, ОНА заснула.

   Еще несколько дней, она в полусне, прикладывала ребенка к груди, когда приносили кричащий комочек, проглатывала несколько ложек варева, который давал ей лекарь, затем снова засыпала.

   КОГДА СОЗНАНИЕ СНОВА СТАЛО ЯСНЫМ, ей показалось, что все пережитое — сон. В чистой комнате она была одна. Солнце заглядывало в оконце, а тишину нарушало только урчание кота, разлегшегося на солнечном пятне на лавке.
   ОНА попыталась встать, но это оказалось не просто: болел низ живота.
   В это время в избу вошел худенький паренек, лицо которого ей было знакомо по «то ли сну, то ли яви».
   — А-а, встаешь уже! Молодец! Только не торопись, сестренка!
   Она удивленно посмотрела на парня, хотела что-то спросить, но в это время в избу вошел ее муж, неся попискивающий ворох тряпок.
   — Вот, держи! — мужчина протянул ей головастого младенца. — Теперь у тебя в родственниках трое мужиков-защитников!
   Она взяла малыша, прижала к груди и стала соображать, почему муж сказал «трое».
   — У меня двое мальчиков родилось?!
   Мужики заржали. Они, кажется, успели подружиться: ее муж и этот парнишка.
   — Нет, дорогая! Родила ты одного богатыря, а еще успела брата своего найти!
   — Брата?!
   — Да, брата. Он тебя узнал по истории твоей, да по куску бабушкиной лепешки. У него такой же талисман имеется. Вот и получается, что родни у тебя теперь — трое мужиков!

   Они ехали дальше все вместе. Правда «ехали» в телеге только ОНА и малыш, а двое мужиков шли рядом с лошадью. Муж повеселел. И хотя ей теперь доставалось меньше внимания мужа, зато никто не отвлекал от общения с удивительным созданием: ее ребенком. Когда малыш спал, она лежала, смотрела в небо и думала об удивительных сплетениях судьбы: сначала она потеряла все, затем, кажется, судьба стала возвращать ей понемногу то, что ОНА ценила больше всего: ЛЮБОВЬ БЛИЗКИХ.

   Понемногу к ней вернулась былая живость: ехать, лежа в телеге, она уже не хотела. Жаль, что лошадь у них была всего одна, и та тянула груз. А ОНА так захотела снова ощутить спину верного коня и ветер вокруг. Пожалуй, именно это ощущение и было той потерей, от которой саднило душу.

          ПРОЗРЕНИЕ

   В этот раз их дорога пролегала не через деревню или село, а через город. И муж, и брат бывали в городе, поэтому беззлобно подтрунивали над ее незнанием и пугали всякими диковинами, встречающимися в городах. А ОНА с любопытством ожидала новых впечатлений.
Что и сказать: город ее поразил. Большие здания, толпы людей, их шум, суета и торопливость. Они направились на базар, который тоже был огромен.

   Она шла рядом с телегой и крутила головой, разглядывая все вокруг. После рядов с овощами пошли ряды с живностью: куры, гуси, утки целыми клетками были выставлены на продажу. Такого обилия пищи ей даже представить было трудно. А тут все было наяву. Дальше появились продавцы с козами, коровами. Вдруг она увидела коня. Вороной жеребец без седла и попоны, только с короткой уздечкой, фыркал и переступал ногами у коновязи. Его фиолетовый влажный глаз с длинными ресницами поймал ее завороженный взгляд. Она остановилась, не заметив, как отпустила рукой телегу. Конь кивал головой и, кажется, был не против знакомства. Ах, какими друзьями они бы стали! Но незнакомый мужик отвязал уздечку и повел коня сквозь толпу. Ее ноги сами понесли в ту же сторону…

   Очнулась ОНА тогда, когда красавца-коня завели в чужой двор, и ворота закрылись перед ее носом. Вот тогда она оглянулась и поняла, что одна…

   Сначала ей трудно было поверить в то, что она потерялась. Это было бы смешно: в любом лесу она ориентировалась и днем и ночью. Но тут был не лес. В селах, где несколько дворов, она тоже не могла потеряться. Но здесь… Она ходила третий час, а, кажется, только сильнее запутывалась в лабиринтах улиц…

