Мама. Рассказ четвёртый

Однажды мой старый дедушка Михаил Матвеевич, разговаривая со мной тогда ещё школьницей о достатке, о хорошей жизни, о бедности, заявил:
-Богатство, внучка,  – сначала хорошая земля, потом крепкое хорошее здоровье и наконец дети. И пока жив человек, если есть земля, здоровье, дружная семья, он счастлив и богат. Я был богатым и меня за это наказали.
-У тебя было золото? – спросила я с замиранием сердца.
Я знала, что сейчас дедушка очень беден, но может быть у него раньше было много денег и золота.
-Вон ты про что... Нет, золота у меня никогда не было. Я прочитал про графа Монте Кристо и всё понял... Ни золото, ни деньги,  ни  самоцветы, ни дворцы ...  сами по себе ничто. Одно воображение. Вот жизнь...
-А что ... – я собралась поговорить с дедушкой основательно, но он меня перебил.
- Жизнь человека – это подарок.  Как сама распорядишься ей, такой она и будет. Люди бывают всякие, и  всяко у них бывает. Да... Жизнь Бог даёт, и Бог её возмёт. А вот какой ты к Богу явишься, это главный вопрос. Жалко, что раньше я этой книги не читал. Хорошая книга, - он встал и ушёл.
Я ждала от него интересного рассказа о прошлом. Он любил вспоминать. Не случилось. Слова деда и позже не забылись. Иногда вспоминала и думала о них,  а через несколько лет, когда накопилось  побольше информации, я согласилась с ними.. До сих пор ёщё не забыт мною блокадный Ленинград, когда голодные люди меняли сказочные бриллианты на кусочек хлеба. Бывшая председатель Солнечногорского исполкома, когда была моей начальницей,  рассказала   о  случае из её практики.  Её рассказ меня впечатлил.
В подмосковном Солнечногорске жила в своём доме одинокая пожилая женщина. У её дома был  участок земли, где она что-то выращивала для продажи. Женщина жила замкнуто и скромно. Ни в друзьях, ни в детях она не нуждалась, и их у неё не было. Она потихоньку копила деньги на чёрный день, на старость, на трудное время, когда у неё не  окажется сил обслуживать себя. Она надеялась купить услуги. Чёрный день наступил, но не так, как она сама планировала. Было обычное тихое утро, когда внезапно случился приступ инсульта. Мимо её дома ходили люди. Но встать позвать кого-то или позвонить в скорую помощь она не  сумела. Поскольку она всегда старалась ни с кем не общаться, то никто её долгое время не хватился. Соседи  забеспокоились о ней через три недели после её смерти. Они  заметили, что старуха давно не попадается им на глаза. Они вызвали милицию. Зашли в дом. Мёртвая женщина  была на кровати. На груди у неё лежала наволочка полная ассигнаций. Изо рта торчали недожёванные деньги, и в её руке были зажаты  крупные купюры. При вскрытии деньги обнаружили даже в желудке.  Не всё можно купить за деньги.

Мама рассказывала, что в России до революции некоторые крестьяне имели собственную землю. После революции  земельную собственность упразднили, остались общие земельные угодья. Их ежегодно делили между собой жители села. Каждый  двор (семья) получал надел, величина которого зависила от количества душ в семье. До революции  учитывали души лишь мужского пола, после революции  давали землю на всех. Количество угодий на человека зависило от общего числа жителей в селе или деревне. На единицу населения в разных районах было по- разному. В Черноземье в среднем приходилось 3-4  десятины*, чуть больше 3—4-х гектар угодий, с учётом лугов, лесов, рек и болот. Если в семье десять  душ, то полагалось 30-40  гектар на семью. Если в семье всего два человека, она получала  6-8  гектар. Обычно делили пахотную землю и сенокосные луга. Такой земли меньше. Все крестьяне  трепетно  относились к земле,  реке, лесу и болоту, усердно ухаживали за своими угодьями. Не гадили в лесу, не бросали  нечистоты в воду. Из рек  брали воду пить и готовить еду. Это отношение к среде  обитания въелось в их плоть и кровь до такой степени, что они берегли природу и на чужой стороне.

Мама говорила, что народ в селе, имея равные возможности, жил повсякому, кто получше, кто похуже. Работали сельчане бок о бок, на виду друг у друга. Обычно  наделы народ получал частями на разных полях.  Полоса на одном поле, клин на другом. Чтоб не  обидно было, что одним досталось поле лучше, чем другим, или вдруг одним надел дальше,  другим ближе от дома. А  так и все вместе работают и в то же время каждый на своём участке.  Кто не мог сам обрабатывать свою землю, тот отдавал весь свой участок или его часть в аренду. Арендатор своими семенами засевал участок, собирал урожай и его половину отдавал хозяину. Сдача земли в аренду грозила хозяину постоянной бедностью, но не голодом. Как-то мама рассказала историю своего сводного брата несчастного Глеба, которую в их семье часто вспоминали. Несчастным его считали из-за незаслуженно ранней смерти.

