Свеча горела на столе... 5-я глава

                -5-.

     …Бабушка проводила до ворот, и, перекрестив Наталию, еще долго смотрела ей в след, вытирая косынкой мокрые глаза. Наталия несколько раз оглянулась и весело помахала ей полностью вымазанной в зеленку левой рукой, единственной, что не было перебинтовано у неё на сегодняшний день.
…В приемной хирурга, куда они с бабушкой пришли перед уходом в школу, долго молча смотрели на них, ни врач ни медсестра уже не находили слов, для таких как они пациентов. Но, обработав все раны и наложив свежие и очень аккуратные повязки, доктор все же придвинул свой стул к сидящей на кушетке Наталии, и, постукивая ручкой по её медицинской карточке, изрек.
- По вашей карточке, девица, можно изучать все известные в медицинской практике, травмы. Вы интересный экземпляр, но вскоре даже ваш молодой организм перестанет бороться и тогда вам несдобровать. Если вы не перестанете так над собой издеваться, финал может быть плачевный. Ваше тело просто таки не успевает заживать…. Не жалеете себя, пожалейте хотя бы меня. Ваше присутствие вызывает у меня уже аллергию, а до чего вы довели свою бабушку?
 Наталия молчала, ей было все равно, что говорит ей этот зануда, с такими повязками она не то что в свою одежду не влезет, но и даже в одежду своей сестры. А еще ко всему прочему весь лоб содран и жестоко залит зеленкой, клоуны сегодня отдыхают, по сравнению с её гримом…
…Пройдя немного, Наталия остановилась, бинты на коленках цепляли ткань, запутывая подол юбки. И поэтому юбку постоянно приходилось встряхивать, что бы та ни задиралась, и давала возможность передвигаться дальше. Раздражаясь на свое увечье, Наталия размышляла: - Я! И в таком виде…, и это в самый пик моды на обтягивающее мини…, на кримплен, нейлон, капрон и джерси? Мне, приходится идти в школу, на первый в своей жизни бал, в длинной, закрывающей даже пятки, бабушкиной «исподней» юбке….
(градация юбок: нижняя-нательная, исподняя-средняя виднеющаяся из-под парадно выходной, верхняя-парадная)
 - А юбка на ней была действительно необычайно широкая. Она была сшита из выбеленного домотканого тонкого сукна, искусно расшитая белыми и красными шелковыми нитками, с пришитой широкой прошивкой по низу. И к тому же, на Наталье была еще и такая же пышная с длинными рукавами, с вышивкой и кружевами ручной работы, бабушкина белая батистовая сорочка. А чтобы все это не свалилось и не болталось на Наталье, на её талию был надет красный из кожзаменителя широкий ремень со шнуровкой спереди, единственная новомодная вещь во всем её наряде. Все это было поднято и спешно выстирано и наглажено, из самого дна сундука, где бабушка хранила в тайном свертке одежду для себя и совсем не на такой случай. Обе знали об этом, но не обсуждали эту тему, нужно было, как всегда принимать какое-то решение и очень быстро, к тому же Наталия была безразлична ко всему происходящему, для себя она уже решила, что как только вручат ей аттестат она сразу же уйдет домой. Даже если её мама будет против этого, даже если она подымет и там скандал, и снова будет обвинять Наталию в «не приличествующем для девушки поведении». Она уйдет, не простившись и не взглянув даже на соучеников и на него тоже. Она так долго мечтала быть самой красивой и самой нарядной хотя бы раз в жизни, но её мечты, в виде небесно-голубого платья из кримплена и туфель на высоком каблуку, остались висеть на вешалке и лежать в коробке для обуви в старом шкафу. А прическа? Какие только «Вавилоны» она не возводила на голове в своих фантазиях на этот вечер, а в итоге? Её голова усыпана мелкими косичками с вплетенными в них тонкими белыми атласными ленточками, а все это затем сплетено в две толстые косы, на концах которых красовались искусственные цветы в виде алых маков. Ссадину на лбу прикрывала тоже белая лента, но уже широкая пронизанная между тонких косичек вокруг её головы. А на ногах и вовсе лапти. Ну не в прямом смысле, но что-то очень напоминающее эту обувь. Бабушка целехонький час сидела, не разгибаясь проворно работая крючком, что бы сплести из толстых красных суконных нитей, тапочки и длинные шнурки к ним, которыми переплела затем Наталии ноги поверх бинтов до самых колен. И стоя уже перед зеркалом Наталия долго разглядывала себя, пытаясь подобрать себе образ к этому не то австрийскому, не то венгерскому наряду. В общем, она осталась довольна, тем как она выглядит, ибо на ум ей спало, что роль «Пастушки» ей сегодня подойдет как нельзя лучше.
