Как сделать женщину счастливой

    В обеденный перерыв трое молодых мужчин, рядовых служащих компании сотовой связи сидели в недорогом ресторанчике, располагавшемся напротив здания, где они работали. Двое были старыми знакомыми, третьего новичка в их конторе пригласил один из них. С такого проявления интереса и дружелюбия, когда человека вовлекают в свой круг, между людьми зачастую возникает симпатия, которая выливается в длительный контакт, а иной раз и в нерушимую дружбу.
     Они не торопливо поглощали заказанные блюда, пили кто кофе, кто свежевыжатый сок и вели непринуждённую повседневную беседу. Слово за слово и парни сами того не заметили как завели разговор на тему, что делает женщину счастливой. Общее мнение выражалось в твёрдой убеждённости, что женское счастье заключено ни в ком ином, как в мужчине. Вопрос состоял только в том, каким именно образом мужчина способен принести женщине счастье  И на этот счёт у каждого оказалась своя отличная от других точка зрения.
     – Удовлетворённость в интимных отношениях – вот, что доставляет женщине подлинное удовольствие от жизни,– с видом знатока говорил Хогги Блиссет.– Это общераспространённое мнение, а то, что отражает воззрения масс является единственной правдой. Взять, к примеру, кино. В огромном количестве картин мужчина, склоняя женщину к близости, обещает сделать её счастливой. Зачастую и женщина обещает мужчине то же самое. Жизнь так устроена, что в доставлении друг другу сексуального удовольствия заключено человеческое счастье вообще. 

     – Женщины не все одинаковы,– поддержал беседу Тафрус Килнен,–  Встречаются такие, которым не достаточно того, что мужчина способен  дать им в постели. Есть и такие, которым чересчур много того, что требуется в постели мужчине. И в том, и в другом случае о счастье через интим не может быть и речи. А если  пару не устраивают их сексуальные отношения, но при этом они уважают друг друга, недостаток в интимной стороне вопроса они могут компенсировать глубокой взаимной привязанностью. Существует же платоническая любовь. В паре она тоже возможна, когда мужчину и женщину соратников объединяет какое-то общее дело. Иной раз ради человека, с которым имеются общие точки соприкосновения легче отказаться от физической удовлетворённости, чем, получая высококлассный интим, терпеть рядом с собой того, кто тебе не подходит морально. Так или иначе большинство браков разрушается из-за набившего оскомину и всё же актуального не схождения характеров. Другие причины, в том числе сексуального толка, без шансов выйти на первый план отходят на второй. За доброе заботливое обращение женщина способна закрыть глаза на недостатки мужчины как любовника.
      – Счастливой можно сделать женщину и тем, что не иметь с ней вообще никаких отношений,– сказал, молча слушавший до того новичок Гаярд Котиго.
      – Как это не иметь никаких отношений?– изумился Хогги Блиссет.
      – Да это чистой воды эгоизм,– подхватил Тафрус Килнен.– Это значит жить для себя, не принося ни одной из женщин добра. А ведь где-то на Земле есть одинокая женщина и именно ты, отказываясь от отношений с противоположным полом, делаешь её несчастной.
      – Если вы хотите,–невозмутимо сказал Гаярд,– историей о себе я могу обосновать своё утверждение.
      – Да, конечно, рассказывай. Мы с удовольствием тебя послушаем,– наперебой заговорили новоиспечённые приятели.
      Отхлебнув из стакана апельсинового сока, Гаярд смочил пересохшее горло и принялся разматывать клубок своего повествования..
      – В жизни у меня было три женщины, три попытки создать полноценную семью. Удивительно, но к каждой из них я испытывал настоящее чувство, каждая увлекала меня с головой, каждую я видел в качестве своей второй половинки. С любой из них я мог бы жить, вычеркнув для себя всех остальных. Я однолюб и количеству предпочитаю качество.
      Моя поглощённость первой женщиной была ни чуть не меньше, чем поглощённость двумя бывшими после неё. В этом их влияние на меня имело абсолютно равнозначную силу. Поэтому и в моей о них памяти  я сохранил самый светлый, самый дорогой образ, образ, разрыв с которым  был вызван не поддающимися контролю обстоятельствами.