   Испуг, нет, ОТЧАЯНИЕ, пришло к ней еще через пару часов безрезультатных скитаний. Она поняла, что может бродить здесь до обморока, до голодной смерти, но не знает ни как найти близких людей, ни как добыть еды. Ее прошлое, в виде коня, поманило, пообещав вернуться только вместе с потерей любимых людей. Нет! Она не согласна на эту цену! Много лет ее терзало чувство одиночества. И вот теперь, когда она подумала, что все позади, прошлое опять пытается завладеть ею. И не стихия противостоит ей, а более мощная сила.
Наверное, как у большинства людей, вопрос о вере в божественное, сидит где-то на вторых ролях в сознании. Слишком много насущных вопросов приходится решать человеку ежеминутно, ежесекундно. Когда-то бабушка пыталась познакомить ее с азами веры, но не сильно преуспела в этом. Впрочем, в родном селе мужа они обвенчались, как требовал обычай. Ребенок, родившийся в дороге, еще не был крещен. Предполагалось, что его крестным отцом станет друг мужа, к которому они так долго добирались. А вот теперь у нее снова нет ни мужа, ни ребенка, ни брата.

   Глубокая эмоциональная волна всколыхнула ее душу, заполнила сознание: все внутри нее беззвучно закричало: «Если ТЫ ЕСТЬ, покажи мне силу свою! Верни моих близких!».
   На какое-то время все изменилось вокруг: мир показался залитым густым янтарным светом. Она явственно ощутила, что все пронизывает поток такой любви, что ей стало стыдно. Да, она сама виновата в том, что потеряла близких. Но теперь она абсолютно уверилась, что именно чувство любви поможет ей найти их снова. Прошла секунда, или минута…Видение исчезло, а чувство любви, как поводырь, осталось.

   Когда ОНА вышла на берег реки у какого-то моста, знакомой телеги там не было, но она стояла, будто ожидая назначенной встречи. Действительно, через десяток-другой минут, услышала знакомые голоса и хныкание ее голодного сына.
   — Ну, ты даешь… — мужики, видно растеряли все слова, когда увидели свою пропавшую женщину. А она, схватив маленького на руки, стала расцеловывать колючие и сердитые мужские физиономии.

          НОВЫЙ ДОМ

   Когда вместо привычных предгорных лесов и равнинных степей вокруг стали простираться плоские холмы с пятнами лесных массивов, когда солнечное изобилие юга сменилось скупыми выходами солнца на сером северном небе, в одной из редких деревень встретили путешественники, наконец, того человека, о котором пока только слышали.

   Друг ее мужа оказался здоровенным парнем с пудовыми кулаками, в которых естественно смотрелись только меч или кузнечный молот. Даже рука ее мужа утонула в лапище воина. А поселение было форпостом, за которым простирались земли чужих диких племен. Поэтому здесь были рады любому новому жителю, тем более двум мужчинам, один из которых лекарь. Ну а жена и ребятенок тоже в хозяйстве нужны: женщина — постирать, сготовить, из малыша воин вырастет… А пока новый дом для семьи построят, в одной избе с другом жить придется.

   За широким накрытым столом хозяин не столько ел, сколько слушал удивительную историю необычной женитьбы своего друга. Удивленно хмыкал, когда шел рассказ о женском племени воинов. Недоверчиво поглядывал на тонкую женскую фигурку, пытаясь представить ее в седле, с луком и стрелами или мечом в руке. Гневно хмурил брови, услышав о жестоких обычаях амазонок. Молчал, приоткрыв рот, когда повествование перешло на побег из племени. Крепко стукнул по столешнице, когда речь зашла о том, как из-за болтливости свекрови, вынуждена был молодая пара уехать из родных мест. А вот когда история дошла до того момента, как родной брат у молодой жены объявился, так у сурового воина что-то с глазами и носом делаться стало: заморгал часто-часто, да сморкаться начал. Потом крепко задумался, так крепко, что остальное повествование перестало пользоваться его вниманием.
Уж все поели-попили, а хозяин задумавшись сидит. Друг его за плечо потряс легонько. Очнулся хозяин, молча встал, пошел в красный угол, из-за образа мешочек холщовый достает. Освободил часть стола, полотенце постелил, из мешочка бережно кусочки старой лепешки на белое высыпал и сел также молча.
   Тут и гости: кто встал – тот сел, кто сидел – тот глаза удивленно раскрыл, все друг с другом переглядываются, а слово первым сказать не решаются. Уж очень мудрено все получается, ну не бывает так…

   После, когда в себя пришли от родства нежданного, так все и выяснилось. Оставшись один, старший брат сначала в то селенье попал, откуда муж родом. Там у кузнеца в подмастерьях трудился, не только мышцы, но и умение владеть мечом приобрел. Потом нанимался воином к разным князьям, да везде несладко было. Даже имя получил: Семиполк. Уж под конец в форпост этот пришел. Тут ему и «прикипело» к душе: и воли поболее, и народ понятнее. Здесь «хитрованы» не остаются, уж больно жизнь сурова.
   Вот так и получилось, что от первой ночи, проведенной на новой земле, остался огрызочек, словно мыши объели. Спать почти под утро легли, а раным-рано уже вставать надо —  на новом месте обживаться. Впереди зима, тогда и отсыпаться можно.

