Шепот песков

 
 …Хранит в себе необычный мирок, одновременно прохлады и несносной жары, золота и тусклых дюн, миражи и таинственный сумрак храмов.
 Они дивно сочетались в одной далекой стране, на которую внезапно пришла беда: неизъяснимо, при изобилии питья и еды, всех благ и прохладной тени города, одни люди уходили из него, а потом… пропадали, другие чахли в городе от таинственных сил…
 И никто не мог объяснить эту загадку. Но… однажды, после удачного похода на соседние страны, к жителям попала чужеземка - простая девушка, с необычной для той страны внешностью, кроткая и милая нравом.
 Вовсе не дивно, что ее хозяин, впервые за долгие годы спокойного плавания в кругах холодноватой, будто знакомой лести, задумался и как-то сказал: «Я не нуждаюсь в слугах, потому отпускаю тебя».
 Немного удивленная таким решением, пленница радостно покинула незнакомые стены и стала искать дорогу домой. По пути она задумывалась, почему все же, скромный и добрый хозяин, который почти не нагружал ее работой, решил отпустить ее (хотя было видно, что ему тяжело это было делать).
 И она, увидев море, сверкающее родными искрами, почувствовала, как оно напомнило одну странную деталь: ее хозяин всегда носил темную повязку, никогда не снимая и терпя насмешки других мужчин странной страны («Ходит, закрывшись тряпками, как женщина глупая, позорит нас!» - кричали они и тыкали в него пальцем, клеветали на его дом и нещадно отгоняли, порою били).
 Все это внезапно подсказало правильный, дающий радостный покой совести, путь для чужеземки: ей показалось необходимым избавить хозяина от таинственного бремени, причиняющего столько боли, тем самым отблагодарить за теплые дни тихого и даже ласкового обращения. Тогда и домой можно будет вернуться с полной свободой.
 С такими мыслями девушка поспешила к мудрецу, знающему все мистические письмена, знаки и события незнакомой страны. Мудрец тоже был не таким, как всегда – стал каким-то бледным, почти прозрачным (что вовсе не соответствовало жителям той страны); он пошатывался и апатически лежал на одном месте, видимо терпя мучения.
 Жалостливая пленница кинулась к нему, помогла ему подняться, с вопросом: «Что тут случилось, мудрейший?... Почему мой хозяин, в отличие от всех скрывает лицо, а ты, всегда такой бодрый и веселый, сейчас грустишь и слабеешь?».
 На это мудрец долго молчал, встрепенулся, оглянулся по сторонам, словно собирался сказать, непозволительную для разглашения, тайну, а потом еще раз вздрогнул и написал на бумаге письмена: «Я страдаю от того, что утекло под тенью жадности, а твой хозяин… Сначала он, как и многие, был доволен тем камнем, что безразлично кинули вместо живого алмаза, но сейчас он осознал, как камень, за наивность и расслабленность, сжимает ему сердце».
 Увы, пленница не поняла значения этих слов (тех ужасных событий, что случились, какими дышали письмена). Ей осталось лишь поблагодарить мудреца и… быстро побежать назад, к хозяину.
 Он был втайне рад ее появлением, но, совсем непривычно, сорвался с места и, закрыв за ней дверь, принялся отскакивать в угол и кричать (словно догадываясь о чем-то): «Зачем ты вернулась? Ты знаешь, что в моей стране за такое могут жестоко покарать?... Что ты хочешь, что глядишь так тревожно, словно…».
 Такое поведение не смутило преданную девушку и она, на всякий случай поклонившись, осторожно произнесла: «Я никому не скажу, что видела, клянусь! Только покажите то, от чего страдаете и что прячете от всех!...».
 На это ее хозяин, вдруг проникнувшись эхом чего-то тоскливого и одновременно - теплого, по-юношески обескураженный, виновато опустил глаза и почти шепотом произнес: «Подойди, если не боишься! Я покажу тебе!».
 Чужеземка с рвением подошла и с трепетом ожидания слушала, как в полумраке раздается тихий шелест – хозяин снимает повязку. Она присмотрелась к его лицу и обомлела от некоего шока и… жалости: хозяин страдал от тонких лоскутков, по всему лицу, около глаз, словно живой мумии!
 Отголосок чувства вдруг сменил оттенок для взгрустнувшей души хозяина. Он отвернулся и чуть слышно произнес: «Хоть и не хотел, но показал тебе то, что никому не доводилось видеть… Ты получила свое, иди от меня!... Иди, беги домой, я отпускаю тебя, слышишь?...».
