Свеча горела на столе... 1-я глава

                Книга первая.
-1-
1977год. Украина. Подолье.

   Наталия, приоткрыла припухшие веки и сразу же зажмурилась, сквозь окно ярким режущим светом по глазам ударили солнечные лучи. Прикрыв ладонями глаза, она резко села опустив ноги с кровати. Руки у неё были горячие, но она все же ощутила исходившую от них прохладу, поступающую на воспаленные от слез глаза. Она снова сделала попытку их открыть, но веки приподнялись лишь на половину, позволяя видеть, будто сквозь щель. Наталия привычным движением дотянулась до тумбочки и, схватив старый облупленный будильник, уставилась на циферблат. Увиденное произвело на неё шокирующее действие. Безжалостные стрелки будильника утверждали, что быть беде, ибо уже одиннадцать часов утра. Нежелание поверить им, заставило Наталию приложить будильник к уху, послушав спокойное их тиканье, она вслух прокомментировала исход сегодняшнего дня.
– Самое страшное, что должно было произойти…, уже случилось! Ты проспала, на экзамен! На сочинение! На два часа… Я не знаю, что тебе скажут на это, но то, что с тобой надо теперь сделать, мне «каиться», даже они не знают. Мне так «каиться»! – Наталия толчком вскочила на ноги, отшвырнув будильник, который тут же разделился на мелкие детали, бросилась к стулу, одежды на нем не оказалось. Она растеряно осмотрела комнату. Ничего. Уже задыхаясь от волнения, резко распахнула дверцы шкафа. Не привыкший к такому обращению старенький шкаф издал протяжное и жалобное повизгивание, и тут же одна из створок трагически повисла, сорвавшись с ржавых петель. – Два ноль! И все это, заметь, - она ткнула пальцев в свое отражение - против тебя! – Она уже тоже была готова сорваться со своих собственных «петель», но времени на это не было. Выхватывая охапками висевшую на плечиках одежду, она с ненавистью швыряла её на кровать, то, что могло хоть как-то быть ей впору, под руки все еще не попадалось. Старые облезшие платья мамы еще со времен её молодости, бабушкины цветастые юбки, штопанные и перештопанные свитера и кофты, отцовские выцветшие рубашки, тулуп и с плешивым воротником пальто. Все, что было обнаружено в несчастном шкафу, уже возвышалось убогой горой на кровати. – А-а-а-а! – Заорала Наталия, топая от злости ногами. И понимая, что это ничто иное как, только чья-то злая шутка над ней, беспомощно уселась на всю эту гардеробную свалку, и, закрыв лицо руками, попыталась хоть что-то сообразить. Разумного объяснения не было. А время беспощадно тикало ей назло. Она снова вскочила на ноги, сбросив спешно с себя штаны от пижамы, помчалась к нижнему ящику шкафа. Эта часть стариной мебели сдалась Наталье не сразу. Отчаянно сопротивляясь, ящик, рычал как сломанный трактор и точно также не двигался с места. Наталия уселась на пол, расставив широко ноги, она уперлась ими о ножки шкафа и вцепилась в металлическую замысловатую ручку ящика. – А-а-а-а! – Снова заорала она, во все горло, напрягая мышцы до предела в попытке сдвинуть эту рухлядь с мертвой точки.- «Э-у-у-у!» – Ответил ей ящик и выдвинулся на столько, что можно было всунуть в его щель только руку. – Ну, вот! А ты брыкался! – Наталия втиснула в отверстие руку и выгребла оттуда все содержимое. Ничего утешительного для неё в нем тоже не оказалось. Кроме ужасающего своим видом старого белья семьи и огромной гофрированной юбки её старшей сестры, отвратительно рыжего цвета. Наталия быстро напялила её на себя, юбка тут же свалилась, образовав собой впечатляющий круг на полу, даже на мгновение, не задержавшись на теле. Совершено раздосадованная сложившейся ситуацией Наталия беспомощно уселась в этот убийственного колера круг. – Это какая-то кара Божия, да и только… - Она в приступе ярости принялась тереть лицо ладонями, надеясь, что этим возможно снимет свалившееся на неё наваждение. Это не принесло облегчения и новых мыслей тоже. Она вздохнула и, принимая бой с не ведомым ей противником, снова принялась пристраивать на своих бедрах юбку на три размера больше необходимого ей. – Здесь нужна булавка. – Дав себе самой рекомендацию, Наталия подошла к болтающейся дверке шкафа, где всегда на крючке висела подушечка с иголками и булавками. Выбрав самую впечатляющую по размерам булавку, она с трудом проткнула ею в несколько раз сложенную ткань. От этого на боку образовался, до не приличия выпирающий увесистый ком, Наталия хлопнула по нёму несколько раз кулаком в слабой надежде, что он уменьшится. Результат был нулевой. – Три ноль! Девушка, вы терпите поражение по всем фронтам! – Опустив поверх юбки коротенькую, словно распашонка рубашку от пижамы, старательно сшитую практичной бабушкой из бывших Наталии байковых пеленок, с изображенными на них медвежатами и зайчиками, она снова обречено вздохнула. – Полный…, Алис капут! – Даже не взглянув на свое отображение в зеркале шкафа, Наталия подхватила, тоже сшитую бабушкой из старых тряпок, торбу-сумку направилась на выход. Дойдя до входной двери, она обнаружила, что дверь заперта, и ключа тоже не оказалось на обычном месте. Уже ничему, не удивляясь, Наталия просто добавила еще один пораженческий счет в свой адрес: - Три - ноль! - И поспешно направилась к самому низко расположенному окну их дома. Выбросив на цветник свою торбу, Наталия собрала в одну руку всю юбку, другой она попыталась помочь себе пролезть сквозь узкий проем форточки. Здесь её тоже поджидали не удачи, одной рукой она не как не могла подтянуть свое тело на приличную высоту окна. И совсем смирившись с очередным поражением, она спокойно сбросила юбку и запустила ею в направлении валяющейся сумки. Получив дополнительно еще и долю унижения, потому что это окно выходило на многолюдную центральную дорогу их городка, и её мог увидеть любой прохожий. Заскрипев от негодования зубами, Наталия втиснулась в форточный проем вперед головой, но со двора ухватиться руками ей было не за что, и она, схватилась за форточку и уже почти, что выбралась наружу, как под её весом деревяшка треснула, и оторвалась. Наталия как бревно полетела вниз, забыв выпустить злополучную часть окна из рук. Падая, она все же сумела выставить вперед себя руки, но форточка, разбившись в дребезг, приземлилась первой. – Матерь Божья, спаси и сохрани! – Только и успела прокричать Наталия и тут же врезалась головой об землю, а рука, её правая рука, словно масло, вошла в скопище битого стекла.