      С первой моей женщиной мы жили поначалу, упиваясь одним тем, что мы вместе. Мы оба хотели создать семью и в наших отношениях  видели воплощение наших заветных желаний. Ослеплённых друг другом,  нас устраивало друг в друге всё без исключения. А некоторые различия воспринимались как изюминки, имеющие свойство дополнительной привлекательности.
      Потом, ещё не утратив к ней интереса, я стал замечать в ней какие-то не очень приемлемые черты. Мне казалось,что стоит их немного подправить и ценность её для меня многократно возрастёт. Через это у меня сформировался устойчивый взгляд, что желанная мной правка пойдёт её только на пользу. Подвергнувшись ей, она обретёт не достающее ей совершенство. И я как заправский мастер принялся создавать из неё шедевр. Меня увлекал этот процесс, маня к желанному  конечному результату. Её это всё забавляло.
      Но спустя какое-то время мои советы и замечания стали вызывать у неё раздражение. Это не замедлило сказаться и на мне, а в результате и я и она недовольные друг другом, пребывали в дурном расположении духа. А однажды такое положение дел вылилось у нас в очень крупную ссору, обидную главным образом тем, что ничего подобного у нас прежде не происходило. Нам и представить было нельзя, что между нами такое может случиться.
      Она говорила, что я измучил её своими бесконечными замечаниями и недовольством, обвинила меня в том, что я, став невыносимым, не даю ей нормально жить.  Я объяснял, что всем тем, что выводит её из себя я стараюсь сделать ей как лучше. Короче говоря, каждый пркричал свою правду, и мы разошлись, так и не услышав друг друга.
      Благодаря ещё не до конца исчезнувшим чувствам между нами установилось примирение. Эти чувства поддерживали наш союз в течении ещё не многим более месяца. Затем, собрав свои вещи и сказав, что я не дал ей той любви, на которую она рассчитывала, а только изрядно вымотал её душу, она ушла.    
      Я чертовски злился на неё, считал её бессовестной обманщицей и предательницей. Оснований так думать у меня было более, чем достаточно. В конце концов это она бросила меня одного, а не я её. Она разлюбила меня, а я продолжал её любить, и поэтому жестоко страдал.
      В ту пору меня поддерживала только мечта о том, что если не сложилось с одной, то с другой всё обязательно будет удачно. Эту другую, неудержимо желая обрести наконец твёрдую надёжную любовь, я отыскал сравнительно скоро.
      Отношения с ней в точности повторили отношения, бывшие до неё, поэтому останавливаться на них подробно не стоит. В какой-то прекрасный в кавычках день она от меня ушла, объяснив своё решение иными словами, и в то же время имевшими тот же смысл, который мне уже доводилось слышать от первой.
      На этот раз, задумавшись о том, что в моём случае, нарушая правило снаряд дважды попал в одну и ту же воронку, я затосковал. Вместе с тем мне было не возможно поверить, что виной всему я. Дурных намерений у меня не было. Ни та, ни другая мне не наскучили, хотя нельзя было не считаться с тем, что обе видели корень зла во мне. Я не был настолько глуп, чтобы не внимать очевидному. И всё же по свойству каждого человека обелять себя что бы не случилось всё, к чему я пришёл так это не повторять прежних ошибок и не связываться с женщинами, вступающими в противоречие с моими взглядами и убеждениями. Только это позволило мне выбросить её из головы, не сожалеть о ней больше и снова без тяжёлого камня на душе начать жить. Тут, впрочем, надо заметить, что далось мне это не так просто, как можно сейчас говорить. 
     После второй неудачи я долго копался в себе и не отваживался сделать новую попытку. Как я ни старался встряхнуться, у меня никак не получалось избавиться от зародившихся по поводу собственной персоны сомнений. Так что когда у меня появилась третья женщина, я не сразу пришёл в согласие с самим собой, ожидая, что меня, как это уже бывало, непременно бросят. Мне не хотелось испытывать новую боль: по прежним событиям я хорошо знал насколько она невыносима. Её очарованию пришлось с огромным трудом преодолевать моё бессознательное сопротивление и подозрительность. Когда же она всё-таки окончательно меня покорила,я с превеликой радостью открыл в себе уверенность в том, что одновременно я могу и быть счастлив сам, и приносить счастье той, с кем мы вместе.         