Глеб по большой любви женился на дочери бедной-пребедной женщины, у которой муж-кормилец не справлялся со своей землёй. Женщина в молодости была очень хороша собой. Её родители считали, что удачно отдали замуж дочь в богатую  семью за единственного сына. Поначалу так и было. У неё родились две дочки, когда умерли старые  родители, и оказалось, что муж болел какой-то странной болезнью. При жизни энергичный свёкор держал сына при себе. Все считали, что он не даёт ходу сыну. А после смерти старика обнаружилось, что сын не годился  для  самостоятельных дел. Богатая семья быстро обеднела. Женщине,  как могли,  помогали  родные, но период бедности затянулся.  В дочь этой обедневшей женщины Олю влюбился мамин сводный брат Глеб. Внешне отец Оли красивый    и улыбчивый мужик, но какой-то безвольный, слабый. Из-за этого или по какой другой причине к нему прилепилась прозвище Мякушка. Отец Глеба был против красавицы – невесты только  потому, что она дочь Мякушки. Он не стал объяснять сыну, чем ему не угодила девушка, не уговаривал сына одуматься, а  просто сказал:«нет, и всё». Когда  же брат пригрозил уйти из дома в зятья, Алексей Никитич подумал и сказал:
-Ладно. Женись. Я не собираюсь родного сына выбрасывать на улицу. Но совета у меня больше не проси. Придёт время, я тебя отделю, не обижу. А там живи, как хочешь.

Молодожёны жили душа в душу до первой весны, когда Оля попросила мужа немного помочь родителям. Пора сеять просо, а её мать слегла  от простуды, и отец тоже занемог. Не всегда же люди болеют. Брат согласился помочь, хотя у него и своей работы было выше головы. Ему пришлось работать днём до поздна,  да ещё часть ночи прихватывать. Закончил Глеб свою работу, поехал с женой к тестю. Тёща действительно была очень плоха, не смогла встать  показать помощникам свой участок поля. Тесть поехал на поле и  показал. Глеб с женой проработали весь день и половину ночи, но поле засеяли. А утром рано прибежал к ним один из сельчан и сказал, что они засеяли его поле, а он надеялся на этом участке земли совсем другое посадить. Хозяин участка разбушевался не на шутку из-за того, что его планы нарушили. Глеб  понял и повинился, обещал выплатить убытки, но скандал нарастал. Отец Глеба вмешался, свой клин земли на том же поле отдал, кое-как утихомирил сельчанина, замял скандал. Но обидно было. Семена израсходовали. Полный день и часть ночи тяжёлой работы кобелю под хвост. А участок тестя совсем в другой стороне ждал работника. На Олю обозлилась вся семья. Муж в сердцах выдал ей  пару затрещин, потребовал от жены объяснений. Она сначала молча запиралась, потом покаялась. Вот тут-то и выяснилась причина бедности  родителей Оли.
-Мой папа хороший и добрый, никогда не  пил и не дрался, но он слабый, как дитя малое, ничего не помнит и ничего не умеет. Без мамы он  ничего не делал, потому что больной. Сестра моя такая же больная. Мы скрываем от людей их болезнь. Нам всегда кто-нибудь из близких родных помогал. Если люди прознают, сестру никто замуж не возьмёт, -  рыдала  Оля.
-Совета не проси,- рявкнул Алексей Никитич и ушёл.
-Ну вот что, милая. На их земле я работать не буду. У нас полсела родные, их обманывать я не хочу. Пусть твоя матушка отдаёт свою землю кому-нибудь в аренду, - отрезал брат, не смотря на слёзы и уговоры своей любимой.
Тогда он понял своего отца, но обратного хода нет. Жена оказалась обманщицей, но её не бросишь. Они же повенчаны в церкви. Кроме того, он её любил и жалел. Только Оля его не пожалела и не дождалась с войны, предала, из-за неё он погиб. Это грустная история, я её расскажу позже.