 А на подходе к воротам школы она, заметив толпившихся там людей пришедших посмотреть на выпускников, выпрямила осанку, приподняла величественно голову и, стараясь, идти не хромая, просто таки продефилировала перед пораженной её внешним видом толпой, одаривая каждого просто таки киношной улыбкой. В самой школе её встретили с тем же эффектом. Девчонки, увидев её, зажали рты руками сначала от удивления затем уже от смеху. Учителя, растеряно уставившись на неё, перестали даже обсуждать, кто, в чем одет и сколько это может стоить? Ребята, те и вовсе  позабыв о своих проблемах, как и где лучше припрятать бутылку, припасенную на вечер, вдруг не стесняясь, окружили её пораженные и ошарашенные ее внешним видом, принялись в голос восхищаться её вдруг открывшейся для них красотой. Такого результата, тем более такого внимания от ребят Наталия никак не ожидала. Она действительно была хороша, нестандартная привлекающая к себе всеобщее внимание. Положив кокетливо правую руку на бедро, четко выделяемое широким ремнем, левой она подхватила край юбки и наподобие цыганки легкими движениями принялась ею размахивать, в такт звучавшей в зале музыки. Продолжая улыбаться всем и каждому, глазами она все же искала двух людей, свою маму и его - «Пастуха». Мама нужна ей была, для того чтобы сообщить, что она все же пришла на вечер, хоть в порыве ссоры с ней Наталия грозилась не прийти. А Он нужен был для того, что бы демонстративно не обращать на него внимания, и как можно дольше задерживая возле себя просто таки напирающих на неё ребят кокетничать с ними ему назло. Но ни того, ни другого она не находила, в практически до отказа забитом людьми зале. Но тут её окликнули, Наталия обернулась на зов. Одна из мам председательствующая в родительском комитете, с трудом протискиваясь сквозь плотно стоявших вокруг Наталии ребят, все-таки пробралась к ней.
- Ты как всегда отличилась? – Окидывая взглядом, наряд Наталии иронически произнесла председатель.- На вот! – Женщина протянула огромных размеров букет. – Ты не забыла, кому вручаешь цветы? – Почти со злостью спросила она, не довольная итогом жеребьевки.
- Я… - Наталия сначала хотела сказать, что не сможет, но, мгновенно передумав, подтвердила. – Конечно, помню! Как же можно забыть? – Она с вызовом смотрела в глаза той, что готова была раболепно мыть туфли их классной даме, лишь бы её дочь получила заветное «золото». – Не волнуйтесь, самый лучшие розы получит тот, кто их заслужил.
- Сядешь с краю, как только Виктория Владимировна скажет вам слова напутствия, сразу вручишь ей цветы. – Комитетчица хоть и торопилась но, заподозрив что-то, не доверчиво задержалась возле Наталии, в нерешительности протягивая ей цветы. – Смотри только без фокусов.
 - Как скажите. - Улыбнулась ей Наталия и решительно приняла охапку в не забинтованную руку. – А вы мамы моей не видели? – Перевела разговор в другое русло она и как можно правдиво посмотрела на активистку.
- Она на кухне занята. Позвать её? – Увидав отрицательный ответ, председательша успокоившись, спешила удалиться, ведь у неё еще была масса не розданных букетов, но, взглянув на толпившихся вокруг Наталии ребят, не преминула съязвить.
 – Что это ты столпотворение устроила возле себя? Все в театры играешь?
- Ну, не всем же директорами быть. – Парировала ей Наталия, намекая на теперешнюю профессию председательши и на будущую её дочери. – А маме просто передайте, что я пришла.