     Мне было с ней замечательно, а ей со мной так же как двум бывшим до неё. Да-да, по свойству своего неуживчивого характера я снова стал её донимать. В отличии от них она оказалась гораздо спокойнее и терпеливее, точнее, совершенно безобидной и не способной за себя постоять. Её терпение состояло в том, что обиженная мной, она утрачивала хорошее настроение, замыкалась в себе и успокаивалась только перемолов полученную обиду. С ней я уже замечал как сказывается на ней моё дурное влияние. Порой своими нежными словами или ласками я ускорял наступление её успокоения, и она, отзываясь на моё живое участие, вновь радовалась тому, что мы вместе. Так продолжалось до тех пор, пока я не причинял ей новое, увы, неизбежное страдание, продолжалось, чтобы постоянно чередовать то взлёт, то падение. Очень жаль что ровное течение жизни для нас было не досягаемо. Со мной это вообще не досягаемо ни одной из женщин.
     После своего очередного срыва я увидел как, закутавшись в плед и сжавшись в кресле в комок, она беззвучно плачет, лишь смахивая платком текущие по щекам слёзы. Я наблюдал за ней незаметно сквозь узкую щель полуприкрытой зальной двери. Она напомнила мне побитую дворняжку  – таким вот жалким был её вид.
      И, наконец, всё объяснилось. Как ни было тяжело я вынужден был признать что я действительно не в состоянии принести женщине счастье. И на этот раз ушёл уже я. Она и дальше, возможно всегда страдая терпела бы меня. Но мне, желавшему ей только добра было не приемлемым смирение с тем, чтобы она продолжала со мной мучиться. Я и так стал себе невообразимо противен. Останься с ней, я бы вообще  потерял остаток человеческого достоинства. Принять такое, как и измениться я не мог. Уйти, оставить её в покое, позволить ей обрести счастье с более достойным меня было единственно порядочным поступком. Сделав так, мне не в чем было себя упрекнуть.
      С тех пор я больше ни с кем не встречался, ни с кем не пробовал жить. Мне, не способному принести женщине ничего хорошего, лучше не быть с женщиной вовсе, чем быть, причиняя ей только боль. В ограждении женщин от своей зловредной персоны я и вижу свой собственный способ осчастливить ту, которая со мной была бы неминуемо несчастна. Отказом я спасаю её от себя. А вы говорите эгоизм. В случаях, подобных моему, подлинным эгоизмом было бы оставаться с женщиной и причинять ей страдания. Порой счастье можно принести не наличием себя, а отсутствием.
       Это тяжело давшееся мне заключение привело меня к тому, что я пересмотрел своё отношение к первым двум моим подругам. Я перестал на них злиться или о них сожалеть. Меня искренне радовала и радует по сей день надежда, что без меня они обрели те приемлемые отношения с мужчиной, которые они по праву заслуживают.
       – Всё это понятно,– продолжал разговор Тафрус Килнен.– Но что, если женщина, которую ты спас от себя нарвалась на мужчину, с которым ей так же плохо как было с тобой, а то и того хуже?
     - В таком случае это уже на его бессовестности. Причинять боль или избавить от неё вообще в руках каждого отдельно взятого человека. Если ты не конченный негодяй, ты признаешь свою неправоту и, еслиу тебя не получается подавить в себе негативность, ты избавишь от себя тех, кому с тобой плохо. Может, неумеющий любить нежно и терпеливо, ты хотя бы этим проявишь подлинную любовь и уважение.
     –Что тут сказать? Это настоящий поступок. Далеко не каждый на такое способен,–  сказал Хогги Блиссет, после чего куда оживлённее предложил:– Если ты не против, Гаярд, я бы угостил достойного человека стаканчиком крепкого.
     – Ну если тебе не жалко денег, не откажусь.
     – Для того, кто меня восхищает мне ничего не жалко.
     - А меня ты, что,– угостить не хочешь?–  с наигранной обидой спросил Тафрус Килнен.
      –Тебя-то за что?
     – За то, что я оказался толковым учеником. Из этой истории я многое для себя почерпнул. Другой бы на моём месте, кто считается только с собственным "я" прослушал бы это как нечто из ряда развлекательного и не задумался бы о том, кто есть он, и каково с ним окружающим. Учиться на чужом опыте дано так же редко кому, как и прозревать самому.
     Хогги Блиссет улыбнулся, весело и в то же время одобрительно. Привлекая к себе внимание, он поднял руку и звонко щёлкнул пальцами:
    – Гарсон, три рома.