Встреча

  Ты только вошла в кафе, а уже знала – все смотрят лишь на тебя. Мужские взгляды нахально сдёргивают блузку от Vero Moda, стараясь разгадать, есть под ней лифчик или нет. Надо им ещё поработать руками, или уже довольно. Можно, начинать сжимать, мять и нежно ласкать язычком твою шею, спускаясь ниже, к правому отвердевшему соску. Они всегда начинают с него, на левый у них почему-то не хватает времени. Они вспоминают о его существовании, лишь после секса, когда желанья больше нет. Легонько, с некоторой долей небрежности, ударяют по нему, словно надеясь, их прикосновение, будет помниться вечность.
- Тебе понравилось малыш? – шепчут их губы. – Ты выше всех похвал, солнце. Как я тебе, повторим?
 В эти моменты, похожи на деревянных божков, вырезанных из редких пород дерева. Хотят поклонения, признанья и обожания.
 Затем, спешат в душ, стараясь спрятаться под тёплыми струями H2O, либо закрывают глаза, снова и снова переживая семь минут наслажденья в одиночестве. Им уже нет разницы, кто лежит слева от них, блондинка или брюнетка, большая грудь или маленькая, красивая или не очень. Нет разницы, что за чувства, скрывает до предела натянутая кожа, ещё хранящая запах другого тела. Мясо есть мясо.
 Женские взгляды куда придирчивей. Сначала на лицо, намётанный взгляд тут же определяет соперницу. Тревожный молоточек ударяется в гонг. Второй - сверху вниз, задержавшись на груди и бёдрах. Их парни, в этот момент уже напрямую добрались до синего Valery, чей рисунок по бокам, даёт так мало фантазии, но так сильно манит оттянуть резинку и запустить в тебя пару пальцев.
 Второй молоточек ударяет куда сильнее, грудь есть, второй безошибочно подсказывает им интуиция. Бёдра? Нет - лучше сразу отвернуться, не продолжать насиловать свой мозг. Но они продолжают смотреть на твои ноги, обтянутые серыми джинсами Noshua, икры. Слюна буквально вылезает на нижнюю губу, от вожделения: Где эта сучка достала? Нельзя иметь такие ноги, нельзя. Господи – это не справедливо. Чёрные туфли с манящим розовым язычком Svetski, лучше прославленного ТТ, делают контрольный выстрел. Они раздражены, напуганы и им дико охота есть. Их взгляды опускаются на тарелки с овощными салатами, носики не морщатся от вида калорийного куска Славянской пиццы, рука судорожно ищет стакан. Им нужно выпить. И это должно быть крепче апельсинового фреша.
 Всё это ты видела десятки, сотни, тысячи раз, но так и не смогла привыкнуть. Каждый раз, как первый. Ты садишься, за свободный столик, твой любимый занят, но тебя это не огорчает. Иногда, приятно добавить щепотку разнообразия, сделать, что-то не так. Твоя подруга, скорчивает недовольную рожицу. Столик у окна ей нравился больше, за ним всё кафе, будто на одной крохотной ладони. Простреливаются все углы! Но, сегодня за ним группа молодых парней, чьи глаза, сделали своё привычное дело и теперь, всячески стараются не дать тебе заметить их интерес. Они, начинают демонстративно шумно обсуждать футбол, изредка бросая мимолётные взгляды в вашу сторону и добавляя короткие комментарии уже шёпотом.
- Кать, ну почему всегда так? Как не войдём, все мужики твои.
 Твоя подруга говорит, это каждый раз и ты уже подсознательно ждёшь этих слов. Вы знакомы чуть более двух лет, вместе учитесь - филологический, гуляете, порой делаете, друг другу приятно, у неё чертовски искусный язычок. Мелкие шалости, которым не стоит придавать значения, вы обе любите парней. По пятницам собираетесь в – Лео. Это тут.
- Не знаю.
 Челюсти прекрасной половины человечества, словно трак гусеничного трактора перемалывают дольки помидоров, полумесяцы огурцов, веточки петрушки, отварной картофель, и ещё бог знает что, стараясь не замечать. Какой крупный рядом калибр.
- Я всё понимаю, - меж тем продолжает Ритка, - Выглядишь ты ****ато, сиськи у тебя есть, и face что надо. Но… - она демонстративно вскидывает руки вверх, как бы невольно вопрошая, то ли у бога, то ли у идеально белого потолка, без пятен, разводов и мелких выделений мух.
 Всё это есть и у неё. Попа, даже слегка покрупнее – убийственная сила в синих джинсах от Black Orchid Denim. Чего же им не хватает? В чём секрет?
  От ответа тебя спасает во время подоспевший официант. Он возникает, словно джин из восточных сказок, буквально из воздуха. Симпатичный мальчик, тело играет лёгким рельефом, улыбка ровным прикусом.
