Вавилонская башня

- Каждый человек относится к ней по-особому и каждый находит в этой игре свое.
- Каждый ход меняет центр тяжести «башни» и это делает игру очень непредсказуемой.
- В «Дженгу» можно играть и одному человеку, тогда процесс игры становится медитацией.
- Все в этой игре имеет определенный смысл.

Из коммерческих описаний игры «Дженга»

- Грезить о том, что заведомо не дастся, не вершина ли это наиблагородных желаний?

Умберто Эко

Это было в тот вечер, когда летние облака все сильнее и сильнее окрашивались в темно-фиолетовый цвет.
Очередное решение было необычным, как они и любили всегда. Печальный Антон вытащил на балкон своей просторной квартиры журнальный столик и два стула, поставив их друг напротив друга. На столике соблазнительно пестрели нарезанные грейпфруты.
Маша молча зашла следом. Непогода ей не очень нравилась, зато привлекала сама обстановка: высота, медленно надвигающаяся гроза и Антон, которого она не видела уже так давно. С неспокойным сердцем Маша опустилась на один из стульев, спиной к балконной двери.
Через неделю у нее был самолет.
Обоим было очевидно, что это их последняя встреча.
- Тебе не холодно? – тихо спросил Антон, облокотившись на перила.
- Нет, - соврала она.
Он знал, что это была ложь. Знал также и то, что ее нельзя было оставлять так. Время для самостоятельного, жизненно необходимого проявления решительности.
Быстро порхнув в комнату и назад, Антон бережно укрыл Машу своей теплой курткой. Это была, пожалуй, самая любимая им часть этих отношений – нежно беречь свою олицетворенную любовь, заботиться о ней даже тогда, когда она об этом не просит, как можно сильнее сжимать в теплых объятиях, если наступает холод.
А холод действительно наступал.
- Слушай… Может быть... Этот самолет тебе вовсе и не нужен? Может быть, к черту его? – осторожно поинтересовался Антон надтреснувшим голосом.
- Нет, нужен. Это моя мечта, к которой я сознательно иду столько лет, - ответила Маша довольно спокойно.
- Понятно.
Антон не знал, что еще нужно сказать. Вероятно, это было самое правильное время для экстренного введения немой сцены.
Он вздохнул и устремил на Машу нескрываемо любящий взгляд. Прошло некоторое время и ответ, туманный и непонятный, не замедлил появиться. Маша смотрела на него, с некоторыми усилиями сжимая губы.
- Думаю, нам не стоит грустить сейчас по этому поводу, - вяло предложила она.
Антон посмотрел на нее скорее разрушенно, чем понимающе. Он медленно опустился на свое место и стал тихо барабанить пальцами по журнальному столику. Маша время от времени кидала на него едва заметные, но многозначительные взгляды.
Они встречались почти два года. Прошли через бури, через всевозможные непогоды, владычествовали над огнем своей страсти, морщились от холодной воды временных размолвок и перековывали медные трубы вечно разъединяющей всех обыденности.
Но они были вместе. Тогда, в тот далекий момент – под темно-фиолетовыми облаками.
- Я… Я не грущу. Знаешь, все хорошо, - соврал Антон, с трудом отводя взгляд от изящного размаха Машиных бровей. -  Я все понимаю, да…
- Слушай, давай уже поговорим о чем-нибудь веселом, а? Сколько можно хандрить? Ну вот, например, я вижу на нижней полке столика мою любимую игру. Давай, что-ли, сыграем в нее. Недаром же я ее принесла тогда в твой дом!
Антон машинально посмотрел на коробок цилиндрической формы, который Маша извлекла на столик. Это была «Дженга» - очень простая и, казалось бы, вполне веселая игра. Коробок пестрел яркими иллюстрациями и ободряющими надписями на английском.
- Мне она очень не понравилась, - процедил он.
- Ну и глупый! – ответила Маша. – Прекрасная игра. По крайней мере, нам теперь есть чем заняться.
Голос ее ощутимо подрагивал.
Антон с грустью наблюдал за тем, как она высыпает на стол одноцветные деревяшки из коробка. В этот момент ему безумно хотелось обнять ее, взять за обе руки и попросить остаться – на этом балконе, в этой квартире, в этой стране, в этом мире и в его, антоновской вселенной. А глупую игру выкинуть прямо с балкона, чтобы она больше не напоминала о себе.
Маша, казалось, прочитала все эти пылающие мечты во взгляде своего собеседника, но решила промолчать. Она бережно собирала колонну из деревянных блоков, стараясь уделять ей все свое внимание и не смотреть при этом на полыхающего в огне размышлений Антона.
«Дженга» - игра для всех и каждого. Суть у нее очень простая: у вас есть большая колонна, состоящая из деревянных брусков. Они уложены один на другой пластами – пласт горизонтально, пласт вертикально. Играющие по очереди вытаскивают откуда-нибудь один брусок и кладут его наверх, достраивая колонну дальше. Проигрывает тот, у кого башня обрушится в процессе строительства.
- Вот, смотри, - тихо сказала Маша, приподняв руки над новоявленной постройкой. – Я все сделала. Можем начинать. Я молодец, я молодец?
Антон ответил ей несколько натянутой улыбкой.
- Слушай, холодает. Я сяду сейчас вместе с тобой.
