До места назначения

ДО МЕСТА НАЗНАЧЕНИЯ

 Пошли мы с Языковским к месту нашего назначения в 24 кавалерийскую дивизию. Куда нам было указано явиться.
Днём по дороге сплошные бомбежки, или просто летают и обстреливают. А дороги из дерева, как мостики. В сторону не свернёшь. Так что предпочитали и ездить, и ходить по ночам. А нам вовсе некуда было торопиться, идём себе потихонечку.
К утру пришли в деревню. Небольшая деревенька. Решили поесть, отдохнуть и двигаться дальше.  Зашли в крайнюю небольшую избушку, попросились у старушки отдохнуть. Разрешила. Вскипятили мы в котелке воды, сварили каши из концентрата, а потом чай с сухарями. Старушку угостили и легли спать в холодочке. Сняли гимнастерки, сапоги и легли.
Уснули, конечно, быстро. Но скоро проснулись от большого шума. Оказывается, налетела вражеская авиация и начала бомбить деревню. Взглянули, деревня горит , народ куда-то видимо подался, нет никого. Смотрим, наша старушка куда-то под печь лезет, остановили её. Выходи , где-нибудь наружу спрячься, а то печку развалят, живую могут задавить.
Вышли, смотрим. Гляжу я, а по улице бежит мальчик лет четырёх или пяти, рыженький, в розовой рубашке, веснушчатый и орёт, как будто его режут. Напугался паренёк, бежит по улице, а дома горят, самолёты носятся. Схватил я его на руки и крикнул ему, смотри не кричи, а то немец услышит, бомбы будет бросать. Замолк парень, прижался ко мне, только  всхлипывает. Вот я увидел на выгоне бункер, туда люди бегут. Понес мальчишку туда, передал людям, чтобы родителям сдали после бомбёжки, а сам побежал к своей квартире по выгону. Смотрю, а навстречу мне самолёт снижается и нигде укрытия, выгон ровный, как стол, до квартиры ещё далеко. Упал я на землю, слежу за бандитом, знаю, что я ему виден, как на ладони. Белая нижняя рубашка, синие брюки. Вот он очередь по мне даёт, опередил, не дотянул до меня. Я с него глаз не спускаю, а сам всё назад ползу, и босой ногой нащупываю какую-нибудь выемку или кусточек, хоть бы чуть-чуть замаскироваться. А то солнце прямо бьёт, весь на виду, пролетел этот, летит второй и надо мной тот же манёвр делает. И снова недолёт, а там и третий в точности повторяет. Смотрю, первый опять заходит, а я пальцем ноги нащупал неровность вроде ямы, и сразу туда. Оказывается, это была яма, из которой крестьяне на огороды чернозём возят. Но она оказалась полна водой, я туда как будто спрятался, но потом подумал, ранит сволочь, и потонешь в этой ямке. Вынырнул.
Самолёты улетели, я сел на полянку. Откуда-то пришёл Языковский, он тоже был мокрый. Все ямки были залиты. Мы разделись, посушились. У него был резиновый кисет, а в нём и табак, и бумага. Всё хорошо сохранилось. Спички промокли, но нам помог объектив фотоаппарата Языковского. Прикурили от самого солнца. После, когда всё подсохло, пошли на квартиру, ещё поели на дорожку и пошли дальше.
Здесь шли хорошо, днём правда налёты были. Но они бомбили и обстреливали дорогу. Иногда не видя цели, а просто так. Но там по сторонам было суше, как увидишь, начинают бушевать, то сойдешь с дороги, сядешь где-нибудь и обождёшь, пока отбомбятся.
Скоро мы пришли туда, где как-то раньше стояли. Там стояла тогда часть вроде цензуры, для проверки писем. Исключительно женщины, по чинам не ниже младшего лейтенанта. Были и капитаны, и майоры. Мы тогда здесь стояли, пополнялись людским и конским составом.
Увидели знакомых. Позвали нас. Расспрашивают. Угостили блинчиками. Спрашиваем о их подругах.
- Уехали домой, по чистой. Ваши кавалеристы виноваты.
Но мне кажется, не так виноваты кавалеристы, как они сами надумали.
Ехать было хорошо с подъёмом, но ведь тут то не особенно легко и не безопасно, и к отцу, матери хочется. Ну и решили соблазнить кавалеристов, раз там других под руками не было. Ну а потом, конечно, декретный отпуск. Народ то стране нужен, а это тоже работа.
- Ну а вы не думаете последовать за подругами?
-   Пока ещё держимся, но иногда нападает сомнение. Они то там живут в своей семье у родителей, и ребёнка  воспитывают. А тут всё одно и тоже: письма, письма. И каждый раз ждешь бомбежки. Вот так! Завидного мало.