114. Сравнительная характеристика носов

СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА НОСОВ

Если в прошлом обзоре (номеров 112-го  и 113-го) мы уделили больше места собственно литературной части журналов, то теперь, на мой взгляд и вкус, предпочтения заслуживает публицистика: она в рассматриваемом выпуске особенно насыщена актуалиями первостепенного ряда. Правда, «Иерусалимские размышления» (традиционная рубрика журнала) в чём-то продолжают на этот раз тему, поднятую в предыдущих выпусках, но это-то и дорого: взят её новый поворот – насколько новая (русскоязычная) алия помогает, а насколько, напротив, мешает развитию пресловутой израильской демократии. Почитайте в «22», например, статью Нэлли Гутиной «Тенденции»: своей краткостью это название может поспорить разве что с надписью на могиле великого русского полководца: «Здесь лежит Суворов». Причём, название статьи, как видите, ещё короче лапидарнейшей из эпитафий! Между тем, речь у Гутиной (и у её оппонентов) – о тенденциях развития нашей страны, такой крошечной, но всему миру болючей, как любимая мозоль: идёт Израиль к дальнейшему развитию демократии, или, напротив, его ждёт участь государства с кланово-племенной структурой – нечто вроде «ливанизации». Читатель найдёт в статье краткую сравнительную характеристику носов двух оригинальных израильских политиков: Арье Дери (Гутина пишет «Дер’и», апострофом заменяя в этой фамилии отсутствующий в русском произношении ивритский «аин») и Авигдора Либермана. Сопоставление довольно пикантное! В воображении возникают наложенные друг на друга два профиля в виде барельефа
a‘ la Маркс – Энгельс или Ленин – Сталин: любопытно, как будут сочетаться у новой политической четы Дери – Либерман линии носов? Мне бы не пришло в голову спорить с характеристикой, которую г-жа Гутина даёт Либерману (уж слишком мало о нём знаю), но вот что пишет она:

«Либерман не представитель клана и не племенной вождь. Он первый и пока что единственный политик, который не является продуктом кланово-племенной системы. Он вобрал в себя весь спектр израильской идентификации и стал, по выражению депутата Кнессета  Элиезера Коэна, “самым настоящим израильтянином из всех, кого я знаю”». Не совсем ясно, закончила ли Нэлли на этом цитату из Коэна, но дальше утверждается: «Стоит ему (Либерману, а не Коэну – Ф.Р. .) открыть рот, и тысячи людей разных израильских национальностей говорят: “Либерман прав!”.».

…Совсем как в старом советском фильме «Ошибка инженера Кочина», где Фаина Раневская, играющая роль жены еврея-ремесленника, то и дело изрекала о муже: «Абрам прав!»  Помню, эти слова вызывали громовой хохот солдатской аудитории, когда у нас в армии на Дальнем Востоке крутили эту картину. Самое смешное слово здесь было «Абрам». По мне же,  самое смешное – когда о Дери с важным видом пишут как о «серьёзном политике». Ловкий, умный, хитрый? – О, да!  Опасный? Пожалуй… Но – серьёзный?  Уж это слишком. По-видимому, не меня одного удивил пиетет автора «Тенденций» в отношении Дери – во всяком случае, оппонирующий Гутиной автор статьи «Виват, демократия!» Илья Донат пишет: «Оттяпывание благ для одних в ущерб другим может быть тайной целью политика (в чём его следует изобличать), но не может быть целью явной, открыто декларируемой. Это попросту неприлично в цивилизованном обществе.  А казнокрадство, шантаж, подкуп, мздоимство и педалирование на чувствах возбуждаемой толпы – несовместимо с достоинством государственного мужа. Даже если он не менее талантлив, чем Арье Дери, столь превозносимый г-жой Н. Гутиной». Виват, Донат! Как видите, оппонент настолько несогласен с нею, что даже не проставил апостроф в фамилии политика, обладающего столь спорным профилем…

Но и демократия в наши дни не стоит пиетета. Ведь, в сущности, что она такое? «…Используются приёмы лавирования, нажима, подкупа, а бывает, и беспардонного обмана,  –  пишет г-н Донат. – Это, господа, и есть демократия. Чтоб вы знали».

А мы – знаем. И – видим. И хорошо чувствуем на собственной шкуре. По крайней мере, то, что мы знаем, видим и чувствуем, многие называют демократией. Но – по заслугам ли?