Маша не возразила. Через мгновение рядом с ней появился стул и Антон, приблизившийся на максимально короткое расстояние.
Им обоим было уютно и тепло.
- Я начну, - прошептал Антон почти что на ухо притихшей Маше.
Он всегда начинал.
Колонна стояла на столике довольно уверенно. Осторожно проведя по одной из ее граней пальцами, Антон стал думать, что же сделать в первую очередь. Это, как известно, всегда самый сложный шаг.
- У тебя все хорошо? – спросил он Машу, продолжая размышлять.
- Да, все отлично, - ответила она будто кому-то другому.
Антон наконец-то выбрал первый кирпичик своей Вавилонской башни. Дощечка вынулась без всяких проблем и встала на самый верх постройки. Удивительно! Всегда казалось, что это будет сложнее.
Так начинается всякое строительство. Пустынный Вавилон оживился, словно открывшись всему миру и надвигающимся погожим вечерам. Лучшие караваны со всех земель направились к месту строительства умопомрачительной башни. Строители были полны энтузиазма и весело переговаривались между собой.
Маша думала значительно меньше, чем Антон. Она довольно сильно надавила краем ногтя на один из боковых брусков и он сразу же отъехал на приличное расстояние. После этого верхний пласт башни пополнился еще одним элементом.
Так они передвинули вверх некоторое количество дощечек.
- Послушай, - теперь уже уверенно прошептал Антон, осторожно вынимая очередной кирпичик башни. – Я совсем не хочу таить своих чувств. Не уезжай, прошу тебя. Ты… ты так нужна мне... О, черт! Больше жизни... Как можно? Я умру, я погибну, я сгину в этой отчужденной пучине...
- Я не могу остаться с тобой здесь, ты же знаешь, - ответила через какое-то время Маша, едва не начиная плакать. – Ты все знаешь. Я должна. Должна!
- Ничего ты не должна. Просто пойми, вместе мы можем построить что-то поистине невероятное. И быть вместе чем-то прекрасным...
И они все еще были вместе - и строили вместе. Вавилонская башня медленно возвышалась, изредка при этом покачиваясь, но все-таки не теряя устойчивости.
Маша молчала. Это ужасно расстроило Антона и он пустился в какие-то просторные философские размышления.
Ему вдруг стало ужасно больно осознавать, что постройка, которую они возводят вместе, тратя все свои силы, внимание и время, рано или поздно обрушится.
И какая тогда будет разница, кто виноват? Рухнет, развалится, уничтожится.
Что же получается в таком случае? Они изначально занимаются деятельностью, которая обречена на провал. Даже сам принцип игры, если подумать, удивительно пессимистичен. Таков извечный дуализм мировых символов: забираем в одном месте, а добавляем в другом, уничтожаем первое, чтобы создать второе, лишаемся чего-то, чтобы собственноручно или же волею судьбы найти новое. Убиваем, дабы оживить. Жертвуем, дабы обрести. Перестаем любить - единственно ради того, чтобы полюбить вновь...
Кажется, это чудовищная несправедливость счастья.
Но башня! Сейчас она возвышается, возвышается и возвышается. Маша иногда улыбается, доставая бруски – и тогда над Вавилоном восходит неведомое солнце, заливая его хрупкие постройки волшебным свечением радости.
- Маша, я ужасно не хочу, чтобы эта башня рухнула. Не надо... Мне даже кажется, что я этого попросту не переживу!
- Перестань драматизировать, - ответила Маша. – Рано или поздно все рухнет. Таковы правила игры.
Игры! Для нее это была лишь игра, для Антона же незамысловатый процесс уже давно перерос в возведение какой-то немыслимой твердыни, знаменующей его с Машей совместное бытие. Сама мысль о конечности этой постройки обдавала его ледяным холодом - словно пугающая все человечество неотвратимость смерти.
Он осторожно вынул еще один брусок, в результате чего башня осталась стоять всего на одной дощечке ближе к низу. Постройка заметно пошатнулась, но устояла.
У Антона сильно начали дрожать руки. Он с великими опасениями поднял брусок на самый верх и опустил его на новый пласт.
И…
Ничего.
Башня устояла.
Временное облегчение было ниспослано на замершую душу Антона.
- Как бы там ни было, это наша башня… - пролепетал он.
Маша очень осторожно стала прикасаться к различным брускам в тех местах внизу колонны, где их еще было много. Антон внимательно наблюдал за ее длинными тонкими пальцами, которые он так нежно и искренне любил. Едва заметно он отнес трясущуюся руку поближе к свободной ладони Маши и опустил ее сверху.
Он почувствовал, как теплая нежность ее кожи разливается по его крови и моментально доходит всюду: до торопливо стучащего сердца, до  тяжелеющих мыслей в голове и даже до непонятливо-неспокойной души.
Почувствовала это и Маша. Осторожно опустив брусок на самый верх, она откинулась назад и невесомо положила освободившуюся ладонь на предплечье Антона.
В этот раз Антон решил не размышлять слишком долго. Чуть привстав, он довольно сильно надавил на один из самых нижних брусков и не ошибся – кирпичик поддался. Через мгновение он уже красовался на самой вершине этой теперь уже совсем магической конструкции.