Все что происходило дальше, было для Наталии, да, наверное, и для всех выпускников, как в полусне или в легком помешательстве.
 Их построили, и под звуки марша ввели в зал и рассадили в первых рядах. Вначале что-то громко говорил чрезвычайно возбужденный директор, затем завуч и представитель РАЙОНО. Дальше их по списку стали вызывать на сцену и вручать аттестаты. Когда подошла очередь подниматься на сцену Наталии она, вдруг поплыла, потеряв чувство реальности. Оставив букет на стуле, она сначала долго приспосабливалась, собирая своё длинное убранство в одну руку, затем, приподняв подол юбки, она направилась к сцене.

(в роли Буратино) «… – Это Буратино! Это Буратино! К нам, к нам, веселый плутишка Буратино!»
…Но неожиданные окрики одноклассников остановили её, рассудив их крик по-своему, она, под общее хихиканье, прихрамывая, вернулась за цветами, отпустив подол, схватила букет, и снова приковыляла к сцене, но, не имея уже возможности приподнять юбку, с трудом переставляя: – «калечные ноги», - произнесла она вслух эту реплику, как малыш-ползунок, принялась взбираться на крутые ступеньки, чем вызвала у народа уже откровенный смех.
…«Тогда Буратино с лавки прыгнул на суфлерскую будку, а с нее на сцену»
…Ну, а дальше больше, она просто остановилась как вкопанная посреди сцены и замерла, уставившись, на сидевших людей в президиуме не различая даже их лиц, при этом, как будто нарочно кривляясь, принялась делать им реверансы. Чувствуя себя так, при этом, словно Буратино что стоит перед нарисованным очагом на холсте, не понимая, что ему нужно делать дальше…
… «Куклы схватили его, начали обнимать, целовать, щипать.… Потом все
 куклы запели “Польку Птичку”»
…Наставив букет на «очаг», словно это был золотой ключик, она не решительно бродила по сцене, смутно догадываясь, что им нужно куда-то непременно ткнуть. Но куда, и что надо делать дальше было для нее тайной. Ища поддержки у зрителей, она оглянулась на зал, и о чудо! Она увидела лица людей, которые и не собирались ей подсказывать, а покраснев от напряжения, заливались смехом. Наталия, им тоже улыбнулась, и словно извиняясь, несколько раз пожала плечами, словно готовилась танцевать «Польку Бабочку».
… «Зрители были растроганы. Одна кормилица даже прослезилась. Один пожарный плакал навзрыд».
…Кто ее развернул обратно к «очагу», она не разглядела, она даже не определила, кто ей разжимал ладонь, забирал из него «ключик» и втискивал туда твердую корочку аттестата, а затем снова букет.
… «Только мальчишки на задних скамейках сердились и топали ногами: – Довольно лизаться, не маленькие, продолжайте представление!»
…Она не признала даже самого «папу Карло»- Гриню, который долго аплодировал ей, а затем также долго приноравливался, что бы пожать ей хоть какую-нибудь руку, в тот момент он показался ей не знакомым персонажем, но очень смешным. Ожидая от него увидеть еще и фокус она, улыбаясь ему, пятилась назад, пока не опрокинула огромную вазу на столе президиума, из-за которого тут же с визгом вскочило несколько человек.
… « Услышав весь этот шум, из-за сцены высунулся человек, такой страшный с виду, что можно было окоченеть от ужаса при одном взгляде на него».
…Наталию и это не вывело со штопора. И, даже неудержимый всеобщий смех в зале, из-за того, что за столом все мечутся, а она, снова не знает, что делать с вновь появившимся в ее руках букетом, поэтому просто стоит, разведя руки в стороны, растерянно улыбается, словно и впрямь деревянная игрушка, не отрезвили её…
… «Густая нечесаная борода его волочилась по полу, выпученные глаза вращались, огромный рот лязгал зубами, будто это был не человек, а крокодил. В руке он держал семихвостую плетку».