Про работу в селе мама говорила урывками, каждый раз по случаю. Типа «а вот у нас», как  некий комментарий к чьим-нибудь рассказам.  Я многое запомнила и могу более менее связно рассказать, как было принято работать в мамином селе.
На Каликинских полях  производилось  всё,  что в этих местах земля родит: зерновые, лён, конопля и овощи. Крестьяне занимались также скотоводством. Кроме рогатого скота, держали пуховых коз, овец, свиней и всякую птицу. Сейчас сказали бы, что у них были многоотраслевые хозяйства. Почти всё, что нужно для себя, они производили сами, мало чего покупали. Это значит, что крестьяне кормились от земли и  зависили полностью только от наличия земли и от самих себя. Во всяком случае хорошей пищей,  грубой одеждой  они себя обеспечивали
и могли  существовать независимо от  государства. Попросту говоря, они остро нуждались только в защите от разбоя. 
Работали по испытанному веками  графику. Весной, летом и осенью  работа идёт в полях: унавоживание,  вспашка, посев зерновых, льна, конопли, посадка овощей, прополка и уборка урожая. В поле бабы  помогали своим мужикам при прополке, сенокосе и уборке урожая. Но по большому счёту всё хозяйство держалась на смекалке и силе мужика. Слабый человек не сдюжит. Все работы выполнялись руками крестьян с помощью лошади. Выносливая лошадь  помощница и опора крестьянина. Но главное, при кажущейся простоте производства без знаний и опыта всех   поколений, без смекалки ни урожая, ни достатка не видать даже во сне и при богатырской силе, и при наличии табуна лошадей. Учёных агрономов у мужиков не было, а своим хлебом Россия  кормила половину мира. Мало кто знал, что совсем непросто урожай вырастить, а взять его не растеряв ещё сложнее. Мужики косили зерновые  косами, жнейкой, бабы вязали снопы, дети их относили к копне. Чего здесь сложного? Дальше и того проще. После просушки снопы  на телеге свозились в ригу (сарай для сушки снопов и молотьбы) и там обмолачивались чаще всего цепами. У кое-кого были ручные молотилки. Если урожай зерна очень большой, то работали в риге до поздней осени, иногда до снега.  Риги  часто устраивали в поле, чтоб не возить далеко  снопы, не терять зерно. По окончании работ в риге не спеша зерно, солома, мякина перевозились во двор.  Ничего не терялось, всё шло в дело.
Существовала налаженная понятная система хозяйствования. Сразу после революции земли у крестьян было много, всю ее необходимо обработать. Необработанная пахотная земля дичает, зарастает  сорняками. Чтобы превратить дикую цилинную землю в пахотную продуктивную, крестьянину потребуются  годы,  потому он не может допустить потерю пахотной площади. Каждая пядь земли  ценилась дороже денег. Это справедливо.  Ухоженая земля кормит, а дикая разоряет.
Наделом земли никого не одаривали бесплатно, и налоги  дело святое. Где хочешь бери деньги, но отдай, не греши,  то царской казне, то советской власти. С весны до осени трудились все от мала до велика без воскресений, без отдыха, как пчёлки, как говорится, не разгибаясь. Это не означает, что зимой лежали на печи. Зимой свои работы, но без такого напряжения, как летом. А летом короткие перерывы на денёк по праздникам. До праздника, кровь из носу, но необходимо  сделать положенное или намеченное. Обработка земли в то время шла с помощью лошадей и не обходилось без тяпок, вил, лопат, кос, серпов и цепов. За это благодарная ухоженая жирная земля воздавала сторицею труженикам. Мужик засыпал закрома и наполнял погреба для семьи на год до следующего урожая, запасал семенной фонд.  Всё остальное из выращенного урожая превращалось в товар на продажу из чего выплачивались налоги и приобретались промышленные товары. Никаких посредников, никаких мелочных указов. Все знали своё дело. Просто и понятно.
Православные праздники в России следовали друг за другом как вехи, отмечающие конец одной работы на земле и начало другой. По погоде на праздничных днях приметливые крестьяне пытались предугадать погоду и возможный урожай в текущем году. Иногда при неоднократном совпадении приметы закреплялись,  случалось не оправдывались. Никто из-за этого не огорчался. Приметы всё равно помнили и проверяли на следующий год. Ну а праздники, это даже не праздники, это день какого-то мученика или святого. Я запомнила Ильин день, яблочный спас, медовый спас. Бывают престольные праздники села, тогда не работают. Праздние  -  это редкая передышка в непрерывном труде,  отсчёт срока работ, график  работ в крестьянстве, или, если хотите, своеобразный метроном. Кто его придерживается, кто опаздывает. Последствия при опоздании не предсказуемы.

Когда я приехала в деревню на постоянное жительство, я сначала думала о здоровом образе жизни, свежем полезном воздухе. Но суровая реальность быстро поставила мои мозги на место. Магазины не обеспечивали сельчан всем необходимым. Они и в городах то были пустоваты. Пропитание надо было добывать самой и каждый день. Но я не знала порядка и сроков выполнения необходимых работ на огороде. Сказать, что я была в постоянном пролёте, это ничего не сказать. У меня всё не удавалось и не получалось, до тех пор, пока я не познакомилась с православным метрономом. Нашлась одна добрая душа, которая мне показывала и подсказывала, по имени Александра Петровнв Голубых, по прозвищу Армячиха. Вот у неё с такого же огорода можно было полк прокормить. Мне жаль, что уехав из села, я забыла почти все вехи и приметы. Запомнила только одну. На моём участке у дома росла берёза. Как только у моей берёзы проклюнутся почки, в тот же день надо посадить картошку. Другие люди по своим берёзам и приметам определяют срок. У меня это попадало на первое или второе мая. А у соседей, чьи огороды были ниже, чем у меня, а ещё у самой реки, день посадки 9 мая. Овёс  сеять я должна была рано  в очень сырую землю. У меня земля быстро высыхала. Посею удачно, овёс и густой и высокий. Опаздаю и любуюсь на жалкие тонкие стебельки и небольшие метёлки колосков. Лук и чеснок надо сажать под зиму не позже, чем за две недели до постоянных холодов. Были на всё это некие граничные дни и местные приметы в памяти дорогой моей ныне покойной Шурочки..
Наши предки, расчётливые хозяева, растили всё.  Какая бы ни была погода, хоть для чего-то она будет благоприятной, хоть что-то вырастет. Продажей плодов своего труда  добывали деньги. После  выплат  кое-что у них оставалось впрок.
Была налаженная проверенная веками понятная система жизни, которую  не возбранялось улучшать, и её улучшали за счёт развития науки и техники. Нынче забыли, что крестьянство кормило всё Российское общество, и авторитет крестьянина упал. Только дураку неизвестно, что разрушать налаженную систему  опасно последствиями.