- Меня Вася зовут.
- Катя, - представляешься ты.
- Очень приятно.
 Ты киваешь, подруга осуждающе качает головой. У неё есть собственная градация мужских особей, что-то наподобие теории Дарвина. Когда-то она пыталась привить её и тебе, но ты лишь иронично смеялась, не находя в ней ничего ценного. В конце концов, она плюнула, поставив на тебе крест.
 Тонкое меню в кожаном переплёте ложится на столик в количестве двух штук.
- Если, что понадобиться, я тут, – он кивает в направлении барной стойки,  - Неподалёку. Обращайтесь, буду рад помочь.
 - Хорошо, - говоришь ты.
- Угу, - бормочет Ритка, раскрывая меню сразу на середине, в разделе горячие блюда. – Вот навязчивый, - шипит она, когда официант удаляется на расстояние одного столика. – Не уж то не понимает, такие как мы, - она любит спаривать эти три слова, на манер шведской семьи, Такие как мы - будто они ввергают её в настоящий экстаз. – Не его поля ягодки.
- Почему? – делаешь наивное личико глупенькой десятиклассницы, которая совсем недавно прочувствовала слово секс на себе.
- Я же сто раз объясняла. Ну, что он может дать таким, как мы. Смазливую мордашку, вечную ипотеку, расшатанную дырку, - порой Ритка бывает грубой, дают знать о себе деревенские корни. Она их скрывает за семью печатями, и ещё не одному парню, не удавалось взломать их все полностью, чтобы докопаться до правды. Её стринги Cotton club, срывались куда проще и занимали их куда больше. – Трёх свиногрызов, геморрой, потому что, этот козёл захочет чего-то нового в сексе, и обшарпанную дачу, на которую ездить придётся на шестёрке прошлого века.
- Белой.
- Чего? - разевает пухлые губы Ритка, сплошной симбиоз крови с молоком. Она знает это, гордится, пользуется, если предоставляется возможность и не только для слов. Она называет это – оттачивать технику.
- Шестёрка белая.
- Можно и белая, - соглашается Ритка, откладывая меню. – Какая, Кать, разница. В какой цвет не покрась она не станет Audi, BMW или на худой конец Reno Logan, - она смеётся. Тем смехом, которым умеют, смеяться только дети. Честным, без примеси лжи и смущения. За это она тебе и нравится.
 Второй раз Вася возникает, держа в руках маленький блокнот и остро оточенный карандаш. Былой уверенности, в нём уже нет, хоть он и пыжится показать – я прежний, во мне ничего не изменилось, верьте. Не получается, выдают бегающие глазки, как у затравленного кролика брошенного в клеть со львами. В вашем случае лучше бы подошли львицы.
 Тебя так и подмывает, спросить, что ему рассказали о вас, коллеги у барной стойки. Мегеры, пафосные сучки, динамо-машины. В этом кафе, даже повар пытался вас склеить. Только клей оказался слабый, на пять минут. А раз у них не вышло. Кто виноват? Верно – вы.
- Мне, - начинает Ритка. – Греческий, Сёмгу в вине, пюре, только не много, ни как в прошлый раз и бутылку Bianco.
- Шипучку из говядины, - начинаешь и тут же заканчиваешь ты.
 Вася, молча, кивает, быстрым шагом ретируясь обратно к барной стойке. За ней, коллеги с замиранием сердца ждут, что он облажается или вы порвёте его в клочья. Тебя это забавляет.
  Время в ожидании еды, убиваете за пустой болтовнёй о жизни в Универе, к учёбе она имеет такое же далёкое отношение как Меркурий к Земле. Вы четверокурсницы, на дворе середина мая, и самое время подумать: как провести лето, перемыв между делом косточки любимцу Ритки – Паше.
- Он опять, о тебе спрашивал, – в голосе неподдельная зависть. О, скольким бы она дала, чтоб оказаться на твоём месте.
 Арсеньев Паша – предел эволюции её списка, ибо наделён тремя неоспоримыми качествами. Силой, так ненавязчиво читающейся, в шести кубиках пресса и объёмном бицепсе, заработанным долгими хождениями в тренажерный зал. Надёжностью, под этим у неё значится его дядя, глава Интер-строя и новенький Volvo S40, который Паша незаметно паркует перед самым входом у Универа, чтобы не выделяться и быть как все. Последним пунктом идёт внешность: короткий полубокс на круглом, как тыква, черепе, глаза цвета морской волны и в меру аппетитные губы, в общем, стандартный набор симпатичного мальчика, знающего, во что облачить бренное тело: Tom Tailor and Disel - верные и постоянные его спутники.
- Что? – отстраненно интересуешься ты, оглядывая посетителей кафе.