…И даже когда смекалистый одноклассник Колька, потенциальный кавалер на сегодняшний вечер, увидел как от злости перекосилось лицо ВВ и как она пробирается сквозь суматоху на сцене к Наталии, одним прыжком выскочив на сцену, под одобрительный рев и овацию зала взял у нее из рук «золотой ключик» и, схватив ее за рукав как нашкодившего Буратино, поволок за собой в зал. Не помогло ей. И только тогда когда, оставив последнюю ступеньку со сцены позади, она оглянулась, и наконец-то увидела что происходит на сцене, и исказившееся лицо ВВ, встрепенулась и замера от испуга. Наталью забила лихорадка, зубы, что барабанные палочки выстукивали дробь, ноги стали походить на переваренные сосиски, с той же упругостью и вибрацией. Но никто не принял её состояние взаправду, зал весь, сотрясался от хохота, сидящие рядом с ней одноклассники реготали, но когда она подошла к своему стулу, они встали и, похлопывая её по плечу, стали выражать, таким образом, свое восхищение её талантом веселить публику. Она настойчиво пыталась оправдаться и объяснить ситуацию, чем еще больше «завела» народ в зале. И чем убедительней она была, тем больше надрывались от смеха люди. Но, взбешенная таким отступлением от программы ВВ, прервала эту не запланированную мизансцену, громыхнув резким окриком на собравшихся…
… « Это был хозяин кукольного театра, доктор кукольных наук синьор Карабас Барабас.
 – Га-га-га, гу-гу-гу! – заревел он на Буратино. – Так это ты помешал
 представлению моей прекрасной комедии?»
…- Хватит! - в этот момент ВВ смотрела только на Наталию. - Я попрошу не забывать где и по какому случаю, мы все собрались! – Казалось, если бы ВВ была в этот момент рядом с Наталией, то та просто расплавилась бы от учительского испепеляющего взгляда. – Не превращайте серьезное мероприятие в фарс! - ВВ с грохотом придвинула стул, и словно ставя точку, с не меньшим вызовом опустилась на него.
И снова приступили к списку и аттестатам. И Наталия, получившая возможность не быть больше в центре внимания, неожиданно для себя пришла к выводу: - В первый раз за столько лет я была сама собой на публике, но мне не поверили, они приняли все это за розыгрыш. – И ей стало страшно. И одиноко. Она даже подумала осуществить свой первый план и бежать домой. Но пока она размышляла, стали выступать классные руководители, а их было трое, заключительную речь естественно, произносила ВВ, ибо последнее слово всегда должно быть за ней, по-видимому, она слишком буквально приняла за основу тот факт, о котором говорил популярный герой фильма «Семнадцать мгновений весны» Штирлиц: - «Запоминается обычно последняя фраза». И Наталию стали толкать со всех сторон, и требовать, что бы она приготовилась идти вручать цветы. Поначалу она в недоумении оглядывалась, а когда поняла, что от неё требуют, то пошла на сцену раньше, чем ВВ закончила наставлять свой
 «самый любимый и дорогой её сердцу класс». И естественно все сразу же переключили свое внимание на Наталию, которая снова неуклюже взбиралась по ступенькам, а так как мало кто знал, о её травмах то подумали, что она опять-таки взялась смешить народ. И изрядно уставшие от длинных «классных» речей зрители, тут же взорвались хохотом, корчась от смеха, они почти повалились друг на друга, когда она, припадая, как старая утка, пошла  по сцене, держа перед собой как горящий факел, все тот же букет злополучный цветов. И хотя ВВ все еще пыталась перекричать зал, продолжая петь дифирамбы её «возлюбленным» ученикам, Наталия, словно марионетка с плохо прикрепленными веревочками, прошла мимо неё, при этом несуразно выбрасывая ноги в разные стороны, что бы ни запутаться в подоле юбки, и подергивая при этом  растопыренными руками, ибо было очень больно прижимать их к израненной груди, подошла, вызвав у всех не произвольный возглас  - «Ах!»- к учителю физкультуры. И в нерешительности застыла, ибо он уже сидел с цветами, эпизод, когда вручали букеты всем «второстепенным учителям», Наталия упустила, размышляя в тот момент о «своем». И почему она выбрала именно Валерия Петровича, она сама не понимала, наверное, она просто вырвала его взглядом из всех сидящих на сцене как родное «яркое пятно» и прямиком направилась к нему.