Молодые мужики прекрасно  понимали как потратить заработанные денежки. Соблазны во все века существовали. Но дальновидные  старики при возможности собирали их  по копейке на чёрный день. Они знали по опыту, что жизнь  вмиг может перемениться. Они знали, что если сегодня человек удачлив и почти богат., то это не даёт гарантий и уверенности в завтрешнем дне. Завтра в семью может нагрянуть беда откуда её не ждёшь.  Всё, что угодно может нарушить хрупкое равновесие в жизни человека. Его подстерегают смерть, болезни, несчастный случай и стихийные бедствия. Когда в деревне семья лишалась хозяйки, то это большая беда для детей, урон для хозяйства. Некоторою семью не один год лихорадит, пока жизнь семьи войдёт в какое то русло. Если же семья теряет хозяина кормильца, тогда для его семьи это не просто беда, это катастрофа. Случалось всякое. Засуха, сильные морозы в бесснежную зиму, наводнения, падёж скота. Разве сочтёшь все беды, которые могут внезапно свалиться на голову человека? Тогда надежда на деньги да  на поддержку родных или соседей, которые могут выручить из беды. А если  выпадут несколько неурожайных лет подряд, то всё! Голод, нищета, безысходность не для одной семьи. Где искать помощь? Если у кого есть какие-то запасы и сбережения, то они худо-бедно переживут трудное время. Как правило, особо больших запасов не бывало.  Слабосильные семьи  в деревне жили бедно. Они и в хорошие - то годы  с трудом доживали   до нового урожая. Как такая семья может пережить напасть? Всё происходило по закону естественного отбора.

В деревнях и селе самыми ранимыми, самыми незащищёнными семьями были малочисленные и  слабые. Бедность - может быть временным явлением. Если случалась такая неувязка, что в большой семье не хватало рабочих рук,  работы выполнялись не вовремя, не было хорошего урожая, значит, не было достатка. Даже если такая семья сдаёт свою землю в аренду, она опять таки имеет только половину от урожая. Но проходят годы подрастают дети, мальчики всё активнее помогают кормильцу. Тогда семья без  помощи извне, выравнивается. При потери  кормильца село не бросало сирот и осиротевшую семью. Землю у семьи брали в аренду, обрабатывали на своих лошадях, сеяли   свои семена, расплачивались честь по чести половиной урожая. Мальчиков охотно брали в крепкую семью на учение, где они выполняли посильную работу за еду и учились. Худо-бедно, но семья не погибала, могла продержаться какое-то время, пока она не обзаведётся новым кормильцем. Даже потеря лошади  хоть и страшная беда, но тоже сельчане поддерживали бедолаг. Те за счёт непосильного труда и терпения находили выход, приобретали тягловую силу в виде жеребёнка или клячи. Позже либо выращивали хорошую лошадь, либо меняли старую клячу. Разворотливый сильный хозяин находил всегда выход и выбирался из нищеты.
Но бедность может стать явлением постоянным при неумном хозяйствовании, при нежелании работать на земле, при пьянстве, при хронической неистребимой лени. У такой семьи  нет и не будет шансов  выбраться из бед. Таких село не поддержит, потому что помощь всё равно не пойдёт им на пользу. У них две дороги: либо уходить в город, либо существовать на  подаяниях и подённых работах. В город уходили только активные, на более лёгкую жизнь. С таким бедняком бессмысленно делиться достатком, потому что он быстро становится паразитом.