(Прим. автора) Наталия – по прозвищу – «Мак». Не высокая худощавая девушка, с хорошо слаженной фигуркой. По её мнению, она выглядела неплохо, хотя с двумя весомыми недостатками - это короткие, слегка кривоватые ноги, хоть и хорошо сформированными под действием неутомимых тренировок танцевального кружка и длинноватый к тому же заостренный на кончике нос, который предательски подергивался, когда она что-то кушала. С ногами дело обстояло проще, научившись ходить балетной походкой, она умудрялась свой недостаток в нижней части тела, умело скрывать. Со вторым ей пришлось смириться и даже приучить считать себя обладательницей греческого профиля. Со всем остальным дело обстояло куда приятней. Хорошей густоты и длины черные волосы, содержались ею в идеальном состоянии. Не без помощи конечно мудрой бабушки. Длинная грациозно посаженая шея, умела в нужный момент всколыхнуть волну этих волос так, что они могли заиграть самым неотразимым блеском на солнце. С месячного возраста воспитывалась бабушкой. Над этим часто шутила:
- Я выросла в кровати с бабушкой, и если выйду замуж, то придется подыскивать кровать побольше. - От рождения была болезненная, от частого лежания в больнице стала считать её, вторым домом. Учиться не любила, от частых пропусков по болезни, что случалось и по полгода, а также беспрерывным поездкам на смотры, фестивали и соревнования, догнать своих одноклассников по программе не считала возможным. В школе не была любимицей, но отважно боролась за место лидера. А, что касается популярности, то в маленьком старинном городке, слыла ведущей актрисой, как в театральной, так и во всех остальных студиях, куда она непременно записывалась и сразу же приобретала статус «первой». Родителей видела редко еще реже денежную помощь от них, от этого была скудность в одежде, которая породила у неё огромный комплекс на всю жизнь. Но отсутствие родительского воспитания сыграло для неё и положительную роль, никто и никогда не управлял ею, кроме конечно бабушки. Но та, была скорее для неё «ангелом хранителем», чем суровым и дотошным воспитателем.
…В первые несколько секунд после падения, она даже не ощутила боли, только отметила, тошноту и то, как быстро пространство вокруг её руки превратилось в бурую жидкую грязь. Она села неуклюже на бок, в шоке уставившись на свою поврежденную руку боясь оторвать её от земли. Во рту и горле мгновенно все высушивалось, и язык как случайно попавший туда предмет, совершено прилип к небу, не давая возможности извлечь хотя бы каплю так необходимой в данный момент влаги. Наталия, потеряв всякую надежду на силу воли, поискала во внутренних закромах своего организма, хоть какую ни будь силу. На её зов отозвался характер. Не привыкший выяснять, что к чему, а сразу приступать к действиям, он враз, заставил правую руку, оторвать от земли, смешавшейся с кровью и стеклом левую руку  и поднести её впритык к блуждающему в пространстве взгляду, жестоко принудив глаза сфокусировать все же свое внимание на текуче пульсирующих ранах. – Ой-е-йо-ей-йо! – Пролепетала она, наблюдая, как с руки забил фонтанчик и несколько горячих струек побежали по руке, а затем, падая на голые ноги, потекли и по ним. – М-г-г-г! Да! Цо сэ будэ, цо сэ будэ!? (Что это будет, что это будет!?) – Повторила она свою излюбленную фразу, покачав скорбно головой. Но характер потребовал переходить к дальнейшим действиям. Наталия, подавив подступившую тошноту, опустила искалеченную руку себе на колено, а другой тоже раненой, но более везучей попыталась сломать ветку вишни, к тому, же не самую тонкую. Силы были на исходе, от боли хотелось плакать, но видать глаза еще ночью израсходовали весь свой мокрый запас, а сейчас они только и могли, что позволить себе плавать в соленой влаге, не давая возможности четко видеть. Наконец ветка была побеждена, и Наталия, захватив её зубами, перевела дыхание. Сразу же во рту образовалась горьковато-липкая, с примесью пили жидкость. Она не стала её проглатывать, а позволила отвратительно стекать по подбородку и вниз по шее. Первый этап был пройден, перед вторым она на миг прикрыла глаза, собираясь с духом. Больше медлить было нельзя, уж слишком рьяно кровь покидала свою обитель. Сжав покрепче челюсти на сломанной ветке, Наталья принялась извлекать осколки с уже распухшей ладони. – Странно, мне не настолько больно как я этого ожидала… - Мысли путались, но чаще всего посещала одна.