(прим. автора) - Валерий Петрович – учитель физкультуры и военной подготовки. По прозвищу – «Лерик». Самый молодой мужчина - препад в школе. Лучший друг детей, учитель без педагогического образования. О нем можно было говорить как об Ален Де Лоне: - «Молод, интеллигентен, красив как лицом, так и телом»; да и с душой у Лерика тоже обстояло все прекрасно. За три года работы в школе организовал шесть студий, и это не считая спортивных секций. Провел со школьниками в походах, изучая свой родной край, такой километраж, что хватило бы обогнуть вокруг света. С детьми был на равных. От ребят требовал того же что и от себя, чем и покорил их сердца. К девочкам относился не как слабому, а как прекрасному полу, от чего те все втайне были в него влюблены. Возил свои команды на все без исключения соревнования, проводимые в области, и добился серьезных результатов, по этому, ни разу не был в отпуске, все лето, проводя с детьми. Наташка, так он называл её, была для него особенным существом, ребенком, выросшим на его глазах, и к ней он испытывал особые, братские чувства…. Дело в том, что в раннем детстве Наталия жила по соседству с Лериком, поэтому он мог свободно подойти к ней на перемене и потребовать, что бы она позволила откусить ему ее бутерброд с вареньем, и она протягивала ему свой хлеб, и он, не смущаясь, откусывал большие куски, прямо из её рук. На уроках физкультуры, жалея ее вечно побитое тело, он мог отправить её к себе домой, за какой-то ерундой, а потом благодарить её так словно, она спасла его от верной гибели. Хотя, как кажется Наталии, в их жизни все было как раз на оборот. Из того далекого времени, когда она была его соседкой одно, но очень яркое воспоминание все же проступает в её памяти.
…Это случилось вечером накануне Крещенских праздников. Ей не было еще на ту пору и пяти лет, а жили они возле реки, на которой целый день перед праздником люди пробивали прорубь, в виде огромного креста. Наталия наблюдала за их работой из маленького тусклого окошка в старой хатке-мазанке, на улицу ей не разрешила выходить бабушка, наперед зная, чем все это может закончиться. Но когда та отправилась кормить и закрывать на ночь коз, а их было немало, Наталия, напялив на ноги валенки, и надев ватное пальто, донашиваемое после старшей сестры, направилась к заветной цели. Пространство вокруг неё освещалось лишь тремя источниками света. Это тонкий серп месяца редкие звезды на небе и недавно выпавший снег. Не найдя тропинки она двинулась наугад утопая в сугробах. Снег был рыхлый и сразу же забился в широкие голенища валенок и тут же стал подтаивать, но она решила, что бы ни стало, дойти до проруби. Дойти,  невзирая на то, что ей одной придется пройти самый мистический в их городке отрезок дороги, про который все рассказывали пугающие детское воображение истории, сохранившиеся в памяти старожилов, а также невероятные случаи из их рассказчиков, собственной жизни. По этой затененной деревьями и обросшей высоким кустарником, ложбине, где никогда даже в самое знойное лето не высыхало болото, и в самую студеную зиму не замерзала глубокая лужа, где, почему-то одни предпочитали вешаться, а другие тонуть, а на третьих там всегда нападали и кусали бродячие собаки, остальные же испытывали леденящий ужас от криков и плача совы и воплей летучих мышей и всегда там, даже днем было темно и даже в компании страшновато ходить. Ибо все рассказчики в один голос утверждали, что там без нечистой силы не обошлось. По этой вот дороге, Наталия, опасливо озираясь, все же двинулась к намеченной цели, грозно выкрикнув вперед себя: - Со мной мой Боженька и Ангелы мои! Поэтому я вас не боюсь! Ух!!! Я вас. – И перекрестив, как делала ее бабушка, темноту, она уже смелее пошла дальше. Наталия входила в ложбину, словно в туннель, деревья с обеих сторон под тяжестью мокрого снега склонились практически в рост человека, закрывая собой и звезды и месяц, а снег там,  почему то показался черным.  