Иногда в воспитательных целях мама рассказывала очень интересные истории о том, как  и за что судьба  наказывает человека. Один из таких поучительных рассказов мамы удивил  меня, и я  его запомнила.
В Каликино жила зажиточная большая семья в хорошем крепком доме. Отец, мать и их младший сын Тихон с семьёй. Было так принято, что родители доживают свой век с младшим сыном и всё имущество родителей остаётся младшему сыну. Отец был умён и строг, но справедлив. В его тени сыну было несладко. Работы и обязанностей у него много, а отдых очень короткий. Но хороший сын не перечил отцу, он выполнял свой долг перед родителями и детьми так, как его понимал.  Время шло совместно с родителями  Тихон с женой вырастили здоровых трудолюбивых детей. Старый отец сам успел по уму переженить старших внуков и удачно выдать внучек замуж в хорошие семьи с большим приданным. Остались два внучёнка – последыша. Но годы взяли своё и старый отец умер, наказав жене не спускать глаз с сына, который по слабости характера может разорить хозяйство. У Тихона от горя видно в голове всё помутилось. Всеми делами стала руководить его старая мать. Дети почувствовали слабинку отца, и кому интересно покоряться неуверенному слабому человеку? Как только не стало строгого деда, внуки не стали терпеть безвольного отца. Насели на Тихона, чтоб он отделил их. Им не терпелось иметь своё хозяйство, они полагали, что сами лучше распорядятся землёй. Старая мать твердила сыну:
-Тиша, сынок, отец не велел пока делиться. Семьи внуков слабы, по одиночке им не справиться с работами.
Дети у них малы, а когда  ещё народятся, жёны не смогут помогать. Что один мужик наработает в поле. Подумай, если им всё, что положено отдашь, с чем ты  останешся. Надо делить скотину, лошадей и инвентарь.  Невозможно. Делиться надо не торопясь, не сразу. У тебя ещё два последыша подрастают. А с ними как?
-Матушка, я умом всё понимаю, но не справляюсь я с ребятами. Дерутся, а не работают. Урона больше.
Старая бабка заводила разговор и с внуками, и со снохами. Ну куда там! Бабкино слово для внуков не закон, не она хозяйка. Жена  Тихона Клавдия подстать ему, такая же тихая боязливая и труженица безответная. Что скажут, с тем согласна. А внуки в деда пошли, характерные. На своём стоят. Не выдержал натиска Тихон, жена с ним согласилась.
-Матушка, мы с Тихоном решили отделить сыновей. Бог с ними. Мира и спокою хочется в доме.
Старая свекровь отступилась. Тихон с женой начали оделять сыновей.  Старшему построили дом, отдали ему самую лучшую лошадь, корову, овец, кур, чтоб  успешно хозяйствовал. Второго сына  уговорили отделиться на другой год. Как только ушёл на свои хлеба старший сын Тихона, старшая сноха от непосильного труда взвыла белугой. То она скандалила чуть ли не каждый день, а то стала бегать к свекрови лить слёзы в жилетку. То одна беда с детьми, старая  бабушка помогла, то другая с коровой. Пришлось им тёлку отдать. То одно не успели, то другое проглядели. А с этим помочь некому. У всех свои заботы. Второй сын смотрел, смотрел на брата и притормозил с уходом из семьи. Заявил, что подождёт пока старшие дети подрастут. Дома воцарился мир и долгожданый покой. Тихон с сыном  впряглись в дело так, как покойный дед учил, два сыночка последыша тоже не отстают. Стали жить лучше прежнего. Не торопясь исподволь готовились построить дом для второго сына, прикупили жерёбёнка, потому что старая лошадь неожиданно захромала и пошла в расход, а на одной кобыле много не наработаешь. Вобщем жизнь шла своим чередом, где в гору, где под гору. Заболела матушка Тихона и  ушла за мужем. Тихон совсем потерялся. Стара и слаба была матушка, а всё же опора. А тут и посоветоваться  не с кем. Второй сын  в тот же год ушёл из семьи в свой дом.

Остались дома с родителями два  сыночка-последыша. Ну, как известно, младших детей всегда родители баловали, жалели без меры. Сами родители ещё в силе. Надел у них стал  меньше. Работы на поле у них меньше,  появилась возможность немного пожалеть сыновей.  Урожая им самим хватало, ещё  впрок оставалось.  Сбережения в семье кое-какие имелись и ещё помаленьку умножались. Люди жили хорошо.  Сыночки  выросли,  стали полноценными работниками. Но  мать с отцом их всё несмышлёнышами считали, с работой не приставали, к самостоятельности не приучали, а ребята и не стремились. Родители удивлялись их равнодушию, но не настаивали ни на чём.
-Рано ещё. Чего торопиться? Успеется, - успокаивали друг друга родители.
А парни, насмотевшись на своих братьев, решили не расставаться, жить вместе с родителями, потому что так легче справляться с хозяйством. Прошло ещё три года. Беда пришла откуда не ждали. Что там случилось с отцом? Толи простуда, толи какая болезнь приключилась, но он умер. Остались  ребята с матушкой. Одному восемнадцать годков, другому шестнадцать.  По росту мужики, а умок детский. Ну коль пришла одна беда, открывай пошире ворота, явятся и другие.  Мать взяла власть в свои руки и женила старшего сына. Рановато, конечно. А как без женщины в доме? Стара она управляться с огородом, со скотиной,  с работой в доме. Да ещё надо помогать ребятам в поле. А сноха ещё девочка, сама только что от мамы оторвана. Её годочка два надо бы учить делу, да уму-разуму, а кому? Ребята труженики и не дураки, но не осознавали для чего каждая семья придерживается своего графика работ в поле. Когда сев, посадка, прополка и уборка урожая. Мать пыталась подсказать, а настаивать не умела.
-Мам, ну ты чего переживаешь? Как люди, так и мы.
Они ещё не прочувствовали, что день год кормит. Не знали, что каждое поле имеет свой норов. Если овёс не посеять в грязь, осенью соберёшь плохой урожай, тогда нечем будет кормить лошадь и птицу.  Опоздание с посадкой  овощей, картошки чревато вдвое меньшим урожаем. А чем кормить свиней?  И так во всём.   График, жёсткий график надо составлять и выполнять. В каждой семье свой график,  на соседних полях может быть разные сроки готовности земли к посадке и посеву. Каждое поле со своими  капризами. Каждая полоса в поле имела  свою историю. Надо знать,что сажали в прошлом году. Знать предшественников, росших на ней. И надельный клин не бывает всегда в одном месте. Не успел отец научить сыновей этой премудрости. Кому с ними няньчится,  братья сами в запарке.  Старая мать подсказывала, что сама знала, но не во всех  мужских делах  она разбиралась.
 