Антон ликовал.

В Вавилоне его обеспокоенной сущности, казалось, наступил еще более солнечный день. Жители выходили из своих домов, чтобы посмотреть, как недостижимое солнце заливает новыми потоками света бесконечно высокое строение, протянувшееся до самых небес. Даже птицы, вечные небесные странники, парили где-то на уровне нижних этажей. Эта башня была прекрасна, неповторима и величественна, несмотря на всю свою дерзостную греховность. Самые лучшие архитекторы со всего мира молча восхищались чудотворной постройкой, ибо им нечего было противопоставить точному математическому расчету и взволнованной поэтичности, которые были вложены в строительство.
- Давай не будем разрушать ее, - тихо сказал Антон, приблизив свое лицо к Машиному и заглядывая ей прямо в глаза. В этот момент его ладонь что есть силы сдавливала ее нежную ручку.
- Но… Мы ведь должны доиграть. Игра требует завершения.
- Безбожно играть в то, что рано или поздно закончится разрушением созидаемого, - еще тише проговорил Антон, из-за волнения переходящий на возвышенно-поэтические ноты. – Я хочу сохранить эту башню для себя. Пусть эта постройка, которая должна рухнуть, которая возведена случайно и непонятно с какой целью, пусть она стоит здесь...
И тут он почувствовал всепобеждающую теплоту ее губ, которая растворила в себе прохладный ветер верхоты, волнение непогоды и колкую зябкость сомнений.
- Оставим ее, оставим! – шептал Антон, как можно сильнее обнимая Машу за любимую талию, упиваясь глубиной каштанового моря волос и вдыхая неповторимый аромат нездешних садов. – Она должна стоять, несмотря ни на что. К черту правила! Для нас никогда не было правил. Мы стояли выше, ты слышишь? Выше всех остальных. И что стоит нам теперь оставить в покое эту злосчастную башню?
- Но ведь мы всегда можем построить новую… - едва слышно проговорила Маша, широко открыв светящиеся глубоководно-лазурным цветом глаза.
- Я знаю только одно, любимая, - уже без лишней боязни проговорил Антон, продолжая скользить горячими руками по незабываемости самых естественных на свете линий. – Мы всегда можем заняться чем-то более… интересным. Оставим же, оставим…
С этими словами он поднялся и кивнул на двуспальную кровать, что виднелась сквозь чистую плоскость балконного стекла.
- Ладно, у тебя всегда получалось меня уговаривать. Я не знаю, как тебе это удавалось! – улыбнулась Маша, выпрямляя свою соблазнительную спину. – Но раз уж ты сделал свой ход, то и я должна сделать. Последний. И пойдем!

Целый дождевой мир наблюдал за Антоном, который с болезненно стучащим в груди сердцем бросился спасать обреченный город.

Жители Вавилона в тот день были разбужены чудовищным раскатом грома, который был похож на треск расползающегося в разные стороны мироздания. Земля пошатнулась, в единое мгновение искривив все известные человечеству линии. Гигантский огненный шар явил свое пылающее лицо прямо из далеких космических глубин, явственно разрезав на части купол ярко-оранжевого небосвода. В считанные секунды он раскрошил башню на доски, кирпичи и обломки грандиозных женских статуй, куски которых разлетелись далеко по всей округе.
После этого тысячи огненных лепестков карающего дождя осветили всю фиолетовость уничтоженного мира и обрушились нескончаемым потоком на дома, рынки и храмы.

Антон, склонившийся над жалкими останками «Дженги», медленно поднял на Машу стеклянный взгляд. По ее очаровательному лицу одна за другой катились крупные слезы, добегая до мучительно искривившейся линии рта.

И тогда на развалины некогда великого города пролилась холодная влага бессильной стихии…