 Утолив животный голод, самки похватали своих кавалеров за руки, иные демонстративно положили тонкие пальцы на плачущие по спортзалу мужские ляжки. Совсем обезумевшие бежали с поля боя, прихватив бой-френдов в охапку, словно соломенные чучела. Недолго думая, дрочеры за двадцать, чтобы не выжигать глаза, собственной трусостью, последовали их примеру. Они смешные. Со стороны дрочеры живут как все: едят, смотрят телевизор, опорожняются, пьют с пятницы на субботу, работают, ходят в кино, смеются несмешным шуткам… - на этом следует подвести черту. Ибо, ниже  скрывается персональный Darth Vader, в обличье мамы с вопросом: Когда ты уже сынок перестанешь дрочить и заведёшь девушку?
- Заводят только собаку мама, я встречу!
- Ну, куда мы на лето собираемся, - врывается в твои мысли Ритка. - Они рвут во Францию, вместе с Кошелевым.
- М..м..м,  – не определено мычишь ты. Тебе наплевать, как на Францию, так и Пашу, с его вечно зауженным Disel и приторным перебором Lacoste. Разит за милю, словно на себя пол флакона вылил. А может так и есть, парни редко знают тонкую грань меры.
- Кать, поехали? Там клёво будит. Они яхту снять обещают…
 И тебя, - мысленно добавляешь ты. На какие жертвы они ни идут, чтобы залезть тебе в трусы. Поначалу оскорбляло, терпел крах Титаник отношений мужчины к женщине. Потом, скрипя зубами, принимала как должное. Прошло время и сейчас, воспринимаешь - философски, со щепоткой иронии. Они виляют хвостиком, клянутся, все всегда в одном и том же, лезут вон из кожи, стараясь быть креативными. Пикап – ебись он в рот, оказал на их шестерёнки пагубное воздействие.
- Ну, так что? – заканчивает монолог Ритка, который ты как всегда прослушала, летая в себе.
- Как-нибудь в другой раз, - выждав небольшую паузу, разбиваешь её мечты ты.
 Ритка повержена и не хочет этого скрывать. Нижняя губа отвисла, оголив неровный ряд зубов, на которые она так давно метит нацепить железные оковы.
– А, ты едь, хочешь, я сама с ними поговорю, чтоб они тебя взяли.
- Как же, возьмут. Тебе пообещают, а потом в последний момент отмажутся. Помнишь, как с дачей Игоря было. Девочки у нас всё на мази, гуляем целым курсом, - спародировала Ритка, голос лучшего друга Паши, Егора Кошелева. – А в итоге. Ты заболела и эти уроды, послали весь курс на ***. Не получилось у них, а сами всю ночь тусили в Патриоте, с малолетними пендовками. 
 Ты осуждающе киваешь. Не хорошо мальчики поступили. Чем только сильнее распыляешь Ритку.  Она как танк прёт на мужской Берлин, не собираясь брать пленных. Погибнут все, у кого болтается член между ног, Курт Кобейн Forever, хотя она не знает кто это такой. В её белых каплях Sony звучит только: Luel Project feat. Megan, Alessia, Kalomira, и множество людей с модной приставкой DJ.
- Видела сколько в том году божьих одуванчиков пришло, мы помадой не пользуемся, косметики должно быть минимум, сисек нет ни беда, у нас же богатый внутренний мир, - Ритка скорчивает такую гримасу, что тебя пробирает холодная дрожь. - Где они сейчас. Полгода прошло, мама родная не узнает. Поролона в лифе, больше чем в мягких игрушках. Про лицо – молчу. Помады с тушей налито. Дают, всем и всегда, куда захочешь.
 Да, - думаешь ты, мы с тобой не такие. Мы ждём 72 часа. И ещё несколько дней, чтобы позволить большее.
- Поколение Г.
- Кого?
- Гламура, - расшифровываешь ты, простую аббревиатуру, нынешних первокурсниц. Они так хотят сиять, быть единственной, и никогда не падать.
- А мне другое подумалось, - хихикает Ритка. Благо, не озвучивая свою мысль вслух.
 На третий заход Васи не хватает, вместо него сияющий, словно надраенный до блеска банный таз, появляется Никита. Одет, по последнему писку задержавшейся моды – полосатый верх, зауженный низ. На ногах не пойми, что. Фантазия больного дизайнера, решившего скрестить кеды и ботинки одновременно. Лучше не задаваться вопросом, кто из них был папа. В левом ухе блестит крохотная серёжка, на манер брутальных рэперов из низовий американского гетто.