Третий участник «Иерусалимских размышлений» номера - тот самый Калман Кацнельсон, ивритоязычный публицист, живущий в стране с 1923 года, который так порадовал нас, новопоселенцев Израиля, риторическим вопросом своей статьи, помещённой в № 112-м: «Неужели вы выбросите на свалку свою еврейско-русскую культуру?». В новой – к сожалению, гораздо более краткой – работе под интригующим названием «Государство Израиль и принцип Ростовцева» 93-летний автор с поистине юным жаром знакомит современных (как правило, более молодых) читателей с парадоксами израильской политической реальности:  «В сионистско-светской повозке государства Израиль обосновались два вида попутчиков: ультраортодоксы и арабы (…) Между этими двумя фракциями в Кнессете замечательные личные взаимоотношения. У двух этих групп общая цель – свести на нет сионистско-светский характер государства и заменить его на другой: галахическое государство – в мечте первых, двунациональное – в стремлениях вторых… Понятно без особых мозговых усилий, что, говоря образно, «несовпадение норсов» этих двух групп – у них на лице.

Ещё один парадокс – упомянутый в заголовке «принцип», подмеченный русским историком и археологом М.И. Ростовцевым (1870 – 1952) – в формулировке Кацнельсона выглядит примерно так:: «созидательный период каждой культуры недолговечен… Замкнутость приводит к быстрому разрушению… Сообщество, открытое для чужестранцев, более долговечно». Однако «чужаки равнодушны, а иногда даже и враждебны к идеалам основоположников».  И в результате «начинают копать под существующий порядок вещей»,  ослабляя, а в итоге и уничтожая его. «Для спасения сионистско-светского характера государства,  – подводит итог автор статьи, – жизненно необходимо  правительство национального единства». По правде сказать, он противоречит сам себе: если «принцип Ростовцева» действительно так универсален, как утверждалось в начале статьи, то уж ничего не поможет… Перефразируя Козьму Пруткова, «если хочешь быть единым – будь им», кто ж мешает…

Трудно придумать что-либо более актуальное в Израиле, чем раздумье на тему «быть или не быть» стране и нам в ней и с нею – вот о чём и разговор в том разделе журнала, который мы только что рассмотрели. Полностью отдаю себе отчёт, что рассмотрели слишком бегло, а потому пытливых и любознательных отсылаю к оригиналу.

К данной, прямо скажем, генеральной для еврейства, теме примыкают и другие материалы социологического характера, – в первую голову статья одного из лидеров еврейства СНГ Михаила Членова «Еврейство в системе цивилизаций». Насколько я понимаю, автора занимает не новая, но и, к сожалению, до сих пор не решённая задача: выделить некую определяющую интеграционную черту еврейства. Споры не утихают: еврей – что это такое? Национальность? Нация? Религиозная конфессия? В самом деле – что?! Хотя в СССР было принято иногда вместо произнесения вслух «неприличного» слова еврей молча показывать на нос, а один из королей современного украинского юмора (знаю точно от его родни) метко именовал нашего брата «долгоносиками», на самом деле форма носа у нас самая разная, а наиболее «долгие» носы как раз у «хохлов» (возьмите Гоголя!). Известнейшая галахическая традиция, суть которой – в формуле из анекдота: «Хаймович по матери!»  – всё-таки не вполне корректна: а кто поручится, что мать или бабушка Хаймовича не были подкинуты или подменены? На мой непросвещённый взгляд, наиболее точная формула – «еврей – это еврей». Или  ещё точнее, еврей – тот, кого таковым сочтёт юдофоб. Но автора статьи как серьёзного учёного и как еврейского общественного деятеля такая софистическая дефиниция (составленная по принципу «то же через то же»), конечно, не устроила бы, а потому он ищет и находит совсем иную объединительную черту и общую почву: еврейство – это форма цивилизации, аналогично тому, как есть цивилизация христианская, исламская, буддийская, китайская… Ну, что ж, я охотно интегрируюсь с бухарским, горским, даже с японским евреем, даже соглашусь, что мы с ними – одной цивилизации, но неужели с моим одноклассником Юркой, по прозвищу Жук, племянником того украинского классика, - из разных? Что-то не верится. Как не верится и в высокоумное, но «в прошедшем веке запоздалое» заверение автора, будто  «еврейская полиэтничность постепенно исчезает в израильском плавильном котле». Так и хочется сказать словами булгаковского Воланда: «Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали… Над вами потешаться будут». Ведь даже уже и официально, на правительственном уровне признано: «израильский плавильный котёл» лопнул… Полиэтничность – штука на диво тугоплавкая!