   НА НОВОМ МЕСТЕ ей многое нравилось. Нравились высокие ели, стройные березки да могучие дубы. Нравились люди: открытые, простодушные. Нравилось то, что жена в этих краях «другиней» прозывалась. Нравилось, что женщины тоже могли носить штаны. На родине мужа женщине, кроме юбки, ничего другого не полагалось. А в юбке или сарафане на коне не поскачешь… Нравилось то, что впервые после бегства из племени амазонок ОНА могла открыто и прямо смотреть в глаза мужчинам и старшим женщинам. Никто не шипел на нее, как свекровь когда-то: «Спрячь глаза, бесстыжая!». Правда, иной мужик, встретившись с ней взглядом, осекался и бормотал: «Ну и глазищи!».
   Но «землей обетованной» эти края не были. Чтобы не испытывать зимой нужду в пище, мужчины подолгу охотились. ОНА порывалась пойти с ними, но эти попытки отклонялись и мужем, и обоими братьями. И то правда, пока она еще очень нужна своему маленькому, а с собой его не возьмешь. То-то охота будет, если он в рев пустится! Но без привычного с детства занятия тосковала душа ее, на волю рвалась. Правда, случай вышел, как ОНА себе не только забаву, но имя нашла.

   Мужики из села на крупного зверя по нескольку человек собирались. Так вместе с ее родней и сосед ушел. А у соседа дочь — ей ровесница, не замужем еще. Здесь, на севере, женщины позднее расцветают, их позднее и сватают.
   Вот девица эта и приладилась в их избу бегать, у себя дома одной скучно, да и боязно. А с соседкой все веселее, и за малышом пригляду поболее.
Когда соседка первый раз знакомиться пришла, свое имя «Дарина» назвала, у хозяйки имя спросила. Та растерялась: как ее бабушка звала, она уже забыла; имя, у амазонок полученное, ушло вместе с прошлой жизнью. При крестинах и венчании на родине мужа поп дал такое имя, что ни запомнить, ни выговорить его она так и не смогла. Муж зовет ласковыми словами, только не имя это. Братья «сестренкой» кличут. От неожиданности, наверное, ОНА и выговорила:
   — Царица Луны.
   — Ну, в своем доме каждая женщина — царица. А имя у тебя красивое: Лу-у-на! — с ударением на первый слог выдохнула Дарина.

   Вот женщины вдвоем работу сделают, а далее развлечения ищут. Как-то залезли в братнину мастерскую. А там заготовки для кольчуг лежат: проволока нарезанная, в полукольца согнутая. Женщины эти полукольца давай в цепочки да в узоры разные скреплять. Луна вспомнила, что у нее еще от давних ночных походов с амазонками остались несколько монет необычных. Как деньги их не брал никто, так что убытка нет. Эти монетки и подцепили к узору из цепочек. Красиво получилось!

   Когда мужчины из леса вернулись, Луна им не только украшение, но и имя свое новое предъявила. Мужики спорить не стали: Луна, так Луна. Для новой забавы инструмент справили: и тисочки, и щипчики, и многое другое. Даже проволоку потоньше вытянули, чтобы женским пальчикам легче было.
   Муж хмыкнул:
   — У других жены шьют-вышивают. А моя цацки делает… — и развел руками.
   Луна промолчала, ведь теперь за ее «цацки» любая из баб селенья готова ей и сшить что надо, и в любом женском деле пособить-посоветовать. Да и на душе не так муторно стало. Так-то, муженек!

          ЛЕСНОЙ ДРУГ

   Как то принесли мужики с охоты живой комочек: котенок-котенком, только паршивый очень. Глаза и уши гноем залеплены, худющий, едва пищит. Но на этого котенка собаки охотничьи лают, как по зверю. Оказалось, погибла рысь, а детеныш остался. Видно несколько дней около ее тела один был. И добить ни у кого рука не поднялась и бросить умирать одного жалко. Решили с собой взять, а там — как Бог решит.
Луна несколько недель выхаживала звереныша: кормила, глаза и уши от гноя промывала, животик ему массировала.
   Когда стало ясно, что выживет, имя ему дала: Гоча. Да только имя это она вслух никогда не произносила. Хотелось ей попробовать одно из таинств, о котором главная амазонка ей рассказывала. Будто у некоторых Цариц самыми верными слугами были специально обученные дикие звери. С ними Царица только мысленно разговаривала, беззвучно приказы отдавала. И тому беззвучному приказу никакие расстояния не преграда, где бы зверь ни был.