 При его появлении, Ритка выпрямляется, слегка отклоняясь назад, чтобы второй с половинкой, смотрелся, как полноценный третий. Оправляет волосы, бросая короткий двух секундный взгляд, после чего тут же отводит глаза в сторону. Он ей нравится, даже очень. Но не вписывается в теорию о градации самцов. Поэтому она, молча, мучается, пока Никита, феерически быстро и аккуратно расставляет блюда на столе. Тарелки, буквально порхают по воздуху, выглядит очень красиво и эффектно. На тебя он старается не смотреть, сказывается хорошая память о хлёсткой пощёчине и пущенной вслед вилке. Ты, конечно, не Вильгельм Телль, но в тот раз не промазала. Не стоило ему ложить руку на коленку, и продвигаться выше. 
- Приятного аппетита.
 Ритка награждает его шикарной улыбкой, от которой растаяли бы самые холодные ледники. А чуть позже добавляет. – Позер, и чего столько времени красовался. Ни в ресторане работает.
  Позер - для неё такая же китайская грамота, как пиндовка, хипстер, и ещё множество модных молодёжных словечек. Её невежество и агрессия так не прикрыты и показушны, что режут слух почище включенного на максимум 101.2 FM. Такое бывает лишь в одном случае, её внутренний демон бесится, от того, что коготки, покрытые голубым лаком, оказались короткими.  Разум шепчущий – давать только избранным победил.
 Вы покончили с ужином и почти расправились с бутылкой Bianco, как появляются они. Их двое, стильных, симпатичных, и вы их ещё не знаете.
- Макс, - улыбается, высокий шатен, нагло оккупируя стул возле тебя. Ему хватило четырёх секунд, чтобы безошибочно угадать, вы свободны и не против приключений. Он молод, в меру красив, излишне толстый нос, слегка его портит, самоуверен, и как ты уже чувствуешь, чертовски много говорит. Он – Альфа.
- Саша, - представляется его друг, занимая соседний.
 Выждав пяти секундную паузу, вы называете свои имена. Ты быстро, Ритка, - томно, тянет  первую гласную, резко обрывая на конце. Чтобы произвести на них, как можно больше эффекта.
- Рииита.
 Они улыбаются, предвкушая – вы их. Не так быстро мальчики. Типичные середняки, затерявшиеся где-то между Арсеньевым Пашей и Васей с Никитой. Те, у кого достаточно денег позволить машину за полмиллиона, не оформляя лже выгодных кредитов в Сбербанке, пользоваться iPhone, вместо телефона, прожигать до десяти тысяч деревянных в клубах, отдыхать пару раз в год в Европе. Самое оно для Ритки.
Игристое Bollicine Prosecco разливается по бокалам, и вы шумно под завистливый скрежет зубов одиноких посетительниц, ударяете их друг об дружку:
- За вас.
- За знакомство.
- За любовь, - тихо шепчешь ты, чтобы тебя никто не услышал.
- Обворожительная, несравненная, ангельски прекрасная - шепчут губы Макса спустя час знакомства. На столе вторая, ещё не початая бутылка Bollicine Prosecco. – Как только вошёл, сразу понял – Бах, - он подставляет импровизированный пистолет, сложенный из указательного и среднего пальца к виску. – Я пропал. Ты… - его рука ложится на твою. –  Особенная.
 - Не больше чем все, - сдержанно замечаешь, смотря ему в глаза. Они светятся похотью, фальшью и безразличьем. Как ты не старалась, к этому привыкнуть не смогла.
- Не правда, - вскрикивает Макс, так эмоционально, что воркующие Саша и Ритка, почти одновременно отрываются друг от друга и смотрят на вас. По лицу подруги, понимаешь – их нельзя упускать. Выхода нет, – всплывают строчки бессмертного хита группы Сплин. - Ключ поверни и полетели. Только, кто сказал что вверх.
 К концу второй бутылки понимаешь - у его актёрских задатков не такой высокий предел. И совсем неплохо, что он работает менеджером, где может их поддерживать на должном уровне, но не развивать…
- Может к нам?
- Ага, разбежались - просыпается Ритка, ввергая парней в состояние лёгкой прострации. Если у них был стояк, а он был, то моментально падает. Они просидели с ними полтора часа, распили две бутылки игристого, на троих пилось куда быстрее, Саша довольствовался соком. Подошли к логичному завершению хорошо исполненного стандарта. И вот!
 Приехали – написано на их разочарованных лицах. Их посылают, да ещё прямым откровенным текстом.  На самом деле всё куда сложнее, у Ритки есть неоспоримый плюс, когда парни навостряют ноги в направлении постели, она тут же даёт им хлёсткую словесную пощёчину. Она же приличная девушка, а не какая-то пиндовка. До мальчиков не доходит, нокдаун затягивается. Рефери машет полотенцем над разгоряченными телами, считая, в надежде они оклемаются.