- Жалко он всего этого не видит… Жалко! Жалко! Чего тебе жалко? Что именно он, тебя сейчас не жалеет? Тебе его жалость нужна? Ну, уж нет! Пусть катится колбаской по Малой Спасской! – Когда она злилась, то было ощущение, что вовсе находится под наркозом, боли почти что не чувствовала. Она начала накручивать себя еще сильнее. – Сейчас приду в школу, и пусть только попробует подойти! Пускай только хоть что-то спросит! …А сочинение? Как я его писать буду? – Она на мгновение перестала заниматься рукой, и совершенно удрученная, резким взмахом головы забросив растрепавшиеся волосы назад, завалилась спиной о стенку дома. – Хватит! – Громко приказала она себе. И снова мысленно принялась себя бичевать. - Только не смей себя жалеть! Выпадешь из состояния аффекта, и лишишься чувств. Кто тебя здесь в ближайшее время искать станет? Истечешь кровью и …. А ты же этого хотела. Ты еще ночью мечтала умереть молодой и красивой! Ему назло, нет…, что бы ему жальче тебя было. Дура! Какая же ты дура! Ты все время ждешь от него жалости. – Она снова вошла в состояние гнева и боль потихоньку притупилась, что позволило ей снова тщательно извлекать из ран стеклышко за стеклышком. – Боже! Сколько же их тут? – Постоянно сочившаяся кровь не давала возможности быстро находить и тем более захватывать непослушными вибрирующими пальцами мелкие осколки. Ей все время приходилось юбкой промокать ладонь. – Хоть одно в этой ситуации утешает. Не придется в школе рассказывать, что ты просто проспала…, на последний выпускной экзамен. Нашлось более весомое оправдание. – Наталия даже с облегчением вздохнула и тут же ощутила жар и подергивание в мышцах правой руки. – Мало нас натаскать успел Валерий Петрович, все же выпала я. Теперь уже самостоятельно не справлюсь с шоком. – Боль начинала побеждать, но характер так просто не сдавался. Он заставил свою хозяйку быстро оценить обстановку. – Ну, что мы имеем? В дом мне не как не удастся обратно влезть. Руку дальше очистить, тем более обработать я не смогу. Юбка слиплась от крови. Что остается? Остается, как попало надеть её и добраться пока еще есть силы до поликлиники. А потом уже в школу. – Она, опираясь на левую руку, в которой уже тоже давала о себе знать травма, поднялась. Её повело, но она все же успела выхватить глазами яркое пятно, куст алых роз и сфокусироваться на нем, не позволяя себе терять над собой контроль. Уроки правильно крутить пируэт тоже не прошли даром. Долю секунды она упорно пялилась в эту точку и, убедившись, что земля больше не колышется, не отрывая глаз от выбранного, что бы держать тело в равновесии пятна, наклонилась, пытаясь нащупать и поднять пыльную и грязную юбку. И как только ей это удалось, она тут же почти что впрыгнула в неё и мгновенно прислонилась к стенке, не давая себе упасть и юбке тоже. Прижимая телом, злополучное одеяние к покрытой известью стене, она обмотала подолом правую руку, а левой, зажала в кулаке все, что смогла собрать в поясе. Наконец она позволила себе оторвать взгляд от уже расплывшейся спасительной точки и перевести его на ворота, куда ей необходимо было двигаться. Подождав пока ворота, перестанут качаться, она отлепилась от стенки и, пошатываясь, пошла на них, ни на миг, не теряя их с фокуса. Добравшись до ворот, она точно также как раньше о стену облокотилась на них, с трудом переведя взгляд на поликлинику, благо та находилась через дорогу, но что бы попасть к ней, Наталии нужно было сначала перейти через проезжую часть, а затем обойти высокий забор вокруг здания. Но, размышлений на этот счет не поступило, и Наталия на слабеющих ногах, не раздумывая, поплелась к намеченной цели. Только добравшись до середины дороги, она с опозданием подумала что: - Сначала фокус нужно было настроить на центр проезжей части, тогда я боковым зрением смогла бы видеть движущийся транспорт. - Но было поздно, что-либо менять. Чувство что на неё летит что-то громадное и на скорости, заставило её глаза оторваться от оранжевого здания поликлиники и взглянуть в сторону надвигающейся опасности. Первое что поняла она это то, что: - Я уже ни чего не успею предпринять… - Старый грузовик уже был в двух метрах от неё, так близко, что она даже почувствовала запах вспотевшего тела водителя. Её взгляд тут же сфокусировался на лице перепуганного шофера. – Какой там счет…? – Все что мельком успело пробежать по её вскипевшему от страха мозгу. И все, дальше провал сознания.
… Шипящее трение колес об побитый асфальт, столб пыли словно и не было проливного ночного дождя, крик прохожих и ядреный мат шофера ничуточки не коснулся восприятия Наталии. Только слабо ощутимый, очень родной и безмерно желанный, любимый запах смолы пробился к ней сквозь забытьё.
Крепко обхватив её поникшее тело, Андрей стоял на обочине дороги, все еще не веря сам себе, что он все же успел выхватить её из-под колес грузовика, им трясло и тикало, и он не мог сделать ни шагу, поэтому он все сильнее и сильнее сжимал Наталию в своих руках.
 …Он пришел в школу, убедительно настроив себя на полное игнорирование Наталии. Но беспокойство её отсутствием привело его в замешательство и вскоре выросло в не понятную тревогу. Его выдержки хватило лишь на сорок минут, написав название выбранной темы сочинения, он сложил экзаменационный лист, отодвинул его на край стола, поднялся, и никому не объясняя своего поведения, вышил из здания школы. Несколько минут спустя, он был уже рядом с её домом, но осмелится зайти, он не решался. Так и ходил взад вперед напротив её окон, не выпуская из виду зеленых ворот. Время от времени он начинал злиться на неё и на себя, поэтому очередной раз направлялся в сторону школы, постоянно оглядываясь на вызывающие уже у него агрессию, ворота. Но, пройдя полпути, он снова возвращался к дому и последний раз он вернулся как раз в тот момент, когда она пыталась перейти улицу. Ситуацию он оценил в долю секунды.