 Но притихшая пленница не желала так просто уходить – ее оковы жали как никогда приятно, и она хотела согреть ими свое сердце и тех, кто был сейчас подобен мудрецу, хозяину.
 Он стоял и ждал, когда она пройдет через открытую потайную дверь, слишком проникнувшись жизнью, чтобы кидать ее в безразличный, всепоглощающий огонь. И, наверное, что-то еще не давало ему покоя, предчувствие… Прогремело молнией, его вынужденным окликом: «Что же ты стоишь, беги домой!».
 «Почему это произошло?» - произнесла тихо чужеземка, присев рядом с ним.
 Хозяин поспешно набросил повязку и, закрыв глаза, сделал то, что так всегда освещало ему скучный знойный день – ответил ей, бесстрашно, подробно, желая этим только бережно толкнуть, спасающим испугом, свою пленницу к безопасности: «Завелась у нас одна колдунья, принесла всем какую-то яркую, сладкую воду, забрав настоящую, и смеялась: «Пейте, сколько хотите, это бесплатно!».
 Многие, как и я, пошли за этой водой, потом еще и еще (как она притягивает вкус, знаешь ли). Но… в один день я с ужасом заметил на своем лице то, что ты видела, и мне не хотелось жить от этого позора…
 Всякий позор можно смыть и… я пришел к колдунье, попросил у нее настоящей воды, а она только прокричала: «Я не хочу спускаться за такой тяжестью в колодец, только чтобы ты смыл полоски… С чего я должна это делать?... Иди от меня и сам думай, как справиться!»…
 И так много людей шли со своими мучениями (у кого тело наливалось прозрачностью, у кого оно росло в объеме, у кого оно твердело), к ней, просили хоть каплю нашего сокровища дать, вернуть, но…
 Никого не пускает колдунья к себе и настоящей воде и поставила к себе в стражу чудище заморское… Полно, не думай об этом, иди домой!...».
 На этом хозяин попросил девушку оставить его и «больше никогда о нем не вспоминать».
 Она… сейчас была даже рада, что являлась чужеземкой, ведь колдунья ее не знает, договориться будет проще. Пусть это было лишь легкими надеждами, яростно заграждаемыми туннелями узких улиц и ветров; толпою, спешащих то к яркому солнцу, за роскошью, то – в тень, за безопасностью, людей, но…
 Оно все же протянуло свою мистическую ладонь, представленную пирамидой из темного тумана, украшенной всякими яркими, дивными листьями и звездами.
 В ней были представлены яства и мягкие постели, так и манящие к отдыху от зноя и ветра, среди теплых звуков невидимых инструментов и прозрачного лунного света.
 Но осторожная чужеземка проходила мимо этих чудес, не обращая внимания на их блеск, приметив только с горечью, забелевшие жуткими чертами, фигуры снега ушедшей жизни.
 Она пугливо пряталась и за решетками, с молящими о высвобождении… чудовищами, кричащими, что «им скучно, люди забыли Сфинкса, и теперь они взаперти».
 Пленница, стараясь не ощущать мелкую дрожь и тень страха в глазах, прошла и мимо них, памятуя, что все в мире на своих местах – и чудища, как бы они жалостливо не притворялись вначале, всегда должны быть на привязи; иначе много бед они причинят людям…
 Их скучающий, без похищенного колдуньей, мирок уныло свешивал ветви странного дерева, вместо плодов которого были слезы, а листья которого были маски с некрасиво нарисованными улыбками.
 Неподалеку довольно рассматривала его… женщина в одеянии знатной дамы (колдуньи), ведущая на поводке… «чудище заморское» - миловидного большого пса, явно с грустью наблюдавшего свои уходящие лучики дней и, тихо улетавшие вдали, свежие отголоски радости.
 Именно он, так жалостливо смотрящий на пленницу и тихонько виляющий, от понимания ее тонкой, невидимой красоты, хвостиком; заставил ее храбро первой нарушить тишину.
 «Отпустите свою собаку погулять, ей же скучно в темной, прохладной и душной пирамиде!» - просто посоветовала чужеземка, исподтишка угостившая пса хлебом.
 «Ни за что! – по-детски капризно, пискливо отчеканила взрослая, чинная и богатого одеяния, женщина, оторвав взгляд от странного дерева. – Если он получил свободу, он станет расхлябанным и перестанет быть грозным, страшным!... Никто его не будет бояться, все поймут, какой он, на самом деле, тихий и вялый, а мне это не нужно!... Да и кто ты такая, чтобы мне указывать?!... Чего ты хочешь?!...».