   НЕСКОЛЬКО МЕСЯЦЕВ МИНУЛО. Сын Луны только ползать по дому стал, а Гоча уже вовсю бегает: то в курятник соседский заберется, переполох устроит, то совсем в лес убежит. Но женщина этому рада: лесной зверь в лесу жить должен. Вот только с приказами мысленными не получалось: молодая рысь прибегала по собственному желанию.
   
   Однажды охотники трофей принесли — труп рыси к палке привязан. Как увидела это издалека Луна, сердце ее захолонуло: «Гоча!». «Го-ча-а!» — как набат в голове бьется. Даже подходить ближе не стала, села в сторонке, боясь увидеть мертвый оскал выхоженного ею звереныша.
   Сколько просидела — не помнит, вдруг ей в ладонь мокрый нос ткнулся: «Тут, мол, я!». Молодая рысь пришла осторожно: даже собаки не залаяли.

   Вот так с тех пор и повелось у них общение: выйдет Луна в лес, подальше от деревни, мысленно позовет: «Го-ча-а!», через недолгое время рысь появляется. Луна угостит любимца, поласкает. Потом каждый из них к себе домой возвращается.
   В конце зимы Гоча даже «подарок» принес Луне: глухаря задушенного. Положил на снег, около ног женщины, и стал гордо ходить вокруг, подняв куцый хвост.

   УЖЕ ПОДСОХЛА ЗЕМЛЯ в лесу и зазеленела первая листва, когда страшное происшествие чуть не сломало жизнь Луне и ее близким людям.
   Как всегда, она ждала в лесу Гочу. Того долго не было. Луна ниоткуда не ожидала беды, поэтому не заметила, как брошенный ремень с петлей на конце, обвил и туго спеленал ей руки. Какой-то грязный, лохматый мужичонка бесцеремонно схватил ее, связанную, и бросил поперек лошади. Затем мужик сел сам на коня и поскакал сквозь лес в сторону, противоположную деревне. Но он не проскакал и нескольких минут, как что-то тяжелое упало на спину лошади, та встала на дыбы и скинула с себя и всадника, и ношу.
   Луна пришла в себя, быстро вскочила на ноги и скинула ремень, обвивающий руки. Мужичонка лежал навзнич, по его спине ходил Гоча и угрожающе шипел, если мужик пытался пошевелиться.
   Тем же ремнем, что пленили ее саму, Луна накрепко связала мужичонку. Затем поймала коня и сама села в седло. Связанный мужик побежал рядом. Отставать ему не позволял ремень, привязанный к седлу.
   Несмотря на то, что сидеть в седле Луне было и непривычно, и неудобно, уже одно сознание того, что она — снова на лошади, будоражило кровь. Даже неприятный осадок от происшествия быстро исчез.

   Дома ей пришлось долго объясняться. Мужики никак не могли понять, как женщина из жертвы превратилась в победительницу. А так как о «лесном друге» Луна предпочитала не рассказывать, то недоумение так и не рассеялось. Решили, что все дело в счастливом случае.

          СНОВА ВОИТЕЛЬНИЦА

   Мужичок, напавший на Луну, оказался из тех диких кочующих племен, что в землях за форпостом проживали. Появлялись вблизи они редко, да только их пришествие могло сулить кровопролитие. В селении поселилась тревога.
   По просьбе Луны чужака оставили в живых, к стене в сарае приковали. Лошадь, которую ОНА захватила вместе с дикарем, мужики для хозяйства и охоты забрали: уж очень лошадей не хватало. Луна не огорчилась этому: пузатая кобылка не походила ни на тех коней, на которых она скакала у амазонок, ни на того вороного жеребца, что чуть не сгубил ее в чужом городе. По-прежнему, в снах иногда ей виделся чудесный конь с тонкими и сильными ногами, быстрый как ветер. И она сидела на этом чудо-коне, прижимаясь прямо к холке. От коня исходил странный горьковатый запах, похожий на запах полыни. А в гриве, свободно треплющейся на ветру, заплетены красные и зеленые нити…