( Прим.автора) Андрей - по прозвищу «Рей». – В раннем детстве в спешке произнося своё имя, он выговаривал лишь только продолжительно - рычащее – «Р-р-р-ей». Паренек, выросший самостоятельно без какого-либо присмотра родителей. Которые много работали и не имели возможности уделять ему время на воспитание. В коем он совершено не нуждался и даже тяготился им. С ранних лет, он привык добиваться всего, только своим трудом и упорством. Заядлый драчун и задира. Непримиримый борец за справедливость. В конфликт вступает мгновенно, выходит из него только победителем. Потерпел поражение единожды, в четырехлетнем возрасте, был избит старшими ребятами в количестве трех человек, но, вскоре выловив их поодиночке, яростно за это отомстил. Большую часть времени проводил на деревьях, перебираясь с ветки на ветку, по примеру, извлеченному из фильма «Тарзан». А также на реке, переплывая её вдоль и по дну, руками вылавливая все, что шевелится, и возможно для употребления в пищу. Не брезговал и картошечкой произраставшей по курсу его дислокации, которую, готовил тут же, на костре, не беря больше, чем мог съесть и, не утруждая себя делать припасы. Жажду утолять привык из любого источника влаги, будь то сок дерева или наспех вырытое углубление в земле, благо та была богата на родники, не лишал себя удовольствия испить и парного молочка, подоив любую пасущуюся по близости корову или козу. Спать любил под открытым небом на соломе с ранней весны до первого заморозка. Во время непогоды сооружал небольшой шалаш из веток. В семилетнем возрасте самолично предложил родителям оформить его в школу, не имея ни малейшего желание терпеть поражения от кого-либо  и с этой стороны. Учился легко и с удовольствием, если ему было это интересно, не утруждая себя домашними заданиями, имел в наличии единственную тетрадь по всем предметам. Школу посещал часто, если его личные планы не препятствовали этому. Мечтал стать офицером, вопреки прирожденному дефекту зрения, будучи дальтоником, вызубрил нужную мед. таблицу наизусть. Болел единственный раз в жизни, в подростковом возрасте подхватил ветряную оспу, не имея жизненного опыта в болезнях, безжалостно раздирал зудевшую сыпь на лице, от чего его кожа была густо усеяна шрамами.
 …Рей, все еще тревожно прижимал Наталию к себе, а, увидев её потрескавшиеся губы с налипшими на них кусочками молодой коры, он непроизвольно поцеловал её, чем вызвал негодование собравшихся поглазеть на чрезвычайное происшествие случайных прохожих.
- Шо, ты её тискаешь? Неси её к дохтору!
- Ой! Людоньки! Глядите, тож она почти голая!
Парень глянул на свалившуюся с бедер Наталии юбку, подхватив её рукой, легко приподнял вместе с телом, закинул как мешок все это себе на плечо и на трясущихся ногах поспешил в здание поликлиники. Там их встретили спокойно, даже слишком обыденно. Медсестра хирургического кабинета только и объявила молодому доктору:
- Опять Наталка с ранением пожаловала. – Показала куда надо положить частую клиентку в их кабинете и тут же выпихнула сопровождающего девушку парня в коридор…
…В огромном актовом зале школы сто двадцать будущих выпускников склонившись над сочинением, шуршали листками и ручками. Но только дверь приоткрылась и на пороге появилась, прижимаясь, друг к другу парочка, все как по сигналу повернули головы к ним. По аудитории тут же пролетел тихий, но многоголосый присвист, исходивший от мужской половины, собравшейся в зале и такой же тихий, но более язвительный взвизг женской части. И как в издевательство над вошедшими, все это возросло и завершилось бурей оваций. Вскоре аплодисменты зазвучали с топотом и выкрикиванием лозунгов, далее вся аудитория стоя проводила глумливыми рукоплесканиями вошедших до стола экзаменационной комиссии. Рей, придерживая Наталию одной рукой, другой по дороге к столу одаривал более наглых одноклассников подзатыльниками, не упуская момента еще, и отправлять в тот же адрес крепкое словечко. А Наталия, наверное, впервые в жизни не была рада столь дорогих её сердцу аплодисментам. С детства, полюбив играть в отважных разведчиков и партизан, она всегда добивалась у команды того чтобы исполнять роль, главных персонажей не зависимо, мужчина этот герой или женщина. В данный момент она ощущала себя…
 (в роли Зои) …Наталия, шла по залу с гордо поднятой головой в оборванной и окровавленной одежде, босиком, а вместо таблички у неё на груди весела перебинтованная рука, она шептала: «На допросе она назвалась Таней и не сказала ничего определённого. Раздев догола, её пороли ремнями, затем приставленный к ней часовой на протяжении 4 часов водил её босой, в одном белье, по улице на морозе. На Зоиных руках была запёкшаяся кровь, ногтей не было, при пытках Зои были вырваны ногти. До самой виселицы вели её под руки. Шла ровно, с поднятой головой, молча, гордо. Довели до виселицы. Затем она сказала: «Товарищи, победа будет за нами. Немецкие солдаты, пока не поздно, сдавайтесь в плен».
