Эти голоса внутри

…Образы и фантазии преследовали меня давно. Быть может, с самого начала. А когда это началось – я не помню. Мне кажется, так было всегда. От отца к сыну…
С тех пор, как я стал себя помнить, я много думал и фантазировал. Причем, как, в какой момент это начиналось, осознать было невозможно, как, наверное, мы не можем точно сказать когда, в какой момент мы засыпаем, погружаясь в пучину сладостных объятий Морфея, когда ложимся спать.
Хотя, в принципе, большая часть населения Земли “думает и фантазирует”, но мало кто задумывается в таком раннем возрасте, так глубоко и ревностно. Не скажу, что я как-то по-особенному фантазировал, но все же. Думал обо всём: о жизни, о настоящих друзьях (которых всегда было мало), об окружающих, о всяческих вселенских проблемах, но в частности о себе. Каким я был… Каким я стану… и какой я есть на данном этапе жизни.
Сколько себя помню, я всегда был странным ребёнком и не только для себя, но и для окружающих. Как говорят американцы, я ощущал себя “фриком” (freak), не внешне, конечно, а внутренне. Эти косые взгляды, надменные лица, ухмылки, насмешки, съедали меня изнутри, не оставляя ничего живого. Я был словно один из этих уродцев, которых возят по городам и показывают честному народу, эти вечно кочующие цирки. Я постепенно чувствовал, как моё сердце охладевает…
Я всегда поражался своей “больной” фантазии! “Внезапно, я мог представить себя в какой-нибудь фантастической стране: в странных готических лесах, играющим с говорящими, стилизованными зверьми. По пути, я встречал небывалых героев из прочитанной мне кем-нибудь из взрослых, а позже и мной самим, сказки, но в совсем ином, противоположном свете. Мог влюбиться в какую-нибудь сказочную принцессу, а потом вполне по-настоящему сходить с ума от горя, если моя воображаемая возлюбленная погибала от рук злого чародея, или хуже того, переходила на его сторону, на сторону зла! Или, например, под впечатлением от только что просмотренного мультфильма, продолжал весь оставшийся день, мысленно жить там, где происходило его действие. Додумывать, как бы происходили события, если бы я помогал главному герою победить его врагов, или наоборот, придумывал, будто они одержали, ну почти одержали победу, когда перед ними вдруг возникал я, собственной персоной”.
Фантазировать для меня было также естественно, как дышать, есть, спать, играть. Наверное, поэтому я не видел в этом ничего особенного: “подумаешь, мечтаю – ну что в этом такого?”. Тем более, что мои родные, как мне тогда казалось, все вокруг относились к этому как к совершенно бесполезной и странной ерунде. Сколько раз мне приходилось слышать: «Хватит мечтать! Хватит в облаках витать, лучше сделай что-нибудь полезное!». Или: «Хватит считать ворон! – Делай уроки!» и если момент погружения в свою вселенную я не помнил, то момент выхода из забытья с помощью этих «дежурных» фраз от старших, всегда хорошо запоминался: так больно и горько я себя чувствовал именно в эти моменты! – Прерывание полета моей фантазии было равносильно варварскому уничтожению целого мира, выстроенного мной с такой любовью и трепетом! – И вдруг приходит кто-то и камня на камне не оставляет от того, что тебя делало таким счастливым и не похожим на других одинаковых ребят из серой толпы! – А взамен предлагает, даже не предлагает, а обрушивает на тебя правильные с его точки зрения ценности в виде общественно-полезных работ и изучения ненавистной алгебры или тригонометрии!
…Я сопротивлялся долго: я вечно убегал, убегал от всего, мог уходить куда-нибудь в чужие дворы и там продолжать прокручивать в голове, продолжая действие только что просмотренного фильма или прочитанной приключенческой книги. Фантастика, – научная или сказочная, – буквально «сносила крышу», а фильмы доделывали эту работу, позволяя мне совершенно отключаться от окружающего меня мира. Я мог часами не есть, не думать ни о чем другом, кроме занимавшего меня сюжета!
Особенно хорошо у меня получалось отключаться от внешнего мира во время тех же уроков математики: начинается объяснение очередной теоремы и – щелк! – словно какой-то тумблер во мне сам собой переключается, и вот я уже в иной реальности, лечу над школьным двором. Пролетаю школу, дома в районе; подо мной проносятся поля, леса, горы, какие-то фантастические пейзажи… И чем меньше эмоциональных, образных ассоциаций вызывал тот, или иной «нудный» предмет, тем легче меня «выбрасывало» в мои мечты, в мой мир.
Конечно, мне очень хотелось, чтобы хотя бы часть всего того, что я воображал, нашла хоть какое-то отражение в окружавшей меня действительности. «Как бы это было здорово!», - думал я. «Тем более, я смогу доказать им всем (взрослым), что все это чего-то стоит и ничуть не хуже, а точно лучше того, что предлагают они! И что не такой уж я странный и ненормальный.»