С глубины прохода на нее повеяло затхлостью и послышалось тоскливое потрескивание. Как будто хворост в печке, звонко зашуршал камыш, на болоте произнося почти по человечески: «шыш-ш-ш-ш, шыш-ш-ш», а дуплистое дерево, в котором могли спрятаться аж трое, словно предупреждая, простонало ей своей пустотой: «ох-ты-ты-ты, ух-го-гу». Наталия, молча, показала на это в одну сторону язык, то в другую кулак и потащила свои валенки дальше. Дойдя до средины, она услышала резкий хлопок и быстро приближающийся шум сверху, долго не раздумывая, она, втянув голову в плечи, присела, и почти как мячик отпрыгнула в сторону. И сразу же ушла по самую грудь в снег. Открыв глаза, она увидела перед собой  свалившуюся с дерева крупную ветку, которая своим падением не только испугала ее, но могла бы и покалечить, не нырни она в бок. На что Наталия   только хмыкнула, стараясь не обращать внимания на свою высоко вздымающуюся грудь и гулко стучащее сердце внутри, принялась тут же превращать своего врага, в спасателя. Облокотившись на ветку, она хоть с трудом, но все же благополучно выбралась из ямы. И завидев свет в конце «туннеля», она уже бодренько зашагала вперед, громко напевая выученную с бабушкой Рождественскую песенку про «Светлую Рождественскую ночь», громыхая при этом прихваченной все той же веткой так, что сама таким шумом могла бы, испугать каждого, кто осмелился, пойти по той же ложбине в этот час.   
   Река, скованная льдом показалась ей намного шире, чем без него, её это удивило, и она без страха ступила на ледяную поверхность. Прорубь  она вычислила сразу, это было единственное темное пятно на светлой глади льда, подойдя вплотную к ней, она, встав на коленки, рукой попыталась пощупать воду, но та затянулась, словно стеклом ледяной коркой. Постучав кулачком по тонкой мерзлой поверхности Наталия, не получила желаемого результата и по этому вскочив  на ноги, она со всей силы стукнула по ней пяткой. Ледок звонко треснул, а набитый снегом валенок в одно мгновение соскочив с ее ноги, тут же погрузился в темень воды. Заорав от невезения, Наталия, спешно склонившись над водой,  принялась на ощупь вылавливать обувку, но пальто оказалось тяжелее хозяйки, к тому же намокнув рукав, стал еще весомее и сразу же потянул её вниз, прямиком головой в прорубь. Холод она не ощутила, а только легкую невесомость, потому что сначала она проваливалась стремительно в низ, а затем её перевернуло и понесло вверх. Она очень отчетливо помнит, что абсолютно не испугалась, поэтому и не пыталась даже кричать, а еще она увидела небо, сплошь усыпанное необыкновенно огромными звездами, которые очень быстро приближались к ней на встречу, она даже поняла, что глаза у неё сейчас лопнут, до такой степени они расширились от восхищения. - Бабушка помолится и меня спасут Ангелы… - Подумала она. И тут же чья-то рука рывком вырвала её с ледяной купели. И уже две руки потянули её за массивный ворот по снегу. Это длилось не так долго, хоть и наблюдать за происходящим ей не удавалось, глаза склеились от мороза и сильно кололи ресницы. Оттаяли они только в горячей хате, где какая-то женщина быстро раздев Наталию, принялась растирать её тело вонючим жиром. От этого ей стало тепло, а когда женщина еще и влила ей в рот страшно пекущую, почти огненную воду, то Наталия уснула почти моментально. На какое-то мгновение она очнулась на улице, её как кота в мешке несли за спиной, завернутой в одеяло, а затем испуганный взгляд бабушки и сон, крепкий сон без последствий, на что бабушка сказала: - «От крещенской воды только здоровеют, ну а утонуть в такой проруби с крестом еще никому ни судилось». Наутро она почти, что не чего не помнила, даже мальчика, не увидев его при свете, в своем сознании она запомнила его как не земное существо, дивным Ангелом. Хоть и бабушка называла его имя, и объясняла кто он, она упорно внутренне протестовала этим сведениям, а со временем все забыли об этом, и постепенно детская память утратила все данные о спасителе, а оставила лишь образ невидимого Ангела наяву. Наталии очень хотелось, что бы с ней было именно так, как часто бывало в святых книжках, что читала ей бабушка на ночь.