А в её мозгу, совершено, отвлечено от темы, неожиданно мелькнула фраза:
- Не припомню ни единого момента из своей жизни, когда бы я, была бы собственно Натальей, всегда, то есть, в любом эпизоде своей жизни, я предпочитала быть кем-то другим отважно - героическим, но не собой. Так какая же я на самом деле…шная? – Но продолжить размышления на эту тему ей не удалось. В этот момент они как раз подошли к столу где, по меньшей мере, десять преподавателей уставились на них с таким видом, словно в подтверждение её предыдущих мыслей они и были те «нацисты», что пытали, а затем и казнили Зою Космодемьянскую.
…Первой заговорила их классная руководитель, сначала пристально посмотрев в зал, который от этого взгляда мгновенно поперхнулся и умолк словно подавился, а затем уже уставилась, сверля глазами на «партизан».
- Идите в кабинет директора! Я сейчас туда подойду.

(Прим. автора) - Классный руководитель, Виктория Владимировна – по прозвищу – «ВВ». Преподаватель украинской литературы и языка. Жесткая, придирчивая, подавляющая всех своим авторитетом, покровительствующая только тем, чьи родители занимали хоть какое-то положение на руководящих должностях. Учеников считала, совершено бесправными и не терпела никаких возражений тем более не повиновения с их стороны. Предмет вела, совершено скучно, не отрываясь от своих записей или учебника, словно это было второстепенное её занятие, а главное - муштра. Наталию считала абсолютной бездарностью, не упускала ни малейшей возможности это подчеркнуть, всегда была ярой противницей, что бы отправлять её литературные работы на олимпиады.
Андрея же иногда ставила в пример, не находя другой альтернативы подчинить его себе. Терпела поражение и в том и в другом. Класс достался ей в последний год по причине несчастного случая, а вернее трагедии, где в автокатастрофе погибли больше половины учителей школы, в том числе и бывший классный руководитель «10-а». Взять класс силой тем более расколоть его ВВ так и не удалось, поэтому весь учебный год обе стороны просто терпели друг друга по необходимости.
- Ну! Кому сказала! – ВВ приподнялась со стула и насунулась всем корпусом на своих подопечных.
- Пойдемте…, сейчас что-то придумаем. – Вмешалась сразу же Нинель Ильинична, спешно беря Наталию под руку, что бы увести, рябят «из-под обстрела».

(Прим. автора) - Нинель Ильинична – по прозвищу «Нелли».  Преподаватель русской литературы. Ярко выраженная представительница еврейской национальности, всю жизнь, прожившая на Украине, до мозга костей была влюблена в свой предмет, и в литературу вообще, особенно в русских классиков. Уроки вела на одном дыхании, азартно и увлечено. Всегда улыбающаяся и счастливая Нелли, создавала такую же позитивную атмосферу и вокруг себя. От чего была обожаемая всеми учениками, которые по непонятной причине, каждый мог считать именно себя её любимцем.
- Ну, как ты? – Задала вопрос Нелли, обратившись к Наталии уже в коридоре. Та в ответ только пожала плечами. Нелли провела сочувственно по голове девушки рукой и, взглянув в глаза ей, пообещала. – Я буду рядом. Думаю, он все поймет. Бабушка в курсе? – Получив в ответ отрицательное покачивание головой ученицы, Нелли прижала её к себе и по-матерински  поцеловала в лоб. – Ну, с этим ты сама справишься. - Пройдя через учительскую, они остановились у двери директора школы. Нелли постучала и, приоткрыв дверь, заглянула вовнутрь. - Можно? – Нелли задала этот вопрос просто из вежливости. К директору можно было войти всегда, особенно по вопросам относительно детей. - Иван Григорьевич, они пришли. Слава Богу, живы….
- Ну, да. Ну, да… - Директор вышел из-за стола и, обойдя, уселся на его краешек, по-простецки свесив одну ногу. – Хороши! А? Петр Семенович? – Он восхищено хлопнул в ладони и повернулся к сидящему в кресле представителю из РАЙОНО. – Не дать, не взять, хоть стой хоть падай… - Такая поговорка у директора и у всей школы была.

(Прим. автора) - Иван Григорьевич – по прозвищу «Гриня», новый директор школы, шестидесятник, предшествующий был осужден (что тоже стало для всей школы трагедией, ибо его любили) в прошлом году, он организовал поездку на природу всего коллектива по поводу «Последнего звонка», но машину занесло, а его обвинили в аварии и случившейся трагедии. Гриня, энергичный с веселым нравом, любитель шуток и приколов, преподаватель истории. С приходом в школу, не заметно провел реконструкцию в ней, оставив только самые лучшие старые традиции и укоренив свои, новые, интересные и прогрессивные. С легкостью влился в коллектив, как и учителей так же и учеников. Уже к концу первой четверти, всем было ясно, что Гриня на своем, по праву заслуженном месте. Его уважали и слушались ученики, к его советам прислушивались родители, им восхищались и поддерживали даже учителя, а это был наспех созданный коллектив из нескольких выживших в трагедии учителей, а также из тех, кто давно ушел на заслуженный отдых, и тех, кто только что закончил Вузы, новоиспеченных преподавателей. Все они были в срочном порядке приглашены на работу в осиротевшую в один день школу. Гриня философски восхищался всеми живыми существами вообще, но на особом положении, у него были дети. С легкостью волшебника он раскрывал в каждом ребенке особую одаренность, и искренне радовался, когда дети вдруг сами замечали за собой этот дар и со страстью, присущей только в детстве, стремились его усовершенствовать и развить. Так что к выпускному классу каждый ученик, благодаря Грине, точно знал, куда и главное, зачем он идет учиться дальше. В кабинет директора попасть дети стремились, часто нарушая дисциплину специально, потому что общение с ним было как награда для них. Ибо так искренне заинтересовано выслушать, понять, подержать и похвалить детей умел только Гриня. Даже получая от него замечание дети никогда не чувствовали себя оскорбленными. Потому что это выглядело как захватывающие рассказы-примеры, приведенные из всемирной истории человечества. Цитируя Цицерона, он торжественно провозглашал: « История – это лучшая учительница».