Судьба еврейской интеграции, как и продолжающегося рассеяния, не может не волновать сердца евреев, независимо от того, чем определяется наша еврейская общность, формой носа или родством судьбы. Конец ХХ века ознаменовался новыми сдвигами, в результате которых зачастую в одной и той же семье одна часть осталась в России. Украине, Белоруссии, другая подалась в Израиль, третья   - в США, в Германию,  Австрию… «Видно, встреч нам не праздновать – у нас судьбы разные», как в песенке из кинофильма… С тем лишь отличием, что некоторые (у кого есть возможность) всё же изредка встречаются или, на худой конец, переписываются, перезваниваются… Вопрос «А как у вас?», сравнение «носов» новых американцев, израильтян, «немцев иудейского вероисповедания» и – увы!  – старых-престарых «русских» - одно из актуальнейших занятий современного «мирового еврейства». Если вы хотите ознакомиться с картиной жизни еврейских эмигрантов в нынешней Германии, обратитесь к интереснейшей статье Иосифа Погорельского «Дороги, которые нас выбирают». Она состоит из двух частей – из них первая, философско-литературоведческая, с точки зрения чистой фактографии кому-то может показаться излишней: речь идёт в ней о двух рассказах О’Генри «Дороги судьбы» и «Дороги, которые нас выбирают». Автору статьи эти рассуждения, однако, понадобились  для того, чтобы ярче оттенить свои задушевные мысли о нравственной мотивации выбора. Результат же выбора, сделанного какой-то (и не столь уж малой) частью наших соплеменников, показан во второй – «львиной» по количеству и фактов и страниц – «доле» статьи. Автор приводит такие данные: «На вопрос о причинах эмиграции в Германию  62 опрошенных указали на высокий жизненный уровень  и 61 – на слухи о том, что «нашим эмигрантам там живётся хорошо». («В Германии, в Германии, в проклятой стороне…», - каюсь, звучит в моих ушах песня военных лет в той ещё первоначальной, неадапти рованной редакции: позже, начав заигрывать с восточными немцами, советские идеологи приказали петь: «…в далёкой»). «Только 3 опрошенных ответили, что издавна интересовались немецкой культурой и 2 сообщили, что хорошо знают немецкий язык». То есть, мотивация идейная стремится к нулю, истинный стимул: всё для покоя, довольсмтва, сытости… И в самом деле, «евреев а Германии никто не выделяет по национальному признаку. На фоне Израиля, с его периодическими всплесками ксенофобии и ненависти к эмигрантам,… это не так уж плохо», замечает И. Погорельский и тут же добавляет: «В смысле денег всё обстоит ещё лучше…» Так что же, «наши в Германии» выиграли? А вы почитайте, каков это «выигрыш»»… «Самые безнадежные, самые мрачные письма приходят из Герпмании». Почему? Ещё раз советую: прочтите статью.

Литературоведение и критика не суть публицистика, однако весьма близки к ней. В разделе «Литературная рефлексия» обсуждается помещённый в «Вестях» так называемый «Список Гольдштейна»: так назвал главный редактор журнала «22» А.Воронель перечень «лучших писателей и произведений художественной литературы прошлого века (ХХ –го, а не ХIХ-го!), рекомендованный Александром Гольдштейном читателям. Марк Холмянский в статье под ироническим заголовком «Кто пишет лучше – Лермонтов или Пушкин?» и профессор Воронель в комментарии «Список Гольдштейна» высказывают своё отношение к, в общем-то, на мой взгляд, вполне тривиальной и закономерной попытке таксономизации свершившегося литературного процесса. Насколько я понял, Холмянский более строг к составителю списка, Воронель – менее. Первый из них , однако, вообще начисто отрицает возможность объективных оценок творческой деятельности, что, по-моему, несколько смешно: Ну, с Пушкиным-Лермонтовым и вправду не разобраться, а вот докажите, что они писали хуже Бенедиктова… Правда, есть случаи, когда вынесение оценки затруднительно до полной невозможности… Но об этом ниже.

