Дневальный на Луне

Неомения. Сейчас луна с земли словна остывшие угли, ослепляет небо пепельной красотой. Если смотреть на ночной небосвод,  положив большой палец на середину диска,то  получится  буква 'Р',рождение. 
 Пахло старой губной помадой и её кожей. Странный запах из переплетения боли и свободы, но как ещё может пахнуть луна?
   Дул ветер, поднимая частицы реголита, он бросал их мне в лицо, ехидно свистя и завывая. Я постоял немного, присел, взял горсть реголита и бросил её в ветер, реголит рассеялся, как и моя злость. Ветер — один, говорит на моём языке, как я могу злиться на него. Ветер толкнул меня в спину, потрепал волосы и начал что-то насвистывать. Наверно снова хочет поиграть.               
  Я присел, опустив руки вниз, затем резко оттолкнулся и взлетел. Звёздный ветер подхватил меня и  понёс вдоль поверхности луны, вращая в разные стороны. Я закрыл глаза...
   Вселенная двигалась, пульсируя и скручиваясь, сжимаясь и расширяясь, и всё это одновременно, постоянно смещая центр и ось.
   Когда я  открыл глаза, то стоял на том же  месте, где мы затеяли нашу с ветром игру. Пахло глупой клубникой и ожиданием нового. Это один из моих любимых запахов.
  Я бродил от кратера к кратеру, осматривая внимательно каждый осколочек  метеорита, каждый кусочек астероида, всё было на своих местах. Начищая до блеска лунные 'моря' и 'океаны', я смотрел в своё искажённое, гротескное отражения и пытался представить себя настоящем. Большой лунный минус - тут нет случайных прохожих, которым можно задать вопрос : «Какой я?». Хотя возможно случайные лунные прохожие, как отполированный базальт, каждый видит тебя по своему...
  Когда мне одиноко я всегда думаю о Ней. Она прекрасна. У неё прекрасные волосы, цвета игривого огня и лотосоподобные глаза. Она наверно не знает о моей любви, ведь она никогда не была на луне, и вряд ли ей было так одиноко что бы натирать до блеска базальт и представлять лунного сторожа. Нет, ну в самом деле, неужели, если бы я был ей, я бы представлял себе себя. Заросшего и бородатого, в этой старой шапке-ушанке, в этом тулупе, прохудившихся валенках. Я бы починил их честно, но где на луне взять войлок? Нитки? Да и все ли дыры нужно зашивать? Возможно мои валенки, делают моими, только эти дырки... Хотя без ниток  и войлока я не могу это утверждать.
  Ветер тихо завыл: «Кузьми-и-и-ич!».
  От чертяка!всё ему неймётся! Такие они игруны, эти молодые звёздные ветра. Чуть-что, сразу Кузьмич давай играть, давай сказки-небылицы рассказывать! А кто на луне порядок наводить будет?
  Ветер снова завыл, поднимая маленький столб лунной пыли.
  Иду, иду окаянный!От чертяка...
  Кузьмич подошёл к месту, где ветер, то вздымал, то опускал столбец лунной пыли и улыбнулся. Ветер обвил всё его тело, поиграл с бородой и уселся где-то в пространстве.
Значит сказку — протянул Кузьмич,- ну будет тебе сказка.
  Когда-то давно один молодой ветер, такой как ты, играл с листьями, что росли на клёне. Клён — это дерево на планете Земля. А дерево...дерево — это как чёрная дыра. С одной стороны оно вбирает энергию света и отправляет её во тьму, с другой стороны оно берёт энергию тьмы и устремляет её к свету.
  Прошла весна, лето, наступила осень, листья клёна выросли и улетели познавать мир, лишь один остался на дереве. Ветер спросил его:
Почему ты не улетаешь вместе со своими братьями?
-Братья ли те кто покинул меня? - ответил трусливый листок.
-Почему тогда сам ты не улетаешь?
-Разумно ли лететь в неизвестность?
-Оставаясь, обрекаешь на падение себя.
-Что ты можешь знать, шляясь по свету, гонимый солнцем?Тебе ли говорить на что я себя обрекаю?
  -Ветер ничего не ответил, и гонимый солнцем улетел.
  -Шло время, приближалась зима. Старый Клён ослабев, скинул с себя трусливый листок. Вскричал тогда клён: «За что ты скинул меня?» - но молчал клён.
   А гуляка — ветер снова вернулся. Он подлетел к старому клёну и увидел трусливый листок, тот медленно разлагался на земле.
Помоги мне улететь милый ветер! - взмолился трусливый листок.
-Разумно ли лететь в неизвестность?
-Помоги мне воссоединиться с братьями!
-Братья ли те кто покинул тебя?
  Последняя желтизна спала с листка и стал он красный, и слёзы выступили на его пластине. Тогда поднял его ветер гонимый солнцем и унёс в неизвестность, и развеял в пустоте...
   Прекрасная Она снилась мне каждую третью ночь, каждого третьего дня, в три часа ночи, а в три часа дня, я снова вспоминал О Ней.
    Я вспоминал О Ней в три часа дня, а  в три часа ночи, каждого третьего дня, каждую третью ночь, Прекрасная Она снилась мне.
   И так все сны превращались в мысли, а мысли в сны, всё смешалось, на Луне, и перестало иметь смысл. Даже если её не существовало, я её создал, а если она была, я её знал. Мы были рядом и бесконечно далеко друг от друга, и это было выше любви — ибо это было добровольно.
   Каждый Божий день мы делаем выбор и следовательно делаем ошибки, ошибки порой стоющие нам жизни, но разве не стоит тогда жизнь этих ошибок? Мы говорим Божий день, но кто сказал день Бога равен нашему, Бог есть всё, и пространство и время, и луна, и я — Кузьмич, и наша игра с ветром. Его день может быть миллионы наших дней, а может быть долей секунды, так следует ли в этом стремительном потоке задумываться о таких вещах, как ошибка?
   Любить её ради любви к ней, единственно возможный путь быть с ней всегда.
   На земле сейчас утро и никто не видит луны, кто-то конечно не видит её и ночью, но Кузьмич-то всё видит. Вон там реголита намело, а там метеоритов нападало, раз уж я здесь пойду уберу...