А парни не знали, как отец  хозяйствовал на отведённой земле, или знали, но забыли, как надо правильно сеять, а то просто не обращали  внимания на тонкости  в агротехнике, которые отец от деда знал и неукоснительно соблюдал. Они работали, как ломовые лошади,  но всё не впрок. То участок не лучшим образом выберут под посев, то опоздают с посевом, то  забудут что-то посеять. Молодая хозяйка  не могла быть  хорошей помощницей парням. У неё ни силы, ни сноровки не хватало. С прополкой задержались, с сенокосом опоздали маленько, со сбором урожая тоже беда. Если бы родные братья не подсказали, то вообще половина зерна потерялась бы. Мать смотрела, смотрела на это дело и через два года женила  младшего брата. Лучше не стало. Снохи ссорились. Призвать их к порядку некому. Все сбережения ушли на платежи. Доходов больших не наблюдалось. Мать слёзно просила других сыновей  поучить уму-разуму младших братьев, но куда там! Опьянённые самостоятельностью ребятки ничего не хотели слушать.
-Не надо вашего хорошего. Мы уже взрослые, у нас свои семьи. Сами всё знаем, - отрезал старший.
-Мы ж не ленимся, работаем. Нам просто пока не везёт, - пояснял младший.
А когда мать умерла, и вовсе всё пошло наперекосяк. Парням надоела скудность еды. Мать всегда чего-то экономила.
-Еште, дети,что Бог послал. Что потопали, то и полопаем.
Они куриный супчик любили, яичницу обожали. У жён тоже губа не дура. И покатилось, поехало. На свободе зажили. Ребята наслаждались любимой едой, пока куры были. Потом их не стало. Дальше число голов скота они  сократили, чтоб расплатиться  с долгами. Да и кормов хронически не хватало.
-А зачем нам так много скотины? Надо будет разведём, - утешали они друг друга.
И пришло время, когда взяться было уже не за что. Пришлось продать добротный родительский  дом и купить домик попроще. А там у них дети родились, земли прибавилось, налоги выросли, а урожаи не выросли. Через год  бедняки  переехали в старую тесную хибарку. Вот тут парни будто опомнились. Стали присматриваться, как другие ведут хозяйство, удивились и пошли  с поклонами к своим старшим братьям за разъяснениями.

На этом месте мама всегда заканчивала свой рассказ и переходила к поучениям.
-Добро растренькать не трудно. Нажить его тяжело. Когда я уезжала из села, они не выбрались из нищеты. Детей у них много, земли много, а помощников не прибавилось. Потом и вовсе коллективизация. Вот и всё.
Сказки конец, а кто слушал молодец. Учиться надо. Понятно?
Мы с сестрой пытались разговорить маму, а что было потом, но она всегда уходила от ответа. Ну что за манеры у взрослых! Я была уже большой тётей, когда задавала очень правильные вопросы. А и отец, и мать в ответ:
-А тебе зачем? У тебя своя жизнь. Что тебе в сельских делах разбираться? Ты же никогда там работать не будешь. Ты инженер? Вот и работай инженером.
Ах, как неправы были мои родители. Мне пришлось и жить, и учиться крестьянствовать в деревне. Я тоже первые годы была слабосильной крестьянкой. Если бы не пенсия, на которую я жила впроголодь, был бы  мне полный упокой со святыми. Выручили книги и страстное желание учиться. Иногда, лёжа на топчане у горячей печи, я думала о своей странной доле. Но хорошо, что мне пришлось ошибаться и прогорать одной. А если, допустим, я бы была на месте Давыдова из шолоховской повести. Кругом слабосильные крестьяне, главный консультант дед Щукарь, и я малограмотная  ни в зуб ногой в агротехнике.  На какой же уровень вывела бы я колхоз. И хитрость  не помошьница, когда знания и умения нужны.