-Ну и что из того что мальчик меня спас, Ангел мой все равно был рядом. - Объясняла она всем...
… Лерик, увидев Наталию, направляющуюся к нему, не растерялся, он встал и шагнул навстречу ей, и, принимая самый весомый и самый внушительный букет цветов, галантно поклонился ей и как взрослой даме поцеловал её руку. Зал снова зааплодировал. От невиданного хамства по отношению к собственной персоне ВВ почти, что искрящаяся от гнева, на полуслове запнулась и в порыве негодования рванула на свое место за столом президиума. От небывалой даже у неё злости она, по-видимому, покрылась испариной, и очки её из-за этого запотели. И поэтому сквозь толстые туманные линзы, в спешке несясь на свое почетное место, она не смогла разглядеть сидячую с краю почти, что на отшибе стола президиума, практически не заметную по крошечным размерам, Клару Семеновну.
 
(Прим. автора) - Клара Семеновна – учитель алгебры и геометрии, по прозвищу – «Карга Семеновна». Коренная жительница еврейского местечка. Была названа так не от ненависти учеников к себе, а исключительно по причине глубокой старости, от прожитых лет она была скрючена до предела и имела внешнее сходство с этой утварью. Она была почти, что насильно вырвана из заслуженного по возрасту отдыха и поставлена на прежнее место службы, все по той же печальной причине - автокатастрофы. Клара Семеновна, не имея прежних сил, да и желания тоже, усмирять строптивый класс, почти не обращала на поведение учеников никакого внимания. Она объясняла тему, не оборачиваясь лицом к классу, практически не доставая до середины доски, писала вкось и вкривь, часто налезая одними цифрами на другие. Произнося их беспрерывно вслух, в надежде, что дети хоть что-то разберут и усвоят. Но и слов было не разобрать, ибо у бедной старушки во рту торчал один единственный огромный убийственной желтизны зуб, поэтому слова вылетали оттуда со свистом и с обильными потоками слюны. И по всей вероятности это была причина того, что она уроки вела стоя ко всем спиной. Со стороны складывалось впечатление, что все без исключения ученики по её предмету были абсолютными нулями, не воспринимая его не на слух не зрительно и даже не пытаясь в него вникнуть. Когда класс забывал что в данную минуту идет урок и начинал шуметь чрезмерно активно, Карга Семеновна делала один единственный выпад в сторону класса. Брала в руки деревянную метровую линейку, и двумя руками с размаху лупила ею об стол с непременным воплем: - «Шволоци местецьковые!!!», обильно обливая сидящих на передних партах своей слюной, поэтому перед уроками математики, среди учеников всегда шла страшная битва за места на задних партах. Шокировав всех криком, она тут же, как ни в чем не бывало, поворачивалась обратно, продолжая карлючить мелом на доске. При этом она страстно надавливала на мел, от чего он крошился и сыпался ей на лицо и на одежду. И к концу урока она выглядела как карликовый пекарь, загримированный под роль «Смерти»…
…От столкновения со стулом, где притаилась Клара Семеновна, ВВ, почувствовала лишь легкую препону на своем пути, что уже не как не скажешь о «Божьем одуванчике». Несчастная Клара Семеновна, дремала, и даже не поняла, что с ней такое приключилось, инстинктивно ухватившись за перила, уже стремительно парила в сторону кулис, словно ею выстрелили из пушки. Но не долетела, вернее не совсем скрылась за кулисами, на сцене оставалась нижняя часть её сухенького тельца. А точнее сказать, она приземлилась точно в таком же положении, как и сидела, только на спину, и в позе задранных к верху скрюченных ножек, от чего юбка её сползла вниз и обнажила на суд публики, нижнее облачение, не по сезону одетые теплые ядовито-сиреневого цвета, длинные заканчивающиеся резинками на коленках, огромные панталоны.
Зал замер приподнявшись над стульями. Никакого движения, никакого возгласа, так бывает только в кино, когда герои фильма смотрят на тикающий таймер часового механизма от бомбы.