- Смотри, Петр Семенович, вот гордость моей школы! Она пишет, просто потрясающе! Он, героическая личность, мудр не по годам! Не сгибаясь, поведет за собой в бой полки…. Это прекрасное будущее нашей страны! О! Мы о них еще услышим. Еще зазвучит наша школа, прославившись их именами! – Гриня с восхищением смотрел на ребят. Затем, вздохнув, перевел взгляд на представителя РАЙОНО. – Не будем их сильно казнить, ведь одно уже то, что вот в таком вот состоянии они все-таки пришли на экзамен, заслуживает помилования. Как вы считаете, Петр Семенович?
- Какую тему ты выбрал? – Вместо ответа представитель с вопросом обратился к Андрею.- Хоть что-то успел написать?
- Свободную, я выбрал свободную тему…, написал только заглавие. – Рей держался независимо, правдиво смотря в глаза собеседника.
- Как у него с орфографией? – Петр Семенович смотрел пытливо на Андрея, хоть вопрос был адресован не ему.
- С этим проблем нет, он от природы грамотен. – Нинель Ильинична отвечая на вопрос, взглянула на свои часики и обеспокоено покачала головой. – Однако не мешало бы и поторопится.
- Иди, и пиши. У тебя тридцать минут, максимум сорок. – Петр Семенович подошел вплотную к Рею, сняв очки, в упор посмотрел парню в глаза. – Лично проверю твою работу. Пиши, по сути, кратко и содержательно. Иди, ничего с твоей «амазонкой» не случится. У нее вон, какая защита! – Он кивнул сначала в сторону директора, а затем учительницы. – Иди, я с тобой еще не прощаюсь. – Петр Семенович хлопнул Андрея по плечу, и перевел все свое внимание на девушку.
Рей, отпуская локоть Наталии, взглядом простился с ней, не скрывая в нем всей своей любви и гордости за неё. Она в ответ лишь прикрыла глаза. Когда за Андреем закрылась дверь, Петр Семенович, как заботливый отец подвел Наталию к стулу.
- Ты лучше присядь, разговор у нас будет длинный. А, судя по разводам на твоем одеянии, крови ты потеряла немало… Иван Григорьевич, ты, что-то там говорил мне, о её таланте писать? Что и в правду есть надежда? – Представитель РАЙОНО, придвинул свой стул ближе к девушке и, усевшись, напротив, с интересом принялся наблюдать за ней.
- Сказать о Наталке, что она только пишет, это не сказать о ней ничего. – Иван Григорьевич садился на своего любимого конька, хвалить своих учеников. – Солистка в танцевальном, во взрослом театре на главных ролях, а как она декламирует … шкура на дыбы! Спортсменка, лучший стрелок, снайпер нашей школы. А, КВН и вовсе без нее не состоялись бы!
...М-г-у….
- Ну, не стоит уж так сильно её расхваливать. – Петр Семенович прервал высокопарную речь директора. – Всем нам известно, что ты голову сложишь за каждого ребенка. Ну, нельзя же так буквально… - Он не довел свою мысль до конца, а переключился на главную тему, обращаясь с вопросом к учительнице. – А как у неё с письмом?
- Да, как вам сказать… - Нелли стояла за спиной у Наталии, и в поддержку, положила ей на плечи свои руки.
- Я так и думал. – Прервал учительницу Петр Семенович. – Ну, не может же она быть само совершенство…?
- У Наталии, патологическая безграмотность.- Нелли печально улыбнулась представителю и еще крепче сжала хрупкие плечи девушки. – Сколько мы с этим боролись… но…, увы!
- Но, мы с вами знаем не один случай в мировой культуре! ... – Директор снова стал на защиту своей ученицы, но его в очередной раз прервал представитель РАЙОНО.
- Иван Григорьевич… - Петр Семенович, причмокнул губами и не довольно  покачал головой. – Ну, что же вы и в правду считаете меня инквизитором? Не для пыток же мы здесь собрались. Нужно же, как-то экзаменировать её…
Прервав Петра Семеновича, в дверь постучалась и сразу же впихнулась, шумно дыша и не скрывая своего не довольства, Виктория Владимировна.
- Простите, пришлось задержаться, как раз начали сдавать работы…, а тут и... Вы что разрешили ему писать? – ВВ по своей привычке говорить и слушать только себя, как-то сразу заполнила собой весь кабинет.
- Присядьте…, пожалуйста! – Петр Семенович поморщился, глядя на Викторию Владимировну. Он не терпел, когда его прерывают, а тем более, когда хоть каким-то образом довлеют над ним. – Неужели вы сомневаетесь, что ему позволили закончить писать экзаменационную работу?
- Закончить!? Так, он её и не начинал! А она… - ВВ ткнула пальцем почти, что в грудь Наталии - … и вовсе писать не сможет! – ВВ на удивление могла игнорировать все, что не касалось её персоны, а с беседы выхватывать только то, что интересовало лично её.