 Макс, стеклянным взглядом буравит пустоту соседнего столика, руки безжизненно болтаются на уровне колен. Словно он, только что познакомился с поколением Г, причём в раннем его зачатке. Года этак 2003-го, когда поколение Г. – поголовно носило кепки, чёрные штаны с тремя полосками, знала наизусть хронометраж каждой серии бригады. Кругом были Саши, Филы и Пчёлы.
- Мальчики, ночь только начинается, go тусить.
 Ритка любит щегольнуть знанием английского. Жаль, её словарный запас исчисляется пальцами рук.
- А, - начинает приходить в себя Саша. – Что? Куда?
- Какие вы не понятливые? – надувает губки Ритка. Чертовка знает, как она сексуальна в этот момент, не одну неделю тренировалась перед зеркалом. – Поехали в Патриот.
- Не поздно, - пытается повернуть разговор в сторону дома, Саша. – Может лучше…
- Какой, - перебивает его Ритка. – Туда народ только к двенадцати подходит. Потанцуем, а потом…
 Она невинно хлопает ресницами, намекая, мальчики сделаете всё правильно дам.
 Макс не врубается, словно впервые потерявшийся котёнок, сидит на попе, подобрав хвост, и ждёт. Ответ сам свалится ему на голову, или вам. Огреет, как следует, вы поменяете решение, а дальше по накатанной дорожке.
- Мы сейчас, - бросает друг Макса, поспешно хватая его за руку. – Покурим и придём. Вы тут не скучайте.
- Ага, - добродушно кивает Ритка. – Только не долго. Мы девушки нетерпеливые.
 Её слова Саша уже вряд ли слышит, он тащит своего незадачливого друга на улицу. Оба не курят, но ничего умнее не смогли придумать, чтобы обсудить план дальнейших действий.
- Вернутся?
- Обязательно, - успокаиваешь подругу ты. - Макс телефон оставил.
 Чёрная мечта миллионов, iPhone 4S, лежит на краю стола, не подозревая, как же хренова его хозяину. Не часто ему попадаются Ритки.
- Я уж думала всё. Видела, в какой ступор впали.
- Ты ж их молотком, по самому драгоценному.
 Ритка смеётся, добрым, заливистым смехом и тебе становится хорошо, тепло, как-то по-домашнему.  Так было в детстве, когда папа возвращался домой, целовал маму, ласково трепал тебя по голове и садился за стол.
- Всё будет хорошо солнышко. Ты руки мыла?
 Их совещание ничего оригинального не приносит, оно старо как мир, куда они от вас денутся.
Ты ускользаешь в последний момент, когда счёт оплачен, а двигатель Opel Astra прогрет. Сегодня – это мама. Они пытаются какое-то время переубедить, но ты твёрдо стоишь на своём. Макс, слегка реанимированный свежим воздухом и туманными перспективами на секс, окончательно падает духом. Кажется, он вот-вот сползёт с переднего сиденья, вниз и растечется желеобразной массой по коврику. Саша, переносит, куда более стойко, неудивительно у него есть Ритка. Которая, надо отдать должное, не возмущается, такой поворот событий ей не в новинку и полностью устраивает. Она любит тебя, но сиять в первом ряду хочет не меньше.
 Замена находится быстро. Это: Алёна курсом младше, буквально хвостиком ходящая за Риткой, их пятничный ритуал исключение, и Валька, гордо именующая себя Валентиной. Обе типичные представительницы поколения Г. От которого мальчикам сносит крыши, и долго приходиться лечить нервы от бесконечных капризов. Внизу у всех разом бельё Cotton club, купленное по акции 2 +1. Интересно, как они делили деньги? Шины взвизгивают, и ты остаёшься одна в клубах дыма, в трёх минутах ходьбы от общаги, десяти от её закрытия.
- Обратно не пущу, - шипит на проходной, бабушка-одуванчик, в тёмно синей бандане, ах да ты перепутала тогда они назывались по-иному. Её лицо напоминает усохшую грушу, рост – злобного карлика из сказок Ганса Христиана, которыми пугают детей на ночь. Полы синего халата распахнуты настежь, у него нет лейбла, но тебе почему-то он кажется чертовски прикольным. – Надоели мне шастать всю ночь. Туда-сюда. Шлюшки малолетние. Здесь вам не гостиница, а общежитие номер 5, – она выплёвывает слова, сквозь оставшиеся жёлтые зубы. – Так, что смотри, я через минуту дверь на замок и всё. Стучи, не стучи. Проси не проси. Не открою! У кабеля своего ночевать оставайся.
 Ты не споришь, зачем подливать масла в огонь, и доводить старушку до белой горячки. У неё есть все поводы презирать, ненавидеть и завидовать молодости. Не стоит ей мешать, ты тут совсем ни причём.