   Кроме заботы о сыне и работы по дому, теперь Луна много времени проводила около дикаря. Сначала она пыталась понять его язык, потом расспрашивала о жизни кочевых племен.
   Однажды ей пришла в голову странная мысль: когда-то она во главе отряда амазонок нападала на спящие деревни, силой захватывая то, что считала своей законной добычей. Теперь сама с ужасом думает о том, что чужие люди могут разрушить ее мир. Правда, эти племена, в отличие от амазонок, никогда не нападали ночью. И воинами были исключительно мужчины. А с мужчинами в открытом бою ей не выстоять, да и никто из родных даже слышать не хочет об ее участии не только в войне, но и в охоте. Больше всех возражал старший братец, Семиполк. Луна злилась на брата за то, что ей приходилось крадучись пробираться в лес. Там она восстанавливала старые навыки.

   Позднее ей пришла в голову еще одна мысль: в форпосте есть молодые женщины, которые могли бы научиться некоторым приемам амазонок и помочь мужчинам отстоять свою землю, свои дома.
   Долго уговаривать женщин не пришлось: многие не хотели бездействовать, когда опасность угрожала их семьям. Теперь в лес Луна уходила с группой молодиц, якобы за ягодами. Там «хозяйки» быстро превращались в «охотниц», тем более многие из них выросли в этих лесах. Луна учила женщин стрелять, действовать ножом и, самое главное, беззвучно ходить по лесу. Труднее всего было с ночными тренировками, ибо Луна понимала, что только укрытие ночи сделает слабость женщин их силой.

          НАШЕСТВИЕ

   МИНУЛО НЕКОЛЬКО МЕСЯЦЕВ тревожного ожидания. Однажды, вместе с пряными запахами летней ночи пришел запах чужих кострищ. Охотники подтвердили, что в нескольких милях от деревни появился лагерь кочевников. Мужчины оставили другие занятия и стали готовиться к битве. Глядя на эти приготовления, Луна как никогда ощутила хрупкость обретенного дома. Защитников было явно меньше завоевателей. По сути, вопрос мог стоять только о том, сколько дней продержится маленький отряд. Потом… Что будет потом, Луна представляла как никто другой. Выбора у нее не было: предстояло что-то делать, и немедленно.
От плененного дикаря она знала, что во главе кочевого отряда стоял старший сын «Великого Кагым-хана». Только он ведет вперед свой народ. Без него нападавшие будут вынуждены вернуться назад.
   Стало ясно: нужна гибель одного, чтобы защитить остальных. О себе Луна в это время не думала, отгоняла любые мысли о муже и братьях. Только сжалось сердце, когда мелькнула мысль о сыне…
   Но одной ей не справиться. Даже Гоча не сможет многое. Ей нужна еще одна женщина, причем молодая и красивая. Дарина?! Они понимали друг друга, как сестры: с полуслова, с полувзгляда.
   Дарина ни секунды не колебалась, когда Луна рассказала ей задуманный план. Только об одном они условились: ни одна не хотела живой оказаться в руках у врага. Луна обещала названной сестре оказать последнюю услугу. В себе она не сомневалась: у нее хватит мужества лишить себя жизни, а врага — торжества победы.

          В ЛОГОВЕ ВРАГА

План был прост. Пока Гоча, устроив суматоху во вражеском стане, отвлекал внимание воинов, Луна и Дарина проникли в шатер, на котором красовался серебристый конский хвост. Дарина устроилась на ложе, украшенном расшитыми покрывалами. Она привела в легкий беспорядок свою одежду и даже обнажила одну грудь. А Луна спряталась в складках драпировок как раз за низким креслом, украшенным позолоченными головами баранов. Она прижимала кинжал к быстро стучащему сердцу и пыталась дышать тихо-тихо.