  Когда я в восьмидесятых годах жила в селе Байгора, четыре или пять крестьянских семей уже имели своих лошадей. До этого времени ни колхозникам, ни работникам совхоза не разрешалось держать лошадь.  Свои сорок соток они  лопатками порекапывали, тяпками мотыжили после рабочего дня на совхозных полях. Я помню, что  и в то время из колхозной конюшни неоднократно воры уводили  лошадей. А в восьмидесятых годах кража лошадей стала обычным делом. За покражу не отвечал сторож, и краденое не искали. Удивительно, что как только появились в селе у людей лошади, появилось беспардонное воровство с полей. Даже у меня украли жалкую кучку овсяного сена, когда мне её выделили за сдачу молока. И украли не чужие люди, а те, с кем я жила по соседству и дружила.

До коллективизации в полях стояли риги, где находилось зерно, снопы, солома и инвентарь. Сельчане всё оставляли в поле. Ни злодеев,  ни поджигателей в селе не боялись. Их не было. Никто не безобразничал, не воровал.   Мама говорила, что за хлеб и за лошадей могли самосудом убить, потому что без хлеба и без лошади крестьянской семье неминуемая смерть. Так что украсть - значит убить всю семью. Бытового воровства в селе Каликино было так мало, что про это никто даже не слыхал.  Имущество хранили не в избах, а подальше от дома в мазанках и амбарах. Замками тоже мало пользовались. Чужие в село редко  приезжали, и за ними много глаз присматривало, а свои,  и подавно, круглые сутки все навиду.  Мама рассказала о последнем воровстве в  селе. Ей об этом случае рассказывала старая тётка, сестра отца Фёклуша.

-Очень давно, когда меня  не было, был в нашем селе случай воровства. Один  глупый человек из сельчан, по прозвищу Пыжок, прознал, что  некто собрался продать лошадь. Из намерения продать никакой тайны не делали. Лошадка у мужика – неприхотливая, молодая и выносливая. Обычная крестьянская кобылка. Не особо она была нужна мужику. Он вырастил жеребёнка на продажу. Деньги ему понадобились для какого-то важного дела. Какая бы ни была лошадь,  она всё равно немалых денег стоит. Не нашлось в селе человека, который мог бы сразу выложить всю необходимую сумму. Делать нечего,  хозяева собрались ехать на базар. Но накануне тёмной ночью лошадку  увёли  со двора да так, что никто этого не видал, не слыхал и ни одна собака не тявкнула. Утром хозяин  своим глазам не поверил, когда не нашёл лошадь в стойле. Вор же отвёл животину на базар и быстро продал. Всё тихо, шито, крыто. Сельчане были  потрясёны. Как такое могло случиться? Но вскоре слух прошёл, что на базаре кто-то видел  Пыжка с лошадью. Так люди узнали, кто украл. Собрались мужики решать дело с вором.  Пыжок услышал, что про его поступок люди  прознали,   и испугался. Деньги отдал жене с просьбой передать их хозяину лошади и попросить за него прощения. Они с женой решили, что он пока спрячется, отсидится в сторонке, пока мужики немного остынут. Потом они его поругают, может даже побьют, и всё как-нибудь обойдётся. Пыжок исчез.
Жена не успела сбегать к хозяину лошади, как несколько человек пришли в дом.  В избе они нашли  жену,  которая сидела с трёхлетним мальчиком на коннике, а мужика не было. Женщина с воем отдала деньги и попросила прощения за мужа. Мужики заявили, что вор правильно сделал, что вернул деньги, но они хотят поговорить с ним. Баба плачет и молчит. В избе его не видно, стали искать во дворе. Не нашли. Стали искали везде: у родственников, на улице, в поле, на реке, в лесу. Искали весь день - не нашли. Исчез.  Один  сообразительный старик подошёл к ребёнку и говорит:
-Вот так, брат. Никто не знает, где твой папка. А ты знаешь?
-Знаю, - говорит малыш.
-А где же он?
-Да здесь, в коннике лежит, - засмеялся мальчик.
Преступника  вытащили и  вывели к собравшемуся народу. Он стоял перед людьми низко опустив голову и  жалобно всхлипывал. Народу собралось много. В оглушающей тишине стояли мужчины и женщины, стояли старики  и сгорбленные старухи с клюкой, стояли дети всех возрастов. Среди всех сельчан стояли его несчастные опозоренные родственники. Красные от стыда беззвучно плакали родители, братья и сёстры.  К вору подошёл старик, один из его родственников, и негромко спросил, но каждый услышал вопрос.
-Как же ты, бедолага, удумал такое?
-Дедушка! У меня нужда. Я же не последнюю лошадь взял, а лишнюю. Всё равно лошадь хотели продать. А деньги я все до копеечки отдал. Простите меня, я больше не буду. Пожалейте меня. У меня вон сынок маленький. Без меня он и жена пропадут,  - преступник упал на колени и заплакал.
Бабы от жалости завыли. Мужики чесали макушки, переминались с ноги на ногу. Лёгкий шумок прокатился по толпе. Уважаемые сельчане стояли упёршись глазами в землю, никто не решался начать разговор. Первым вышел самый старый мужик и стал говорить перед народом:
-Страшное дело судить парня, когда я помню его с пелёнок.  А надо. Люди! Вы сами думайте и решайте.   Слышали как он сказал?  Можно взять чужую лошадь, потому что она лишняя. Если у меня есть ещё рубаха, то, кто хочет, может её взять? Это правильно?  Выходит,  Пыжок опять  возмёт,  если увидит, что вещь лишняя. 
Тут все разом заговорили, махая руками:
  -С вором покоя никогда не будет.
-Это как же? Теперича силу тратить на охрану своего добра? У меня сил на работу не хватает.
-Какое у нас добро? – пробасил кто-то.
-Какое ни на есть, - зло взвизгнула какая-то бабёнка.
Вышел кабатчик. Стоял и  ждал,  чтобы  стихло. Все замолчали, и вдруг раздался старушечий голос:
-Да, брось ты. Оступился, несчастный.
Кабатчик поискал глазами в толпе говорившую старуху, не нашёл и сказал:
  -Простить, несчастного? Если  этого простить,  найдётся ещё один, который тоже украдёт.  Его тоже надо простить, если  поймаем? А если не поймаем? Когда Пыжок крал, то про нужду хозяина не подумал.  И потом не одумался.   Сам не прибежал каяться, что его бес попутал, а дождался, когда мы узнали про него и нашли его. Я его не прощу, - резко махнул рукой  кабатчик и протиснулся в толпу.
-Просит его пожалеть. А сам-то он пожалел хозяина?    Лошадь люди два года растили, учили, холили для дела. Это легко? Он не думал, что переживал хозяин лошади. Если бы про него мы случайно не узнали, то  он никогда бы не вернул деньги, - не выходя из толпы прокричал  ещё мужик и добавил:- И я его не прощу!
Опять мужики зашумели, бабы завыли. И тут вышел брат деда жены вора. Все замерли, подумав что старик станет просить народ за родственника, а старый дед сказал:
-Мы должны пожалеть не вора, а семью. Они ни в чём не виноваты. Его вдова снова обретёт мужа и покой. Сын ещё малец. К отчиму привыкнет. Он без отца скорее вырастит хорошим человеком.  А если дурака в тюрьму отправить, кто о его семье позаботится? Кому нужны жена и сын вора?
Никто не сказал ни слова, ни полслова в защиту преступника. Никто не пожалел его. Даже  жалостливые пришли к выводу, что такая забота селу не нужна. Участь вора была решена. Дрожащего от страха  мужичка подвели к краю глубокого оврага и всем миром забили камнями. Потом объявили, что тот случайно свалился в овраг, разбился и помер.  Несчастный случай. Умер мужик и умер. Рядовое дело. В волость не сообщали. Тихо и просто  похоронили. И священник свой долг исполнил. Он сделал вид, что ничего о наказании не знал. Обычно в селе староста следил за порядком. Как выяснилось, он  тоже  ничего не видел. Он же не может за всем уследить. Люди сказали, он поверил.   Мало ли на селе несчастных случаев бывало? Кто-то утонул, кто-то поперхнулся крошкой, кого-то конь копытом ударил, кого-то бык забодал.  Начальство из волости никогда несчастными случаями не интересовалось. Староста сам разбирался.  Во всём огромном селе не нашлось человека, который бы выболтал эту тайну, хотя о ней знали все,  даже младенцы. С тех пор в селе не было воров.
 