 «Верните людям этой страны воду! – мягко попросила пленница, молитвенно протягивая к колдунье руки. – Столько людей мучаются без нее; мудрец всегда был бодр, а сейчас почти умирает с тоски… мой хозяин так молод и он такой милый, а Вы лишили его народ воды, обезобразили его полосками, словно мумии принадлежавшими!... Как Вам не стыдно так издеваться над ними?... Вы и так в достатке, верните им такую простую вещь!..».
 На это злость искривила милое лицо хозяйки странной пирамиды.
 «Они тоже в достатке, потому пусть пьют то, что им дала – новой моды, нового мира, вкусное и дешевое… А вода совсем простая, и течет глубоко, мне ее не хочется доставать из глубины, чтобы возвратить!....» - хмыкнула она и хотела удалиться во мрак пирамиды, как негодующая девушка остановила ее.
 «Но Ваша «вкусная» вода натворила горя, она не годиться людям, самой жизни, рождающейся только из воды!... Вы ленивая и бессердечная!... На что Вы похитили воду?...».
 Колдунья не спеша все прогуливалась вокруг дерева со странными плодами и листьями, то предлагая чужеземке отдохнуть, то угрожая чудовищами. А суть она отталкивала от себя, словно смертельно боялась этого…
 Пленница же, маленькая и хрупкая ничего не боялась: она, не глядя на скрещенные ножи колдуньи, старавшиеся задеть ее и оживившие гигантскую кошку, спокойно и быстро передвигалась по комнате, ища спрятанное сокровище жизни.
 Она, в лице запутавшегося в цепи пса, тихо-тихо жалась в комок и скулила, от зловещего хохота колдуньи, восседающей на черной кошке… со змеиным языком; не желая так и не почувствовать живительный глоток мига.
 Чужеземка увидела это и, раздобыв палку, распутала цепи, вовсе не заметив, что задела ими странное дерево и вырвала его с корнями – оно рассыпалось в серую, развеявшуюся пыль.
 «Я тратила столько лет, чтобы любоваться тем, что сейчас модно, поливала его - это дерево столько дней тяжолой и холодной водой из колодца!... А ты его уничтожила!... Но ты мне поплатишься за это – пропадай!...» - вскричала колдунья и лязгнула ножами.
 От этого под пирамидой начали образовываться затягивающие круги песка. Пленница испугалась за то, что видит и слышит стук сердца, имеет так мало сил против могучей стихии, но… нет целиком затягивающих кругов, знала она – их всегда можно остановить.
 С такими мыслями девушка изловчилась, достала кувшин колдуньи, с яркой водой, и, что есть силы, расплескала ее вокруг песка…
 В это время... Он остановился, затвердел и загремел, успокаиваясь, поглощая навек, слишком глупо стремившуюся в глубине, без усилий, достать суетную, модную высоту, колдунью, открывая мир солнца, тепла и… радостного лая освобожденного пса.
 На этот необычный (для этой страны) звук собрались люди и застыли на месте от радости – вместо непонятной и зловещей, темной пирамиды, стояло то же это мистическое сооружение, только… полностью искрящееся и наполненное неиссякаемыми ключами… чистой и всегда родной воды.
 Люди с торопливостью принимались умываться и с облегчением ощущали исчезновение всех бед; боль исчезала, силы возвращались, а вместе с ними и веселое празднование исчезновения злой колдуньи и прославление мудреца, когда-то предрекшему ей «падение от присвоения себе ради забавы чужого, необходимого другим сокровища».
 Страна с дивом наблюдала, как водяная пирамида вмиг превратилась в… маленький мирок зелени и красивых цветов, бабочек и свежих лесов, спасших оазисы от засухи, подаривших радость от наполняющей свет изумрудно-радужной красоты.
 Ей посвящали песни, в честь нее устраивали гуляния и обряды веселья, всякого обязывающие оставить скуку и унылые рассуждения…
 Только хозяин не присоединился к празднующим – он искал по всему городу свою пленницу, чтобы поблагодарить, как только можно, за столь храбрый, полезный, спасший его, поступок, только снова увидеть ее перед расставанием…
 Оно тихонько отражалось как-то печально в понимающих глазах пса, почему-то не желающего отходить от глубокого ущелья, заваленного грудой камней.
 Хозяин с тоской посмотрел на дивно цветущую природу, радующихся жителей просиявшего города, и… его взгляд остановился на нем, ущелье.
 Что-то оно хранит в себе щемяще уходящее и, в то же время – близкое, знакомое, прекрасное… Как бабочки, летящие к вечному солнцу под шепот песков…