   Шум суматохи уступил место звукам, обычным в военном лагере: бряцанию оружия, отрывистым командам на чужом языке и беззлобной перебранке между воинами. Послышались тихие шаги, затем удивленный возглас. Сначала Луне показалось, что голос женский. Но, взглянув в узкую щель между портьерами, она увидела, что старший сын «Великого Кагым-хана» очень молод, почти мальчик. Однако его раб, плененный ранее Луной, говорил, что его хозяин — воин опытный. Правда Луна, выучившая язык чужака, могла что-то не так понять. Но вот он — военноначальник чужого племени, только руку протяни.
   Разглядывая Дарину, он сел в кресло, спиной к драпировкам и Луне. Лучшего момента не дождаться. Выскользнула бывшая амазонка из-за складок ткани, кинжал к шее врага приставила. Только нажать туда, где голубая жилка кровь гонит —  и все. Раньше на это ей секунда нужна была. А теперь медлит кинжал. «Старший сын», «сын»… Ее сын еще очень мал, но он так быстро растет…Неужели чужая рука когда-нибудь также оборвет его жизнь?! Когда-то чувство любви, как поводырь, помогло ей найти близких в огромном городе. Пусть и сейчас это чувство будет ей поводырем и подсказчиком.
   Юный воин, почувствовав холодную сталь на шее, напрягся и с шумом несколько раз втянул воздух:
   — Женщина!
   — Молчи! — Луна слегка нажала свободной рукой на точку, которая парализовала на время мышцы юноши. Теперь он не мог ни крикнуть, ни шевельнуть рукой или ногой и был в полуобморочном состоянии.
   Луна дала знак Дарине приблизиться и помочь ей. Вдвоем они быстро сняли верхнюю одежду с чужака и облачили в нее Луну — она была комплекцией и ростом ближе всего к юноше.
Потом его уложили в постель и Луна, наклонившись к его уху, стала что-то шептать… Скоро старший сын «Великого Кагым-хана» уснул.

   САМЫЙ СТРАШНЫЙ и ответственный момент — выход из шатра. Луна глубже натянула шапку военноначальника с таким же серебристым хвостом, как на шатре, и вышла первой. Находящиеся вокруг шатра воины тут же упали на колени, устремили глаза в землю и забормотали:
   — Слава Великому Кагым-хану и сыну его, плоть от плоти!
   — Живи вечно, Солнце нашего народа!
   Не ожидая, пока закончится бормотание, Луна оглянулась вокруг и подтолкнула Дарину к коню, привязанному у шатра. Подсадив девушку в седло, она устроилась впереди. Конь сразу подчинился новой хозяйке, почувствовав опытную руку.
   По вражескому стану они ехали не торопясь — любой воин, завидев шапку с серебристым хвостом, падал ниц и бормотал хвалебные речи.

   КОГДА ЮРТЫ КОЧЕВНИКОВ СКРЫЛИСЬ за небольшим подлеском, Луна пустила коня во весь опор. И вот мчится она, прижимаясь прямо к холке. И от коня исходит странный горьковатый запах, похожий на запах полыни. А в гриве, свободно треплющейся на ветру, заплетены красные и зеленые нити…
   Этот сон наяву наполнил душу Луны ликованием.
   — Хэй, хэй! — криком она не столько коня подбодрить хотела, сколько выразить то, как любит жизнь, как рада тому, что бескровной ее поездка оказалась!
   В это мгновение что-то резко стряхнуло ее и Дарину с коня.
   — Ах ты, гаденыш! — с этим возгласом собственный муж повалил ее наземь.
   Смех, как исход пережитых страхов, душил Луну.
   — Ярослав! Ты чего среди бела дня к жене пристаешь?!
   Ярослав стянул шапку с поверженного врага, который вдруг заговорил голосом его жены, и побледнел:
   — Дура, я же убить тебя мог! — он поднялся и ушел прочь, не глядя на жену более.
Не смотрел на сестру и Семиполк, заботливо хлопотавший возле Дарины. Только средний братец, Асклепий, смог спокойно выслушать сестру.
   — Ты пойми, — убеждала брата Луна, — вы же нам ничего не рассказываете о своих планах, вот и мы тоже…
   — Виданное ли дело, женщин в секреты посвящать, — загудел Семиполк, встряв в разговор. — Не нами придумано, не нами испытано. Даже если женщина не болтлива, что в природе редко встречается, все одно: ради спасения близких она любой заветный секрет врагу открыть может.
   Луна задумалась: а ведь правду брат говорит.
   — Хорошо, — пошла она на примирение, — вы тоже правы. Но и чувствовать себя овцой на убой, я не согласна. У меня есть опыт, я не хуже вашего понимаю, что не выстоять нам против орды в бою.
   — Да мы схроны сделали по всему лесу. Как вы только мимо нас к вражьему стану прошли?! — пятерня Семиполка скребла затылок.
   — Пока мы вдвоем с Дариной были, да вас мало, я могу, как бабушка когда-то, незамеченной мимо пройти. А вот с конем, да если народу вокруг много — не получается пока.
   — Ну ты, ладно. Дарину-то зачем с собой брала? — боль и тревога, звучавшая в голосе брата показала Луне, что не только соседку видит он в девушке.
   — Прости, братец! — Луна понимала, что хоть и виновата она перед мужем и братьями, а другого выхода, может, и не было. Хотя пока все только начинается. Им до полной луны еще многое успеть нужно.