 Тяжёлая железная дверь захлопывается, и ночная прохлада вихрем врывается в лёгкие. Если бы на Земле остались всего три слова, не задумываясь, выдала: Охуенная, ****атая, и классная. Теперь, не надо быть вежливой, одёргивая непослушные пряди, ежечасно скользить за зеркальцем, проверяя, не потекла ли тушь, не размазалась помада. Плевать на французский Eleven Paris и шведский Cheap Monday, призывно задравшийся вверх. Ты – свободна! Фарс закончился, когда белый Opel, забрал хвостик Ритки, и уже довольно поднабравшеюся Валентину, вешавшеюся на Макса плотнее самого вызывающего наряда от Lee.
 Закуриваешь первую сигарету, не то женское дерьмо, которое, бывало, предлагали подруги, опрокинув пару рюмок текилы. Горький дым тут же обволакивает изнутри, наполняя тело лёгкостью пушинки. Ты уже и забыла, как это бывает. Покачиваясь в такт ветру, шагаешь по изломанному тротуару вдоль дороги. Машин ни одной, лишь изредка мелькают дешёвые иномарки с желто черными шашечками.
 Тебя не узнать. Модная блузка и узкие джинсы поменяны на выцветавшую толстовку, спасибо секонд-хенду, штаны на размер больше. Волосы собраны в жесткий пучок и спрятаны под капюшон, надёжно скрывающий от колкого мира. Закуривая вторую сигарету, размышляешь: Почему не дала Максу, и не отправилась в улётный трип, накидавшись до полуобморочного состояния. Почему в сотый раз отказала домаганиям Паши? Почему одна? Почему так многие твердят о будущем, и так мало думают о настоящем? Почему умирают люди? Финиш, как много почему? Плодятся быстрее кроликов, а ответы вроде есть и в тоже время нет. Половинчатые, тебя не устраивают.
 Бледно-жёлтый месяц бросает горсти серебра, окутывая ночной город холодным блеском. Он завораживает, но не греет. А так охота тепла. Ловишь на мысли, весна, хоть и в конце мая, добралась до тебя. Охота влюбится, чтоб как поездом переехало, отрезав голову разом. Глупости, наивные сказки, такого не бывает, - шепчет разум, но сердце ему не верит. Оно учащённо бьётся, толи от сигарет, толи от мыслей об этом и тупо хочет…
- Эй, малой!
  Детина в спортивном костюме вырастает из темноты переулка. Салатовый Nike, украшает грудь, как значок пионера. И откуда такие берутся? Шкафы с антресолями и тумбочками вместо ног. Вот оно первое Г. – короткий полубокс, пальцы, усеянные позолотой, на груди цепочка. Её не видно, но она золотая и обязательно есть. Рядом с ним, кажешься дюймовочкой, без высокого каблука, в тебе метр шестьдесят три.
- Сигареты не будит?
 Пока тянешься за пачкой, появляется приятель. Ростом пониже, размером костюма поменьше, улыбкой понахальней. Руки подрагивают, в такт головы, словно засадил пару экстази и бутылку минералки. Хотя всё, куда проще и наивней. У него синдром Дауна, последнему ты склонна доверять больше, уж слишком тупые гримасы предстают перед тобой.
 Глаза, похожи на морских ежей – колкие, хитрые и противные. Взгляд и того хуже, он не раздевает, методично избавляя от толстовки, футболки с вытершейся надписью Crazy in Love, не старается представить, что под ними. Он, будто объектив камеры, фиксирует – что видит. Без лишних домыслов и фантазии, плоско и чётко. Ощущение, словно под микроскопом, придавленная холодным пинцетом. Сколько не дрыгай лапками, не огрызайся, не умоляй отпустить, так и останешься кверху брюхом. Такой не отпустит.
- Да, это баба! – резюмирует он, спустя минуту. Его голова вместе с руками за это время успели вспомнить все хиты Иванушек International.
- Иди ты, - огрызается первый. - Что, я бабу от пацана не отлечу. Ща въебу за такие прогоны. Пацан, это. Слышишь, пацан!
- Как же,  - соглашается приятель, захлёбываясь слюной и смехом. – Очки, пора, Дрон, присматривать. А то гляди, - мысль обрывается на полуслове.
 Его складывает пополам, рот судорожно начинает хватать ночной воздух, лицо преображается. Наверно его посещает, первая и единственная умная мысль за этот вечер.
- Ему въебали.
 Не хилым женским кулачком, по личику, сделав самодовольную улыбку шире, не в воинственно перекаченную грудь, а по яйцам. Со всей силы и без колебаний. Ноздри, как кузнечные меха раздуваются, силясь вытолкнуть засевшую между ног боль. Пятерня, тянувшаяся, секунду назад, к капюшону, безжизненно опадала вниз, словно в одно мгновенье, из неё вынули кость.
- Серый, ты чего.
 Мысль прерывается протяжным:
- УУУУУУУУУУУУУ….