Когда в 1960 году я приехала с мамой в Каликино в гости к родственникам и на могилку бабушки, я ещё застала неиспорченных «цивилизацией»  жителей. Замки попрежнему были не в моде, имущество держали подальше от дома в мазанках.  Нас разместили на ночь за домом в прохладной чистой мазанке, чтобы  слишком рано нас не беспокоить. Когда мы утром уходили из неё, родственница закрыла помещение на палочку.
-А чего замок не вешаете? – спросила мама.
-А зачем? От кого запирать-то? – удивилась родственница.
Нам с мамой стало неловко за свой бестактный вопрос. Потом мама захотела навестить свою троюродную древнюю тётку Акулину. В селе в небольшой избёнке вместе с Акулиной жили ещё две одинокие девяностолетние старушки, за которыми  глядели все жители села. У избёнки был ухоженный огородик, дорожка к дому выметена, внутри чисто прибрано. Нас встретили  опрятно одетые благообразные бабушки.
-Кто же за ними ухаживает? – спросила мама.
-Да кто идёт мимо, тот и заходит. Какую работу увидит, такую и сделает. Всем миром ухаживаем. Пенсию
они себе не успели заработать. Недавно за них похлопотали, и им определили пособие в 9 рублей. На хлеб хватает, а больше ни на что. Но они и этому рады, - пояснила нам положение бабушек в селе  наша родственница.
-А лекарство, одежда?
- Сельчане сами на свои деньги  покупают им лекарство. А одёжка всегда находится. Много ли им надо?
-А в дом престарелых их не взяли? – опять поинтересовалась мама.
-Зачем им в богадельню? Мы их не отдадим. Село-то ещё не вымерло, - обидилась родственница.
И опять нам стало неловко за свои мысли. Вот такие отношения в глухом далёком селе сохранялись до 1960 года.
Крепки традиции в сёлах. Их сразу не выкорчевать.