- Он допишет свою работу, и закончим об этом… - Практически прошипел Петр Семенович, от недовольства даже не глянув на ВВ. – А с девушкой мы сейчас определимся. – Сказал, словно этот вопрос уже и не стоял, потому что в лице ВВ он обнаружил противника, с которым он уже готов был сразиться. – Откуда, столько неблагожелательности по отношению к этим ребятам? – Сейчас он чувствовал себя защитником всех обиженных и оскорбленных, и ему нравилась эта позиция, ибо хорошим он любил быть больше чем строгим и принципиальным. Случись так, что на стороне учеников оказались бы только защитники, к его великому сожалению он занял бы позицию агрессора, имея в своем характере яркую черту - вечное противостояние другим. – И к тому же экзамен проведем сейчас и очень быстро. Мы же с вами не гестапо что бы издеваться над раненым…
- Как же так!? – ВВ наступала, выпячивая грудь, вперед демонстрировала значок «Народный учитель СССР» - Я как педагог, категорически должна вам заявить, что по закону…, по правилам министерства…, - она стала запинаться и отступать пригвожденная взглядом Райониста, но не сдавалась. – Это не педагогически, она безграмотна, она должна писать, и получить по заслугам, хотя бы в воспитательных целях…
 - Букву закона я тоже чту! Но, таким вот Безбожным образом я не позволю никого воспитывать. - Петр Семенович на манер ВВ тоже выпятил свой нагрудный значок, где очень убедительно резанула по глазам: надпись «Народный депутат», нависнув уже над ВВ, он продолжил свой тренинг. - Я надеюсь вам известно имя Ивана Ильина, философа, педагога, писателя? По глазам вижу, что нет. Так вот, он говорит, и я с ним совершенно согласен, в том, что «Педагог не ликвидатор безграмотности, а прежде всего воспитатель. Воспитание, это основа, на которую могут лечь те знания, которые мы даем». Ну, как-то так. - Он ласково улыбнулся, похлопывая своей пухленькой ладошкой по довольно бледной руке Натальи. – Пойдемте, вместе с комиссией составим Акт о приеме устного экзамена. Ты как, выдержишь? – Задал он вопрос Наталии и, не дожидаясь ответа, поднялся, подхватил свой портфельчик и вприпрыжку, словно школьник, выпорхнул за дверь.
По коридору двинулись вереницей, будто по веревочки друг за другом строго по ранжиру. За представителем Рано шел директор, за ним ВВ, далее Нелли и Наталия. Она шла самостоятельно, не желая, чтобы толпившиеся по бокам коридора соученики видели её вне героической роли.
В спортзале за экзаменационным столом сидел только Рей, зато напротив практически вся комиссия. Наталия мельком кинула на него свой взгляд, он же ей в ответ послал неумело состроенную гримасу какого-то ловеласа - искусителя. Увидев его в страсти прикушенную нижнюю губу и взгляд похабного возжелателя, Наталия не удержалась и прыснула смехом. Члены комиссии, внимательно наблюдавшие за этой сценой, тут же все зашевелись, и зашептались обуреваемые негодованием. А ничего непонимающая, по причине не видения, ВВ резко развернулась на месте, и по привычке пресекать все, качнулась вперед в порыве гнева, и тут же столкнулась лицо в лицо с улыбающейся Наталией.
- Да что вы себе позволяете?! – стараясь говорить тихо, все же завопила ВВ. – Сядь за первый стол! – Громыхнула еще жестче она на Наталию.
В аудитории все притихли, украдкой поглядывая на Петра Семеновича. А он, обведя взглядом комиссию, словно пересчитав их, покосился на ВВ, жестом приказал всем сесть. Заняв свои места за столом, преподаватели в ожидании приказа дальнейших действий от представителя РАЙОНО опустили головы и уставились в свои бумаги. Петр Семенович снова почмокал недовольно губами, и, обращаясь к Грине, приказал.
- Не ждите указаний, пишите приказ о приеме устного экзамена! У-у- у…? – Представитель замешкался, не зная фамилии ученицы, и повернувшись к Наталии, щелкнул пальцами, указывая на неё.
- Я уже пишу. - Сказала в полголоса Нелли. – Можете начинать.
- Вот именно!- Подхватил фразу Петр Семенович. - Можете начинать, не то она скоро в обморок свалится. Сколько можно ей держаться, на ней уже лица нет. – Он взял стул и поставил его в центре между столом комиссии и партой, за которой боком уселась Наталия. Сидя спиной к учителям, он кивнул в их сторону и почти что крикнул. – Ну, мы будем сегодня уже, что-то делать?! Задавайте вопросы!
- Можно я по литературе сначала спрошу? – Снова «палочкой выручалочкой» оказалась добрая Нелли.
- Можно, можно… - Смягчив гнев, разрешил Петр Семенович.
Вопросы Нинель Ильинична задавала простые, из хорошо известных произведений, Наталия с ними справилась легко. Немного оклемавшись и осмелев вопросы, стали задавать и другие члены комиссии. С некоторыми из них Наталии пришлось труднее, она с усилием вспоминала, ответ на них, часто путаясь. А по правилам орфографии, на вопросы, задаваемые предвзятой ВВ, она окончательно застряла, и уже была готова запаниковать, как неожиданно ей на выручку пришел все тот же Петр Семенович, сегодняшняя роль спасателя ему очень нравилась. Представитель Рано, поерзав на стуле, резко прервал возбужденную «допросом» ВВ, а затем обратился к терпящей уже поражение, Наталии.
-Достаточно! … В своем кабинете ваш директор хвастался что вы, наше юное дарование, хорошо декламируете. Ну…, что не будь лирическое исполните нам, пожалуйста.
- А можно, не из школьной программы? – характер Наталии только открывал свое второе дыхание, она, осмелев, решительно приступила к активным  действиям. – Ну, скажем Цветаеву?
- Но это, же русская литература! – Не довольно возразила ВВ.