Хотя мне решительно не по нутру ни с какой точки зрения сопоставление Воронелем Гольдштейна с Белинским, но то, что главный редактор пишет о важности системного чтения («даже плохая система лучше бессистемности»), – абсолютно верно. Упрёк в снобизме, адресованный Воронелем Гольдштейну, вполне оправдан. Тем не менее, автор «Списка» (знаю не понаслышке, а «поначитке») – большой знаток литературы, в том числе и текущей. Конечно, и на старуху бывает проруха: он, например,  однажды написал, что еврейский философ Голосовкер три года провёл на лесоповале в Воркуте, а ведь там (говорю как свидетель) нет ни лесинки, лишь голая тундра! И – угольные шахты… Однако список получился дельный, разве что не полный, но это не беда:  Холмянский с Воронелем добавили, ещё и ваш покорный слуга позволил себе дописать штук двадцать авторов – и общий результат передал в мэрию своего города для покупки новой партии книг на русские полки афульских библиотек. Вот мы все и пригодились еврейскому народу, который теперь не Блюхера и не Милорда глупого – Пелевина с Сорокиным усядется читать… На радость Белинскому с Гольдштейном.

В разделе «Отклики» - маленькая рецензия Михаила Копелиовича «Поэма в прозе Дины Рубинной» на её новую повесть «Высокая вода венецианцев», уже вызвавшую. разнородные читательские оценки, что лучше всего свидетельствует о незаурядности таланта писательницы. Здесь же рецензия Анатолия Добровича на стихи Геннадия Беззубова, ярко восторженная: «нет в книге лишних слов», также и «литературных аналогий поэзии .Беззубова». .. Дай-то Бог! Может быть, не случайно в литературном разделе того же номера помещены стихи рецензируемого поэта.

И так мы плавно перешли к характеристике… нет, не носов, конечно (см. заголовок этой статьи), а художественно-литературной части журнальной тетради. Впрочем, один из рассказов называется «Носы марсиан», его автор – Гавриил Левинсон. Наверное, это один из образцов абсурдистской прозы – честно признаюсь, что она не по моей части, и оставляю данное произведение без оценки. Вот когда я согласен с М.Холмянским в том, что произведения литературы (не все, но некоторые!) качественным оценкам не поддаются!

Вернувшись к стихам, укажем лишь, что поэзия представлена ещё тремя авторами. Двоим (Владимиру Саришвили – поэма «Иона» и Науму Басовскому – поэма «Пророк» о пророке Науме) принадлежат очередные интерпретации библейских текстов. Плодотворность и целесообразность таких попыток, мне кажется, в том, что это не просто переводы с одного языка на другой, а переложения на язык современной поэтики. Соблюдение меры и вкуса в сохранении архаики и в передаче образного строя древних творений новыми средствами – весьма сложная и тонкая материя,  и оба поэта, мне кажется, справились с взятыми на себя задачами.  Постоянный автор журнала филолог и эссеист Денис Соболев, радовавший читателя интереснейшими статьями о Хазарии и о… поэзии, на сей раз выступил с собственными стихами, притом, написанными не столь уж частым в русской поэзии верлибром.

Остаётся сказать о двух прозаических сочинениях авторов достаточно известных. Это Яков Шехтер (рассказ «Мэтр и Большая Берта», - впрочем, автор обозначил жанр явно по другому, не литературному, ведомству: «Фуга в ми-мажоре») и Александр Мелихов – «Вновь я посетил… (жанр этого произведения и вовсе не определён, - может быть, повесть?) У Шехтера действие происходит в Тель-Авиве, у Мелихова – в Петербурге, точнее, ещё в Ленинграде.  Обе вещи роднит… реализм (не знаю, как воспримут этот  вердикт авторы; мне он кажется одобрительным; на мой взгляд, даже в фантастике, даже в мистике главное – мера реалистичности!). Это, однако, не означает, что мне всё в названных произведениях нравится; например, сравнение Мелиховым всяческих эмпиреев и мелодекламаций с эффектом мастурации, само по себе вроде бы  и легитимное, повторено в книге (я не поленился сосчитать) 31 раз! По-моему, это явное излишество. А впрочем, читайте и судите сами.

Март 2000 года.