Мда! Какой-то детский лепет!
Но это действительно было так! И за всеми этими полетами по сказочным странам скрывалось нечто иное.
Помню… Как-то сидели мы с мамой за обеденным столом. Молча. Каждый замурованный в своих мыслях и занятый поеданием трапезы. И где-то минут через десять, мама заговорила, затронув тему, которую я меньше всего хотел слышать на данный момент.
- А, помнишь, ты раньше в детстве говорил, что голоса слышишь? Ты прибегал ко мне заплаканный в слезах и говорил, что слышишь какие-то голоса и то, что они с тобой говорят.
На что я всегда отвечал “нет”. Хотя прекрасно помнил этот этап моей жизни. Такое не забывается, даже если сильно захотеть. Хотя, на самом деле, я не помню когда я начал слышать их, и какие это были голоса, и что они мне говорили, но отчетливо помню что слышал. Иногда, мне казалось, что я схожу с ума. Еще плюс к этому, это всё сопровождалось болью в конечностях ног и рук. Странная боль… Сколько бы мы ни ходили к врачам, я никак не мог объяснить эту боль. И всё же кое-как объясняя им, чуть ли не на пальцах, на что они в ответ, просто пожимали плечами. Да и сейчас, я вряд ли смогу вам что-то объяснить.
“Словно какой-то кукловод тянет за сухожилия пальцев ног и рук, играя ими как на струнах гитары. Будто через незримые нити он вытягивает мою жизненную энергию. И при этом нагло, не стыдясь этого, смеётся, тыча своими грязными пальцами мне в лицо. Просто жуть какая! Когда я сижу спокойно, без движений, то эта боль усиливается, поэтому мне нужно быть в постоянном движении. И вот поэтому я не признаю сидячие профессии, типа офисных. И вот сейчас я думаю, может у детей из фильмов-ужасов, которые слышат жуткие голоса по ночам, качаясь из стороны в сторону, тоже болят ноги и руки?! Может быть… Странно”.
И ко всему этому я еще и нервный – очень даже нервный, просто до ужаса, таким уж уродился, но как можно называть меня сумасшедшим? От этих голосов чувства мои только обострились – они вовсе не ослабели, не притупились. Я называю эти приступы “обострением”. И в особенности – тонкость слуха. Я слышал всё, что совершалось на небе и на земле. Я слышал многое, что совершалось в аду. Как учащенно билось сердце сердечника в соседней квартире. И как кошки скребутся в двери, убегая от озлобленных уличных псов. Это все так угнетает и откладывается на сердце не излечимой болью.
Взвешивая и обдумывая всё это в голове, я начал понимать, почему я ни с того ни сего начал рисовать в детстве, почему я так легко согласился переехать один в чужой на тот момент и не знакомый мне город. И почему я внезапно там начал писать стихи.
Я пытался убежать! Как всегда! Убежать от всего! Убежать от этого страха! Подавить эти болезненные голоса внутри. Боль. Все эти вечеринки, новые друзья, веселье до утра – всё это было лишь поверхностью, фантиком, дабы заглушить эти голоса! В какой-то момент получалось, но через некоторое время всё начиналось с начала и уже с новой силой. Пытаясь подавить их, я выплёскивал все на бумагу. Сначала в виде рисунков, а затем в виде рифм и слов. И было не важно, умею ли я делать это мастерски, или нет.
И я подумал, пусть от этого будет хоть какая-та польза. Я поступил в художественную школу, а затем в колледж. Три года в школе, три года в колледже. За эти годы моё мировоззрение жестоко перевернулось. Я взглянул на мир через призму алкоголя, предательства, веселья, новых знакомств, друзей, первой любви, потерь. Все что было до Алматы, показалось мне бессмысленным существованием. Но к сожалению, не поступив в академию, я решил не много отдохнуть от этого всего. И так я два года слонялся, вон сквозь города, из одного в другой. На момент мне уже казалось, что я потерял грань, не мог понять, где мой истинный дом. Это стихотворение может четко охарактеризовать тот период моей жизни:

И пускай нас время изменит…
И пусть раскидает прочь…
Но давай останемся теми же,
Когда я приеду домой!

А где мой дом?! Уже не знаю!
Я каждый раз скитаюсь один
По городам, доходя до края,
Покидаю его вновь разбитым.

Я уже запутался, прости,
Где мой истинный кров!
Вот мои мысли, прошу, возьми
И разложи их по полкам вновь.

Сегодня я здесь, а завтра где-то
И так уже который год!
Я искал своё родное место,
А это место было рядом с тобой!

                Август ‘11



Мой внутренний голос, моё сознание, моя душа – рвутся наружу. И это именно то направление, которое поможет моему внутреннему миру держать равновесие, сейчас и в будущем.
И я думаю, что мне есть что “сказать”, есть что показать человеку думающему!