- Это…, хорошая литература, а это главное! – Словно кнутом стегнул в ответ Петр Семенович, «война так война», звучало у него в подтексте. – Очень интересно…, читай, я слушаю… – Сделал он ударение на слове «Я».
Наталия вдохновенно читала стих, за стихом входя в артистический кураж, она даже не заметила, как встала, и как восторженно и пылко подчеркивая силу произведения, жестикулирует руками. Представитель РАЙОНО, внимательно слушал, и часто оборачиваясь к комиссии, подчеркнуто довольно кивал головой, все время, порываясь зааплодировать. И когда Наталия, наконец-то устала но, переведя дыхание, вдруг решилась и предложила:
- А можно почитать что-то из Рождественского? – В ответ Наталии, Иван Григорьевич покачал головой, и приказал:
- Прочитай свои!
 Наталия, слегка смутилась, и точно уж не учителей и не представителя, взглянув в нерешительности на Рея, замялась, затем, опустив глаза, тихо стала декламировать:
  …Последние капли холодной росы,
 Упали на желтые травы…
Вдруг, птица взлетела с высокой сосны,
Расправила крылья и в небе пропала…
На всю эту Божественную красоту
Я, смотрю очарованным взглядом!
За полем, за лесом прорвав темноту,
Горящим костром, рассыпающим жаром
Над миром почивающим, солнце взошло!
Красным огнем охватило дубравы,
К березовой роще коснулось рукой,
Золотит тополя, зажигает каштаны,
Рябину с калиной в краску ввело….
Все в мире светло и чудесно, осень собою пленила меня.
Но где, же ты лето? Ушло ты бесследно…
Но ведь, песнь не допета, твоя и моя ....
Наталия на вдохе замолчала, словно ей не хватило все же воздуха прочитать до конца свое произведение. Она опустила голову, не решаясь произнести более ни слова, по той причине, что дальше текст шел о любви. О любви к тому, который словно и, не слушал её в данный момент, а склонившись над столом, что-то быстро строчил на бумаге. И хотя она его видеть не могла, она все же ощущала за спиной у себя придельное его внимание к себе. Впервые прочитав свои стихи вслух и для посторонних, она вдруг поняла, как ничтожны эти строки по сравнению с теми, что она декламировала чуть раньше. Ей стало стыдно и больно за свой позор, она еще ниже опустила голову и по её лицу заструились безутешные слезы. Молчаливое напряжение в зале затянулось, и от этого всеми ощущалась какая-то неловкость и не решительность. Учителя, не знали, нужно ли, а главное можно ли что-то говорить, если молчит представитель РАЙОНО, а он сидел не подвижно и как-то рассеяно и отрешенно смотрел на свои туфли. Наталия все еще стояла и плакала, сгорбившись и не решаясь пошевелиться. И в этот момент, стоя посреди зала, словно на «площади позора», она дала себе слово. Крепкое слово. – Я не буду больше писать! Никогда! Более того, никому даже и говорить не буду, что я пробовала это делать… Бедная Нелли, бедная Нелли… - Мелькнуло у Наталии в голове. Даже с опущенной головой она видела, как её любимая учительница беспрерывно разглаживает стопку экзаменационных работ лежавших перед ней на столе. Это явный признак того, что она чрезмерно волнуется. – Бедная Нелли, ты сделала ставку на бездарь. Прости, прости меня, если сможешь. Ты же видела, я пыталась оправдать твои надежды. – Наталия как могла, сдерживаясь, терпела, что бы ни заплакать в голос. Но, приняв решение не писать, она почувствовала облегчение и прилив сил. Промокнув лицо перебинтованной рукой, она подняла глаза, и виновато посмотрела на Нинель Ильиничну. Та в ответ ей тоже виновато улыбнулась. Наконец паузу прервал Петр Семенович, он задумчиво смотрел в сторону Наталии, но мимо неё.
- Завтра прямо с утра принеси оправдательный документ с больницы. А сейчас можешь идти. И сразу домой. Тебе нужно хорошо выспаться. Ты очень бледная…
- А что вы ей поставите? – Совершенно неожиданно для всех спросил Андрей, поднявшись со своего места и держа в руках сложенные листки с сочинением.
- О, я вижу, вы юноша, уже готовы сдать свою экзаменационную работу? – Петр Семенович не довольный тем, что этот прыщавый зарвавшийся мальчишка решил, что ему можно встревать в разговор. - Неси сюда! Как и обещал, я самолично твою работу проверю. – Подождав пока парень отдаст ему листки, Петр Семенович, сверля его взглядом, спросил: - А ты не на адвоката случаем пойдешь учиться? С тебя защитник получился бы не плохой.
- И на адвоката тоже… - Не определенно заявил Рей.
- Ну, тогда доводи дело до конца. Отведи девушку домой. И никогда, слышишь, никогда не позволяй ей плакать! …Тем более не верить в себя… - Петр Семенович замолчал, его настроение было не понятно окружающим его людям. Он выглядел толи расстроенным, толи растроганным то ли замысловато задумчивым. Провожая взглядом выходивших из зала ребят, он чмокал губами, а когда они уже были в дверях, он снова заговорил. – Самое великое, самое возвышенное, самое замечательное, что даровано человеку в земной жизни – это любовь…. Если бы мне в свое время… - Двое учеников остановились и обернулись, не зная, к кому он обращается, на что тот погрозил им кулаком. – Учтите, ведь жизнь одна…. Хотя, в вашем возрасте вряд ли это понимаешь, как следует… - Он снова почмокал губами. – А за отметку ты не волнуйся, я зародышей не убиваю… - Он рассержено махнул на ребят рукой. – Идите! Андерсен тоже безграмотен был…, но это уже к делу не относится. Вы свободны….