 Жалеешь, что нет под рукой диктофона. Ибо, такое надо записывать. Напоминает озвучку вурдалаков из чёрно-белых фильмов 40-х годов. Кровь холодит, но уже иначе. Время наложило свой отпечаток. Шкаф прижимает руки к паху, и силится что-то пролепетать вразумительное. Но кроме уже слышанного:
- УУУУУУУУУУ.
 Ничего не выходит.
 Ты, бежишь, потому что имеешь две ноги, потому что страшно, как никогда. Плевать на оставленную пачку, на доносящуюся Суку и слабый отзвук погони. Скорее он тебе кажется, за тобой несётся лишь ветер, удар у тебя что надо. Руки работают синхронно с ногами, оставляя за спиной сто, двести, триста метров. Скоро они перевалят планку в полкилометра, и тогда можно сбавить темп. Отдышаться и собраться с мыслями. А, пока только бежать, бежать.
 Сердце, словно шарик от пинг-понга чеканит из левой половины на правую, потом обратно. Игра затягивается, ни одна из сторон не желает проигрывать.
 Сворачиваешь за угол хмурой пятиэтажки, делаешь метров десять вдоль и молнией влетаешь в ближайший подъезд. Мечты о недавней любви, закатаны катком суровой действительности.  Вот они современные принцы. Без коней, зато с силушкой всех русских богатырей разом. Нервная дрожь любовно целует пальцы, испарина скользит вверх от разгоряченного тела, безумно охота курить. Опускаешься до того, что роешься в пепельницах по этажам. Жестяные банки, Nescafe, Maxwell House и Жординка, ломятся от разношёрстных сигарет, находится место и тонким, но все скурены до фильтра. Словно каждая была последней. Чтобы хоть как-то унять нервы, начинаешь ходить из стороны в сторону по лестничной клетке. Лампочка, покрашенная в синий цвет, изредка мерцает, напоминая свето-шар в клубе.
 Через пятнадцать минут опасливо выглядываешь на улицу – никого. Предрассветная тишина, обволакивает, будто кокон, кажется, упади с другой стороны камень – отчетливо услышишь его падение, не то, что торопливые шаги. Ноги побаливают, с каждым движением становятся тяжелее, словно к ним привязывают по одной маленькой гирьке. Не пройдя и пятидесяти метров, выбиваешься из сил.
 Садишься на лавку возле остановки, блажено вытягивая вперёд кеды. Первое время оглядываешься, вдруг появятся, улица как на ладони - следить легко. Время успокаивает, каждая минута делает багаж прошлого толще, а будущего меньше. Глаза начинают просить темноты, не идёшь у них на поводу. Короткая передышка на пять секунд, десять, - хватит, они просят больше. И как вода ест камень, наконец, выпрашивают минуту. Сознание пускается в призрачный бег по хаотичному кругу – сотканному из воспоминаний, надежд, проблем и мечтаний. Некоторые из них, будто яркие звёздочки, кажутся обжигающе горячими, но стоит заострить внимание, приблизиться – тут же тускнеют.
- Не помешаю? – мягкий голос, резко выдёргивает из черноты. Ты вскакиваешь, ноги снова полны сил, готовы вот-вот сорваться с места, сердце вскакивает вверх для новой подачи, глаза хаотично ищут шкафоподобные тела.
 Не они, вырывается облегчённый вздох из твоих лёгких. Парень с спадающий до носа чёлкой смущённо улыбается, медленно отходя шаг за шагом. Ты его напугала! За спиной подрагивает, большой походный рюкзак в тёмно синею клетку.
- Ты кто?
- Олег, – останавливается, на самом краю остановки. Не из этих определяешь намётанным глазом. Простенькие джинсы, чей лейбл потерялся в засохшей грязи на коленках, и кроссовки Nike. Эту загогулину в виде галочки, сложно не узнать даже ночью. Носки утопают в трещинах и вмятинах, свидетельствуя о продолжительной носке.
- Катя.
- Приятно. У тебя ничего не случилось?
- Хочешь помочь?
- Не знаю. Наверно, - поправляется он, присаживаясь на край скамейки. Рюкзак ложится под ноги, и только тут понимаешь, какой он огромный. Сам Олег тоненький, будто тростинка, того и гляди переломится, под такой махиной. А нет, дошёл же, как то.
- Почему, ты меня совсем не знаешь?
- Люди должны помогать друг другу.
 Банально, наивно и избито, - мелькает в голове, но как ласкает слух. Непроизвольно опускаешься на противоположный конец лавки и смотришь в его карие, растворяющие без остатка, глаза. В них скрывается притягательно-манящая темнота, ей хочется покориться.
- Так, тебе нужна помощь?
- Нужна, - не задумываясь, выпаливаешь ты. – Посиди тут, если не сложно.
- Боишься?