          ПОЛНОЛУНИЕ

   Когда Луна изложила свой план мужу и братьям, те сначала руками замахали — мол, ничего не выйдет. Потом, поостыв, по-деловому обсуждать стали. Сильно смущало их только одно: весь план был построен на том, что в определенный день и час войско противника должно оказаться в определенном месте. И определила день, час и место Луна, когда оцепеневшему сыну Кагым-хана в ухо что-то шептала.
   Привыкнув во всем полагаться на себя, на свой ум и силу, мужчинам трудно было поверить таинственным способностям слабой женщины. Но они помнили, как сама нашлась Луна в чужом городе, как освободилась, плененная чужеземным воином, как невредимая побывала во вражеском стане вместе с Дариной. Да и Ярослав не забыл, как Луна вместе с ним пробиралась сквозь кордоны амазонок.
   Выбор был невелик: или верная смерть от рук многочисленных врагов, или шаткая надежда на спасение.

   Из леса принесли кучу гибких веток, на болотистых местах набрали гнилушек, на склоне оврага накопали голубую глину.
   Из веток сплели что-то типа больших корзин, сужающихся к низу. Те корзины рогожей обтянули и голубой глиной рогожу обмазали. Когда на плечи Семиполка перевернутую корзину надели, да прорези сделали для глаз и рта, жутко всем сделалось: перед ними стоял кто-то чужой, страшный. А когда Семиполка еще и всего глиной обмазали, да на пальцы надели камышины длинные, на концах заостренные, то наиболее впечатлительные женщины завизжали от ужаса, домой прятаться побежали.
   Ярослав, Асклепий и Луна удовлетворенно переглянулись.
   — А когда гнилушками в тот день намажем…, — Ярослав начинал верить, что план может сработать.
   — Сколько еще работы: на всех мужиков корзин наплести, — озаботился Асклепий.

   Пока мужчины плели корзины, а старшие женщины обшивали их рогожей, Луна вместе с Семиполком и молодыми женщинами тренировались в стрельбе из лука. Причем стрелять надо было сидя где-нибудь на развилке веток сосны или березы, высоко над землей. Самым сложным оказалось забраться на дерево. Поэтому некоторые полные молодицы были заменены шустрыми подростками. Те пытались озоровать, но могучий кулак Семиполка, показанный перед носом у озорника, быстро отбил эту охоту.

   Через несколько дней все жители, которые должны были участвовать в предстоящем сражении, вышли на заветный широкий луг, окруженный лесом. Каждому было показано его место и уточнены действия по сигналу. Вот когда Луне пригодилось умение организовывать коллективную охоту. Тут тоже был зверь: огромный и очень опасный.

   В НАЗНАЧЕННЫЙ ДЕНЬ, незадолго до урочного часа, все жители, кто в сражении участвовать должен, свои места заняли. А старые да малые в глухой чащобе в вырытых землянках попрятались. Хоть и надеялись воины на победу, но и поражение врасплох застать не должно. Поэтому сын Луны далеко от матери в этот час был. Зато рядом муж и братья. Правда Асклепий в большое дупло схоронился вместе со своими лекарственными снадобьями и перевязочными материалами. Его задача — раненым помогать.

   Широкую прогалину, как подкова, лес окружал. С открытой стороны неприятель прийти должен. Напротив нее, у самой кромки леса, огромный валун лежал. К нему сзади лесенку приставили, чтобы  удобнее забираться было. Вдоль лесной кромки канавы заранее выкопали, да хворостом заложили. И не просто так навалили, а с умом: снизу сухой хворост, чтобы огонь вспыхнул быстро, а сверху ветки с листвой зеленой, чтобы дым был.
   По боковым сторонам лесной прогалины, высоко на дубах, березах и елях сидели молодицы и подростки с луками. Каждая стрела паклей просмоленной обмотана, у каждого стрелка рядом горшок с тлеющими углями висит.
   Все мужчины, голубой глиной с гнилушками обмазаны, у каждого на плечах корзина с рогожей. На рогоже черные провалы глазниц и рта. На руках, на каждом пальце воина камышины заостренные надеты. Друг на друга — и то смотреть страшно, мечи в руках не больше внешнего вида пугают.
   Для Луны наряд приготовили особо. Голубой шелк чужеземный, что Семиполк для невесты берег, на плечи его сестры лег. Лунный камень, величиной с куриное яйцо, тоже трофей военный, пополам распилили. Из одной половины медальон сделали. Второй вставили в корону-обруч. Была рядом с ними сестрица да жена, а теперь царица стоит. И не только в наряде дело. Таким глазам, их малейшему движению, повиноваться должно.