В этот момент Наталия стояла спиной к той части сцены, где произошел конфуз Клара Семеновны. Но, увидев как любезное лицо Лерика, мгновенно превратилось в искривленную гримасу, она медленно стала поворачиваться, туда, куда был устремлен взгляд учителя, боясь увидеть у себя за спиной все что угодно вплоть до монстра. Но то, что предстало ее взору, даже её воображение не состряпало бы. Щелчок в мозгу, и её характер приступил к действию, ни каких размышлений, только констатация факта, что ей, что-то мешает, злополучный букет снова оказался в её руках, и притом и не один, все, далее только действие. И тут же не сговариваясь, со скоростью звука, она и Лерик уже неслись на противоположный угол сцены. Точно в таком же темпе и в том же направлении, но только из зала, на помощь, все еще не понимающей что произошло Кларе Семеновне, по всей вероятности она крепко задремала, бежал Рей. Они почти одновременно оказались у цели. Дальнейшие действия тоже не обсуждались, это был тот момент, когда каждый орудовал по общей интуиции, так бывает у хорошо подобранной команды, или как предпочла бы назвать их Наталия, у настоящих разведчиков. Оказавшись рядом с учительницей, Наталия тут же кладет на грудь математички оба букета, прижимает их, её же руками, и мгновенно одергивает задранный подол её юбки, а остальные члены команды, подхватывают учительницу с двух сторон под руки. Лерик, одним словом: - «Туш!» подает сигнал духовому оркестру, тот мгновенно реагирует, и уже под звуки марша «разведчики» несут Клару Семеновну, делая как бы «круг почета» по сцене. В это же время Наталия поднимает валяющийся стул и выставляет его на средину сцены под микрофон, и Лерик с Реем торжественно водружают на него все еще не чего не понимающую и хлопающую глазками от потрясения и удивления Клару Семеновну. Наталия тут же хорошо поставленным голосом объявляет и предоставляет слово самой старшей и самой опытной и самой мудрой учительнице их школы, Рей снимает микрофон и подносит его к губам Клары Семеновны, а Лерик подняв руки вверх, начинает интенсивно аплодировать, призывая публику сделать то же самое. Весь зал встал и президиум тоже, кроме рыдающей в этот момент ВВ, но её не было видно из-за спин стоявших.
А растроганная неожиданным всеобщим вниманием Клара Семеновна, сидела и прижимала к груди три букета, свой, Лерин и тот, что был виной этих напастей. Говорить речи, Клара Семеновна не собиралась, да и не могла, она плакала, произнося одну и ту же фразу:
 - «Спасибо, дети мои. Спасибо вам». - И это была правда, старейшая учительница города учила в свое время каждого сидящего в зале даже бабушек и дедушек нынешних выпускников. Это был феномен, и труд ее был не напрасный, ведь семь медалистов и это только в Натальином классе подтверждение тому.
А за спиной сгорбившегося, растроганного феномена, плечом к плечу стояли, восторженно глядя в зал, счастливые, что финал получился на славу, три «героя», ну разве могла Наталия назвать их иначе, Лерик она и Рей.
И один из них, кстати, уже под шумок сжимал её руку своей. От чего на её душе стало так сладко, сладко, что захотелось даже жить и творить дальше. И совершено неожиданно, для неё, оба её партнера, по разыгранной только что сценке, франтовато щелкнув каблуками, протянули ей свои руки, и повели её в зал, и тогда уже смешалось, и слилось все, и музыка и хлопки, и возгласы зала. А она, почти не касаясь земли, проплыла к своему месту и, сделав, глубокий реверанс, поблагодарив, таким образом, своих кавалеров  плавно опустилась в кресло, изображая в тот момент никого иного как самого «Лебедя» из знаменитого балета Чайковского.
А тот сюжет, когда просто таки убитая ситуацией председатель родительского комитета, стремительно рвалась на сцену что бы все же вручить хоть какие-то цветы ВВ, (по видимому никто из учеников уже не хотел это делать, и ей пришлось все проделывать самостоятельно), остался снова поза вниманием Наталии. Она мечтательно сидела и планировала дальнейшее развитие столь интригующих её писательское воображение разворачивающихся событий...