 Быстро киваешь в знак согласия.
- Я тоже многого боюсь, - признаётся Олег. – Особенно людей. От них никогда не знаешь, чего ждать. С животными всё более менее ясно. Разозлишь, или зайдёшь на их территорию – нападут. Редко если болеют, чаще уходят, не хотят делиться слабостью. С человеком не так. Может улыбаться, а сам готовить стальной клык тебе в спину. – Достаёт из кармана, мятую пачку LM, одну из сигарет протягивает тебе. Выглядит настолько естественно и просто, будто знаете друг друга ни один год. Когда курите, молчите, словно это особенный ритуал и слова только оскорбят его.
- Странно, - Олег вдавливает бычок в угол скамейки, - встретить девушку в четыре часа, на остановке.
- Я гуляю.
- Так поздно?
- Люблю ночной город. Машин немного, людей тоже, ходишь, размышляешь о том, о сём. Днём, так не получается, ночью легче… что ли. Понимаешь?
- В темноте многие вещи выглядят по иному, - серьёзно говорит Олег. Лицо напряжённо, каждый мускул словно вытесан из камня. – Они лишены красок, а их тени совсем не те, что путаются под ногами днём. Некоторые ответы бесполезно искать при солнце.
- Ты прав. А ты как тут оказался?
- Работа, - коротко бросает он. При этом губы плотно сжимаются, словно чьи-то невидимые пальцы мешают ему говорить.
- В четыре часа?
- Да.
- Важная птица, - твоя колкость улетает в молоко, словно её и не было. Олег напряжен, будто находится на допросе, где вместо деревянной лавки, жёсткое кресло, с ремнями на подлокотниках и ножках. Вот, дурра – ругаешь себя, надо же такое сморозить. – Важная птица. Какое тебе дело? Может у него, что случилось? Проблемы на работе. Поругался с девушкой. Последнюю мысль гонишь, как осенний ветер припозднившийся листок клёна. Дальше и дальше, но её силуэт продолжает мелькать, а внутри что-то ворочаться, урчать недовольно, глаза пытаться прочесть по лицу: ты ошиблась.
- У тебя есть парень, - неожиданно врывается голос Олега.
- Нет. А у тебя? Чёрт. Девушка есть? – мысли путаются, словно клубок, попавший в лапы через, чур игривого котёнка.
 Олег отрицательно мотает головой.
- Хочешь есть?
- Хочу.
 Он наклоняется к рюкзаку, и выуживает из его верхнего кармана, в котором запросто могла поместиться сумочка от Cristofoli мятый пакет, обёрнутый два раза. Целлофан скрывает три бутерброда, из колбасы, сыра и белого хлеба. Один он протягивает тебе, второй сразу отправляет себе в рот.
- Ты всегда такой запасливый?
 Он улыбается, методично работая челюстью, проживав, смеётся.
- Только сегодня. Держи, - Олег протягивает половину оставшегося бутерброда, и сигарету. Курите снова молча.
 Рассвет подкрадывается не заметно. Свет просыпающего солнца, орошает серые крыши, наполняя город зелёными, красными, жёлтыми, синими, белыми красками. Тёмные глазницы домов, преображаются, наливаясь, словно бутон цветка жизнью. Из них доносятся отзвуки человеческой речи. По улице начинают шуршать шины машин и первых автобусов, лениво ползущих по привычному маршруту.
- Мне пора, - Олег подымается, вскидывая рюкзак на плечо.
- Мне тоже, - не отстаёшь от него ты.
- Тогда, до встречи. Я позвоню.
- Хорошо, - сделанным спокойствием отвечаешь ты. – Нельзя дать понять, как сильно он тебя задел. Ритуал, шлифовавшийся столетиями, должен быть соблюдён. Он медленно, словно его заставляют, переходит дорогу, оглядывается, ты ему улыбаешься, он тебе. Какое-то время ждёт, словно раздумывает, а не вернуться ли, к тебе. Но потом, резко разворачивается и не глядя, скрывается в полумраке ещё не проснувшегося двора.
 Ты безвольно падаешь обратно на лавку, асфальта не чувствуешь, словно умерли разом все нервные окончания на ступнях. Воздух пропитался безразличьем, а сердце получило тройную дозу спокойствия. Что это? Ещё минуту назад ты трепетала, мечтая упасть в его объятия, прижаться губами. А теперь наплевать, на него, на себя и на мир.
 Ничего не ощущаешь! Ни тепла, ни холода, грудь подымается – опускается, но воздуха ни чувствуешь. Маршрутки проносятся одна за другой, ты им машешь рукой. Остановитесь, я тут. Слепые, вы что ли. Яяя… теряешь смысл с реальностью, хочешь заплакать, но не можешь. У тебя больше нет слёз, их украли, как и всё, что когда-то было тобой.