   — Идут! — зоркий глаз Ярослава заметил знак, который издалека подал дозорный.
   
   Смеркалось. Конный отряд неприятеля ехал не торопясь. Впереди скакал сын Кагым-хана. Его влекло в это место, и он не понимал — почему. Что-то странное творилось с ним последние дни. Стали даже поговаривать, что его околдовали. Вот и теперь он отдал приказ ехать в ночь. А кони стали спотыкаться, да и за каменным валуном лес кругом. Что же, в чащобу ехать?!
   Всадники остановились, не доезжая до огромного камня. Вокруг рваными кусками кисеи ложился вечерний туман. Темное небо закрыли тучи. В такое время лучше быть в лагере, рядом с шатром, около костра.

   Вдруг в небе, в разрыве туч, выглянула полная луна и залила все вокруг мертвенным светом. И прямо перед собой, на огромном камне они увидели тонкую женскую фигурку, почти бесплотную, окутанную струящимися шелками. Луч луны зажег изнутри камни, сияющие в короне и на груди женщины. Рядом с ней, справа и слева стояли два таких чудовища, какие даже в кошмарах не снились ни одному из воинов. Они тоже светились голубоватым мертвенным светом.
   Луна поднесла к губам рупор из бересты, поэтому ее голос был звучен:
— Я — Царица Луны. Вы вторглись в мои владения и будете наказаны! — она сделала знак рукой, и из-за валуна показались еще куча таких же чудовищ.
   Не давая противнику опомниться, Луна сделала еще один знак, и из крон деревьев в гущу всадников полетели огненные стрелы, а по кромке леса, из рва, стали подниматься клубы дыма.
   В рядах всадников началась паника. Обезумевшие от ужаса кони и люди сталкивались друг с другом, нанося увечья. Слышались стоны и хруст костей. Затем топот конских копыт возвестил о бегстве тех, кто удержался в седле. И снова все стихло…
   ТАК НАСТИГЛО ЛУНУ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ СУДЬБЫ — СТАТЬ ЦАРИЦЕЙ.

          ПОСЛЕСЛОВИЕ

   В старых сказках повествование заканчивалось словами: «Сказка — ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок». Так и в основе этой сказки лежат вполне реальные события и люди.
   Моя молодость пришлась на то время, когда даже книги по йоге не лежали на полках магазинов, а тайком перепечатывались на пишущей машинке. Тогда господствовал «марксистско-ленинский материализм», что означало на практике отказ от признания любых экстрасенсорных возможностей человека. Однако в жизни я сталкивалась с ситуациями, в которых можно было усмотреть случайность, но здравый рассудок говорил о том, что за этими событиями кроется нечто иное.
   Однажды я заболела воспалением легких, и меня положили в краснодарскую больницу. Врач-иглотерапевт, увидев, как я рисую от скуки, попросил меня скопировать для него большую схему уха с аккупунктурными точками на нем. Так началось мое знакомство с Георгием Андреевичем. Узнав, что я — микробиолог, он пригласил меня участвовать на общественных началах в работе группы, исследующей экстрасенсов. Моей задачей было выявлять, может ли человек ускорять или замедлять развитие бактерий. Вот тогда я узнала о Розе Кулешовой и Алле Виноградовой, познакомилась с некоторыми людьми, которые действительно обладали паранормальными способностями.
   Георгий Андреевич рассказывал о своей бабушке, умеющей предсказывать будущее, находить потерянные и украденные вещи. Это ей приснился огненный старец. Это она во время оккупации немцами Кубани, вместе с детьми и вещами проходила сквозь военные посты. Сам  Георгий Андреевич умел разгонять тучи, рукой снимать боль, воздействовать на человека, например, заставить того выйти на остановке трамвая.
   Позднее в магазинах появились книги Карлоса Кастанеды, которые произвели фурор. Еще позднее на телевидении стали показывать «Битву экстрасенсов».
   Уже прошло несколько лет, как умер Георгий Андреевич. А в моем сознании стали часто всплывать слова: «Ветер. Она любила мчаться на лошади, когда тугие струи ветра холодили и бодрили кожу, трепали волосы…». Слова не отпускали меня, пока не появилась эта сказка. Но чудеса в ней вовсе не сказочные, а те, на которые способен человек.